***
Когда работа в министерстве превращается в рутину, из головы вылетают напрочь всякие основы — например, для чего оно было создано, это министерство, какие там постулаты. Даже проведя самостоятельное исследование с целью освежить память, Марсель с трудом припомнил это всё — даты и скучные законодательные акты в голове не оседали никак. Для него министерство магии изначально было местом работы, в которое надо изо дня в день приходить и что-то делать с умным лицом, круг коллег состоял из мелких чиновников-магловедов. Потом подземная империя прячущихся чародеев сузилась до размеров мракоборческой приёмной, и то там он бывал реже, чем у Арлетты. Всякие разовые посещения тайного архива или зала суда не считаются, тем более что такие вещи хочется забыть, а не хранить в голове. Соответственно, отношения с министрами отсутствовали как таковые. По долгу службы, точнее — по причине незначительной должности, Валме ни разу не имел чести побеседовать как следует с покойным Дораком или к-сожалению-пока-не-покойным Штанцлером. Последний министр, с которым он хоть в каком-то виде имел дело — злополучный Эрнани Ракан Последний, земля ему пухом и потомки периной. В письменном виде, не более того. Эрнани об этом взаимодействии не ведал. Увечному министру не повезло чисто хронологически: он пришёлся на период принятия Статута о секретности, когда было модно трижды в день менять мнение — нам прятаться от маглов, нам восставать против маглов, нам втихую уничтожить маглов, и так далее, и тому подобное. Может, это противоречие передалось через кровь его стукнутым потомкам? Похоже на то. Так вот, министерство, созданное на стыке времён и при непосредственном раканском участии, имело своею основной целью сокрытие волшебного мира от неволшебного, и все структуры изначально следовали ей же. Это потом колдуны излишне увлеклись обустройством быта, спорта и прочей ерунды, если же вернуться к истокам — картинка складывается примерно такая. Каждый раз, когда на ключевом посту оказывались личности, к маглам нетерпимые, обязательно принимался какой-то гадкий пакт, третирующий неволшебников. Марселю как чистокровному снобу следовало бы не возникать, но он искренне не понимал, зачем тыкать палочкой в тех, кто не особенно мешает жить. Тем более, с годами магловская культура настолько проникла в бытие колдунов даже на речевом уровне, что глупо говорить о каком-то глобальном различии. Неужто колдовских собратьев так угнетает необходимость держать лицо под маской? Ладно бы — жили в ущемлении да в бедности, так нет же, магия позволяет из любой норы сотворить дворец. Короче, недопонимание на самом глубоком уровне, а вот связь между взаимоугнетением двух сторон была жуть как похожа на свистопляску, сопровождавшую недавний (вчерашний!) арест Хогберда и всё, что успел о нём рассказать Лионель. Не говоря уж о самом факте любителя древностей на лидирующей должности современного магического государства. Штанцлер долюбился и притащил кого-то ещё… В представлении Марселя новый министр выглядел как Эрнани с ветхой картинки, только в хорошем качестве. Ну, без потёртости под левым глазом и не особо выцветший по бокам. Такие околополитические мысли преследовали Марселя, пока он тщетно пытался от них удрать. Лишь оказавшись в Атриуме, он относительно очнулся и занялся делом — принялся разглядывать плакаты новых кандидатов в министры. Огромные рожи парили прямо в спёртом воздухе подземелья, и изредка на них брызгало водой из Фонтана Магического Братства. Минуточку. Рожа была всего одна. А как же волшебная демократия? — Голосуйте за Анэсти Ракана! — трубили маленькие крылатые статуэтки, держащие на своих лапках плакаты. — Чистая кровь, чистая магия, чистая совесть! Первый провал предателя: он рассмеялся над важным лозунгом. Хватит ржать! Ты к нему-то и пришёл! Убедившись, что никто из атриумной толпы на него не смотрит, Марсель отвернулся от ближайшего