***
После такого спать не имело смысла. Роберу не хотелось снова любоваться на огромное нелепое создание, плывущее по небу и перебирающее лапами по облакам, и он с утра пораньше окопался в бывшей комнате Альдо — занимать кабинет министра совсем уж неприлично, хотя ему предлагали, а здесь… здесь хоть что-то. Он уже не надеялся на встречу с другом, раз тот окончательно сошёл с ума, и всё равно чего-то ждал. Мэллица не знала и не могла знать, какая дальнейшая судьба прописана врагу. Он явится на рубеж мешать защитникам? Оседлает свою тварь и заставит мчаться в центр острова, усердно оберегаемый колдунами? Будет сеять хаос лично? Нет, о таком бы уже давно узнали и доложили… На столе валялись письма, бумаги, доносы, газеты и спящая крыса в количестве одной штуки. Робер напрягся, когда увидел её: спасённый грызун вёл себя, как любое нормальное животное, а Лионель сказал, что это человек. Анимаг, оборотень или жертва проклятия? Может, медиум ошибся? Как-то не похоже, чтобы крысёныш обладал достаточными силами, чтобы превращаться. В любом случае, пусть спит. После длительных отношений с бессонницей Эпинэ и врагу бы не пожелал насильственной побудки, поэтому он только вздохнул и уткнулся в первое попавшееся письмо. Матильда сообщала о смерти деда и ещё нескольких пожилых обитателей замка. Нет, она не скорбит по Анэсти и ей не стыдно. Да, она присмотрит за Жозиной и за крылатым конём. Разумеется, она желает удачи им с Альдо… Стоило рассказать правду, но у Робера рука не поднялась. Не поднималась и сейчас. Короткие записки, завалившие стол, не нарушали привычного порядка: придя к власти, Анэсти Ракан не успел многое изменить, только перенять — вот, например, бумажные самолётики, разносящие новости в рамках министерства магии. Робер криво улыбнулся, поняв, что к нему обращаются как к единственно возможному заместителю и преемнику… кого? Министра? Героя? Лучше уж просто: исполняющий обязанности, как Савиньяк. А уж какие обязанности и за кого исполняющий — вопрос, не имеющий ответа. «Лаптон не погиб и не потерялся, но, видимо, ударился головой», сообщала одна из записок, которую Эпинэ уже читал в ночи. «Лопочет что-то о потере памяти и страшных лошадях. Его нашли на улице около главного входа… Не ранен, но, как всегда, бесполезен…» «Канви-Айленд, Фолнесс, Кортсенд», — равнодушно перечислялись названия мест, ни о чём не говорившие Роберу, выросшему частично во Франции, частично в Венгрии. «Орфорд, Данвич, Грейт-Ярмут — местный штаб, близко к Нориджу». При упоминании Нориджа что-то шевельнулось в памяти, однако на поверхность не всплыло. «Дальше — только по реке Хамбер. На указанные точки людей хватает, барьеры держатся долго, достанет ли времени и сил их возвести — вот в чём вопрос…» Он должен был отправиться туда же. Присоединиться к любому отряду, обратиться к любому командующему и вместе со всеми боеспособными магами колдовать над щитом, возводя спасительный купол над восточными берегами Британии. Сначала Эпинэ остался, потому что, как дурак, ждал Альдо, а потом его стали воспринимать как начальника. Очаровательный выбор, ничего не скажешь! От мыслей о собственной никчёмности отвлёк тихонький писк. Крыс проснулся и заинтересованно вертел головой по сторонам, шевеля длинными усами. — Доброе утро, — обратился к нему Робер. Встретились два настороженных взгляда: человеческий и крысиный. — Как самочувствие? Ему, естественно, не ответили. Тощий грызун с тонкими лапками и облезлой шерстью, ничего особенного. Как бы так проверить без колдовства и без насилия, действительно ли он имеет дело с человеком? Если честно, Эпинэ не очень хотел узнать, что таскал в нагрудном кармане какого-нибудь двуногого оборванца. Сначала ничего не происходило — крыс побегал по столу, понюхал всё, что видел, понюхал протянутую руку Робера. На запястье ещё оставались следы крови, и грызун возмущённо заверещал. — Ну извините, — Робер одёрнул рукав. — Какой есть… Глупо, если он так с животным болтает. Ещё глупее, если с человеком. Великий медиум не ошибся. Когда крыс спрыгнул со стола, Эпинэ рванулся следом, намереваясь его ловить — ещё им сбежавшего грызуна в