Воспоминания о герое

Когда кто-то напуган или напряжён до предела, колет в виске. Чужая злость вызывает прилив крови к лицу, нервы — слабое покалывание в пальцах, вдохновение или влюблённость — лёгкое головокружение; отчаянность бессилия и безнадёжность — спирает дыхание. Мысли в чистом виде гораздо проще, они проносятся мимо стаей диких птиц, только и знай, что лови. С годами Ли настолько хорошо научился ориентироваться в этом потоке, что иногда там было комфортнее, чем в своей реальности: не обязательно быть собой, можно кем угодно из тех, кто сейчас стоит вокруг тебя. На время отвлечься от своих горестей и радостей и стать, к примеру, фермером, у которого пропал урожай. Совсем пропал.  — Ну нету! — в сотый раз повторил фермер, разведя крупными руками и с мольбой уставившись на своего сегодняшнего собеседника. Его не волновало, что двое в странной одежде выглядели слегка не от мира сего, говорили непонятными терминами — если вообще говорили — и без утайки пользовались волшебными палочками. Было обещано, что урожай вернут, а уж каким образом — его решительно не волновало. Для бедняги это было жизненно важно: в последнее время маглы острова Мэн сдавали позиции в сельском хозяйстве, а колдовать-то они не умели; старшее поколение обитателей побережья не могло податься в банковское дело, они продолжали ловить рыбу и выращивать всякое, так что с приходом быка случилась истинная катастрофа.  — Я вас понял, — в сотый же раз ответил Лионель Савиньяк, вынужденный третьи сутки выслушивать о потере тыкв. Или не тыкв. Что тут росло? Послушать хозяина, так все деликатесы мира. И зверюшек он разводил, и коровы у него были, да только все подохли. Почему-то… — Постарайтесь вспомнить, когда это началось. Вы говорили, что точно помните день. В этом и проблема. Если бы у хозяина местных зверюг и огородов не было склероза, Лионелю бы не пришлось с ним даже разговаривать. Тем не менее, тот самый момент оказался упущен: мужчина забыл, и забыл безнадёжно. Увы и ах, при всей магии мира, такое восстанавливается только разговорами.  — Корова у меня была, — наморщил лоб фермер и умолк. Думал. Ли едва заметно скривился — от умственного напряжения собеседника, особенно если тот отличается медлительностью и недалёкостью, всегда приходит мигрень. С другой стороны, когда человек думает о чём-то постоянно, лихо, быстро и перескакивает с одного на следующее — тоже несладко, но Рокэ довольно быстро освоил окклюменцию, что избавило их от обоюдных страданий и одностороннего любопытства. При всём желании, Лионель уже несколько лет не смог бы узнать, что там у него в голове происходит. Разумеется, за исключением случаев, когда Росио бы это позволил. Размышлять о друге можно было сколько угодно, вообще размышлять и ждать, пока фермер разродится ответом. Сегодня — очередь Ли здесь сидеть, и он будет сидеть, пока Рокэ шляется по берегу и ищет следы быка. Он уже давно всё нашёл, только шальное мифическое животное не появлялось, хоть убей.  — Сдохла корова, — продолжил фермер.  — Да у вас все коровы сдохли, — монотонно довершил Ли, потом опомнился: — Прошу прощения. Такая потеря… …времени.  — Они понесли, — буркнул покоритель сельского хозяйства. Есть! Проблеск надежды в пустоте. Легилимент подался вперёд. — От этого ирода проклятущего, от суки…  — От быка, — педантично поправил Лионель, которому было важно, чтобы собеседник не перепутал животных.  — Ну да, от него. От бычары этого… — лицо фермера озарилось воспоминанием, но разум озарился ещё раньше. Ли всё вспомнил. Точнее, увидел, как вспомнил он. — Так и было, сэр! Так и было! Повадился он коровушек моих брюхатить, а потом исчезать в никуда. Ну, думаю, ладно, х… хрен с ним, однако ж рожали они… — фермер пригорюнился. — Такое они рожали! Сплошь мешки из костей да кожи, жёнушка моя как увидела — трое суток рвало её с перепугу… Демонское отродье, не иначе. Лионель кивнул, чуть сощурившись. Так и описывали быка-хулигана, приходящего из вод и развлекающегося на суше. На самом деле, определение «хулиган» звучало здесь не очень, но иных источников они с Росио не нашли; меткое словцо прицепилось намертво. По легенде, которую удалось выбить в первый день из маячника, мэнский бык никогда не был злым: он лишь развлекался да баловался, устав же от любовных похождений, мирно уходил обратно в море. Нынешние аборигены умудрились его разозлить — они не подозревали, что нужно просто переждать и ни в коем случае не проявлять агрессию. Да и кому бы в двадцать первом веке пришло в голову прислушиваться к старым сказкам? Молодым маглам такое простительно: тревогу забили старики, когда связали скудость рынков с коровьим потомством и пропажей урожая.  — Гнать мы его решили в шею, — рассказывал фермер то, что Ли теперь и без него читал. И даже с картинками. — Камнями кидали, тряпками гнали, отравить пытались — не вышло… только своих зверей попортили. Урожая нет! Коров нет, молока! Телят — и тех нет!.. И погода совсем скисла.  — Вот как… — рожая дурные плоды, коровы погибали сами, что навлекало гибель на целые стада, и проклятье перекидывалось на урожай. Ждать, пока бык успокоится сам, времени нет: местные просто умрут с голода.  — Да-да, скисла, говорю. Вы вот меня в домишке маячника допрашиваете, тут-то всегда дует, что сдохнуть охота. У вас там потеплей небось будет.  — Не отвлекайтесь, — велел Ли. Он думал о том, насколько сильно довели копытное в попытках изгнать. Судя по обстановке и последствиям… настолько.  — Так вот, — рассеянно протянул фермер, но мысль, на счастье, не утратил. — Маячник-то привыкший, да и я толстокожий, ну дует и дует — главное, что в штаны не задувает, — он подождал согласия. Лионель вежливо улыбнулся, пытаясь не прыснуть в кулак и вообще сохранить лицо. Вот оно что, главное в жизни-то! Нас обманывали… Главное — чтобы не задувало в штаны. Это он, надо полагать, никогда не носил мантию.  — Продолжайте, пожалуйста. Про ветреность я уяснил.  — Вот, значит. Бык всё не уходил. Голодать начали, в городах-то цены задраны, что юбка твоей мамаши… Простите, сэр, — извинился фермер, — это не про вашу матушку. Это у нас поговорка такая.  — У вас в деревне?  — У меня с парнями… Так, что оно… Ах да! Море неспокойное стало, дрянь всякую выбрасывает, бурлит, штормит жутко. Лодки биться стали… сильней обычного, то есть… Бык всё чаще приходит, топчет тут всё, скоро людей бодать начнёт, не дай Бог. Мы уже перестали гнать его, догадался кто-то, что злить не надо было, — виновато сказал он. — А что поделать? Что б вы сделали, если б вашу корову обрюхатили, а она и сама подохла, и отродье дохлое родила?  — Разделяю ваши чувства, — нашёлся Лионель. Этого хватило.  — Во-во… и я о чём, — фермер вздохнул и уставился в оконце глазами, полными тоски. — Прогневили мы его, думаю. Это точно. Но сам пришёл! Вот зачем он пришёл, вы не знаете? А вот этого, голубчик, мы не знаем… Ли не стал ему лгать и ничего выдумывать. Мэнских быков не видели сотнями лет, впрочем, как и морского змия — в этом их недавние догадки совпадали и подтверждались. Что могло призвать — точнее, пробудить — их обоих, пока непонятно. Нужно было решать, что делать здесь и сейчас, только не упустят ли они чего важного, гоняясь за настоящим моментом?  — Так что делать-то нам теперь, сэр? Вот и поди откажи такому. Глазищи вытаращил, искренне верит… Лионель отвернулся, высматривая жизнь в сером окне. Что б вы сделали, если б вашу корову?.. Семью кормить надо, торговать надо, а всюду паника и мор. От дурнеющей погоды у тёщи давление…  — Как часто стал приходить бык? Старые следы уже почти замыло, а вывороченные деревья вы с дорог убрали.  — Вот скоро, значит, — какие чёткие указания. — Мамой клянусь!  — Отправляйтесь к семье, — посоветовал Лионель, вставая из-за стола. Скрипнули половицы, казалось, не только в этом доме, но и на всём острове. — И пережидайте плохую погоду. Вы всё равно сейчас ничего не сделаете, только…  — Только что?  — Если встретите быка, не злите его. Хорошо сказал, убедительно. Теперь точно всей семьёй окопаются дома… Выйдя на порог вскоре после фермера, Ли вздохнул, помянул Мерлина, пробормотал согревающее заклинание и отправился к кромке воды. Изрезанный берег ему не нравился, не нравился и старый маяк, укором совести возвышающийся над ветхим домом смотрителя, который им милостиво одолжили. Редкие пристани, острые отвесные скалы, гнущиеся под напором ветра деревья, сырость и брызги морской воды; всё это было бы неплохо, не застрянь они тут на несколько дней. Атмосфера нагнеталась, бык, надо полагать, готовился к атаке, и предчувствия у Савиньяка складывались не лучшие. Как и предположения.  — Слезай, — позвал Лионель, не глядя наверх. Дерево, под которым он остановился, зашуршало и заскрипело, и с верхней ветви наземь спрыгнул кот. — Это нечестно.  — Что именно?  — У тебя шерсть тёплая.  — При журналистах такое не скажи, — посоветовал Росио, которого сейчас оправдывало только то, что в человеческом обличье он мёрз точно так же.  — Я подумаю. Фермер разродился воспоминаниями о своих коровах, а коровы разродились мёртвыми и безобразными плодами.  — Как положено, ну надо же… Надо полагать, бык сильно зол.  — Новые следы?  — Нет, старые. Недавний шквальный ветер повалил одно дерево, последнее пришествие быка — четыре. Во всяком случае, так сказала местная торговка. Корни выглядят побитыми жизнью, я склонен ей верить… Он не успокоится в ближайшее время. Не сам.  — Не нравится мне это всё, — Ли не одобрял неоправданные жалобы на бытие, тем более, когда он не в состоянии объяснить своих предчувствий, но иногда можно.  — Тебя просто фермер достал, — ухмыльнулся Рокэ, сдвигаясь с места и ведя его куда-то на очередной мыс.  — Не только. Хотя… думаешь, здешние горожане поприятнее?  — Нет. Эти люди избрали своим флагом три бегущие ноги на красном фоне, знал?  — А они из одного места растут? — заинтересовался Лионель.  — Да, — его любопытство было удовлетворено. — Я посмотрел специально для тебя. Через минуту флаг свернули, потому что сильно дуло…  — Главное, что не в штаны. Потом расскажу… Тебе обязательно красиво стоять на самом краю?  — Здесь лучше видно, — и не поспоришь. Росио бесстрашно глянул вниз, казалось, носки его сапог вообще выходят за пределы хлипкого берега. Внизу шумела вода. — Всё повторяется… Два раза было смешно, третий мне уже не нравится, так что ты был прав. Забавно, на каждом краю свой ветер…  — Верю, — Ли посмотрел в мерзкую бурлящую бескрайность, затем снова на Рокэ, образцом спокойствия стоящего перед обрывом. — При мне можешь не выделываться, пойдём обратно.  — Что за намёки? Я жду быка, — беспечно отозвался тот. — Минут через пятнадцать…  — Так и встретишь? — шутки шутками, но предсказания Алвы насчёт грядущих неприятностей чаще всего сбывались. Особенно если речь шла не о тёмных магах, а о всякой нечисти магического мира. Хоть кто-то не удивляется при виде древних чудовищ.  — Почему нет?  — Ты не знаешь, что делать.  — Любой испанец знаком с корридой.  — Нам надо угомонить копытное, а не свернуть шею. Мысли получше есть?  — Мы не самоубийцы, — согласился он, оборачиваясь через плечо. — Но ты сам уже понял, что животное довели до белого каления: раньше оно не позволяло себе безобразий такого масштаба. Придётся убивать, но бык не дурак, он хитёр и к тому же силён. Сильнее всех, если быть точным. Нужно намекнуть, что это не так…  — Люди с тыквами его больше не впечатляют, маг — это солидно, — признал Лионель. Похоже на правду — небо темнеет. — Лоб в лоб его не одолеть. Хорош бы он был, отправившись сюда в одиночку!  — Именно. Жаль животное, но при такой свирепости оно действительно опасно. Один отвлекает, другой выжидает момента и бьёт. Главное — он должен поверить, что ЕГО атака прошла успешно, иначе разозлится ещё сильней и не позволит подобраться к себе в следующий раз. Если есть другие идеи, говори. Дать быку победить, заставить его расслабиться и сразу напасть… Как всегда, с места в карьер и всего одна попытка. Запасных вариантов хватало, но все они упирались в долгосрочность, Ли думал об этом по дороге сюда. Времени не очень много — не из-за неведомых ощущений, которые невозможно описать словами, а из-за банальной логики — чем дольше они тянут, тем злее будет бык, тем больше прольётся крови и подохнет плодоносных коров. Лучше покончить с этим сейчас, пока зверь не обнаружил колдунов и не понял подвоха. Зверь…  — Это ведь точно бык?  — Ты сам видел. Чужими глазами… Так что? Я отвлекаю, ты убиваешь.  — Жребий мне больше по душе, — осмотревшись мельком, Ли не нашёл никаких подходящих предметов. — Камень-ножницы-пергамент?  — Неважно, я выиграю, — Росио нетерпеливо обернулся. — Это не обсуждается, потому что ты его обмануть не сможешь, а я не смогу убить.  — Можешь убедительно прогнать.  — Убедительно прогнать — это убить, я же объяснил. Тебе надо меньше общаться с огородниками, это отражается на интеллекте…  — Я всё понял, а с тобой что не так? — обижаться было глупо, тем более — в такую погоду. На мыс надвигалась не совсем мгла, но определённо её предвестница. Разбивающиеся о скалы воды теперь взмывали ввысь с такой силой, что капли-ледышки резали по лицу, ветер выл отчаянней и громче, за шумом волн глохли собственные мысли. Всё вокруг темнело, от теней до сердец, и хорошо бы другу-фермеру сейчас плотно-плотно закрывать ставни.  — Всё так, — врёшь, дружище, врёшь и убедиться не позволишь. Лионель всмотрелся в его лицо и подумал, что при всей правоте отговорить бы Рокэ от этой… корриды. — Испытание судьбы. Так ещё бой с быками называют. Игра слов и всякое такое… Когда будешь наносить решающий удар, убедись, что он меня уже «убил».  — Понял, — звучит страшно, кто-нибудь другой закатил бы истерику. Ли вместо этого спросил: — Почему я?  — Потому что не я. Чего ты ждёшь от человека, который пытался вылечить раненого змия на тонущем корабле?  — В отчёте было «успокоить».  — Одно другому не мешает. Я, конечно, не стану надевать бубенчик на бычью шею, но прецеденты есть… А ты не сможешь убедительно умереть, уж не обижайся.  — Жертвуй собой сколько хочешь, но, пожалуйста, с возможностью возврата.  — Поэтому я и иду, — он улыбнулся и задрал голову навстречу очередной туче, стремительно тяжелеющей над кипящим морским бульоном. — Видишь? Целая свита… Маглы дают имена особо сильным ураганам. У нашего ещё и рога будут. Вполне осязаемые. Вместо того, чтоб пронизывать насквозь холодом и сыростью, воздух застыл на мгновенье, затем начал скручиваться в невидимую спираль — дышать можно, но вдохи получаются тревожные, рваные, как ты ни старайся. Меньше чем через минуту такая же спираль воплощается в жизнь: сужающийся книзу смерч проступает на фоне мрачных красок между небом и водой, ведя за собой самую большую волну. Вот они, рога! Первые два потока… Бык не такой крупный, как опасались, но всё же настоящий — как рассчитывали… Вода поднимает своего верного слугу к высокой земле… Ещё не подняла, но Ли представил, отсчитывая расстояние от воронки до мыса. Всё должно быть убедительно, одним ударом дело не кончится — одним ударом быка. В корриде три акта, если он ничего не перепутал.  — Сейчас явится. Иди, — звякнула, тускло блеснув, застёжка; Росио рывком снял мантию. Тореадор! Неуместная мысль, но как же славно, что весь театральный эффект иссяк на их задумке: алого плаща Ли бы не вынес.  — Я успею. Надо же посмотреть своими глазами, — Лионель без трюков почувствовал его недовольство, однако остался, не став уточнять, на что именно он собирается смотреть. Быка предстояло изучить спереди и сзади, а Рокэ ему сейчас не нравился, примерно как тревожная муторность и неизбежность происходящего — он словно сам ею стал, становился с каждым мигом, постепенно меняясь в лице и во взгляде. Ли не хуже других знал, что напугать этого человека решительно невозможно, да и не страх это был; не страх, что-то более глухое и невыразимое, не ограниченное молчаливой сосредоточенностью за пять секунд до боя. За хаотичным всплеском воды последовало мычание — самое обычное земное мычание, какое издают сельские коровы, и это отнюдь не придавало картине более радостных тонов. Отступив на полшага от края, Ли трансгрессировал и перенёсся на ранее оговоренную смотровую точку — прогалину перед домом смотрителя маяка, для краткости окрещённого маячником. Отсюда было отлично видно, как началась игра… Бой быков! Какой дурак по сей день использовал это название? Тогда драться должны быки с быками, а не бык с человеком. О сложности и тонкостях процесса, отделах кровавого шоу и градации тореадоров Лионель в общих чертах знал, только это сейчас не имело значения. Судить некому, призы вручать — тоже, а не упустить момент предстояло ему. Водный бык ничем не отличался от земного, не считая необычных глаз, формы ушей, выносливости и причиняемого вреда. Он явился из вод, но состоял, судя по всему, из плоти и крови, а брызги с большей вероятностью были слюной, нежели остатками морской пены. Животное взошло на мыс и, никого не встретив на пути, ломилось вперёд, к ближайшим населённым пунктам, через им же развороченную рощицу… Слева! Мелькнула фигура человека, вспыхнула маленькая молния, быка обожгло кнутом — опалило заклятьем хлыста, а может, то было ожоговое, отсюда не видать. Животное взревело от удивления и боли и всем своим немалым корпусом повернулось в ту сторону, где уже никто не стоял. Анимагом Ли не был, но неплохое знание матчасти трансгрессии и трансфигурации позволяло ему представить, скольких усилий стоит столь частое перевоплощение. Для того, чтоб обмануть быка, Рокэ должен был не только в нужный момент исчезнуть из поля зрения, но и полностью переключиться на кошачью скорость, комплекцию и положение в пространстве относительно соперника. Пока водный монстр растерянно и гневно топтался на месте или же мчался, куда глаза глядят, обратно… Мастерство мгновения, требовавшее месяцы и годы кропотливой работы, чтобы стать достижимым. Пляска продолжалась ещё какое-то время, пока бык не стал путаться в сторонах света, ища невидимого соперника. То есть, видимого — Росио показывался секунды на две-три, двигаясь намеренно перед глазами зверя и призывно размахивая мантией, а затем исчезал, не забыв перед этим