плаката и уставился на каминный зал. Отрезвило, даже слишком — вон у того стенного выступа Рокэ полушутя предложил ему стать мракоборцем. В следующий раз «чистая совесть» вместо неуместного хохота вызвала только отвращение. — Предлагайте своих кандидатов! — вещали другие статуэтки, впрочем, они тоже тащили на своём горбу Ракана. Ракан реял и не возражал. — Альтернативы в ваших руках! Любой из вас, достигший магического совершеннолетия и не имеющий судимостей, может подать заявку до пяти часов пополудни!.. Пять часов! Издеваетесь… — Выдвигаю Рафиано, — прогудела борода из-под шляпы, ошивающаяся по левую руку от Марселя. Судя по тому, как лениво и вместе с тем увлечённо колдун пялился на плакаты, делать ему было решительно нечего. Не работать же, в самом деле. — Хотя меня и настораживает то, что он пропустил вчерашнее эпохальное событие… Взаимно, друг, взаимно! Оставалось надеяться, что друзья уже уладили свои семейные дела и судья в порядке. Валме примерно представлял, насколько неудачной будет его попытка узнать об этом лично, поэтому ограничился уверенностью в том, что Гектор получил всего лишь какую-нибудь маленькую дозу снотворного порошка и был таков. — Ноймаринен! — раздался знакомый визг. Понси, вурдалака ему в тести. — А я за Ракана, — вкрадчиво проговорил кто-то поближе. Скосив глаза из-под капюшона мантии, Марсель распознал усатую физиономию, не очень-то к себе располагающую, но откровенно подлую. То, что надо. — Единственная фамилия из перечисленных, имеющая отношение к управлению государством… Вы предлагаете вояку и судью, которые не явились даже на защиту дорогого им человека; я предлагаю наследника великой крови, вернувшегося в страну в тяжёлый час. Отбой — это было слишком подло, несмотря на завышенные ожидания. Не явились! Они не явились! Может, им кто-то не позволил это сделать? Подавив неожиданно сильную для себя вспышку гнева, Марсель старательно улыбнулся и обернулся целиком к говорившему колдуну. Определённо, эта-то сволочь ему и нужна. — Совершенно с вами согласен, — великолепно соврал Валме. Внимание усов с глазами переключилось на него. Судя по тому, какое выражение рожи вызвал диссонанс между лицом вчерашнего мракоборца и напяленными на нагрудные карманы серебряными цепочками, впечатление он произвёл то ещё. — Мы не можем доверить страну людям, столь откровенно прячущим голову в песок, — простите, шеф, простите, чужой дядя. — Но вам не кажется, что лозунги нашего единственного кандидата несколько вызывающи? Чистая кровь ныне редка, вряд ли за него проголосует большинство. — Эти слова — не часть кампании, но представление кандидата, — ответили усики, не сводя пристального взгляда с собеседника. — Вот, послушайте ещё. — Мы возродим величие магии! — как раз проорали статуэтки, порхая где-то в районе фонтанного кентавра. — Статут о секретности нуждается в реформе! Братья и сёстры, чародеи и чародейки, хватит прятаться в тени… — Часть речи заглушил шум воды, а также возмущение, извергнутое консерваторами из дальнего угла. — Мягко и постепенно вернём к жизни нашу великую силу… Мы заслуживаем, чтобы о нас знали… — Понятно, — сказал Марсель, только чтобы что-то сказать. Выборы же. Выборы на его памяти были лишь одни, помнится, тогда тоже почти никто не работал. Да и негде было — пришествие Штанцлера совпало с атакой на Атриум. Может, выдвинуться? Нет, это будет чересчур, он не справится… Он и так не имеет понятия, что делать — цель есть, а промежуточные этапы как-то стёрлись. — Рад, что вы разделяете наше мнение, — видимо, усатый решил принять его за своего и, взяв под локоть, отвёл в сторону. Было противно, но Валме продолжал разыгрывать любезность, уверенный, что попал по адресу (хоть в чём-то повезло). — Моё имя — Уолтер Айнсмеллер, и я имею честь называть себя соратником Анэсти Ракана. Увы, в последние годы такие слова следовало произносить только шёпотом, но теперь… не