министерстве не хватало, и так всюду паника! Ловить оказалось уже некого. Напротив стола вырос человечек, тщедушный и весь какой-то… серый, от поношенной одежды до выражения лица. Робер видел его впервые и невзлюбил с первого же взгляда. Точнее, со второго — сначала была крыса… — Доброе утро, — чересчур торжественно сказал человечек и сложил руки перед собой. Ну, вылитые лапки, да и морда крысиная. Чего и говорить, грызуном он симпатичнее! — Я бы хотел говорить с моим старым другом и союзником Анэсти Раканом. — Он мёртв, — отрезал Робер. Очень грубо. Вообще не жаль. Крысиная мордочка напротив вытянулась в изумлении и расстройстве: — Не может быть!.. — Может, — нет, сегодня исполняющий обязанности невесть кого определённо не в духе. — По какому вы вопросу? И почему в таком виде? — Я был вынужден скрываться, как и многие члены моего ордена, но тёмные времена прошли, — с достоинством ответил бывший крыс. — Прошу простить, я раскрою цель моего визита только члену великой фамилии, ради которой прибыл. — Альдо Ракана здесь тоже нет и не будет. Матильда Ракан в родовом замке. Вам придётся говорить со мной, — Роберу этого хотелось ещё меньше, но мы в ответе за тех, кого приручили, пусть они и меняют облик, как перчатки. — Что за орден и где вас носило? — Я могу присесть? — Располагайтесь… — Благодарю вас, — гость пристроился на краешке стула. Стоило спросить его имя и представиться, Робер же слишком возмутился тому факту, что милая зверюшка оказалась… вот этим вот, и не стал. К лешему это всё, он не министр магии! — Мой орден попал в немилость несправедливо, почти как ваш славный альянс поклонников великого прошлого. Если вы интересуетесь вопросом бессмертия… — Не интересуюсь, — снова нагрубил Эпинэ, исподлобья глядя на лепечущего оборванца. В памяти шевельнулось что-то забытое — замок, весна, весёлые и живые взрослые, неугомонные ровесники, уроки Матильды… — Зря, — обиделся крысовидный. — Мы увлекались разными ритуалами, готовили эликсир вечной жизни, искали философский камень. К сожалению, ныне покойный министр Дорак объявил нашу деятельность незаконной, и пришлось бежать… — Теперь вспомнил. — На самом деле, нет, но хотя бы связал между собой временные рамки и бормотание крысиной морды. Потомки Зверя были не единственной компанией, прикрытой по инициативе деятельного министра. Как ни крути, с точки зрения удержания власти и защиты простых магов Квентин Дорак оказался более чем прав. — И вы договорились о сотрудничестве? — Мы и сотрудничали, — снова окрысился он. Как ещё это назвать? Дурной каламбур, хотя Валме бы оценил, где бы этого предателя ни носило. — Философский камень, как и воскрешающий и другого рода камни, не интересовал господина Анэсти, однако он помогал нам добывать редкие ингредиенты для зелий и расшифровывать древние свитки. Я вернулся, чтобы рассказать ему об успехах нашего ордена… к сожалению, всё так изменилось — вы говорите, он погиб, и я сам вынужден был скрываться… — Да, увы, — ещё одно «был вынужден скрываться», и он за себя не отвечает. Наверняка товарищ скорбит не по самому Анэсти, а по деньгам и связям, которыми тот швырялся без разбора. Удивительно, как Матильда умудрялась сохранять хоть что-то из семейного наследия и поддерживать хозяйство в замке. — Почитайте газеты на досуге, узнаете много нового… Почему же вы явились сейчас? — Это связано с делом нашего ордена, — Робер совершенно не заинтересовался делами ордена; какое, к троллям, бессмертие, когда он в последнее время чаще думал о том, как бы незаметно умереть? Приходилось слушать… Крысиный маг настолько не вписывался в атмосферу последних дней, во всю эту канитель со Зверем, смертями и болезнями, врагами и героями, что казался сном после хорошей пьянки. Такой же абсурдный и назойливый. — Убедившись в бесполезности всякого рода камней и других воскрешающих средств, мы на время оставили их поиски, а также приготовление безупречной сыворотки, и пошли другим путём… Я тогда путешествовал, возвращаясь с нашего собрания; пришлось плыть на корабле… Как Робер ни старался взрастить в себе честное любопытство, у него ничего не вышло. Вышло бы, говори этот