Воспоминания о герое

Вода и время ещё не изуродовали тело, но всё же лицо стало неузнаваемым. Будь он на себя похож, Робер не смог бы равнодушно вытаскивать утопленника, переворачивать на спину, осматривать карманы в поисках палочки или хоть какого прощального послания. Ничего: палочка сломалась или утонула в реке, ни весточки, ни сувенира у Альдо с собой не оказалось. Что за глупости… с чего бы? Жить дальше не ему, а тебе, и Матильде в глаза смотреть — тоже. Робер думал только о ней, остальные словно утратили свою значимость. В конце концов, у Альдо было не так много людей, которые видели в нём человека… пока он им был и немножко — после.  — Вам нужна помощь? С тихим хлопком на набережной появились очередные маги. Эпинэ был несказанно рад, что это не Валме с Алвой — у них-то все поводы для счастья, если, конечно, ничего больше не произошло.  — Возможно, но я не знаю, какая, — неловко опять сваливать всё на Лионеля, но он бы ничего не предложил без плана. Медиум опустился рядом, бесстрастно вглядевшись в мёртвое лицо. — Всё кончилось, верно?  — Да, Зверь ушёл. Я не могу его отследить, будто пропал насовсем. Город в безопасности.  — Как скоро нас возьмут под стражу? — поинтересовался Робер и оглянулся через плечо: близнец Савиньяка, несколько низкорослых загорелых ребят, жилистые колдуны в немецких одеждах. Хорошо, что без своего предводителя: Ойген Райнштайнер ничего лично Роберу не сделал, но, будь это его территория, германский мракоборец уже давно бы всех арестовал.  — Как только, так сразу, — пообещал Лионель и добавил, не повышая голоса: — Для некоторых это будет простая формальность. Сейчас не хватает порядка в законе, если сразу начать делать исключения — проблем не оберёшься. Вам лично и ещё нескольким людям, что повели себя достойно, переживать не о чем.  — Спасибо, — поблагодарил во имя той же самой формальности. Лучше б засадили и дали по заслугам. — Я могу попросить за Мэллицу?  — На досуге мы с вами согласуем всё это… Но я уверен, девушке и так ничего не грозит. Потом. Не хотел прерывать ваше прощание.  — Это не прощание, — Робер снова опустил глаза на Альдо. — Я не знаю этого человека. Останься он собой…  — Он погиб не совсем собой, но нельзя отрицать, что какое-то время оставался.  — Погиб он гораздо раньше, — в последний раз скривившийся рот, бледнеющие скулы, неподвижные глаза, в которых навсегда застыла ненависть и что-то ещё, похожее на простое детское удивление. Рождённый побеждать умер проигравшим. — Я был с ним почти всё время, мне стоило заметить.  — Об этом поговорите со своими близкими, — резко не прозвучало, но обсуждать с ним достоинства и недостатки Альдо Савиньяк явно не собирался. — Лучше напомните, если вы в курсе, под чьё командование поступил Эгмонт Окделл.  — Зачем он вам? — на сердце неприятно заворочалось предчувствие. Робер знал о друге отца кое-что, что вряд ли знали остальные — сначала услышал случайно, затем — от самого Мориса в их последнем разговоре. Ему было трудно говорить прямо, однако понять правду это не помешало.  — Дело есть, — удивительно, насколько холодными могут быть чёрные глаза. В серых, синих, голубых лёд смотрится совсем иначе. — Спасибо, что подумали об этом. Я убедился, что прав. Робер неопределённо повёл плечами и, только чтобы отвлечься, закрыл глаза Альдо. Веки были тяжёлыми, холодными и влажными, как сегодняшнее утро, несмотря на всё его солнце, свободу и лёгкий воздух. Это не для него. Ни для кого из них. А Эгмонту рано или поздно пришлось бы отвечать… Лучше бы он погиб на передовой, но это невозможно. Не вернулись только те, кто сбежал или очутился в больнице. Савиньяк ушёл, оставив его наедине с покойным и десятком своих людей. Они любезно помогли забрать тело, даже слишком любезно. Для приезжих это дело — чужое, они откликнулись на зов и оказали свою помощь, а с Эмилем поговорить не довелось. Кажется, он был не против и не собирался срывать гнев на скорбящем Потомке, скорей наоборот, но Роберу самому не