осталось альтернатив, да и общество готово принять перемены. Вы понимаете, о чём я, мой дорогой друг? Дорогой друг понимал. Более того, он догадался об истоках такого обращения, а также о причинах пристального взгляда рожи. Человек с таким именем учился на Слизерине примерно в то же время, что и сам Марсель; правда, благодаря батюшкиному влиянию, особенно когда он ещё работал в министерстве сам, фамилию Валме узнавали чаще, чем какого-нибудь Айнсмеллера. — Так вот где я вас видел, — вежливо ответил Марсель. — Всё более чем ясно, поэтому я здесь. — Вы приятно удивили меня, — а нас неприятно удивили ваши усы. Нет, либо отращивай, либо сбрей, ну что это за жиденькое безобразие? — Признаться, не ожидал… Вы ведь взялись за карьеру мракоборца… — Когда-то давно меня и моих братьев приглашали присоединиться к вам по праву чистой крови, сэр. Увы, я был слишком молод и глуп, меня не заботила судьба мира магии, — наконец-то настигло вдохновение. — Лишь поработав в структуре, якобы призванной оборонять этот мир, я осознал, насколько всё ненадёжно и, по большому счёту, бессмысленно… Ведь мы бегаем от проявлений такой же магии. Уж не месть ли это за то, как мы бесцеремонно отодвинули её, угождая каким-то неволшебникам? Вот это загнул! Сам чуть не поверил… Папенька был бы горд. — Великие слова! — воскликнул Уолтер, явно заискивая, хотя восторг на роже нарисовался вполне искренний. — Вы нам очень, очень нужны с такими взглядами, сэр, — даже «сэра» заслужил, радости-то сколько. — И всё же, почему вы передумали именно сейчас? Докопался, зануда. Марсель знал, что должен ответить, но это оказалось свыше его сил. По счастью, нужный ответ затаился в вопросе. — Сейчас, — повторил он и, хочется верить, сымитировал грустную улыбку. Грустно было и впрямь, только лыбиться не тянуло вовсе. — Как же вы правы. Сейчас, когда мир на грани краха, а всё, во что ты верил раньше, оборачивается ложью… — Я понимаю, — ужас, он снова дотронулся до локтя. Марсель смиренно опустил глаза, радуясь, что может не любоваться на Айнсмеллера ещё немножко. — Боюсь представить, каким ударом вчерашнее стало для вас, но скажу честно — я счастлив, что после судебного процесса вы прозрели. Всё так, как он предполагал… Но вот что непонятно — чем именно им Рокэ помешал? Он что, втихаря собирался заделаться министром? Да проще представить глухонемого Понси! Или продолжается дискредитация всего корпуса мракоборцев? Тогда кто следующий, тогда почему именно после суда над Алвой всё завертелось? Явно же Штанцлер мог смотать удочки в любую минуту, так нет ведь — ждал, дожидался. Что ж, это нам и предстоит узнать. И, по возможности, кое-что ещё. — Я тоже очень рад, — нет, в это не поверит даже Айнсмеллер. — Хоть эта радость и горчит. Я понимаю, что вы мне не доверяете… — Что вы!.. — И это абсолютно правильно, — мягко убеждал предатель. Уолтер снизил градус фальшивого возмущения. Конечно, он не доверял, пользовался разве что… — И, боюсь, взаимно. Я рад вас видеть, но хотел бы поговорить с кем-нибудь ещё о возможностях, которые я давно по глупости отверг… Я хочу присоединиться к вам и, разумеется, я буду голосовать за Ракана сегодня вечером. Может, мне стоит побеседовать лично с ним? — Боюсь, господин Анэсти Ракан сейчас очень занят. Но я знаю, кто вам нужен, — поддался Айнсмеллер. — В нашей дружной компании есть доверенные лица будущего, надеюсь, министра. Если вы хотите доказать свои намерения и убедиться в наших, я с удовольствием организую вашу встречу. Марсель про себя засомневался, нужен ли ему кто-то, кроме Ракана, но решил пойти на поводу в ответ. Он пока не в том положении, чтобы качать права — и так просит слишком многого. Почему-то в эту игру играть оказалось проще, чем, например, соображать, как избавиться от проклятого ребёнка… Хватит! Так можно додуматься и до того, что он и впрямь оказался не на своём месте. Просто пресмыкаться и хитрить у змей в крови, так уж заведено. И делать всё ради поставленной цели — тоже. Главное — быть предельно осторожным и не дать себя обмануть. Это вторая в истории мракоборческая вылазка на территорию Потомков, и лучше бы ей пройти успешнее первой. — Сочту за честь! — ослепительно улыбнулся Марсель.***