маг чуть менее монотонно, а так… Из пространного, пресыщенного незнакомыми терминами и витиеватыми фразочками монолога он уяснил следующее: крысочеловек увлёкся идеей жизни после смерти, Анэсти его поддержал в своё время и ждал отчёта, да не дождался. Адепт же славного и процветающего (ну да, как же!) ордена бессмертия занялся своими делами, не обращая внимания на дела насущные. Под «жизнью после смерти» он имел в виду не что-то духовное, наводящее на мысли о магловских верованиях и учениях, а самый простой и прямой для колдуна путь — воскрешение из мёртвых. Мол, что может быть эффективнее, чем поймать живое на полпути к небытию и?.. Правда же, согласитесь? Робер кивнул, стараясь не смотреть на длинные и не очень приятные грязные пальцы гостя. Сколько же он времени провёл крысой?.. Итак, бывший идейный лидер и нынешний беспородный оборванец потерпел кораблекрушение, что дало ему возможность испытать свою теорию на практике. — Вы создали инфернала? — сообразил Эпинэ и наконец понял, почему эта история кажется ему смутно знакомой. Вовсе не из-за детских воспоминаний о деяниях Анэсти… — Это был незабываемый опыт, — гость приободрился и снова принял торжественный вид. Возомнил, что смог заинтересовать слушателя? Как бы не так. — Я, кажется, знаю, с кем вам нужно встретиться, — как можно серьёзнее сказал Робер. — По поводу того воскрешения. За дверью как будто кто-то шёл, но могло и показаться. Будь это так, крысомордый некромант среагировал бы раньше. Какова вероятность, что кто-нибудь войдёт без стука, не спугнув добычу, и поможет? — Да? — крыс тоже подался вперёд и повёл носом. — Я чую ложь, любезный… я чую ложь… Дверь тихонечко открылась, и гость дёрнул на сей раз ушами. Он успел обернуться и подскочить на ноги, прежде чем Лионель направил на него палочку. — Какое совпадение, — заметил медиум. — Я тоже. Гость издал странный звук, промежуточный между возмущённым воплем человека и уже знакомым верещанием крысы на болезненно высоких тонах. Попробовал удрать, причём весьма умело — стал стремительно уменьшаться в размерах, превращаясь обратно в грызуна. Не на того напал: Савиньяк уже очертил в воздухе соответствующую фигуру, и заклятье неподвижности поймало беглеца в середине метаморфозы. Теперь на полу бывшей комнаты Альдо валялась не то крыса, не то человек — усы, морда и пальцы рук и ног уже начали преображаться, а остальное оставалось людским. Тошнотворное зрелище… ещё и неподвижен абсолютно, только глазки бегают туда-сюда. — Мерзость, — высказался Робер. Стыдно, конечно, что он всю дорогу просидел сиднем в кресле, тупо глядя на это противостояние и ничего не делая. — Не страшно, вы помогли мне раньше, — рассеянно заметил Савиньяк и присел рядом с неприглядным крысуном. — Я собирался постучать, но вы так громко думали о том, как бы сплавить этого красавца мракоборцам… — Я этого не говорил. Ах да… — Именно. Что-нибудь ещё о нём знаете? — Только то, что он сказал. Почему он явился сейчас? — Очевидно, прослышал о переменах во власти и заспешил обратно под крылышко Ракана, — они разговаривали, как ментор и ученик, а не как вчерашние враги, которых объединила странная война. — Полагаю, газет он в своём изгнании не читал. — Вам, наверное, сейчас не до разборок с очередными ненормальными колдунами. Извините… — Извиняться будете перед этим, когда оно очнётся, — неожиданно подмигнул легилимент, переворачивая неподвижное тело и обшаривая карманы. — Мерлин, вот умеют же некоторые красиво и изящно превращаться… Робер, вы не находите это поэтичным? Крыса, сбежавшая с корабля и попавшая в самое пекло. — Не нахожу, — он не огрызнулся только потому, что обалдел. Может, Савиньяк просто выспался, но это не повод для радости в такой ситуации. Он что, про Азкабан не знает? — В отличие от того, что услышал сегодня утром от Мэллицы. Она считает, что Альдо для нас уже потерян, а значит, надежды на спасение нет… — Уж не обижайтесь, но в этом я не сомневался, — вежливо ответил Лионель, продолжая ворожить над свежим пленником. Полукрыс-получеловек взмыл в воздух и услужливо завис перед палочкой мракоборца, готовый плыть, куда она прикажет. — Вы