хотелось ни с кем общаться — сейчас бы в самом деле закрыться в тюремной камере и ничего не делать трое суток. Правда, наедине с собой он не выдержит… Куда их поместят? Азкабана больше нет, кажется, тут были какие-то камеры предварительного заключения. Совсем забыл спросить, что Лионель сделал с человеком-крысой, но это не его забота. Маглы потихоньку выбирались наружу. Часть колдовской братии взялась за чары сокрытия и восстановление разрушенных зданий и дорог, сейчас дело пошло быстрее и веселее — угроза больше не висит, солнце светит, враги мертвы. Враги мертвы, а их уцелевшие соратники зачем-то живы… Нужно разыскать Мэллицу, наверняка она в министерстве.  — Вам лучше подождать здесь, — почти извиняющимся тоном сказал Эмиль, придержав его в каминном холле. — Я знаю, что вы много сделали для нас, но…  — Много? Я всего лишь предал своего друга и даже этого не смог сделать вовремя. Извините, вы не обязаны меня слушать…  — Не возражаю, — славный парень, как жаль, что всё так вышло. Сможет ли когда-нибудь Эмиль Савиньяк пожать руку человеку, выросшему в замке убийц его отца? Робер не успел додумать эту мысль до конца, как ему протянули ладонь. — Потом свидимся, если вы не против. Сейчас время такое… Что он имел в виду? Ладно… Растерянно пожав руку, Робер проводил его взглядом и снова остался один, не считая надзора. Минута тянулась за минутой, его постепенно окружали старые коллеги: доблестно отвоевавшие своё защитники, отловленные трусы, те, кто не понял, на чьей стороне сражался. Все ждали от него рассказов о том, как избранный всех победил, а в Атриуме ходили совсем другие разговоры. От сплетен и слухов никуда не убежишь, как и от газетчиков. Скоро чародейская пресса в очередной раз сойдёт с ума… Они напишут о том, какая несвоевременная заминка в передаче власти произошла накануне катастрофы. О том, как провалились реформы чистокровок в министерстве, какие большие надежды возложили на выбранную власть и с каким треском эти надежды рухнули. О том, как Альдо толкал речь с фонтана, а потом оказался источником всех бед, тоже напишут. Но центральные полосы ещё очень долго занимать будет Алва, предупреждавший и не услышанный, судимый и не осуждённый, погибший, но не убитый. Вот так всё должно было быть, а ты чего хотел? Постоять рядом с Альдо, поплясать на чужих костях и до конца дней своих пожинать плоды славы? Так и было. Было бы, только пророчеству нет дела до того, как ты его истолковал. Понял неправильно — пеняй на себя. Сколько намёков, сколько двусмысленностей они упустили! А всё из-за упрямства и твердолобости предков, из-за того, что из некоторых тупиков выхода уже не бывает, как ни старайся. И, как ни прискорбно, из-за любви, иначе бы та же Матильда продолжала настаивать на своём и настояла бы… Она всегда чувствовала подвох, этот главный, просящийся на глаза обман, в котором они прожили столько лет. Робер не сомневался, она даже была готова его признать, но не могла этого сделать из любви к единственному внуку.  — Возмутительно, — гнусавили слева. — Нас обманули. Анэсти говорил, что всё будет не так… Анэсти говорил, и все слушали, как он сам в юности слушал своих предков. От этого никуда не денешься.  — Это обман! Я тгебую газбигательства, — главный беглец после Кавендиша уже тут как тут. Разбирательство будет, только не в твою пользу, а строго наоборот.  — Может, ошибка? — хмуро спросили спереди. — Я-то до последнего думал, что Альдо с нами. Не понимал ещё, о чём в строю говорили.  — Я тоже…  — И я, и я! Но решил не обращать внимания… Засчитается ли этим защитничкам? Они делали благое дело, убеждённые по самую селезёнку, что поддерживают дело Раканов и вернутся в город победителями, да ещё и пожмут Альдо руку.  — А мне кажется, — медленно заговорило знакомое лицо. Робер устало моргнул и разобрал Дугласа с его приятелем. Парни всегда были не разлей вода… как они с Альдо. И тоже носили метку. — А мне кажется, это мы ошиблись. Если вспомнить пророчество…  — Не смей! — испуганно накинулись на него старшие. Ну конечно. Мы не будем думать головой, мы будем искать себе оправдания. Не в силах это слушать, Робер поискал, куда б от них можно спрятаться. Скоро уже арест? Никогда в жизни так не хотел побыстрее оказаться за решёткой. Если камеру придётся делить с кем-то из этих разочарованных уродов, так же сильно захочет обратно на волю. Эпинэ едва не сорвался на очередное бормотание сзади, но это оказалась Мэллица: девочка не хотела и боялась проходить через оголтелую толпу, она подкралась с другой стороны, почти как мышка.  — Прости, не признал.  — Другу недостойной не за что извиняться, — в своей манере ответила она. Круги под глазами от бессонной ночи казались чуждыми и посторонними пятнами на прекрасном лице. Она должна спать и спать хорошо, а не страдать по несбывшемуся, но что ж поделаешь… — Что будет дальше с внимающими прошлому? Внимающие довнимались, прошлое развернулось на каблуках и одарило своих поклонников пинком под зад.  — Судебное разбирательство, но не бойся. Тебе ничего не сделают.  — А тебе? — запнувшись, спросила Мэллица. Робер заставил себя посмотреть в круглые лучистые глаза и обнаружил там не то, что искал. Беспокойство и заботу. Не о покойном же…  — Мне тоже, скрывать тут нечего. За то, что я выдал Альдо, полагаются бонусы, — криво усмехнулся он и, не осознавая, что творит, протянул руку. Тонкие пальчики Мэллицы легли в ладонь раньше, чем Робер опомнился.  — Друг расстроен и не понимает, что говорит. Жители холодного острова поощряют не предательство, вырванное силой обстоятельств, но сообразительность и отвагу благородного Робера. На языке вертелись сотни отповедей: о ненависти к своей медлительности, о том, что сообразительный — последнее определение, которое Робер бы мог к себе применить, о том, что Альдо стоило усмирять раньше или не пытаться усмирить вообще, обо всём, что он прокручивал в голове непрестанно последние дни. И не надо вываливать свои думы на бедную девочку. Она потеряла любовь всей жизни и перенесла это с достоинством — Мэллице хватило сил принять то, что Альдо наворотил, а тебе почему-то нет. Дело не столько в напортачившем друге, сколько в себе и во всех тех, кто годами растравлял в наследнике мечтания о его особенности и исключительности. Как сказал отец про Алву, они сами вырастили себе врага. Что ж, из Альдо с детства лепили героя, закрывая глаза на то, что именно этого ни в коем случае нельзя делать. В итоге они поменялись местами, сами того не желая… Хватит. Хватит страдать по тому, что вы все наворотили, и по сотому кругу гонять дурные мысли. Альдо мёртв, кем бы он ни был; Робер Эпинэ, кем бы он ни был тоже, жив, и рядом с ним — самая прекрасная девочка на земле. Единственное, что у него осталось.  — Тебе не стоит бояться, — едва слышно шепнула она. — Слишком многое было потеряно… В доме недостойной дочери моего отца говорили, что после потерянного всегда приходит найденное. Они идут друг за другом, как рассвет — за закатом. Как рассвет после самой страшной ночи…  — Правильно говорили. — Если ей не понравится, он немедленно отойдёт. Если только… Мэллица не отпрянула, лишь зажмурилась мило и немного смешно, когда он склонился совсем рядом. Она не знала, что делать, но не боялась, не боялась его! Робер как мог бережно поцеловал мягкие губы, так давно и безнадёжно манившие его, какая бы дурь вокруг ни происходила. Рыжая ведьмочка отвечала на поцелуй неумело, но старательно, она в самом деле хотела этого — первая хорошая новость за долгое время, почти перекрывшая все прочие беды. Почти? Кого он обманывает! Плевать на эти разговоры за спиной, плевать даже на вспышки камер! Плевать, какой ценой они к этому пришли, это потом, потом вернутся терзания и угрызения совести… а может, и не вернутся. Долгожданное счастье захлопывает двери перед любыми невзгодами. Робер почувствовал тонкие тёплые пальчики, нежно коснувшиеся его шеи, и понял, что не заметит, даже если его сейчас приговорят к смертной казни.