Управление министерством магии на первом уровне более всего походило на музей. Длинные, кажущиеся бесконечными коридоры увешаны портретами предыдущих министров, тут и там стоят какие-то магические атрибуты, вроде как бесполезная скульптура волшебной палочки (зачем?) или гобелен, изображающий процесс варки зелья (опять же, смысл?). Может, смысл и был, но гобелен выглядел безвкусно, а Марселя всё раздражало. Уолтер услужливо тащил его вперёд, тишина и безлюдность давили на уши, на голову, на сердце. — Как я вижу, здесь никто не сомневается в победе господина Ракана, — говорить и срочно, чтобы не свихнуться. Вот оно, свойство организма! Говорить всегда, когда тебе хочется, и не обращать внимания, хотят ли этого другие… Мерлин, стоило задуматься об этом раньше. Хотя бы на сутки. — О, я всё могу объяснить, — заверил Айнсмеллер, вышагивая вперёд по ворсистому ковру. Интересно, что там, в этих многочисленных кабинетах. — Несмотря на занимаемый им пост, Август Штанцлер поддерживал связь и тёплые отношения с семьёй Раканов. Неважно, каков будет исход сегодняшних выборов, но они имеют право временно остановиться здесь по приглашению последнего действующего министра. Министр, водящий дружбу с объявленным в розыск семейством — такая прелесть. Как жаль, что за все прошлые годы некому было его в этом обвинить по причине отсутствия вышестоящего начальства. — А как же он сам? — Не волнуйтесь, наш друг Август в полной безопасности. Очень жаль! Марсель хотел услышать не это, но придержал коней. Двери распахнулись, и его пропустили в один из главных кабинетов на этаже. Уолтер брякнул что-то подобострастное и исчез, оставив предателя-новобранца наедине с никем. Валме пару раз вежливо кашлянул, но ничего не произошло. Круглый кабинет, иллюзия окна с таким же ненастоящим солнечным светом — ненастоящим ещё и потому, что давно солнышко не выглядывало из-за туч. Вместо громоздких шкафов и стеллажей — одни навесные полки, там, где их нет — портреты спящих… Ещё не прилепили сюда картинку со Штанцлером, зато висел Дорак. Как он относится ко всему этому бардаку? Хотя… он уже «пережил» Штанцлера… вряд ли сильно удивляется теперь. — Прошу прощения, здесь кто-нибудь есть? — пришлось для бодрости духа сжать в пальцах змеиный кулончик. Куда лучше сработали бы греющие душу карточки, в нагрудном кармане, например… Но это слишком рискованно. Хорош предатель, таскающий у сердца предаваемых. Из-за стены что-то неразборчиво крикнули в ответ, и так Валме обнаружил первую потайную дверь. Стенная панель отъехала, и из-за неё вышагнул писаный красавец, которому бы болтаться в виде плаката пошло гораздо больше, чем Анэсти. Сходства обнаружились ещё: светлые глаза, блондинистые вихры и что-то такое в форме челюсти наводило на мысль об очередном Ракане. Правда, этот живчик был куда моложе кандидата. То ли ровесник, то ли младше самого Марселя… Ну, раз это и есть доверенное лицо Потомков — будем вести себя как положено. — А я думал, Эпинэ, — заметил красавчик с челюстью, как ни в чём не бывало продолжая что-то ворожить. Как мило, он таскал коробки. Нет, Раканы определённо заехали сюда с концами. Судя по всему, товарищ недоволен своим занятием — коробки летают не очень аккуратно. То, что он не пользовался палочкой для левитации достаточно тяжёлых предметов, Марселю не понравилось. — Нет, сэр. Моя фамилия Валме, — что вы наверняка и так знаете. Одарив гостя взглядом, который мог бы быть пронзительным и опасным, не занимайся парень такой бытовухой, он подошёл и подал руку. При пожатии по коже пробежали мурашки, как если бы под неё запустили маленькую