его не знали. — Вестимо, не знал. — Я не собираюсь обсуждать с вами моральные качества моего друга… — раздражаться глупо, тем более в его положении, но Робер никак не мог понять перемену в поведении союзника. Савиньяк несильно отличался от себя вчерашнего, и всё же за холодной непроницаемостью и уверенностью в себе крылась какая-то лёгкость, которой Эпинэ никак не ожидал. Он тут что, один скорбит по всему свету? — Да, один. — Перестаньте, пожалуйста. — Прошу прощения, увлёкся, — улыбнулся медиум. — Итак, вы хотели сказать, что ваш упомянутый друг окончательно принял сторону, по своей воле или против неё, и мы можем на него не рассчитывать. Для меня это означает долгожданную ясность и конкретность действий. Должен уточнить: с Альдо Раканом церемониться не будут, как только обнаружат его след. — Это я понял, — и всё же жаль, невыносимо жаль… — Я не знаю чего-то ещё? Можете не говорить, но будьте готовы к тому, что мы остались без единственного возможного защитника. Зверь по своему почину не уйдёт… — Ещё немного, и я обвиню вас в узости мышления, как и ваших славных товарищей. Пока держусь из уважения к вашему горю. — Хотите прямо? Извольте… — Нет, — Савиньяк резко поднял ладонь. — Поминальной службы по Алве ещё и в вашем исполнении я не перенесу. Я знаю, о чём вы думаете, так вот забудьте… Не могу гарантировать, что он всё починит, но он как минимум жив и скоро вернётся в Лондон. Так что кончайте страдать и решайте, остаётесь вы здесь или отправляетесь на рубеж заниматься защитой. — У меня есть время? — Робер надеялся, что хотя бы чувство облегчения и неоправданной радости осталось при нём. — Конечно, есть. Пока я не доставлю вашего гостя в камеру предварительного заключения, — за сим он лениво поклонился и ушёл, ведя за собой левитирующее тело анимага. Проводив взглядом это престранное зрелище, Эпинэ без сил вжался в спинку кресла и закрыл глаза. Никогда бы не подумал, что его хоть сколько-нибудь успокоит именно это…***
Они то передвигались со скоростью пожилой черепахи, забывшей дорогу в своей панцирь, то запрыгивали в последний момент в новомодный магловский поезд, развивающий совершенно бешеную по меркам Марселя скорость. Когда он поделился этими соображениями вслух, Рокэ сказал только, что черепаха из панциря вылезти не может. Или может, но только один раз — первый и последний. Какое-то время Валме думал, что они еле ползут, потому что кое-кто не хочет признаваться, что устал, однако после марш-броска по людной платформе к последнему поезду из Питерборо убедился, что единственная уставшая сторона здесь — это он сам: по дороге Алва начисто забывал об ушибленной ноге и общем недомогании и, вероятно, вспоминал только перед тем, как отрубиться в вагоне. А может, и не вспоминал. Марсель счёл за лучшее не переспрашивать, тем более, сам он хотел спать не меньше. До Лондона оставалось не более сорока минут, когда поезд безнадёжно встал и народ внутри него зажил своей жизнью. В коридорах поднялось волнение — люди боялись очередного землетрясения. Кто-то говорил о штормовом предупреждении, кто-то жаловался на низкое давление, кровотечение из носа, головокружение на ровном месте и так далее, и тому подобное. Эти обрывки разговоров подарили Марселю вполне вероятную догадку: странная траектория и переменчивая скорость их путешествия повторяла планы Зверя, который, согласно своим звериным замыслам, то ускорялся, то замедлялся, пытаясь пробиться к сердцу острова и не преуспевая. Вот в магловских новостях, коих он услышал и прочёл предостаточно, сейчас говорилось о «неблагополучных погодных условиях в эстуарии Темзы». Мерлиновы кальсоны, это же совсем близко к столице! — Уважаемые пассажиры, — бодро и мелодично сообщили по громкоговорителю. Такой же был при входе для гостей в министерство магии. — Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и оставайтесь на своих местах. Скоро поезд продолжит движение. — Как скажете, — ответил Марсель, подняв глаза в потолок. — Нам нетрудно. Никто из окружающих не среагировал на то, что он говорит с невидимкой. А жаль! Могли бы поддержать. Пожилая пара, попавшаяся им в прошлом поезде, оказалась