Воспоминания о герое

Осенние листья хрустели под ногами и царапали плиточный двор, когда их подгонял ветер; озёрная прохлада приятно смешивалась с ещё до конца не отмершим теплом, и воздух, пропитанный пряным сентябрём, хотелось вдыхать и вдыхать до бесконечности. Фамильный замок Раканов на озере Балатон стал ему не вторым, но первым домом — в этом убедился Робер Эпинэ, вернувшись из отцовских владений. Последнее время им вновь приходилось скрываться из-за старых дел и новых треволнений в магической среде, однако всё когда-нибудь кончается, а осень — пусть эта осень не кончится никогда, так она была хороша! Рассмеявшись в лицо ветру и проводив взглядом танцующие алые листья, Робер снова прошёл по внутреннему двору и с неохотой, но всё равно легко взбежал по ступенькам внутрь — ему здесь нравилось всё, от гордых портретов до нелепых статуй, от выцветших ковров в спальных комнатах до старой, кажущейся совсем тесной аудитории, где раньше их, маленьких и неопытных, обучали колдовству. В отличие от фамильного особняка на юге Франции, с которым Робера не связывало ничего, кроме рода, здесь он провёл детство, познал магию, нашёл друга. Конечно, не хватало хорошеньких девчонок, но двадцатилетний маг к моменту своего возвращения постарался взять от жизни всё и теперь был абсолютно счастлив и готов вершить великие дела. Ему предстояло увидеть дорогих людей спустя несколько лет вынужденной разлуки. Конечно, иногда они пересекались, но это всё было не то — да и не так уж Робер скучал по тому же Анэсти, пусть он и оставался номинальным лидером сообщества. Где же Матильда и, что важнее, где Альдо? Наследника не выпускали из замка без веской причины, как и из любых других временных укрытий, но Робер не сомневался — друг не раз и не два эти запреты нарушал. Альдо не из тех, кто сидит в четырёх стенах, когда ему велят, он наверняка знает о внешнем мире больше него самого. Поворот, ещё поворот, главный холл… Отец с братьями всё ещё здесь, здороваются с кем-то важным и усатым, ну и Мерлин с ними; на ходу кивнув Арсену, мол, тут я, никуда не денусь, Робер взбежал по лестнице на второй этаж и едва ли не с замиранием сердца узрел коридор, ничуть не изменившийся за три года. Здесь они бегали, будучи детьми, здесь делили спальни, где-то здесь были покои Матильды… Не успел он ускорить шаг, как тяжёлые дубовые двери распахнулись и навстречу вышла она сама — бабушка Альдо собственной персоной! Ничуть не изменившаяся Матильда недовольно и строго посмотрела на Робера, явно не признавая в нём своего, но через мгновение до боли знакомое лицо чуть вытянулось в изумлении, а взгляд потеплел.  — Неужели!..  — Я так рад тебя видеть, — не покривил душой, а вот обниматься зря полез, впрочем, Матильда в ответ стиснула его даже крепче. Потом принялась пристально разглядывать, держа за плечи.  — Вымахал так вымахал… Не признала, Робер! Сказать тебе, что вылитый отец, или уже натерпелся?  — Натерпелся, — признался он, ловя себя на том, что улыбается, как счастливый дурак. — Да это неважно, мы все это слышим… Хотя чаще меня всё-таки путают с Мишелем. Как ты? И где Альдо?  — Экий вежливый, — фыркнула Матильда, кивком приглашая его в комнату. — Заходи… Я уж думала, ты сразу кинешься своего ненаглядного искать…  — Я искал вас обоих, — честно признался Робер, — и не знал, кого встречу первым.  — Альдо недавно стал совершеннолетним, — почему она так странно вздохнула? Не хочет, чтобы внук вырастал? В отличие от других знакомых Роберу бабушек, Матильда чрезмерной заботливостью не страдала, во всяком случае, на вид — она-то знала, что растит не кое-кого, а избранного Ракана, способного постоять за себя с раннего детства. — Так что всё свободное время торчит с дедом, пока у того котелок варит, и они жгут свечи над старыми свитками.  — Так пророчество одно, чего там…  — Эх ты, вояка… Любое пророчество неоднозначно и может быть истолковано по-разному. У нас нет права на ошибку, нужно как следует изучить каждую строку. Эти орлы остановились на первом абзаце и рукой махнули, если б я их не заставила…  — То что?  — Пока ничего, но кто знает, вдруг мы упускаем что-то важное. Кстати, передай Альдо, что я знаю, где и с кем он шастает, выходя от деда.  — Ладно, — пожал плечами Робер, всё ещё думая о пророчестве. — Но ведь основное нам ясно? Про Альдо, я имею в виду…  — Ясно, как белый день. Наследник великой крови спасёт от Зверя… Эти строки, как и остальной текст, были вбиты на подсознательном уровне, так часто Робер их повторял. Раньше, когда учился, теперь в этом не было нужды. У него была скрытая метка на запястье, такая же, как у старших магов, и абсолютная уверенность в грядущей победе. Никаких древних монстров Робер не боялся — он вообще отличался храбростью и отвагой, не говоря уж о своей горячности и готовности броситься в бой по первому зову. Оставалось лишь ждать, когда настанет час, когда можно будет обнажить палочку… Точно, палочка!  — Смотри, что у меня теперь есть, — с бабушкой друга они с детства были на «ты», после разлуки приходилось напоминать себе об этом. — Осина и перо феникса, одиннадцать дюймов… Предыдущая сломалась, когда мы с Арсеном тренировали боевые заклинания. А добыть новую палочку самоучкам ох как непросто.  — Самоучкам вообще непросто, — буркнула Матильда, честно поглядев на сунутую ей под нос палочку. Робер знал, что она не целиком и полностью одобряет инициативу мужа, его друзей и коллег, не говоря уж об изолированном обучении, но ему самому было всё равно — школа ли, не школа ли, всё это не будет иметь никакого значения, когда небеса станут ниже и тяжелее… Все маги мира равны перед грядущей войной, и лишь мастерство, не зависящее от того, какую школу ты окончил, будет иметь значение.  — А что Альдо, у него же тоже есть?  — Есть, хотя мерзавец почти не пользуется, — на её губах заиграла улыбка, всё ещё с оттенком грусти, но всё равно гордая. — Только, чур, я этого не говорила — силёнок-то хватает, а магию контролировать пока не привык… Без палочки сплошной хаос. Робер, ты мне когда-то обещал за ним приглядывать…  — И я сдержу слово.  — Не сомневаюсь, — Матильда ещё немножко посверлила его взглядом. Когда она обучала их базовой трансфигурации, от такого взора мурашки по коже топотали, особенно в дни несделанных домашек. — Робер, ты старше и, смею надеяться, мудрее. Я понимаю, что в двадцать лет никого слушать не хочется, но всё равно скажу — это вам не игрушки. Даже если с толкованием пророчества всё гладко, у вас будут и трудности, и невзгоды, я уж не говорю о врагах и обещанном мраке…  — Я абсолютно серьёзен, — горячо заверил её Робер. — Все вместе мы справимся.  — Об этом-то я и говорю, — что-то её всё же беспокоило. Пройдя к окну и остановившись возле широкого заставленного живыми цветами подоконника, Матильда продолжила разговор: — Ты только приехал, пока не встречал ни Альдо, ни его деда, да и сам… Робер, вы слишком молоды. Не говорю, что глупы, но молоды, а Анэсти — слишком стар. Эта слепая уверенность в победе, в нашей правоте… Драться надо со Зверем, а не с людьми.  — Мы и не… — Робер запнулся. Он подслушал кое-что в детстве совершенно случайно, но ранее не придавал этому значения.  — Значит, слышал. Робер, вы ещё никогда не проигрывали, потому что не играли по-крупному, и никогда никого не теряли. Альдо был слишком мал, когда умерли его родители, а у Анэсти на старости лет башка дырявая, прости уж за прямоту! Пообещай мне, что вы не натворите глупостей, когда нарвётесь на первую неудачу. Или удачу.  — Обещаю. Всё будет хорошо. Если б не тот обрывок разговора, услышанный им подле отцовского кабинета… Роберу было восемнадцать, и он возвращался поздно ночью с головокружительной свиданки с местной ведьмочкой — нужно было идти по дому тихо и не шуметь, чтоб не потревожить мать и ненароком не разбудить деда. Кто-то звал отца по имени и напоминал ему: «кровь на наших руках, Морис…». О чём речь, Робер не знал, выручили старшие братья — так он впервые узнал о нескольких неудачных вербовках в альянс, в том числе об истории Карла Борна. Известно, что за предательство его до сих пор ищет не только Лондон, но бывший мракоборец уже давным-давно за пределами их досягаемости — после убийства напарника его сознание, помутнённое множеством гипнотических чар, прояснилось; колдун не смог жить с тем, что натворил, и бросился со стены замка. Робер не помнил подробностей, но как-то понял, что отец ему сочувствует. Ему и тому, другому, которого убили… «Драться надо со Зверем, а не с людьми». Матильда неправа, но он не будет это упоминать — наверное, в ней говорит усердно скрываемое женское милосердие. Когда враги Альдо явятся на свет, она посчитает иначе и будет права! О пророчестве знают лишь доверенные люди, Потомки Зверя, и это хорошо: ведь если оно попадёт не в те руки — Альдо окажется в опасности. Кое-что не складывалось, но… что это за шаги в коридоре? Быстрые, решительные… Помянешь радугу — встречай лепрекона! — Ну наконец-то! Всё отошло на задний план — Альдо! В письмах друг не приукрасил, он и в самом деле вымахал чуть ли не на две головы. Неизменно открытый и цепкий взгляд голубых глаз остановился на Робере, и спустя пару каких-то мгновений они уже обнимались, похлопывая друг друга по спине и смеясь. Нет, он определённо не изменился, только стал взрослее и солиднее, хотя этот светлый вихор на затылке, наверное, никогда не исчезнет… Робер не чувствовал разницы в возрасте, даже если забывал, кто перед ним стоит — что-то в Альдо было такое гордое и величественное, что не позволяло сомневаться в его даре.  — Я с ног сбился, а вы тут без меня воркуете, — деланно возмутился наследник и увернулся от бабушкиного подзатыльника. — И давно? А позвать?  — Дык тебя не дозовёшься, — добродушно отчитала его Матильда. — То с дедом, то с ведьмами своими шляешься!  — Ничего, — утешил Альдо, хитро подмигнув им обоим, — теперь я буду шляться с Робером… Столько всего надо рассказать…  — Остальных бы хоть ради приличия поприветствовал, дурень.  — Я уже был внизу! Робер, ты очень похож на Мишеля, я едва на него не бросился… Вот-вот, именно так все и говорили. Альдо бурно и бессвязно расспрашивал обо всём подряд, Робер так же отвечал, не переставая поглядывать на Матильду — то, что её тревожило, явно никуда не делось даже при виде внука. Нужно будет обдумать это всё одному, без них, а то каждый будет тянуть одеяло на свою сторону — Робер их не первый день знает. Вышло так, что остаться наедине с другом получилось лишь под вечер, когда всех приехавших магов разместили в гостевом крыле, разобрали вещи, поужинали и даже с родительского разрешения отведали «Слёзы ведьмы» — пряное полусухое вино, окружённое дурными слухами, но обладающее великолепным ягодным привкусом. Старшие братья явно пробовали его раньше, и Робер с трудом сдерживал ухмылку, глядя на их картинно вежливые лица. Одна Матильда заметила, что лучше б налили драконьей крови, но этот сорт пользовался большей популярностью на севере, а север в замке недолюбливали из-за пророчества.  — И тьма накроет собою холодный остров, — пробормотал Робер, когда они сидели у камина поздно вечером. На самом деле — несолидно валялись на софе, вытянув ноги, потому что избранный вовсе не собирался вести себя соответственно («да ну тебя, мы же дома! Залезай с ногами!»). — Я в детстве думал, что имеется в виду ночь и тот мелкий островок на озере. Каждый вечер высовывался в окно и ждал каких-нибудь ужасов.  — А оно вон как повернулось, да? — беззлобно поддел его Альдо, развалившись рядом на подушках и баловства ради хлопая в ладоши раз в пару минут. Всем Потомкам известно с детства, что палочка нужна лишь для упорядочения магии тех, кто слаб — ведь магия была изобретена раньше, чем какая-то деревяшка. Поистине сильные волшебники в палочке не нуждались, и, пусть Альдо пока колдовал без неё лишь по мелочам, пламя в камине его уже слушалось беспрекословно — с каждым хлопком оно то угасало, то возвращалось вновь.  — Мерлина ради, перестань так делать, в глазах рябит.  — Ну ладно, ладно… Мне просто нравится это покалывание в ладонях. Не упустил случая похвастаться, зараза! Робер изобразил завистливую гримасу, хотя на самом деле ему было куда спокойнее с палочкой в руке. Он сам когда-то пытался колдовать без сторонних инструментов, но ничего не вышло — это дело легендарных волшебников прошлого, а также наследника Раканов.  — Матильда сказала, ты тоже занят расшифровкой, — надо расспросить его обо всём, пока совсем спать не хочется. — Что-то новое выяснилось?  — Нет, гоняем по кругу одно и то же, — Альдо явно не улыбалось торчать над свитками вместе со стареющим, уже не очень хорошо соображающим дедом, но он понимал всю ответственность, лежащую на его плечах. Имело ценность каждое слово. — Хочешь, поясню, что мы уже проверили?  — Конечно, — Робер всё прекрасно помнил, только друга так и распирало рассказать о своих успехах, и он был не в силах ему отказать. — Давай с самого начала. Когда небеса станут ниже и тяжелее… Осенью?  — Ты специально-то не ошибайся, — фыркнул Альдо. — Я же не дурак! Может, и осенью, но, как сказал дед, это указание на век. Магловедение, конечно, наука для идиотов, но кое-чему они всё-таки смогли нас научить — в том числе волшебники прошлого века боялись, что магловские высотки уронят на нас небеса. Глупость, конечно, но тогда же появилась эта, ну, мера измерения — чем ниже небеса, тем выше здания.  — Этого я не знал.  — Да я тоже буквально вчера выяснил… дед очень не хотел объяснять через маглов, они тут вообще не при делах, ну да куда деваться. Кстати! Мы как-то пролетали в карете над этими их небоскрёбами — такая жуть! Замки хоть красиво строили, а это сплошное убожество…  — Надо же как-то развлекаться без магии, — Робер не то чтоб не разделял нелюбви к маглам, ему просто было всё равно — не доводилось думать о неволшебниках ни хорошо, ни дурно. — А что там насчёт великой луны? Первородные стихии?  — Они самые! Легенда о луноликом и всякое такое. Правда, мы не уверены, — с неохотой признался Альдо. — Это со сказкой о Звере всё понятно, кто, кроме Ринальди; а вот луна… Мы с дедом всё искали луну поблизости от нашего предка, но она там разве что как кусок пейзажа, представляешь? Ну ничего. Я замечу, когда всё начнётся. Мы заметим…  — Все заметят, — рассеянно отозвался Робер. Хмель постепенно выветривался, и пророчество уже не так его интересовало, а вот не заданный ранее вопрос всплыл в памяти сам собой. — Ладно, погоди с этим пророчеством… Я кое-что услышал, пока мы скрывались. Заодно узнал, почему это происходит.  — И что же?  — Поправь, если я ошибусь. Борн принял метку и привёл Савиньяка, но, поскольку тот не поддался ни на гипноз, ни на уговоры, его пришлось убить. Так?  — Так, — сонно кивнул Альдо, со скучающим видом рассматривая бликующую люстру над головой. — Пророчество не должно быть широко известно…  — Но зачем его тогда вообще вербовали? Борна, я имею в виду. Он ведь мракоборец, было очевидно, что это добром не кончится. И что он приведёт других мракоборцев, и…  — Так и было задумано, вот чего ты не знаешь. Дед говорил… Слушай, ну их, я спать хочу!  — Альдо…  — Ладно, ладно… Ты правильно сказал, что пророчество не должно быть широко известно. Однажды оно уже попало не в те руки, так дед сказал, и всё оказалось под угрозой — наши почуяли, что начали выращивать лженаследников, ну, знаешь, «как будто» избранных… Представляешь, какой бы хаос начался при Звере? И уж точно пришлось бы несладко мне!  — Да, нездорово, — согласился Робер. — Мне и в голову не пришло, что кто-то может…  — Вот поэтому важно толковать пророчества правильно, — назидательно заметил друг. — В общем, я не очень внимательно слушал, но в тот раз как-то разобрались… К сожалению, остались люди, слишком близко прикоснувшиеся к тайне, и их тоже надо убирать…  — То есть, с Борном изначально было задумано убийство? — почему-то от этой мысли стало не по себе. Разумеется, Робер желал наследнику всего наилучшего, да и мысль о намеренно вредящих врагах ему была не по душе, но как-то нехорошо.  — Ну да. Но я не понял, чего это ты забеспокоился о судьбе давно мёртвых людей? Да ещё и опасных. Они б и тебя за метку прихлопнули, не заметили!  — Просто так. Хотел понять, — и даже понял, хоть не ожидал такой прямоты. — Ты не думаешь, что это чересчур? Всё так подстроили…  — Ты говоришь, как твой отец, а я — как мой дед, — ухмыльнулся Альдо, повернувшись на бок, чтобы смотреть ему в глаза. Робер почувствовал, как ему в щёку упёрся край подушки, и невольно фыркнул. Давно они так не бездельничали и не проводили время вместе. — Он часто повторял, мол, Морис сомневается, Морис то, Морис сё… А я вот не сомневаюсь. Знаешь, почему? Мне плевать на самом деле, какая там сторона правая, какая виноватая — главное что, главное — Зверя убить, а остальное ерундой покажется. И мне уж точно до свечки, кто там будет против нас, будь они хоть настоящими душками. Против — значит, против! Замыслил какую-то гадость — пошёл к чёрту! Мне важно только, что с бабкой да с дедом будет, ну и с тобой, конечно, и с твоей семьёй. Если ради вашей безопасности надо будет кого-то грохнуть — думаешь, я колебаться стану? Не стану, Робер. Ни со Зверем, ни с врагом. Альдо вдохновенно вещал что-то ещё, приподнявшись на локте и жестикулируя свободной рукой, но Робер не повторил бы ни слова — он смотрел на друга и впервые видел в нём не просто избранного судьбой наследника, а того, кто в самом деле к этому готов, готов пойти на что угодно, чтобы совершить предназначенное. Сильнее всего его тронули слова о том, что ради единственных своих близких Альдо способен на такое. Да, это жестоко, но жестокой будет вся их борьба, и в обязанностях сильных мира сего — выбрать сторону. Выбрав одно, ты уже не сможешь защищать другое и сострадать ему. Так думал Робер, и он был уверен в этом, отблески пламени в глазах Альдо говорили «да», а эхо нерешительного отцовского голоса и тревожный взгляд Матильды — «не знаю».