молнию. — Альдо Ракан, — спасибо, так мы и думали. Марсель с готовностью отзеркалил широкую улыбку. Интересно, о котором из Эпинэ шла речь? Не так уж много их осталось, прямо скажем. — А я вас знаю, правда, не ожидал здесь увидеть. — Понимаю. Поэтому я и пришёл, — Айнсмеллера он хоть как-то знал, младшего Ракана — ни капельки. Каких манер от него ждут? Что вообще делать? Ладно, пока продолжим отыгрывать свою гадкую роль. — Не знаю, известно ли вам, что меня когда-то приглашали в ваш союз… — Да, я в курсе, — махнул рукой Альдо. Этот жест заодно подтащил откуда-то беленькое кресло. — Садитесь, — сам он пристроился за столом напротив, словно был министром. Амбициозненько! Найдём общий язык. — По праву чистой крови, было такое. Передумали, надо полагать? — Так и есть, — наклонил голову Марсель. Оказывается, когда перед тобой лживо заискивают, приятнее, чем когда тобой столь откровенно помыкают. Нет, он мог быть ведомым… в других случаях, но чувствовать превосходство светлоглазого выскочки, который ничего в этой жизни полезного не сделал — сомнительное удовольствие. Становилось понятно, что деланая фамильярность Альдо — зеркало снисхождения, и он к этому ох как привык. А зеркала, между прочим, имеют обыкновение лгать. — Позвольте мне сразу перейти к делу: я понимаю, что мне по ряду причин не будет оказано какого-то великого доверия, но всё же я хотел бы присоединиться к любителям легенд и приобщиться к вашим взглядам — Уолтер подтвердит. — Чистая кровь служит доказательством, — протянул Ракан, испытующе глядя на Марселя. Ну да, он как раз и имел в виду, что не в этот раз. — Сами понимаете… — Валме развёл руками, снова готовясь городить жизненно необходимую чушь. — Мой последний карьерный выбор, увы, оказался провальным. Мне так и не удалось прижиться в управлении мракоборцев, а человек, за которым я пошёл, и вовсе оказался врагом всего магического народа, — на последних словах Альдо кивнул с таким видом, будто это известно даже ребёнку. Очень, очень интересно. — Мне больно об этом вспоминать, — доверительно шепнул Марсель. — Не утруждайте себя, — наконец-то подыграл Ракан. — Я понимаю, как вам должно быть тяжело сейчас. Тяжело — это в Азкабане, голубчик. Марсель представил, как всю раканскую свору кушают дементоры, и сразу почувствовал себя лучше. — Спасибо вам. Давно ко мне не относились с такой теплотой! — Да уж, — снисходительно покивал Альдо. — Не свезло вам с напарником… Ну ничего, всё в прошлом. Вы, правда, понимаете, что на вас будут косо смотреть из-за вашего профессионального прошлого. — Возвращаемся к началу… Мне очень неловко, что это прозвучит как сделка, но вы должны меня понять. Я человек осторожный и расчётливый, — похоже на анекдот. — И мне есть, что предоставить вам в качестве доказательства моей верности. — И что же это? — Ракан явно удержался от того, чтобы податься вперёд. На самом деле, он пока не производил такого уж отталкивающего впечатления, но вся эта бьющая через край энергия вкупе с жадностью до сведений и какими-то загадками настораживала весьма. — Информация, — Марсель заговорщицки понизил голос. — Если вы гарантируете, что избавите меня и мою семью от преследований из-за… из-за того, что я был близок с Алвой… Хвала Салазару, Альдо всё понял. Достаточно «информации» и «Алвы» в одном предложении. Рокэ вообще в курсе, что он там кому-то перешёл дорогу до такой степени? Вроде бы в жертвах старой расправы значились Эпинэ, а не Раканы. Понятно, что тянется вражда ещё со времён их отцов, но Альдо скорчил такую гримасу, будто у них личная неприязнь. Это при том, что молодой человек вышел на арену буквально в первый раз! Помянешь, как говорится, лепрекона! Взгляд младшего Ракана перебрался за спину Марселя, на дверь. Предатель полуобернулся, чтобы узреть очередное незнакомое лицо. Лицо оказалось хмурым и умеренно усатым, вот почему бы Айнсмеллеру не поучиться у товарища правильно