глухонемой, в грязном автобусе в районе Шеффилда рядом сидели подростки в наушниках — тоже не поболтаешь. Марсель покосился на Рокэ, чтобы убедиться, что его не разбудила резкая остановка и механическое бормотание свыше, но спутник уже проснулся и высматривал что-то в окне. — Что показывают? — Не думаю, что они это видят, — непонятно объяснил Алва. — Здесь дементор. Возможно, не один… — Не может быть, — брякнул было Марсель и осёкся. Точно, они же улетели. Маглы не в состоянии засечь трёхметровую чёрную тварь, только почувствовать её эффект, значит, ловить — не переловить… — Они тоже стремятся в Лондон? — Либо в Лондон, либо за Зверем. Как свита, — оторвавшись от окна, Рокэ потянулся и лениво посмотрел по сторонам. В этот раз напротив них никто не сидел, и увидеть перед собой можно было лишь спинку чужого кресла. — Если я не ошибаюсь, они движутся снаружи, от начала поезда к хвосту. Разберёшься? — Разумеется, — сначала сказал, потом подумал. — Один?! Ты же сказал, что их больше, а я не ходячий патронус! — Ты же слышал Штанцлера на суде. Я тебе не помощник. — Я думал, он соврал, — признался Марсель и столкнулся с осуждающим взглядом. — Людям надо доверять, — заметил Рокэ. — Иногда не врёт даже Штанцлер. Я что, похож на человека, который может вызвать патронуса? Чуть не выдал «вообще-то ты похож на человека, который может всё», но в свете недавних событий это не самый удачный комплимент. — Возможно, нет, но ты же как-то их переносишь. Тварей, не патронусов. Мы с дорогими Потомками были в панике, уверенные, что ты разберёшь Азкабан на кирпичики и заставишь дементоров утопиться. — Именно «как-то». Их невозможно прогнать, не имея достаточно сил и счастливых воспоминаний, но никто не запрещал защищаться иным способом, — он ненадолго замолчал, снова уткнувшись в прохладное дребезжащее стекло. — Остановились. Едят кого-то, надо полагать… Не спеши, это не внутри. — Да, через окно не полезу, — нервно хихикнул Валме, не горевший желанием драться в одиночку на голых рельсах. — Каким способом? Вдруг мне тоже надо… — Тебе не надо. К слову, вы почти угадали: анимагия не помогла бы мне сбежать из тюрьмы, разве что уцелеть на какое-то время, — Рокэ усмехнулся, поглядев в отражении на свою седую прядь. Она была красивой, завивалась и непослушно выбивалась из привычной иссиня-чёрной гривы, только при каждом взгляде на эту красоту Марселю хотелось кого-нибудь побить — в первую очередь, полный состав Визенгамота. — В школе меня всё это весьма беспокоило, и я доставал расспросами Арно Савиньяка, пока тот был жив. От него я узнал не только о патронусах как таковых, но и о некоторых исследованиях, которые проводил один из моих покойных предков. У него была теория, что животных дементоры не трогают — попросту не чувствуют, так как их интерес направлен на человеческие эмоции и души. — Надеюсь, он не проверял это на собаках. — Надейся… Полагаю, ни одна собака не пострадала. — Но это ведь гениальная мысль! И ты стал анимагом ещё в школе? — Нет, позже. Мне пришлось ещё немного пострадать, прежде чем убедиться, что я против них бессилен, — проигнорировав незавуалированные восторги, Алва мрачно иронизировал над собой. — До так называемого второго пришествия дементоров я был до головокружения уверен, что в нужный момент возьмусь за палочку и всех прогоню. Как же… — Получается, Атриум, — сопоставил Марсель. — Да, после Атриума я этим и занялся. Трудоёмкое дело, сжирает кучу времени, могло и не получиться — Мерлин знает, во что меня бы превратила неудача или одна маленькая ошибка. Повезло. Повезло ему! Сидит такой сильнейший маг своего поколения и списывает успехи на везение. Марсель возмущённо промолчал. В памяти прокручивался страшный и в то же время замечательный день, только некоторые детали, на которые он раньше не обращал внимания, теперь представлялись в совершенно другом свете. — И в тот день тоже повезло, — задумчиво продолжал Рокэ, не обращая внимания на спектр эмоций верного слушателя. — Шоколад пришёлся весьма кстати. — Весьма, — рассеянно отозвался Валме и сообразил: — Какой шоколад? Я не задумывался, если честно. Просто предложил… — В