нанести очередной удар. Если бы зверь был человеком… Нет! Нельзя… Лионель следовал параллельно корриде, перемещавшейся прочь от воды, к сердцу острова. Никаких экспериментов… Сейчас — нельзя, от него зависит жизнь, и не кого-либо… И всё же никакой контроль разума не смог остановить его от догадки — бык был одновременно разгневан своей слабостью, к коей он совершенно не привык, и счастлив. Счастлив тому, что нашёл соперника… Прекрасного, сильного, непонятного соперника, с которым можно драться вечно, можно — но не нужно. Нужно победить, уничтожить, растоптать… Проклятье! Он всё-таки увлёкся. Копаться в головах древних существ, да ещё и так несвоевременно… Это мысли быка. Ладно, с мыслями погорячились, но инстинкты и намерения — на ладони. Внутренний холод едва не выбил из колеи, но Ли заставил ноги двигаться и с очередным хлопком переместился метрами левее, где битва достигала кульминации. Если бы он пропустил… Но он не пропустил, и нечего об этом думать. Гнев быка дошёл до пика; он рыл землю, не мычал — почти рычал, низко склонив голову и глядя исподлобья перед собой. От рогов поднимался пар… Неземное счастье! Не брюхатить коров, одаряя их не потомством, но смертью, не топтать капусту, не проламывать заборы — эти рога выточены для чего-то большего, чем пробивать сырые деревяшки… То ли дело — человеческая плоть! Если он, этот исчезающий невидимка с плащом, из плоти… Пора проверить. Насладиться этой игрой в последний раз, а затем — растоптать, уничтожить, победить. Видит море, он не хотел, но люди разучились оказывать радушный приём своим гостям; так пусть поплатятся за это. Используй дар! Очередное осознание хлестнуло бичом по спине; Лионель перестал высматривать человеческий силуэт, прекратил ловить взглядом тореадорский плащ, он сосредоточился на быке. Чужими глазами виднее. Решающий удар здесь наносит не матадор… Чем они отличаются, кстати? К Мерлину испанские тонкости! Надо победить, а не думать о словах… Но твоя победа — не победа быка. Колоссальная концентрация позволяла остаться на тонкой грани, где Ли был наблюдателем и действующим лицом — он наблюдал глазами быка, а действовал своими руками, держа в голове, что умереть должен не матадор. Матадор умереть не должен. Сейчас! Вот он — миг триумфа! Враг устал! Враг не сдаётся, но движения его замедлились, а совсем застывшую фигуру тебе не разглядеть. Вниз… ещё ниже, чтобы удар получился сильным… И это был человек? Такой же, как все они, смешные и смертные? Невозможно! Невозможно, однако же… посмотрим, каков он будет мёртвым… Вспорем раздражающую тряпку. Проблем с контролем не было, и всё же, чтобы не заиграться, Ли резанул себя по тыльной стороне ладони, потом сжал её; боль отрезвила, и разум перестал двоиться. Он — здесь, в полпути от места, где бык мчится на человека. Рога вперёд, позади — клубы дыма, хотя какой к чёрту дым — скорей туман… «Когда будешь наносить решающий удар, убедись, что он меня уже убил». Острый рог распорол ткань, мантию разорвало с треском, второй рог угодил прямо — прямо в пустоту, но не разгляди он этого, сошёл бы с ума. Полсекунды полного затишья; дать быку убедиться, что он попал, не дать понять, что не убил. Тяжёлый плащ, за которым никого не было, застил глаза. Бык торжествующе взревел, и Ли на мгновение ослепило чувством чужого триумфа. Он был убеждён в своей победе. А значит, победил! И расслабился, стал лёгкой мишенью до тех пор, пока не обнаружит подвох: он и впрямь не дурак, но в пылу битвы сложил два и два — когда есть плащ, есть и человек. Терновник и сердечная жила дракона. Когда-то давно мастер волшебных палочек окрестил это лучшим сочетанием для схватки, а маленький Лионель расстроился и заявил, что от хрустальных шаров пользы гораздо больше. Сейчас смешно… Этой самой палочкой был нанесён удар такой сокрушительной мощи, что мифическое животное не просто умерло — взорвалось на много мелких солёных брызг. Перестарался… Он ли? Кажется, быка погубила собственная ярость, внаглую позаимствованная его будущим убийцей. Небо начало светлеть.  — Он мёртв, — Ли подошёл к образовавшейся на месте удара яме. Внутри булькала морская вода, кипящая — и остывающая. Пахло тухлятиной и немного горелой плотью. От всего крупного тела уцелели лишь рога, теперь лежавшие отдельно, выдранные с мясом, словно вросшие в землю раз и навсегда. На один из них была нанизана изодранная мантия — форма лондонского управления, дырочка от булавки на воротнике. От такого зрелища у кого угодно сопрёт дыханье… — Иди посмотри. Ты порядком разозлил эту громадину.  — Я старался, — хвала Мерлину! Ну конечно, Рокэ жив, но всё же… — Хороший удар. Чем ты его? Ли что-то ответил, думая лишь о том, что они сейчас не просто игрались с огнём на пороховом складе — он едва не поджёг фитиль, отдавая себе отчёт в том, что от взрыва погиб бы друг. Он знал, что тень волнения не отражается на лице уже много лет, а единственный человек в радиусе нескольких километров, способный её различить, сейчас с увлечением рассматривает рога. Росио бы не составило труда ни заметить это, ни презрительно отчитать за излишнее беспокойство, но он был занят. Зараза! Ни следа той необъяснимой мрачной тревоги… Всё-таки некоторых людей более всего встряхивает и оживляет бой — оживляет прогулка под руку со смертью, если можно так сказать.  — Ничего им не обещали?  — Нет, разве что хорошую погоду.  — Погода будет. Уже прояснилось… Напоить тебя, что ли… — нет, не зараза. Заметил.  — От меня слишком многое зависело, а теперь не зависит, так что пусть это решает твой кошелёк, — Ли не нравилось отражать чужие эмоции, подобно зеркалу, от этого он отучился в первую очередь, но улыбки родных и близких хотелось проецировать всегда. — Может, в следующий раз придумаем что-то менее рискованное?  — Вряд ли, — отозвался Рокэ, перекидывая через плечо то, что осталось от мантии. Проведя ладонью по выпуклой грани рога, он добавил: — Чем дальше это тянется, тем меньше шансы обойтись без риска… Идём в город, твой приятель-фермер на днях любезно подсказал мне хорошую таверну.  — Так и знал, что вы не о коровах говорили… А что, у котов правда девять жизней?  — Конечно, нет. У котов меньший объём и большие возможности, хотя бросить тряпку в нужную минуту, превратиться и удрать было непросто. Если бы он проткнул меня в любой ипостаси, я бы в ней и скончался, — они уже уходили, но Росио не преминул обернуться и с выражением вежливого интереса взглянуть на рог, на который его с немалой вероятностью могли насадить. — Красиво, но непрактично!  — При матери не вздумай так шутить, — посоветовал Ли. Всему отделу предстояло посмотреть его воспоминания; лучше бы к этому моменту подогнать в управление свежую порцию успокоительных зелий. И чего-нибудь от сердца. — Что ж, зато бык умер счастливым. И беззащитным.  — Так и знал, что счастье оглупляет. А глаза у него и впрямь бездонные… Думать о бычьих глазах Лионель не хотел, особенно побывав по другую сторону сознания. Победа над изначально мирным зверем и страшным мором, проясняющееся небо и спешащие навстречу местные жители, ещё не знающие, что именно их так обрадовало — эти мелочи оттеняли всё остальное, неотвратимое и необъяснимое, но все свои догадки и подозрения Ли запомнил. Главное, чтобы Лондон по их возвращении стоял на месте.