отпускать усы? — Вот ты где, — значит, Эпинэ. Любопытненько… — А у нас пополнение, между прочим. Составишь компанию господину Валме, пока я с дедом делами занимаюсь? Да, не пугайся, он тут… — Я слышал, — ответил Эпинэ. Ему не понравилась перспектива обзавестись двойным агентом? Что ж, может, ему вообще ничего не нравится. Марсель вгляделся в круги под глазами своего нового коллеги и ощутил что-то, похожее на удар под дых, хотя его никто не бил. — Рад знакомству, — подал голос Валме, не получив на это никакой взаимности, и снова повернулся к Ракану. — Прощенья прошу за назойливость, но моё предложение, подумайте над ним… я не знаю, какие именно сведения вам пригодятся, но почти уверен — после своей неудачной службы я ими располагаю. — Робер введёт вас в курс дела, — это было адресовано больше Эпинэ, чем ему. — Не сомневайтесь, я вас понял и никуда не отпущу, — после чего Альдо дружелюбно подмигнул, и Марсель, собрав волю в кулак, ответил ему тем же. — Пойдёмте, — суховато сказал Робер, явно не горя желанием проводить лекцию для новобранца. Новобранец же только этой лекции и жаждал, поэтому, стремительно поднявшись, всем своим существом выразил желание пойти, куда ему велят.***
Желторотых юнцов, жаждавших примазаться к внезапно идущей в руки власти, почти никто не называл, а требуемые публикой уважаемые маги отказались от своих кандидатур. Несмотря на то, что немалая часть общественности воздержалась от спешного голосования, отрыв Анэсти Ракана от соперников был неоспоримо велик. Арлетта не могла осудить ни брата, ни Рудольфа, ни тем более Вольфганга, которых просили во множественных письмах дать отпор заявившемуся в Лондон чистокровке; им всем сейчас не до этого, ни один из них не стал бы покидать свой основной пост — в частности, как раз из-за министерской чехарды. Да и здоровье оставляло желать лучшего, какая уж тут политика. Всё равно исход был ясен, их намеренно вытесняли с арены, и как бы залогом безопасности не стал арест Росио. За последний день Арлетта всё более склонялась к этой мысли, ведь других разумных вариантов не складывалось никак. То, что Ли заботливо затёр строчку под печатью письма, очень мило с его стороны, но не мог же он не понимать, что родительница раскусит его на раз-два? Раскусила, прочла, подправила сыновнее колдовство, сделав маскировку ещё более эффективной. Лучший вариант — позволить всему выглядеть так, словно Рокэ выигрывает время для остальных, буквально прервав собой страшную очерёдность. Не думать о том, что он мог действительно сойти с ума. Не думать о том, как расстроился старик Варзов сейчас и как он мог бы расстроиться со своим сердцем, узнав правду целиком. Как просто было бы не думать, но Арлетта думала. Брат уже в порядке, главное — чтобы не склевал себя из-за того, что пропустил. Убедившись, что всё в рамках нормы, Арлетта написала Бертраму, но это письмо пока оставалось без ответа. Задним числом — почти сутки спустя — она признала, что, как и все, сделала слишком поспешный вывод, и душевный раздрай всех и каждого после этого омерзительного суда оправданием не служил. Она знала Марселя достаточно хорошо, чтобы понимать: этот его уход неискренен точно так же, как признание Рокэ на суде, но до чего они могли договориться и когда? Без Лионеля не обошлось, если он солгал… Или не солгал… Сомневаться в родном сыне, да это даже не выглядело абсурдом в свете последних событий. Ли из часа в час терпеливо отвечал Эмилю, что прочитал мысли Марселя и убедился, что тот собирается их покинуть. Да, из-за суда. Конечно, обидно, но предсказуемо. А ты чего хотел, дорогой братец? Слизерин! Пожалуй, именно упорство Ли помогло Арлетте понять, что всё не так гладко, как кажется. Раз уж все так старательно что-то скрывают, можно надеяться на то, что им известны некие сведения. Или задумки. Планы. Планы… Вчера наследник Бертрама уверял, что не понимает ни кната, как и все