этом что-то есть… — Ага, — не удержался Марсель, — судьба. Он услышал щелчок пальцами и успел нагнуться, прежде чем невинный сглаз подзатыльника достиг цели. Чары не прошли впустую — кто-то из соседей по вагону пожаловался, что его стукнули, хотя сзади никого не было. — Не летят ещё? — Не летят. Я скажу, — за окном не было видно ничего такого, и Валме решил лишний раз не переспрашивать, каким таким внутренним радаром Алва их находит. Про чутьё он уяснил и не сомневался, но чувствовать нутром приближение какой-то жути, должно быть, ужасно. Неудивительно, что он в последнее время вообще не спал. — Мне страшно, — то ли пригрозил, то ли пожаловался Марсель. Он вообще сильно сомневался, что повторит свой подвиг: в тот раз хоть мотивация была, теперь мотивация сидела рядом, относительно целая и невредимая, и что ж ему, защищать поезд незнакомых маглов? Да увольте. — Расскажи что-нибудь хорошее, а то мы все умрём. — Не умрём, разве что лишимся рассудка, — утешил Алва. — Что тебе рассказать? — Что-нибудь испанское, — затребовал первое, что в голову пришло, потому что рассчитывал, что его пошлют с такими предложениями далеко и надолго. После милой беседы у «Пьяного якоря» Рокэ не стал разговорчивее, как и жизнерадостнее (был бы повод!), и всё равно у Марселя появилось какое-то ощущение обоюдного доверия — ну, ему очень-очень хотелось, чтобы это было так. Почему бы и нет — один в кои-то веки рассказал, другой в кои-то веки выслушал, чем не тандем столетия? — Ты бывал в Мадриде? — Ни разу. — Это местный магический центр, как для Альбиона — Лондон. Несмотря на то, что многие наши колдуны учатся за границей, работу многие ищут там. Испанское министерство магии находится в сердце города, — несмотря на приближение дементоров, он говорил ровно и как будто слегка напевно, отчего рассказ действительно умиротворял. — Пуэрта-дель-Соль — важная площадь как для маглов, так и для колдунов. Министерство располагается под ней, как и у вас, подземная система… Иногда его называют Пуэрта-де-ла-Луна: раньше можно было попасть внутрь, лишь дождавшись ночи — тогда площадь как бы переворачивалась, и в тот момент, когда отходил её основной овал, появлялась возможность спуститься вниз. Не знаю, насколько это правдивая история… Сейчас принято бросать монетку в фонтан, произнося определённое заклинание, или договариваться со статуей Карла Третьего. Если он, разумеется, в настроении болтать. — Жаль, что оно под землёй. У вас теплее и дожди реже… — Насчёт дождей не сказал бы, но да, немного жаль. Были разговоры о том, чтобы занять какой-нибудь из старых дворцов на поверхности, только все эти здания давно занесены в магловские перечни и списки — придётся потратить слишком много чар на то, чтобы никто из неволшебников не заметил пропажи исторического наследия. Есть же ещё туристы по всему миру… — Рокэ резко замолчал, по его лицу пробежала тень. Марсель не заметил ни инея на окне, ни холода в проходе, но своим предчувствиям он больше не верил. — Три вагона впереди. — Кошмар, — попрощался Марсель и протиснулся в узкий проход. Поймать дементоров ему удалось в тамбуре перед последним из указанных вагонов. Там творилась какая-то жуть: окошки, чуть трясущиеся от работы мотора, хотя поезд стоял неподвижно, заледенели, изнутри доносились стоны и плач. Оставалось надеяться, что сеанс поцелуев ещё не произошёл, хотя шансы невелики… Твари влетели через окно, которое кто-то из пассажиров непредусмотрительно открыл. Теперь они развлекались внутри, и Марселю предстояло их прогнать. На этот раз он знал, о чём думать, и дело пошло быстрее, разве что немного подкосились колени и покружилась голова. Патронус радостно завилял хвостом и помчался разгонять дементоров. Их оказалось штук пять или шесть, так что к концу акта устал не только светящийся пёс, но и его скромный создатель. — И всё? — разочаровался Валме, когда твари улетучились. — Я приготовился бояться… Наверное, он израсходовал весь отпущенный на свою долю страх в руинах Азкабана. Убедившись, что маглы относительно очухались, начали помогать друг другу и расспрашивать, что это такое было, восстановленный в своих