***

С выцветшего неба медленно и лениво падали снежинки. Им спешить некуда, они наконец-то дождались зимы. Почему-то казалось, что в Хогвартсе в это время уже лежали сугробы, память могла подвести… Эмиль был прав насчёт отдыха, но отдыхать будем потом, когда решатся хотя бы самые насущные вопросы. Исполняющий обязанности главы управления запахнул поплотнее плащ и пошёл по набережной, на этот раз — в другую сторону. С арестованными Потомками разбираются свои, договориться о вознаграждении с прибывшими на помощь иностранцами пришлось отделу международного магического сотрудничества: после того, как небо прояснилось и вышло солнышко, заартачившиеся чиновники вспомнили о своих обязанностях. Кажется, им даже немного стыдно, но, в конце концов, если ты по долгу службы водишь переговоры с африканскими ворожеями или просто перекладываешь бумажки — непросто сорваться невесть куда под командованием невесть кого. Какой же у них всё-таки бардак, полнейший бардак… Зализав раны, придётся заниматься ещё и этим. Оставаться на временном посту Лионель не собирался, но это полбеды. Вторая половина — отсутствие министра магии. Мать даже из вежливости не согласится, да он сам будет против её кандидатуры. Скоро вдоль реки будет не пройти из-за магловских служб, мост Хангерфорд уже перекрыли — вернее, не сам мост, а то, что от него осталось. Скромный узкий сквер на набережной приводил к лодочному прокату, напротив робко открывались заведения быстрого питания, дальше — высокие, многоступенчатые дома и очередной мост. Ли подавил желание остаться здесь и ничего не делать, прикинувшись обычным маглом, подошёл к самому краю набережной. Ближе к реке дуло невыносимо, но рука решила, что лучше потерпеть холодину, чем в очередной раз поднимать палочку и греть себя. Нагнать их удалось не сразу: двое отчаянно разыскиваемых мракоборцев, не совсем покойник и не совсем предатель, плелись прогулочным шагом, только после бессонной ночи отстанешь даже от улитки. Крикнуть, что ли… Не пришлось. Рокэ обернулся первым, остановился. О чём они, интересно, перетирают подробности убийства? Главное, что оба живые и невредимые. Частично. Закрашивать раннюю седину упрямец явно не станет, надо будет поделикатнее предупредить мать…  — Не в ту сторону идёте, — сообщил Лионель после приветственного кивка. — Не хочу вас расстраивать, но идиллическую прогулку придётся отложить.  — Нагулялись уже, — если не знать, что Росио тоже полночи мотался по городу и вдобавок убил человека, по нему и не скажешь. Зато очевидно искупался в Темзе.  — Неправда, — вмешался Марсель. И этого не узнать, во всяком случае, в нём ничего не осталось от толстого неуклюжего чиновника с сомнительной моралью. — Мы ещё не завтракали. Сообразим на троих?  — Потом, — идея слишком превосходная, чтобы соглашаться. — Росио, я кое-что узнал… Ты счёл бы это важным, — Ли покосился на навострившего уши слизеринца. — Полагаю, это семейный разговор.  — Не вижу противоречий, — заметил Рокэ. Ах вот как. Надо отдать должное Марселю, он почти сохранил внешнюю невозмутимость.  — Как скажешь. — В голове это звучало не так опасно, но молчать в любом случае нельзя. — Я нашёл убийцу твоего отца. Он сейчас под стражей вместе с другими Потомками Зверя.  — Надо же, — знать бы, о чём ты думаешь… Можно до бесконечности всматриваться в это лицо, если Рокэ не захочет дать о себе знать, он и не даст. И барьер окклюменции снова силён, как никогда. — Продолжай.  — Эгмонт Окделл в юности закончил Гриффиндор и сразу же угодил к Анэсти Ракану по праву чистой крови. Он пытался сделать карьеру и в нашем министерстве, но провалился из-за своих взглядов, как и многие в ту пору, кто не устраивал министра Дорака. Насколько я успел понять, он в молодости был весьма горячей головой и отличался своей верностью и энтузиазмом… В общем, не он должен был поднимать палочку на Алваро, но другой не смог. Даже после десятка дементоров и при помощи наёмников.  — Кто?  — Морис Эпинэ, — это имя далось труднее из-за связи с отцом, Рокэ только усмехнулся. — Не знаю, как всё это повлияло на Окделла в юности, но сейчас он не похож на себя прежнего. То, что я говорю, просто теснилось у него в голове, когда он бродил по министерству… Я не мог отвлечься от дел с Эпинэ и последним Раканом, но этот Эгмонт из тех, кто думает слишком громко. Он раскаивается. Сейчас у него несколько детей и нелюбимая жена…  — Какой накал драмы, — с вежливой улыбкой отметил названый брат. Эх, а ведь была надежда, что без второго убийства обойдётся. — Наверное, ему очень тяжело.  — Не смотри на меня так, я его не оправдываю.  — Действительно, — согласился Росио, — как человеку, проевшему нам с Эмилем мозг убийством Карла Борна, тебе это не пошло бы.  — Тем не менее, Борн позаботился о себе сам. — Как жаль, что Окделл не додумался до того же. На что он рассчитывал? Стоило прочитать его получше, было бы время… — Что будешь делать?  — Нарушать закон, — вмешался Валме. Ему тоже не хотелось второго суда, на сей раз вполне оправданного. — Может, хватит одного трупа? Месть, конечно, дело хорошее…  — Слова настоящего слизеринца. Это можно назвать иначе, — рассудил Рокэ. — Например, завершением начатого. Или неоконченным разговором.  — Что ты задумал?  — Ничего такого. Почему бы нам, в самом деле, не прогуляться до министерства? Нашими с Альдо усилиями оно не пострадало. Когда он говорил таким тоном, возразить было невозможно. Точнее, бесполезно. Марсель попытался увести разговор в сторону отдыха, потом тоже сдался и махнул рукой. Ли было нечего ответить на его укоризненный взгляд: некоторые вещи нельзя рассказывать и в то же время нельзя не рассказать. Скажем, если бы Рокэ в своё время узнал, что Борн жив и находится по такому-то адресу, и не упомянул об этом… Ладно, пример неудачный, он бы сообщил. Всё взаимно. Другое дело, что в юности они не задумывались о законе. Непростительные заклятья — то, за что любой мракоборец обязан засадить колдуна за решётку. Убить иначе? Это всё равно убийство. Простить и отпустить? А у самого бы хватило пороху? Нет, нужно решить всё по-другому, иначе дело останется подвешенным в воздухе. Хорошее начало — в министерстве они не стали спускаться на одиннадцатый ярус, сейчас набитый под завязку временными заключёнными. Рокэ высматривал кого-то в каминном холле, не обращая внимания на спутников. Валме по привычке расценил молчание как знак согласия, Ли просто не мог оставить это дело, благодаря ему же сдвинувшееся с мёртвой точки. К тому моменту, когда они нашли, кого искали, он догадался, что к чему.  — А перевода не будет? — поинтересовался Марсель, слегка разочарованно уставившись на испанцев.  — Они о своей старой клятве, — пояснил Савиньяк. В разной степени знакомые лица с радостью обступили своего именитого сородича и заговорили неприлично быстро, так что его скудные познания в чужом языке никак не помогли. — Если я правильно помню этот обычай, любой из поклявшихся или причастных обязуется убить врага — или, опять же, причастного. В тот раз погибли четверо, потому что Робер Эпинэ жив.  — Ого, — присвистнул слизеринец, глядя в спину своего кумира. Простите, напарника. — Думаешь, он знал?  — Вряд ли. Скорее, решил не убивать откровенно невиновного и сохранить возможность до лучших времён. Конечно, шансов найти настоящего убийцу много не было…  — Удача. Или судьба?  — Часто идут рядом. Чаще, чем кажется. Видимо, южане о чём-то договорились, потому что разговор перешёл на более спокойные тона. Кто-то упомянул Долорес, кто-то, отчаянно жестикулируя, пытался выговорить немецкие имена. От группы отделился Хуан и подошёл к мракоборцам, коротко кивнув в качестве приветствия. И правильно, эти испанцы с кем попало не любезничают, но уж если принимают человека, то навсегда.  — Я думаю, вы знаете, о чём я буду просить, — значит, он в этой миссии за главного. Росио упоминал, что клятву лепили без его участия. — Нам нужен этот человек, чтобы он ответил за свои деяния. Это не в ваших законах, зато в наших.  — Вы действительно хотите убить его? — зачем-то спросил Марсель.  — Разумеется. Решать будет сеньор, но он имеет на это право.  — Мы не можем выдать вам пленника, — покачал головой Лионель. — План хороший, но мы не можем.  — Это решает министр магии, — резонно заметил Хуан. — У вас сейчас такого нет.  — Однако его обязанности исполняет моя мать, и я не хочу проблем для своей семьи.  — Я понимаю, — он неожиданно улыбнулся. — Также я понимаю, что ни один из Потомков пока не находится под арестом официально, вы всего лишь задержали их перед разбирательством. Следовательно, они остаются в том же статусе, в каком были до нынешнего часа.  — А именно?  — Ну, так вышло, что нужный нам человек защищал рубеж под временным командованием моего друга Рамона. Хитрые какие! А папа говаривал, что только англичане вертят законом, как им захочется. Все так делают, что маги, что маглы…  — У того, кого вы хотите убить, останется семья, — предпринял последнюю попытку Лионель. Глаза собеседника стали жёсткими:  — Не знаю, забыли ли вы, но у дона Алваро тоже осталась семья.  — Успокойтесь, — Рокэ оставил соотечественников и присоединился к ним. Он звучал подозрительно весело, как будто уже разобрался со всем на свете. Поэтому Ли и не поверил. — Вы все драматизируете… Если бы отец был в состоянии драться, он бы предложил честную дуэль; я сделаю это за него. Надеюсь, наш совестливый семьянин не откажется.  — Можно подумать, ты позволишь себя убить…  — Вы хотите поступить честнее убийцы, — пробормотал Хуан.  — И поступлю, — заверил его Росио. — Кто знает, вдруг Окделл проявит недюжинную изобретательность и убьёт и меня следом? Это будет неприятно, но справедливо. Кстати, нам лучше покинуть пределы страны на какое-то время, чтобы точно избежать проблем с местным законом.  — Покидайте, — разрешил Лионель, как будто он тут распоряжался. Хуан вернулся к своим передать услышанное, люди закопошились, со стороны фонтана послышался до боли знакомый шум — щелчки камер и лепет газетчиков. Всё как в старые добрые времена! — И лучше поскорее, охота «Пророка» началась.  — Да, по сравнению с тем, что остаётся здесь, это будет приятная прогулка.  — Почему бы не отложить? — чудесным образом Марсель продолжал проявлять скрытую заботу и до сих пор не получил подзатыльник. — Окделл никуда не денется.  — Не денется, но зачем тянуть, — отрешённо заметил Рокэ, не глядя ни на них, ни на стремительно приближающихся журналистов.  — Тогда в чём дело? Мне казалось, всё хорошо закончилось.  — Дело в том, что закончилось ещё не всё, — туманно объяснил он, поднял воротник и направился к лифту. Как всегда… А что именно могло не кончиться? Ли не раз прокручивал в голове предстоящие дела, и они состояли в основном из восстановления разрухи, разбирательства с арестованными, поиска новой власти и долгих похорон.  — Ты тоже не понял? — Валме отрицательно мотнул головой и подавил зевок. — Вот так живёшь всю жизнь и не знаешь, что у человека в голове творится, — Лионель не удержался и зевнул сам, стараясь не думать о том, сколько часов сна было упущено. Спутник в ответ на это только нервно хохотнул и ничего не сказал. У всех кругом сплошные тайны, с ума сойти… И сколько же текущих дел… Правильно, нечего оставлять незакрытых клятв. В конце концов, наконец-то накажут хоть одного убийцу. Всем когда-то было семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, но это не повод вестись на сладкие речи и великие тайны, чтобы потом на всю жизнь вымазать руки в крови. Корреспонденты «Ежедневного Пророка» проигнорировали их и метнулись в тот угол, откуда стремительно исчезали зарубежные гости. За всей этой суетой как-то позабылось, что для большинства магического населения Росио мёртв вместе со всеми заключёнными Азкабана. Ну ничего, о том, что жив, скоро напишут, да и статья кузена уже на мази.  — Какие-нибудь распоряжения? — осведомился Марсель. По голосу было ясно, что из всех возможных распоряжений он предпочёл бы «поесть и завалиться спать», и, если честно, Ли разделял это желание не меньше.  — Никаких. Я пойду разыщу мать, а ты делай что хочешь.  — Благодарю, — Валме хотел добавить что-то ещё и вдруг застыл, уставившись в большой зал. Лионель машинально потянулся к палочке, а потом проследил за его взглядом и не смог сдержать ухмылки. Помимо журналюг, в Атриум постепенно стягивались чиновники, общественные деятели и просто уважаемые колдуны, желающие знать, в чём дело. Дядя Гектор оживлённо беседовал со знакомым лицом. — О, нет. Я тебе точно не нужен? Я совершенно не устал.  — Нет уж, вперёд. Кровь зовёт…  — Подойдите, сын мой, — голосом, не терпящим возражений, велел мамин друг Бертрам. Вокруг внушительного пожилого мага в кресле стояли стеной его младшие сыновья и, вероятно, какие-то секретари. Все они вытаращили глаза при виде Марселя. — Вам предстоит объясниться.  — Отец, — страдальчески протянул наследник и изобразил вялый наклон головы. Ли уходил очень медленно, чтобы сполна насладиться чудесным воссоединением семьи. — Я думал, вы поняли меня правильно. Мне жаль, что я воспользовался нашей фамилией и нашим наследием, возможно, даже злоупотребил ими, но это предательство было согласовано с моим непосредственным начальством, которым, смею напомнить, вы не являетесь… Многословный и запутанный монолог прервали. Бертрам поднял ладонь, призывая замолчать; Мерлинова борода, показалось или он улыбается?  — Помолчите, Марсель. Я имел в виду не это. До меня дошли слухи, что вы с вашим другом провели какое-то время в трактире «Пьяный якорь», — строго сказал он. — Это не место для потомственного чистокровного волшебника, я надеюсь, вы больше не будете проводить свой досуг в столь неподобающем месте. Что до остальных деталей вашего приключения, не мне вас судить…