они… Значит, взял и понял, и Ли туда же? Непорядок. — Если я спрошу тебя напрямую, ты не ответишь? — спросила она сына. — Я уже всё сказал, — ответил Лионель. Не «не отвечу» — это бы означало, что она права, а она не должна быть права, чтобы не оказаться причастной к обману. Мальчишки! Водят всех за нос и ничего не говорят, а потом врут, уходят или садятся в тюрьму. Арлетта порадовалась про себя, что она уже не та молодая и наивная женщина, боявшаяся отпускать детей играть с огнём. Они сами стали пламенем, сами знают, в какой момент поджигать. Если она увидит способ помочь, не навлекая беды и не противореча чужой задумке, она им воспользуется, а пока — гори, костёр… Когда в министерстве магии подсчитывали голоса в пользу Анэсти Ракана, явно увеличенные за счёт перекупленных, запуганных или вернувшихся на родину сторонников альянса, Арлетта Савиньяк коротала вечер в больнице Святого Мунго. Выслушав обстоятельный рассказ Ли и прочитав несколько статей и писем, в том числе от сына Гектора, она убедилась, что может что-то узнать от одного из самых видных целителей магической Британии. Левий славился тем, что выхаживал безнадёжных, он же иногда работал с Бертрамом, он же заходил к Карлосу и Долорес — хотя, признаться, на том этаже он мог оказать лишь моральную поддержку, подобно магловскому проповеднику, облегчающему страдания увечных и больных. Или это называлось иначе? Как-то Арно заинтересовался по юности религией неволшебников и пытался ей пересказать, что узнал, но и сам путался, и жену запутал. Ничего, это неважно. Важно — то, что Левий может знать. — Располагайтесь, — он оказался довольно дружелюбен, а вся эта хмурость — лишь следствие усталости. Наверняка весь день на ногах со своими пациентами… Арлетта уточнила предварительно, не против ли господин целитель её присутствия. Господин целитель не возражал. — К сожалению, не могу предложить вам никаких напитков. В моём кабинете кофе кончился ещё с утра. — Ничего страшного, мне всё равно не до напитков, — она пока не знала, как с ним разговаривать, но давить на жалость показалось плохим вариантом. Левий знакомо сощурился, глядя на гостью из-за стола своими светлыми-светлыми, очень уставшими глазами. — Понимаю. Вы, должно быть, тревожитесь за своего коллегу. — Я тревожусь не за коллегу, а за сына. — Звучит хорошо, — неожиданно полуулыбнулся целитель, — учитывая, что через пару пролётов от нас находится его родная мать… — Она знает? — Пока нет. Вы давно навещали Долорес? Насколько я помню, она не интересуется новостями извне, довольствуясь только тем, что ей рассказывает сын. — И много же он ей рассказывает? — не удержалась Арлетта. Пару раз она присутствовала на этих семейных встречах, и они не проливали свет на отношения в нынешней семье Алва. — Только то, что считает нужным, я полагаю. Про грядущий суд определённо не рассказал, — Левий убедился, что его не поняли, и пояснил: — Вы ведь здесь за этим? Я тоже не в восторге от того, как всё обернулось, и с готовностью расскажу всё, что знаю. Рокэ Алва был здесь вчера, я как раз находился в палате его брата и ещё нескольких пациентов. — Когда это было? — В промежутке между полуднем и пятью часами. Ничего личного сказано не было: он снова предлагал им покинуть Англию и вернуться домой. — Снова? — не скрыла удивления Арлетта. — Простите, это похоже на допрос. — Не имею ничего против допроса. В конце концов, у вас есть жетон мракоборца, — Левий улыбнулся ещё раз, его спокойствие и впрямь оказывало целебный эффект. — Да, такое уже было. Вчера и, кажется, с неделю до этого… Долорес отказалась, это и я с ней в своё время обсуждал… Что ж, имеет право: в этом городе работал её покойный супруг, в этом городе остался её младший сын. Не факт, что на родине ей сейчас не будет одиноко, а Карлосу всё равно, как ни прискорбно это признавать. — Да, — будь она кем-то другим, пустила бы слезу, а так ограничилась лишь