правах мракоборец ушёл, пробираясь через оставшиеся вагоны. Поезд на радостях снова тронулся, и Марсель едва не упал три с половиной раза. Вернулся он в максимально растрёпанных чувствах и рухнул в кресло, страдальчески закатив глаза. — Вот оно, лицо победителя, — вполголоса прокомментировал Рокэ. Марсель героически воздержался от ответа; по крайней мере, он шутит. — Это было быстро. В чём подвох? — Никакого подвоха, ты их прогнал. Должно быть, сильное воспоминание, — незаданный вопрос повис в воздухе, и Валме решительно заявил: — Я тебе не скажу, потому что это личное. — Да ты что? — поднял брови Алва. — В следующий раз я тебе отвечу то же самое. — Так нечестно, — обиделся Марсель. — Имею же я право на свои тайны? — Тайны нужны для того, чтобы их рассказывать, разве нет? — Ты издеваешься… — Ладно, как хочешь, но только взамен на другой вопрос, — он с опаской кивнул, не совсем уверенный, в каком случае потеряет больше. — Чем для тебя пахнут сильные зелья вроде амортенции? — А с чем можно сравнить амортенцию? — растерялся Марсель, совершенно не ожидавший экзамена по зельеварению. — С любым напитком, направленным на чувства. Есть небольшая группа редких зелий, запах которых связан с эмоциями или памятью зельевара, ну или того, кто планирует их пить. Иногда этот запах теряется за эффектом самого зелья, которое уже начало действовать… — Я слышал что-то подобное о напитках счастья и удачи, — с трудом припомнил он. — Но в школе мы такое не варили. Что до амортенции… Только не смейся… — Не буду, — пообещал Алва. Почему-то Марсель поверил, наверное, из-за неожиданного напора, с которым его допрашивали. — Кремовые пирожные, новые чернила и ещё какая-то ерунда. Погоди… Кажется, свежевыстиранное бельё, — обречённо сознался Валме. — Ужас. Набор восторженного школьника. Я просто был снобом и чистюлей… впрочем, не стыжусь. Это лучше, чем высохшая чернильница или поношенные носки. — Воистину, — неизвестно, что Рокэ хотел узнать по этому набору, но он утратил интерес к разговору и отвернулся к окну. — А зачем тебе? — Всегда хотел знать, что делает людей счастливыми, — после такого ответа расспрашивать дальше было просто неприлично. Марсель осознал, что, несмотря на врождённое любопытство, не хочет ни возвращать вопрос, ни слушать ответ на него. — Вполне нормальное желание. Я вот курсе на пятом задавался вопросом, чего люди боятся, — играть в молчанку расхотелось, а им ещё ехать до Лондона. Чувствуя необходимость поделиться какой-нибудь историей взамен неозвученных секретов, Валме рассказал первое, что в голову пришло. — Тогда на защите от тёмных искусств нам показывали боггарта. Профессора потом чуть не уволили, потому что он сбежал… боггарт, не профессор… — Помню, был переполох… Нам сказали, что слизеринцы это подстроили. — Делать нам больше нечего, — с достоинством ответил слизеринец. — Мы спрятались под парту и боялись. Во всяком случае, я. — Совершенно другое дело, — хмыкнул Рокэ. — И что боггарт? — Да ничего, пугал, как и положено. Я запомнил, что староста боится собак, моя тогдашняя бывшая — трупов, а тогдашняя будущая — змей, что очень смешно с учётом факультета. До меня черёд тоже дошёл… Тонущий корабль посреди учебного класса — зрелище то ещё. А я настолько не понял, откуда он, что даже не испугался… — Любопытно. Кораблекрушение из далёкого детства? — Как у нашей мёртвой подруги? Ещё чего! Такого не было… До меня не сразу дошло — догадался, став постарше. Дело в том, что первокурсников Хогвартса всегда перевозят через озеро первого сентября. Мне не повезло: озеро неспокойное, вода бурлит; мы дрожали в лодке, когда каким-то придуркам с берега приспичило поупражняться в заклинаниях и пальнуть по воде из кареты, — вдохновенно рассказывал Марсель. — В общем, угадай, кому не повезло. Угадал… Спрута не разбудили, но наша лодчонка перевернулась. Конечно, выловили почти сразу же, спасли и обогрели, но я, оказывается, хорошенько это запомнил. С тех пор каждый выход в море… ты чего? — Ничего, — будь он проклят, если Алва не улыбался только что. — Продолжай. — Нет, минуточку!.. — Я же сказал — ничего. Надо будет по возвращении присудить