Воспоминания о герое

Праздник был внезапен, как гром среди ясного неба, хотя небо в последние недели вело себя поистине мерзко и с него в любой момент грозил пойти дождь. Как говорится, всё познаётся в сравнении: Марсель не сомневался, что привыкнуть к беспрестанной мракоборческой суете будет нереально, в итоге он оказался тем, кто сильнее всех обалдел от возможности отдохнуть. Нет, он держал в голове, что все люди так или иначе рождаются, мог даже припомнить дату — и всё равно грядущий день рождения Арлетты поверг Валме в культурный шок. Ненадолго, правда: нужно же готовиться, выуживать со дна сундука давно забытую парадную мантию, экстренно переписываться с батюшкой насчёт подарка, помогать двигать столы… Что он там говорил про отдых? Ну и ладно, ничего страшного, на самой вечеринке можно будет выразить имениннице свою искреннюю признательность и наконец-то выдохнуть. Ага, как же. Стоило догадаться, что среди приглашённых будет отец! В итоге Марсель добросовестно страдал, присутствуя подле дражайшего родителя. Сие не было так уж необходимо, Бертрам даже взял с собой одного слугу, но нетрудно сообразить, что ему надлежит хоть какое-то время воспитанно торчать рядом. Утешало, что гости сидели, стояли, бродили по расширенной гостиной, меняли компанию и всячески поддерживали круговорот жизни в природе — так хоть был шанс по ходу дела познакомиться с кем-нибудь ещё. И всё равно не фартило: папенька умудрился собрать вокруг себя компанию почтенную, но не очень привлекательную для Марселя. Что отец, что господин директор питают слабость к неуместным выволочкам, а брат именинницы, как выяснилось, к долгим и запутанным притчам, которые всем присутствующим надлежало слушать. Марсель бы с большим удовольствием перебрался к сыну Рафиано — заодно уладили бы кое-какие противоречия со школьных лет, но увы: судейский потомок премило проводил время с Эмилем и Арлеттой, болтая о чём-то у камина, и ни в каких слизеринцах решительно не нуждался.  — Так что об отставке не может быть и речи, — договорил Варзов, и Марсель усилием воли вернулся в реальность. Кажется, они о службе. Вольфганг в последнее время показывался в управлении нечасто, но около месяца назад провернул операцию в Хогсмиде по поимке очередного магического хулигана, вздумавшего продавать детям поддельные вредноскопы с обратным эффектом. Это повлекло за собой противоречивые слухи, впрочем, как всегда. — А вам это кто сказал?  — Услышал от одного знакомого адвоката, — ответил Рафиано. Он сильно напоминал сестру, чем нравился Марселю, а чем не нравился — пока, хвала Мерлину, молчал. Нет, интереснейшие сказки и со смыслом, но создают менторскую атмосферу за весёленьким столом. — Я не сомневался в вашем ответе, но почему бы и не убедиться лично.  — Да, — согласился директор с хрипловатым смешком, — есть ещё порох в пороховнице. Вы бы видели, как он летел… вместе со своими вредноскопами.  — Однако это возмутительно — не по ошибке, а целенаправленно продавать опасные артефакты детям… Очевидно же, что он не случайно оказался в Хогсмиде во время каникул.  — За то и поплатился. Нам повезло, у пары пятикурсников хватило мозгов сказать декану…  — Ваша стойкость сегодня заслуживает похвалы, — вполголоса отметил папенька, и Марсель переключился на него, без сожаления бросив слушать про Хогсмид. Он это уже читал, и даже не в газетах, а в официальных бумагах, которые дал посмотреть Ноймаринен. — Хотя и настораживает.  — Вы имеете в виду, что я до сих пор не взвыл от скуки и не убежал на кухню искать конфеты?  — Вы утрируете, но суть уловили верно.  — Я искренне наслаждаюсь обществом, в которое попал, — и ведь не соврал, просто ожидание неприятных сюрпризов немножко раздражает. Всё равно пересесть не к кому, как жаль, что он вручил презент Арлетте одним из первых! — А конфет на кухне нет, я проверял.  — Есть, — едва заметно улыбнулся Бертрам. — Вы не обратили внимания, что я подарил.  — Какая прелесть, — обрадовался Марсель. — С этого надо было начинать! Но сладостями обычно заканчивают. Скажите, как там семейство? Матушка смирилась с моей рабочей переориентацией или стоит написать ещё одно письмо?  — Почти. Не пишите, вы напомните о бесконечной опасности бытия и снова разобьёте её сердце. Ваши братья…  — Скучают и просят вернуться, — вдохновенно довершил Марсель. — Простите, перебил.  — Сегодня можно, — папенька многозначительно поднял бокальчик с пуншем. — Ваши братья не скучают, во всяком случае, я их в таком не уличал. Что за лицо? Младшие старших никогда не любят.  — Но я же просто душка, — интересно, где пределы у отцовского «можно». Они легонько чокнулись бокалами. — Я думал, им меня не хватает. Брали бы пример! Назвал сычика в честь Готье…  — Трогательно, — абсолютно сухим тоном откомментировал отец. — В вашу честь пока никого не назвали. Впрочем, Серж недавно поминал всуе… Вас не затруднит сходить за новым графином? Марсель покорно поднялся и побрёл искать графин, надеясь, что его отослали вместо манящих чар, чтобы по пути можно было задержаться и с кем-то поболтать. Обогнув широкое кресло, в котором умещались сразу две родственницы шефа, Валме задержался у места Арлетты и на ходу обменялся любезностями с младшим Рафиано. Тот напрягся, увидев знакомое со школы вражеское лицо, ну да какая там вражда — через пять минут разошлись друзьями. Спасибо либо пуншу, либо Эмилю. Либо обоим… Что ж там про него Серж наплёл? Они, конечно, цапались в детстве и в юности тоже, так то обычное братское дело. Марсель запоздало сообразил, что, заявляясь домой после работы, куда больше походил по духу на уставшую маменьку, а на выходных почти не навещал своих. Ну и ладно, скоро сами такие же будут, нечего на него бочку катить! Тот же Серж из министерства не вылезает, между прочим. Надо будет при встрече надрать уши… с братской любовью, разумеется… Короче, когда он наконец завершил рейд по гостиной и вернулся с напитками для всего стола, расстановка сил изменилась. Папенька затеял интереснейшую дискуссию с Рафиано, в ходе которой они поносили стереотипы светским языком и увлечённо искали точки соприкосновения между Слизерином и Когтевраном. Где-то мы такое уже слышали! Заинтригованный Марсель опустился рядом, потом передумал и подвинулся к директору.  — Чего тебе? — беззлобно уточнил тот, поглядывая на беседующих соседей по столу.  — Не мне, а вам, сэр, — Валме подтолкнул наполненный бокал. — Мне только сейчас пришло в голову, что на столе не хватает салата, но о салате меня никто не просил.  — Ну и обойдёмся. Спасибо, воздержусь, — старик вежливо отодвинул пунш; Марсель против воли вспомнил, что сильные колдуны без проблем скрывают свой возраст довольно долго. Дурак, надо было чаю захватить. — Можешь уматывать к молодёжи, никто не осудит. Если я правильно понял твоего отца, ты отпущен на все четыре стороны.  — Да я посижу, спасибо. Там все уже удачно распределились… Вы, случайно, не знаете, что там за три товарища в серых мантиях? Я не расслышал, когда они представлялись.  — Не имею ни малейшего понятия. Возможно, родственники какие-то… Думаешь, Арлетту так радует это сборище? — он неодобрительно кивнул в сторону толпы. — Она не раз признавалась, что с радостью ограничилась бы сыновьями на кухне, а от остальных хватило б простого внимания.  — Могу понять, — слегка приврал Марсель, по старой памяти питающий слабость к масштабным вечеринкам. — Как так вышло?  — Кто-то растрепал дату пару лет назад, и всё. Отказать уже неприлично, зайти может кто угодно… — Варзов вытащил из кармана старые часы и, недовольно крякнув, спрятал обратно. — Опаздывают, мерзавцы.  — А где они, кстати? — оживился Валме. Отсутствие Рокэ и Лионеля бросалось в глаза, вот уж кому стоило быть здесь с самого начала.  — С утра в управлении мы были вместе, — лицо собеседника помрачнело, и Марсель подумал, что зря он это спросил. — Видал, как они с быком управились?  — Сам не видел, но мне рассказали. Вам не понравилось?  — Как мне такое могло понравиться? Из десятков возможных способов выбрать самый рискованный… причём для обоих, — несмотря на эту оговорку, Марселю показалось, что Варзов имел в виду исключительно Алву с его имитацией смерти. Перед глазами встали чужие подсмотренные воспоминания, но, прежде чем он вынырнул обратно или сказал что-то соответствующее ситуации, вновь послышался шум от входной двери. На этот раз всё-таки свои — помянешь лепрекона, так сказать! Разношёрстная толпа гостей колыхнулась, привстала, кто-то захлопал не пойми чему.  — Овации не по адресу! — голос Лионеля. Пришлось самому встать и подвинуть кресло родителя, чтобы был виден хотя бы центр комнаты. Повторно поздравили Арлетту, очень символично прозвенели настенные часы. Отсюда Марсель не видел лица именинницы, зато видел её старшего сына и поразился про себя тому, насколько более живым и искренним казался Савиньяк, когда дело касалось матери. Рокэ загадочно улыбался рядом, в руках обоих были какие-то свёртки. — Прошу простить, мы задержались, чтобы добыть достойные дары для лучшей из женщин… Шкатулка для украшений от итальянского мастера смотрелась интригующе; издалека Марсель не разглядел узора, но вдохновлённый Рафиано поведал окружающим, что это, должно быть, та самая вещь, усиливающая свойства хранимых в ней драгоценных камней.  — Это замечательно, — весело отозвалась хозяйка, рассматривая резную крышечку, — было бы что хранить…  — Предоставьте это мне. — Рокэ шагнул вперёд, что-то сверкнуло алым, заставив вздрогнуть всю комнату; гости пригляделись и нестройно ахнули, хотя кто-то, похоже, ругнулся. Арлетта коснулась ладонью подвески — рубин был похож на пылающее сердце.  — Росио…  — «Не стоило»? Стоило, — застегнув цепочку на её шее, Рокэ отошёл на полшага, одобрительно разглядывая, что получилось. — Он ваш. Понимайте как хотите — алый рубин прогоняет тоску и печаль и якобы защищает от тёмных сил, не говоря уж о том, что он просто красив. Гостиная умилилась в унисон, празднество разгорелось с новой силой. Расцеловав обоих дарителей, именинница скрылась из поля зрения Марселя, как и все, кто не находился за их отдалённым столиком; не прошло и минуты, как возобновилась дискуссия. Нет, теперь точно можно отойти, ничего им тут не сделается. Скажет, что хочет полюбоваться шкатулкой… или рубином… Камни, кажется, захватили всеобщее внимание: теперь Рафиано и папенька деликатно спорили о силе изумрудов.  — …наряду с некоторыми другими камнями, символизирует мудрость и проницательность. К большому сожалению, мне за все годы работы в суде не довелось встретить ни одного носителя изумруда, чтобы он мало-мальски соответствовал этим качествам.  — Символизировать не значит даровать, — отвечал папенька, не забывая о закусках. –Камень сам по себе — вещица материальная, кто угодно может взять его в руки и повесить на шею. Другое дело, что работать и работать правильно он станет лишь для тех, кто этого достоин. Изумруд капризен, избирателен, но при правильном применении силён: вероятно, поэтому на него пало внимание Салазара. Однако я не отрицаю, что многие потомки поняли прародителя неверно.  — Позвольте отметить, что я не имел в виду факультет Слизерин, — дипломатически заметил судья. — Многие из тех, кого я перечислял выше, никоим образом с ним не связаны. Изумруд не всегда сулит змею, как и рубин — льва. А что скажет наша молодёжь? Сведения не устарели?  — Говоря об изумрудах, — Марсель почувствовал, что наконец-то появился шанс закинуть свои пять кнатов в Гринготтс, — их свойства действительно противоречивы, если меня никто нигде не обманул, но как вам разные наименования? Прошу простить за излишнюю лиричность, они этого заслуживают — «зелёный лёд», «камень правды», «сердце весны» и так далее… Хотя что-то подобное я слышал и о сапфирах, «камень правды» уж точно.  — Верно, — подтвердил Рафиано, — истина, верность и честность, мудрость и справедливость. Синие сапфиры предписывают умным и изобретательным людям, а также творческим субъектам с обширной фантазией, однако по тем же магическим свойствам, известным чародеям, многое роднит их с изумрудами.  — И с рубинами, они ведь ближайшие друзья, различимые лишь по цвету. Для маглов, разумеется, — оговорился Валме. — Впрочем, и они догадываются, что эти камни защищают от проклятий.  — Это очень интересная тема, о свойствах камней можно спорить до бесконечности… Всё равно ими правильно пользуются только мастера своего дела. Насколько я помню, у Лионеля хранится обработанный гоблинами горный хрусталь — мощная защита, если речь идёт о проникновении в сознание. Полагаю, сейчас эта подвеска куда больше пригодилась бы его врагам, — не без улыбки закончил судья, высматривая у камина своего племянника. — Возвращаясь к нашей беседе… не могу не отметить, что сапфиры с изумрудами только подчёркивают сходство между нашими факультетами, с которого и начался этот разговор… Ну всё, теперь он отсюда не встанет. И послушать интересно, и участие уже принял. Марсель хватил ещё пунша и высказался:  — Красивые камушки — это хорошо, а сходство — ещё лучше. При случае скажите об этом Рокэ.  — Я вас внимательно слушаю, — Валме поперхнулся напитком и обернулся как мог изящно, чтобы сгладить впечатление от себя любимого (читай: неуклюжего). Упомянутый всуе Алва уже пристроился на соседнем стуле, закинув ногу на ногу, и оценивал застольную диспозицию. — Добрый вечер.  — Ты вовремя, — обрадовался Рафиано. — Мы с господами слизеринцами беседовали о том, как много общего между нами и символикой наших камней. Неплохое сочетание, если вдуматься…  — Удачный союз, — согласился Рокэ, и Марсель в порыве прекрасных чувств собственноручно наполнил его бокал. — Да, спасибо. Вы припомнили что-нибудь о рубинах? Сегодня мы с Лионелем были вынуждены выслушать трёхчасовую лекцию одного мастера, правда, она сводилась к тому, чтобы поднять цену…  — Основное вы сказали ранее, — вступил папенька. Если не знать, какой у него взгляд изучающий, а какой — просто вежливый, и не догадаешься, что он внимательно инспектирует именитого собеседника. Валме вовремя припомнил, что они не были знакомы лично до этого дня. За столом внезапно стало очень интересно! — О свойствах характера, даруемых или же символизируемых камнями, мы немного поспорили, однако теперь меня интригует вопрос проклятия.  — Каюсь, я обобщил, — признался Марсель. — Первое, что на ум пришло.  — И правильно пришло. Я же не зря упомянул защиту от тёмных сил, — ладно, батюшка батюшкой, Рокэ точно заметил, что его тут исследовать изволили. А может, он за этим и пришёл — в конце концов, вне стен дома о Бертраме тоже говаривали всякое любопытное. — От порчи, от сглаза… Проклятие — это, конечно, перебор, но чем чёрт не шутит.  — Вы сказали «якобы защищает», — напомнил почтенный родитель.  — Да, так я и сказал. Это не то мнение, какое появляется на пустом месте — в каком-то смысле рубин действительно полезен, но ему нужен должный уход, время и достойный владелец. Просто так ни одна вещь, наделённая магическими свойствами, никого защищать не станет — чего, к сожалению, не скажешь о причинении вреда. Более того, никогда нельзя полагаться на один только камень… В той чудной лавке сегодня ведьма убеждала другую, что стоит надеть тот же рубин — и от тебя все враги бросятся врассыпную. Увы, это не так.  — Будь это так, кто-нибудь умный давным-давно распустил бы наше управление, — хмыкнул Варзов со своей стороны стола. — Нужны сто лет в обед какие-то мракоборцы, если можно надеть висюльку.  — Отчасти поэтому я к ним отношусь скептически, — подтвердил Рокэ. — Если применить на человеке какой-нибудь Круциатус, пусть он хоть увешается камнями и амулетами — не поможет.  — Это если умело применить, — зачем-то влез Марсель, вспомнив одну из прослушанных лекций о непростительных заклятьях. — Не будет намерения причинить боль — не будет боли, значит, можно и в камушки поверить…  — Такое можно сказать о любом заклинании. Не желая света, ты даже простейший огонёк не вызовешь. Они ударились в тончайшую материю заклятий, и Валме поймал себя на том, что не горит желанием козырять отрывочными знаниями или строить из себя важного собеседника: он просто сидел рядышком и, кажется, наслаждался всё-таки этим нежданным праздником. Ура! А стоило переживать? Папенька, в конце концов, обращался с ним как с равным, и чего боялся… Привычка, она такая. Ну и ладно, даже если скажет что-нибудь не то — не беда. Сидеть по правую руку от Алвы было куда спокойнее, чем без него. Наверное, все довольны, включая увлечённых Рокэ и Бертрама — остальные через какое-то время перебрались к камину, где теперь очередной неизвестный визитёр дискутировал о вечном с ненадолго заглянувшим Рудольфом, а ещё позже вернулся верный Ив, чтобы сопроводить папеньку к Арлетте. Суета сует, не иначе…  — Зря нервы потратил.  — Кто? — не врубился Марсель, озираясь. — Куда все делись?  — Ушли охотиться на торт. Я про тебя, — пояснил Рокэ и потянулся к стремительно пустеющему графинчику. — В Ла-Манше и то было меньше паники, а между тем твой батюшка — очаровательный собеседник.  — Ну да, это же у нас семейное, — сам себя не похвалишь… — Я следил за лицом!  — А надо было за осанкой.  — Прощенья просим, такому на курсах не учили… Это привычка, — задумчиво повторил Валме, на этот раз вслух. — В детстве всегда боялся сказать что-то не так, а папенька обожает задавать каверзные вопросы. На моей памяти ты первый, кто ответил на все, хотя я и отвлекался.  — Я семь лет отвечал на каверзные вопросы, просто чтобы войти в гостиную, — фыркнул Алва, — иногда по три-четыре раза в день. Напугал фестрала трупом…  — Вот именно. Я к такому не привык, поэтому иногда каникулы дома казались кошмаром — только удерёшь от придирчивых профессоров, а дома то же самое. Да и строго у нас… Старая аристократия, воспитание, манеры. Батюшка — человек тяжёлый, но я выпил достаточно, чтобы сказать, что мы на самом деле друг друга любим. Наверное. Не говори ему…  — Не скажу. Странно, но ты и мне сейчас покойного отца напомнил. Аристократами нас никак не назвать, однако остальное… — Рокэ замолчал, рассеянно ощипывая гроздочку винограда, неосмотрительно высунувшуюся из тарелки дальше дозволенного. Марсель затаил дыхание, борясь с желанием проболтаться, что он подглядывал в Омут памяти. Правда, никакого отца там не было. Уже не было. — Похоже, в общем.  — Верю. Я в юности сомневался, что мы и в самом деле такая важная фамилия, — неловкие или могущие таковыми стать паузы сглаживаются только безответственной болтовнёй. — Потом выяснил, что в фамилии-то как раз и заключается подвох… У нас уже давно нет переходящего по наследству титула или каких-нибудь земель, кроме садика вокруг особняка, а привычка осталась — следующим Валмоном буду я, хотя мне это ничего не принесёт, кроме скорби и наследства. Или не я, тут уж как сложится.  — Какая скорбь? — возмутился голос свыше. Марсель задрал голову и увидел Эмиля. — Вас тут Гремучей ивой стукнуло? Сегодня нельзя.  — Ты просто неудачно зашёл, — ответил Рокэ, лениво всматриваясь в разбредающихся гостей. — Неужели они наконец отбывают?..  — Да, потихоньку. Вы с Ли ждали, пока людей поменьше станет? Я не удивлюсь…  — Нет, мы не планировали опаздывать. Сначала задержал торговец камнями, потом возникла заминка на таможне. Ли же эту шкатулку из Рима выцапал, а она долго ехала, еле успели.  — Да, про шкатулку он рассказал… Хотите поближе посмотреть? — не дожидаясь согласия, Эмиль расчистил стол и опустил подарок. — Мне велели приглядеть, но надо проводить дядюшку, так что… скоро буду, не ломайте.  — Больно надо, — обиделся Марсель. — Чтобы я такую красоту ломал!  — Наслаждайся, я её уже видел. — Шкатулка пока пустовала, внутри должно быть не так интересно, как снаружи: узор на крышке изображал не ерунду какую-то, а самый настоящий гладиаторский бой. Схематично на первый взгляд, на второй обнаруживаешь массу деталей, искусно вырезанных по дереву; если прикоснуться — фигуры шевелятся, имитируя ожесточённую драку.  — Вот мастерство…  — Действительно впечатляет. Насколько я понимаю, двигаются они по тому же принципу, что и колдографии в альбомах, но вот вырезать это всё своими руками — совершенно другой уровень. Зрелище оказалось затягивающее. Когда ему надоело, в гостиной остались только постоянные обитатели дома и Вольфганг, о чём-то вполголоса беседующий с Арлеттой. Света поубавилось, откуда-то тихонько играла музыка, и после нашествия гостей это умиротворение казалось неестественным, как умелая иллюзия.  — Хорошо, — Марсель вынес вердикт всему сразу, откинувшись на спинку стула и наконец отлипнув от шкатулки, которую зачем-то оставил открытой. Рокэ ничего не ответил, неопределённо посмотрев разве что на подарок. Пришла в голову мысль, что, может, сейчас удачное время поболтать, но эту мысль быстро выгнали прочь. — Кстати… ты чего?  — Ничего, продолжай, — было бы затруднительно. Не обращая внимания на недоумение собеседника, Алва схватил со стола мирно лежавшую шкатулку и принялся как-то слишком пристально её разглядывать, причём не со стороны гладиаторов.  — Да я подожду, — растерялся Марсель. — Гм, извини, конечно, но она лежит здесь уже полчаса, и что изменилось?  — Вот и мне интересно, — очень понятно ответили ему. В этот момент к столу подтянулись остальные, и теперь они впятером не понимали, какого лешего не так со шкатулкой. — Ты смотрел на крышку?  — А куда там ещё смотреть? Нет, я всё потрогал, но потом — только крышка.  — Отлично, иди вымой руки. Всех касается, — велел Рокэ, подняв глаза на остальных с таким видом, будто только их заметил. Потом он снова занялся подарком, подробностей Марсель не знал, так как с перепугу забыл дорогу к рукомойнику. Хорош! Выпито было немало. Когда вернулся, понятнее не стало, только все опять сгрудились над столом.  — Она, конечно, проходила через третьи руки, но при нас, — говорил Лионель, глядя на свой дар через плечо Алвы. — Сами же проверяли на вредноскопе.  — Вредноскоп и половины дряни тебе не покажет, — возразил Варзов. Он стоял с другой стороны, скрестив руки на груди и хмуро наблюдая за манипуляциями бывшего воспитанника. Не похоже, чтобы Рокэ колдовал, но это хоть было бы понятно, в отличие от ощупывания и обнюхивания деревянных стенок.  — Вы не чувствуете?  — Нет, — ответил за всех настороженный Эмиль. — У меня лично нет кошачьего нюха. Может, позже…  — Сразу она и не пахла, — встав из-за стола, но не выпуская из рук шкатулку, Алва прошёл к камину — на выдвинутые ящички теперь удачно падал свет, не показывая, впрочем, ничего предосудительного. — И не сразу тоже. Полчаса или час, может, больше… Нет, не в этом дело. Только изнутри. Марсель оставил её открытой, и мне показалось…  — Раньше ты не заметил, — лицо Арлетты ничего не выражало, она переводила взгляд со шкатулки на Рокэ и обратно. — Так показалось или нет?  — Раньше я находился не так близко или она была закрыта, — в последний раз понюхав основное отделение, пустовавшее по причине отсутствия украшений, он резко отнял шкатулку от лица и криво усмехнулся: — Понимаю, это ценная вещь, однако…  — Сожги, — коротко сказал Лионель, не дожидаясь ничьего одобрения.  — Не дышите. Славься, безымянный колдун, изобрётший необходимое заклинание! Кислородный шар вокруг головы позволял какое-то время обходиться без воздуха извне. Если они и выглядели смешно, на это никто не обратил внимания: в камине горела деревяшка и вели свой последний бой резные гладиаторы. Рокэ, Лионель и Вольфганг наложили ещё какие-то чары, Марсель не признал, но теперь дым не распространялся в помещении. Дым… лиловый с синеватыми проблесками! Вечность спустя это кончилось, и в гостиной не осталось ни запахов, ни следов, хотя почуять и так ничего не вышло. Камину ничего не сделалось, поленьям тоже, а вот на полке выше остался иссиня-чёрный пыльный налёт, который поспешили ликвидировать.  — Она была отравлена? — глухо переспросила именинница, инстинктивно схватившись за рубиновую подвеску.  — Причём с издёвкой. Это аконит, — объяснил Рокэ, как ни в чём не бывало возвращаясь к столу и подливая всем пунша. Желающих было мало, но потом подтянулись — надо же запить. — В Древнем Риме его любили разводить в садах, пока не обратили внимание на подозрительные смерти. Ещё где-то смазывали наконечники стрел, но это уже дальше от чародейских трюков…  — Он же ядовитый насквозь, — ругнулся Эмиль. — Какого?..  — Вот такого… Головокружение, судороги, рвота, оглушение, кратковременная потеря памяти и зрения, — Алва монотонно перечислял симптомы, словно не всё это могло их в скором времени настигнуть. — В худшем случае — паралич и смерть. Судя по всему, расчёт был на то, что хранящиеся в шкатулке украшения полежат с порошком и вотрутся в кожу, так что вам повезло. После паузы, в которую все подавленно молчали, вновь поднялся гомон. Марсель присоединился к Эмилю, который на пару с господином директором проклинал отравителя в крепчайших выражениях, какие приходили на ум. Это было малодушно: ему просто не хватило сил сказать что-нибудь Арлетте, впрочем, пока не осеняло — что тут скажешь… Угадывать недоброжелателей можно и потом. Устыдившись собственной отрешённости, Валме всё-таки оставил горячих гриффиндорцев и сделал несмелый шаг к остальным. Они молчали, по привычно невозмутимым лицам понять что-то было сложно.  — Спасибо, — Арлетта обращалась к Рокэ, тот только плечом повёл. — Не отнекивайся, если бы не ты, я бы умерла. Даже не зная точно, от чего.  — Обошлось. Впредь будем осторожнее, — Марсель пытался понять, что об этом всём думает старший Савиньяк, буквально притащивший в дом шкатулку. Безуспешно. Лионель стоял за плечом матери, взгляд его был прикован к камину, уже давно пустому. — Больше нас никто не убьёт.  — Очень мило. Так и будет, — еле успел отскочить! Алва встал из-за стола слишком резко, будто не заметив ошивавшегося рядом Марселя. Кажется, никто не обратил на это внимания, кроме спешно убравшего ногу новобранца, сегодня все невнимательные? Хоть объяснимо… Суета сует, кажется, он это уже говорил. Ну вот, теперь и в разговор не влезешь, после лионелевского «больше нас никто не убьёт» это как-то…  — Нужны связи с таможней? — ан нет, неуместность не сработала барьером. — Не гарантирую, что это принесёт плоды, но поставить на уши можно. Пару-тройку человек.  — Можно, — рассеянно согласилась именинница, поглаживая большим пальцем грань рубина. — Всё можно. Не так уж много врагов нажито, чтобы я из них выбирала, но знаете что… Давайте-ка разрежем торт.  — Попытаемся, — пошутил Эмиль, спешно поддерживая оптимистичный материнский настрой. — Если ещё и торт окажется с сюрпризом, это будет перебор.

***

По понятным причинам дальнейшее празднество не клеилось. Часы показывали за полночь, Варзов отбыл, Эмиль вызвался чистить совиные клетки — судя по тому, как ожесточённо гремело и скрипело из коридора, он вымещал досаду. Марсель проявил чудеса такта, убравшись из-за стола, когда там остались только Арлетта с Лионелем. Никто не прогонял; очевидно, что им сейчас есть что обсудить. Ну и вечерок! Неведомая — простите, скорей всего ведомая, но это же не его дело — заморская дрянь портит дорогущие подарки… Всё складывалось довольно симпатично, а теперь что? Очередное предчувствие очередных гадостей? Да к лешему!.. Ах да, он же мракоборец… ну, к нему тоже можно, только скажите, что делать. В том, что продолжается тайная эпопея с устранением всех причастных к мадридской трагедии, Валме не сомневался. Одно плохо — он официально к этому отношения не имеет, соответственно, лезть не должен. Если не попросят. А стоит ли дожидаться разрешения, раз сценарий дополз до неприкрытых покушений? Не найдя себе иного занятия, Марсель забрался в свою комнату в несколько растрёпанных чувствах и ткнулся в первую попавшуюся книгу — не спать же. В последний раз он читал о порчах и проклятиях, памятуя, что Рокэ что-то такое ему говорил. Какое? В голову лезли не формулы заклинаний, а неприятнейшие картинки — воображение подбрасывало не просто ерунду какую-то, а батюшкину смерть. Эк фантазия разыгралась… Переобщался. Увы, если б только это — в доме, полном безотцовщины, хочешь не хочешь — спроецируешь на себя. Естественно, гибели родителя Валме не желал никогда, просто сегодня всё так сложилось: разговоры с, разговоры о, потом эта дурацкая шкатулка, потом мысли об Арно. Покойного Савиньяка он лично не знал, но то, что внизу сейчас говорили именно о нём, ясно как белый день. Душа требовала торта, благо он остался. Захлопнув книгу и закашлявшись от взметнувшейся пыли, Марсель задел корешком соседнюю стопку бумаг и умилился — оттуда выпали коллекционные карточки с мракоборцами, которые он давным-давно собирал, а сейчас трепетно хранил. Чудо чудное, диво дивное, вовремя-то как! В сердце забралась мыслишка, что, может, и с ним однажды напечатают… Забралась — и ничего не принесла: ни восторга, ни отторжения. Надо же, оказывается, амбиции выветриваются вместе с ядом.  — Добрый вечер, — пробормотал он по привычке, выкинув из головы, что со всеми виделся сегодня и даже вживую. Ну невозможно было врезаться взглядом в кого-нибудь из них и никак не среагировать! Лионель на карточке невыразительно кивнул и скрылся. На кухню, что ли, пошёл? Всегда было интересно, насколько связаны напечатанные образы с настоящими собой… Рокэ, надо полагать, настолько, иначе бы на карточке не было чёрного кота. Пока Марсель не знал, такого никогда не показывало. Сосредоточиться на чём-то стороннем так и не выходило, а живые картинки напомнили ему кое-что ещё. Не решившись ломиться в дверь без повода, Валме спустился за искомым поводом: торта оставалось много, потому что аппетит чудесным образом их всех миновал. Не его, конечно, но какая разница.  — Я ненадолго, — объявил Марсель за пару шагов до кухни, дабы не заподозрили в неладном. Впрочем, то, что голоса утихли, он разобрал ещё с лестницы — то ли ходить надо тише, то ли медиум работал внеурочно. Арлетта и Лионель обнаружились там же, где были тактично оставлены часом ранее. — Тарелочки лишней не найдётся?  — Бери, — хозяйка еле уловимо махнула палочкой, и необходимая посуда явилась на свет из шкафчика. Если не знать, что они тут болтают о смерти, и не догадаешься. Савиньяки на то и Савиньяки… — Заодно отнесёшь Росио? Он сказал, что пойдёт работать…  — Непременно, — работать, как же. О том, что никаких бумажно-письменных дел сегодня нет, Марсель знал почти случайно. — Пойду помешаю. В последний момент прикусил язык, чтоб не выдать неуместных шуточек про свой хладный труп, который — при жизни, разумеется — помешал неудачно. Судя по тому, что Лионель одобрительно хмыкнул, глядя в сторону, он оценил по достоинству то ли вынужденную сдержанность Марселя, то ли — чем Мерлин не шутит — иронию в его мыслях. Чуть не грохнув левитирующую тарелку, Валме проскользнул в приоткрытую дверь на втором этаже. Пока глаза не привыкли к полутьме, он ничего не разобрал, кроме очертаний направленной на него палочки.  — Это я! Просто невоспитанный.  — Стучать надо, — палочка опустилась. Проморгавшись, Марсель разобрал, что Алва у себя в кресле с задранными на стол ногами, значит, можно было и постучаться. Не так уж тут темно, это после коридора… Глянув на парящую тарелку, Рокэ поморщился и отвернулся. — Если это всё…  — Арлетта расстроится, — вряд ли, но в отчем доме прокатило бы. Уместив угощение на краю стола, Валме без спроса пристроился на свободном седалище, на поверку оказавшимся очередным стулом с высокой спинкой. — И вообще, в плохих вестях не винят гонца.  — Я и не виню, — скрипнуло кресло, ножки царапнули по полу. Отодвинувшись от стола ещё на дюйм, Рокэ отрешённо созерцал потолок. Не считая этой несколько нетипичной позы, резко выдающихся теней под глазами и бледности утопленника, он выглядел как обычно. — По задумке творца, совести не должно быть ни у торта, ни у тебя.  — Спасибо, — поблагодарил Марсель. — Я не сомневался, что ты это припомнишь.  — Страшный порок, — пробормотал он, прикрыв глаза. — Можешь исправиться, если съешь это здесь и сейчас.  — Без проблем. Ты нормально себя чувствуешь?  — Терпимо. И немного как дурак, но вариантов не было…  — Я, конечно, не специалист по травам и прочим сорнякам… Эта отрава содержится и в запахе?  — Разумеется. Самое то, чтобы совать туда нос, — убедившись, что торт подвергается уничтожению, Алва зажмурился обратно. — Всё думаю, чем они его заглушили. У аконита довольно резкая вонь, что-то сравнимое с хреном…  — Хреново, — не удержался Валме. — Прости. Оно само.  — А говоришь, не специалист. Я вообще прогуливал травологию, — похоже, среди побочных эффектов — непредсказуемая ностальгия. Марсель устроился поудобнее с вилкой и тарелкой, обратившись в слух, и подумал, что хоть иногда его чутьё не подводит: скоропостижно умирать в своей мансарде Рокэ не собирался, но, мягко говоря, беспокоил. — Почему-то казалось, что все полезные свойства растений в нас впихивают на зельях; более того, меня совершенно не прельщало заниматься этим извращённым садоводством. Чего стоит одна мандрагора… Зато пригодился интерес к отравам. Что покойный отец, что профессор не слезали, пока я эти грешные противоядия наизусть не знал.  — Пригодилось же, — порадовался Марсель. — Отец бы гордился тобой… — Ну, браво! Мало того, что пафосный шаблон, ещё и так нелепо. — Я хотел сказать, что могло быть хуже. Если бы Арлетта не знала, и через какое-то время… Какой-то не праздничный разговор.  — Праздник тоже не праздничный. — Кажется, ляпнутую глупость он прослушал, ну и замечательно. — Да хватит уже кружиться, зараза…  — Ты мне или голове?  — Комнате.  — Лёг бы лучше, — Валме не дождался ответа, немного понервничал, немного поел. Нет, ну не в тишине же сидеть. — Я через пять минут ещё раз повторю. Это не слишком навязчиво? Ладно, я знаю, что я не первый наглый вторженец в твою личную жизнь…  — О, даже так, — уловка сработала, за что он был вознаграждён вялым подобием интереса. Вероятно, Рокэ его до сих пор не выставил за дверь, просто потому что на то не было сил, но Марселю хотелось помочь, а не просто путаться под ногами. — Кто рассказал?  — Никто, я самостоятельный. Подсмотрел в Омуте, — и не правда, и не ложь. Пожалуй, хватит с нас пока что половины… — Не знаю, что там у товарища Юстиниана творилось дома, но способы сбежать он выбирал не очень-то корректные. Я правильно понял, что ему стоило обратиться к какому-нибудь Райнштайнеру?  — Да, — теперь Алва вместо потолка изучал окно из-под приопущенных век, чуть повернув голову; с этого ракурса он выглядел хуже, чем звучал, и Марсель снова уткнулся в тарелку. — Ойген знал ситуацию, но ещё он уважал семейные ценности. Никаких зарубежных стажировок без дозволения отца, или кто там у них был главный… Вообще-то, я мог помочь, но тогда меня всё бесило, и молодой человек неприкрыто отправился к троллям. Ты разочарован?  — Нет, а что?  — Жаль…  — Уже не актуально, — учтиво подсказал Валме. — Лично я предпочитаю быть отправленным к чёрту, когда сам сочту это нужным, так что…  — Какие мы принципиальные, — нет, с натяжкой это сошло бы за улыбку. Марсель примерно представлял, что с больной головой улыбаться непросто, поэтому приободрился. — Из Юстиниана вышел бы толк — он и вышел, насколько мне известно. Когда сталкиваются два человека со своими закадровыми проблемами и противоположным мировоззрением, драма неизбежна.  — Понимаю. А вот это его «у нас много общего» не понимаю…  — Молодой человек возомнил, что, если его никто не любит, это автоматически приравнивает его ко мне. Не помню, что я тогда о себе думал, но фраза в любом случае провокационная. Дома у него проблемы… Зато у него был дом, живые и адекватные члены фамилии. Не получается правильно поставить себя на службе? Соболезную, но при чём здесь я? В обязанности мракоборцев не входит брать под крылышко юных и неопытных, мне самому тогда было не так уж много лет. Вот набиваться в компанию ради собственной выгоды — это другое дело. Ничего личного…  — Я знаю свои грехи, — с достоинством ответствовал Марсель. — В противном случае я бы действительно разочаровался или умер.  — Нашёл грехи, — больше за этим ничего не последовало, и так и не удалось определить, собирался Рокэ невзначай его похвалить или нет. — Короче, ничего хорошего я не подумал и не мог бы даже вообразить. В светлые порывы человеческой души тогда вообще не верилось. Незадолго до той поездки я окончательно разочаровался в людях, вечной любви, книжной преданности и всяком прочем, так что Юстиниан попросту нарвался.  — Видимо, для него это стало последней каплей, — главное — не думать, что там приключилось незадолго до.  — Вот поэтому не надо всю свою судьбу взваливать на одного человека, — назидательно сказал Алва. Похоже, разговоры о прошлом дали живительный эффект, ну или просто противоядие действовало. — Кумир юности — он как возлюбленная: сначала кажется, что всё идёт прекрасно, а потом тебя спускают с лестницы.  — Истинно так… Кстати, я не понял, из-за чего он всё-таки пытался покончить с собой. Мне не верится, что прям из-за тебя…  — Зря не верится.  — Думаешь?  — О моём самомнении не на пустом месте сказки сочиняют, но да, думаю. Знаю. В здравом уме я бы до такого не додумался, однако это правда — Юстиниан мне написал. Потом, когда его из петли вынули и дали по щекам… Выдал драму о сорока листах, где он вполне убедительно объяснял, что не держит на меня зла. Много раскаивался, немного страдал… Предполагал, что подал себя неправильно, и надеялся, что его слова также не оказались слишком резки. Увлекательное чтиво, особенно неделями спустя.  — Выглядит прилично, — признался Марсель. — Где подвох? Мне что-то не нравится, но я не могу понять, что именно.  — Тебе может не нравиться что-то другое, — резонно заметил Рокэ. — Лично меня позабавили те формулировки, где он якобы не обижается. Удивительно, но это работает не так… Если ты действительно не держишь зла на человека, ты не тыкаешь его носом в то, что он тебе когда-то сказал, и не вытаскиваешь на свет, как тебе было из-за него плохо. Показное прощение отвратительнее публичного оскорбления, хотя многие со мной не согласятся. У нас же принято строить из себя благонравного человека… На словах.  — Тут согласен, слова — опасная материя.  — Бесполезная, я бы сказал. Нет, поболтать с умным человеком всегда приятно… В остальном люди недооценивают молчание. Иногда действительно лучше рта не открывать. Сейчас я знаю, что многое из сказанного по юности лучше было бы оставить при себе, ну так задним умом все крепки. Исправит что-нибудь бесконечное страдание по прошлому? Нет.  — Ну, он извинялся. Такое тоже бывает. Правда, я так понимаю, этого ждали от тебя…  — Вот именно. Меня, помнится, поразило, с каким тщанием собеседник воскрешает в памяти все наши короткие разговоры и рассуждает, рассуждает… Чего он в ответ-то ждал? Я же существо прощённое, мне отпустили грехи, о чём талдычилось несколько абзацев кряду. К тому моменту прошло время, случились вещи… — Рокэ прервался, чтобы спустить ноги со стола, и критически всмотрелся в верного слушателя. Верный слушатель Марсель с готовностью прожевал торт.  — Да? Я что-то должен сказать?  — Ты всегда говоришь, я же не при смерти, чтобы это не заметить. Осуждение будет?  — Зачем? Ты же сам сказал, что это бессмысленно. Тем более, — Валме призадумался, — тем более, мне-то что? Я от твоих шуточек с крыши не прыгну, не проси. Я высоты боюсь.  — Вот она, змеиная логика… Удобно. У религиозных маглов есть постулат, что не остановивший самоубийцу разделяет его грех. Когда я об этом узнал, подумал, что по их меркам мне стоило бы каяться и биться лбом об пол, но посторонние страдальцы мне до свечки, пусть они потом хоть трижды окочурятся.  — Разделяю. Отвечать за чью-то ранимость не очень весело. У тебя там тоже что-то стряслось, не повесился же, за что спасибо…  — Нас бы сожгли на костре, — довольно протянул Алва. — Обоих.  — Да, — радостно согласился Валме. — Каковы мерзавцы! Чужие чувства не щадим… Тебе оставить торт?  — Не надо. Марсель в приподнятом настроении добил десерт. От признания, какие они оба недобродетельные и по общественным меркам злые, стало подозрительно приятно. Как слизеринец он привык к такому мнению, да и Рокэ сто раз слышал подобное в лицо и в спину, только у него были причины презирать большинство — человек, переживший ужасы, из которых Марсель знал меньше трети, вряд ли поймёт чужие проблемы, если они не смерть. С поцелуем дементора вообще ни одна неприятность не сравнится.  — Сочувствие — это хорошо, — вынес вердикт Валме, — но в меру. Если всегда сочувствовать другому, перестанешь чувствовать за себя, и смысл?  — Воистину, — Рокэ согласился, однако что-то в его голосе навело на мысль, что было позволено лишнее. — Сеанс окончен? Если ты приходил только с тортом…  — Нет, это только повод. Я боялся, что ты тут окончательно отравился и всё, — он не собирался этого говорить, ночь располагала. — И о прошлом трепаться тоже не хотел, но надо было что-то нести… Тебе же понравилось?  — Скажешь тоже. Хотя… — Алва выпрямился в кресле и потянулся, остро напомнив свою кошачью ипостась. Ну всё, живой, хвала Мерлину. — Я слегка перестарался…  — Такое случается, — умилился Марсель. — Иногда болтаешь и проживаешь заново всякую ерунду.  — Не в этом смысле. Большую часть из этого я никогда не рассказывал — ни желания, ни повода. Арлетта что-то знает про Юстиниана, и конец… Кстати, пока ты здесь, — тьфу, не успел прочувствовать всю прелесть момента! Если Рокэ и перестарался, то не с откровенностью, а со стремительным порывом эту откровенность оборвать, причём об работу. — Зажги свет.  — Свитки. Пыльные. И что мне с ними…  — Они абсолютно бесполезны, мы с Лионелем перерыли всё, а ключ-то близко. Я весь вечер об этом думал, пока говорил с твоим батюшкой, но потом забыл — спасибо акониту… У вас ведь есть своя библиотека?  — Разумеется!  — Я правильно понимаю, что некоторая колдовская литература доступна только чистокровным магам? — Марсель кивнул, догадываясь потихоньку, к чему он клонит. — Отлично, тогда задание.  — Раканы?  — Да, в каком-то роде. Мне нужно всё, что касается старых легенд… Придётся повторить путь небезызвестного альянса, — он улыбнулся одними губами, параллельно листая какую-то старую книженцию. — Не скажу, что мы не делали этого раньше, но попытки ни к чему не привели. У меня была догадка, что дело не только и не столько в прошедших летах, но и в чистой крови… И есть что-то древнее, чего мы не знаем. Очень древнее и, вероятно, очень опасное.  — Из-за этого всё началось? — пробормотал Марсель. Внезапная тяжесть происходящего бухнулась на плечи.  — Скорее всего, да.  — Разыщу всё, что есть. А поконкретнее можно? — видимо, не можно. — Хорошо, раз такая пьянка, мне обращать внимание на погоду? Она в последнее время совсем дурная.  — Не то слово, — погода пришлась на руку, Рокэ оставил в покое листаемый том и, будто вспомнив что-то важное, щёлкнул пальцами; манящие чары подтащили к столу очередной ветхий свиток. Марсель уже понял, что за ходом его мысли угонится только задним числом, поэтому оставил пустую тарелку и встал за плечом у Алвы, пытаясь разглядеть писанину. Почерк мелкий, незнакомый и чем-то неприятный, но вскоре картинка сложилась — попались знакомые слова.  — Сказка о Звере?! Мерлин, а можно без меня?  — Нельзя, — отрезал Рокэ и пододвинул ему стул. Вот чёрт. — Что-то вспомнил?  — Нет, — сварливо отозвался Марсель, всё ещё не желая смотреть в текст. — Я её просто ненавижу. Хуже вещи в жизни не читал! Во-первых, меня убивает этот отвратительный слог: бард, кем бы он ни был, совершенно не умеет подбирать слова, постоянно скатывается в какую-то деревенщину, забивает пространство междометиями, чтобы рифму не искать… Во-вторых, скомкал вообще всё, что только можно. И что нельзя! Я понимаю — опустили политические дрязги, историю братьев, всунули ради рифмы эту идиотскую линию с запиской Эридани, но как можно было про… пропустить описание Зверя?! Ради чего это вообще написано? Испугался он, видите ли, не видел… Извини, я негодую. И почему-то эта запись считается каноничной, разве не издевательство? Других нет, я в это не поверил… К сожалению, их правда нет. Уж это я в библиотеке сам смотрел. Короче, — он наконец перевёл дух, — кошмар.  — Да-а, — Алва даже отвлёкся от древностей и посмотрел на него. — Почему мракоборец? Почему не литературный критик?  — Литературный мракоборец, — придумал Марсель. — Или борющийся критик.  — Как скажешь. Перечитай этот абзац. Валме послушно, без лишнего ворчания, перечитал. Абзацем оказался немаленький отрывок, описывающий собственно казнь Ринальди и поэтапное, весьма запутанное явление Зверя.  — Ничего понятного, одни метафоры, но… Ты за ним полез после погоды…  — Магия и есть метафора, а старая магия — самая непонятная из всех. Боюсь, как бы её не нужно было трактовать буквально.  — «Тронуть рукой закат», в этом смысле? Подожди… — теперь он прочёл внимательнее. — «Он пальцем неба коснулся, и луну уронил на камень…» Это как? Дальше понятно, про землетрясение, а зачем руки к небосводу совать? Фи.  — Да, непристойно, — согласился Рокэ. — Мне больше это нравится, то есть, меньше: «на хладный остров спустилась тьма, повсюду взросло унынье».  — Без страданий можно как-нибудь?  — Всё ещё нельзя. Это же не я придумал… Строчка до боли знакомая, но я не имею ни малейшего понятия, где мог её слышать раньше. И что-то подсказывает, что это — часть упускаемой нами тайны, хорошо если не основная.  — Ладно, понял. Поищу. Сколько есть времени? — осведомился Марсель. Сейчас-то уже два или три, а сколько им осталось?  — Времени нет.  — Здорово…  — Так вышло, — меланхолично сказал Рокэ, отстраняясь от разваленных на столе бумаг. — Нужно было предпринимать решительные действия раньше, но то некому, то нет поводов и доказательств, то боялись чего-то… Бояться не постыдно, голое бесстрашие к добру не приводит. К сожалению, сидение на ровном месте тоже не приводит. Вообще никуда.  — Что будем делать? — ожидание приключений боролось с пугающими древними секретами, а также предвкушением катастрофы. И, к сожалению, пока проигрывало.  — Долго искать некогда, начнём действовать с тем, что есть, — Алва отвернулся к окну, где на фоне и без того тёмного неба чернели хмурые тяжёлые облака, висевшие слишком низко и будто пытающиеся укрыть собой землю. — Но с утра. Если мир не рухнул за столько холодных ночей, не рухнет и за эту.