тем, что чуть сильнее сжала пальцы. Перед глазами, как наяву, предстал взрослый уже мужчина, с пустым взглядом и неконтролируемой улыбкой собирающий детский магловский конструктор. У него не получилось. — Это всё? Понимаете, всё произошло слишком быстро и… неожиданно. Рокэ нас ни о чём не предупредил, не считая одной записки, не имеющей отношения к делу. Я бы хотела знать как можно больше, но, кроме вас, мало кто идёт на контакт. — Не всё, — бесстрастно отозвался Левий, поглаживая пальцем целительский значок. Похоже, этот жест был его излюбленной привычкой. — Он сказал мне о повестке в суд. Не сказал им, но сказал первому встречному врачу, пусть тот и захаживал изредка проведать брата? Арлетта прикрыла глаза, ловя невидимый подвох. — Вас связывало что-то ещё? — Или да, или нет. Раскрывать некоторую информацию я не вправе. Значит, ещё раньше Росио обращался к нему как к целителю. Легче не стало, скорее наоборот. — Так вот, — размеренный голос целителя настойчиво отвлекал от дурных мыслей. — Он предположил, что к делу тем или иным образом могут привлечь Оскара Феншо, находящегося под моим наблюдением. Я сделал вывод, что речь пойдёт об их служебной ссоре в приёмной больницы, хоть тогда это и казалось бредом… Я не ошибся. Выступить в защиту я решил по своей воле: Алва велел обеспечить безопасность пострадавшему мракоборцу, но не себе. Заботиться о семье в своё отсутствие он меня не просил, однако я сам принял такое решение вчера на суде и буду ему следовать. — Спасибо вам. Если вы столкнётесь с какими-то трудностями… — Арлетта не договорила и усмехнулась. — Мы ничем не сможем вам помочь, поскольку всё идёт к роспуску управления. — Не думаю, — покачал головой Левий. — В том, что выборы выиграет вернувшийся на родину потомок Ринальди и Эрнани, я не сомневаюсь, но долго ли он протянет на посту? Да и лишать страну такой мощной защиты, как мракоборческий корпус, по меньшей мере глупо. В опасность другого рода я поверить готов, но вряд ли вы готовы мне о ней рассказать. — Всё так и есть, — давно ей не доводилось побеседовать с мудрым, всё понимающим человеком, не считая коллег, брата и Бертрама. — Прошу прощения за отнятое время, господин целитель. Вы мне очень помогли. — Кажется, я вас только расстроил, — пожал плечами Левий, поднимаясь, чтобы проводить гостью до двери кабинета. — Пусть вы и не та женщина, которую расстройство выбьет из колеи, всё равно это некрасиво. Увы, ничем больше послужить не могу. Арлетта в задумчивости сделала несколько шагов по коридору, размышляя о том, что не укладывалось в мозаику. Росио успел отправить птиц, заглянуть в госпиталь, съездить в магловский район и стереть воспоминания магле. Отослал какие-то письма, оставил повестку на столе. Всё выглядело замечательно, если не вспоминать, где он теперь. — Госпожа Савиньяк! Она обернулась на зов. Левий стоял на пороге своего кабинета. — Вам известно про моё выступление на суде? — Да, конечно. Вы пришли за приглашённого Феншо и высказались в защиту вместо него, предъявив суду расписку, дозволявшую вам это сделать. Очень грамотный ход… Левий мягко рассмеялся, в глазах промелькнула лукавинка. Арлетта приподняла брови в ожидании объяснений. — Благодарю покорнейше, но истина не совсем такова. Приглашение Оскар и впрямь получил, однако у него был приступ, не позволявший даже прочесть письма… Не было никакой расписки, да и отречения от своих слов тоже не было. Я всего лишь поставил на своё служебное положение, а также на совесть господина Феншо. Рано или поздно она ведь проснётся, верно? — Вы поразительный человек, — давно она не раздавала таких комплиментов, но случай позволяет. — Как только всё это кончится, приглашаю вас на кофе. — Ещё бы моя уловка сработала, — улыбка угасла так же плавно, как и всё, что он делал. — Спасибо за приглашение. Будем надеяться, что нам и впрямь выпадет возможность побеседовать при других обстоятельствах.