тебе дополнительную медаль за храбрость. — Уважаемые пассажиры, — громкоговоритель с потолка неуместно вклинился в их разговор. — Поезд прибудет на вокзал Кингс-Кросс через двадцать минут. — Отлично, — приободрился Марсель. — Тогда я опустошу местный буфет. В вагоне-ресторане остался только жалкий пакетик чипсов, но кто знает, когда в следующий раз будет еда? Валме с брезгливым вздохом их купил на оставшуюся магловскую сдачу и вернулся обратно. Он заблудился, потому что потерял Рокэ и не сориентировался без знакомого лица, и лишь затем обнаружил свою потрёпанную сумку, плащ Водемона и свернувшегося в кресле кота. Видимо, решил доспать напоследок, хотя кто его знает. Товарищи по вагону оживились, начали болтать, вытаскивать сумки с верхних ярусов и всячески изображать бурную деятельность. Марселю моментально стало одиноко, скучно и как-то тревожно перед предстоящим… чем? Едва они сойдут с поезда, придётся что-то решать, с кем-то договариваться, с кем-то драться, ловить Зверя размером с несколько английских деревень и утихомиривать Ракана, если он ещё жив и что-то соображает… Валме с некоторым сомнением опустил глаза на кота. Конечно, идея так себе, но чем Мерлин не шутит? Он протянул руку, немного завис над холкой и всё же коснулся ладонью шерсти. Гладить всяких кошачьих Марсель не любил по одной причине — в конце они всегда его царапали. Кот приоткрыл глаза и недовольно на него уставился, с силой долбанув хвостом по креслу. — Я недолго, — оправдался Марсель и наудачу провёл ладонью по шее. Ему удалось сделать ровно полтора поглаживания. Честно вытерпев это безобразие, вредный зверь извернулся и укусил его за руку. — Ай! За что?! — Неласковый он у вас, — сообщила проводница, которую никто не спрашивал. Валме поднял глаза на застывшую в проходе маглу: как и все, кто попадался им по пути, она позабыла про свои дела и остановилась «полюбоваться котиком». — А за ушами чесать не пробовали? Вот моя старая кошка… — Не думаю, — невпопад ответил Марсель и вместо ушей почесал руку. Свою. Укуса-то толком не было, так, зубами прихватил ненадолго. — Хотя я бы тоже не обрадовался, если бы мне мешали спать. — Не расстраивайтесь, — отмахнулась проводница, оправляя форменный пиджак перед тем, как продолжить шествие по вагону. — Гляньте, как близко к вам лежит. Доверяет, значит. Кошка-то моя, говорю, как только рядом сядешь — сразу брысь, и нет её. — Спасибо, — от души поблагодарил слизеринец. — Мне был очень нужен переводчик с кошачьего. Наверное, она права. Весь на нервах от предстоящих злоключений, а они, несомненно, предстояли, Марсель изнывал от желания почесать за ушами, но на сей раз совесть взяла верх. Нельзя сказать, чтобы они нормально отдохнули в погоне за Зверем… Поезд замедлил ход, приближаясь к платформе. Со всех сторон что-то гудело, свистело и орало, в окна просился ледяной ветер, резкие вспышки искусственного света били по глазам — лампы и фонари, проносящиеся мимо. Где-то совсем рядом — платформа девять и три четверти, важные часы на высокой башне, подсвеченные к вечеру полукруги вокзального здания, лестницы и пешеходные мосты, но в это не верилось. Мир больше не был прежним, как ни крути. — Вот представь, — не выдержал Валме. Сидеть тут в тормозящем поезде и назойливо бояться в одиночку было ужасно. — Мы сейчас сойдём на платформу и погибнем через полчаса, а ты так и не дал себя погладить. Видимо, животный облик не придаёт ни совестливости, ни раскаяния. Во всяком случае, ничто из перечисленного не удалось обнаружить в кошачьем взгляде исподлобья. Марсель не успел пожаловаться про себя или вслух — на его руку, нервно скребущую шершавый край сиденья, положили хвост. Странный жест, да и проводницы нет, чтобы разъяснила, однако прикосновение чего-то тяжёлого, тёплого и мягкого успокаивало, как дружеское рукопожатие или тычок в плечо. — Уважаемые пассажиры! — жизнерадостный механический голос нагло врубился в создавшуюся идиллию, как младший брат без стука в дверь. — Мы прибыли на вокзал Кингс-Кросс. Пожалуйста, не забывайте свои вещи… Возможно, вы скоро умрёте, уважаемые пассажиры. Но о таком никто не предупреждает, верно?