Воспоминания о герое

Видимо, тело запомнило вчерашний вечер лучше нерадивого хозяина и не дало ему проспать до полудня. Ещё и десяти не было, когда Марсель сполз с незнакомого дивана и, тщетно проверив спальни, поплёлся вниз. В голове крутилась только одна мысль: ну вот, опять… Стоп, здесь поворот на лестницу. Какой уродливый замок. И что он скажет, вернувшись в Лондон? Тут, кажется, три пролёта вниз… Отлично, вот на этом месте они вчера застряли, значит, кухонька неподалёку. Мысли о Лондоне не дали докрутиться до конца. Сначала запах кофе, потом — голоса с кухни. Померещилось, что ли? Не может быть!  — Доброе утро, — Валме решил обозначить своё присутствие раньше, чем здесь кто-то кого-то убьёт. Рокэ и Матильда сидели за тем же кривым столом и играли в гляделки то ли друг с другом, то ли с завтраком.  — Доброе, — буркнула хозяйка, ожесточённо звеня ложкой в чашке. — Чего истуканом встал?  — Не проснулся, похоже, — признал Марсель и уселся на свободный стул, с величайшим подозрением уставившись на Алву. Судя по тому, как тот самозабвенно прихлёбывал кофе и улыбался в пространство, без подвоха не обошлось.  — Тосты жарьте сами, — проявила гостеприимство Матильда. Тосты так тосты. Никаких проблем.  — С удовольствием. Я ничего не пропустил?  — Ты ничего не пропустил, — мурлыкнул Рокэ и подлил себе кофе с таким видом, будто там вино было, а не горькая дрянь без сахара.  — Всё больше убеждаюсь, что это не так, — Марсель потыкал палочкой тосты и не стал дожидаться, пока они сгорят. — Ты ночью не уходил?  — Уходил, — ответила Матильда. — Мне пришлось объяснять сторожу, почему из главных ворот выходит незнакомый мужчина.  — А потом ещё и возвращается, — весело напомнил незнакомый мужчина. — Верх неприличия.  — Ладно, — один кусок хлеба всё-таки почернел. От досады, надо полагать. Ходить вокруг да около не хотелось: — Как поживает Зверь? Ты вчера изрядно заморочил нам голову, я решил, что ты пошёл копать себе могилу.  — Зверь не поживает. Он теперь, так сказать, покоится с миром на веки веков, — Рокэ сделал издевательски длинную паузу между этой и следующей фразой, — во всяком случае, я велел ему именно это.  — И что ты отдал ему взамен? — может, лично убийца внука Матильду и не волновал, но процесс убиения древнего чудища — очень даже. — Ведь не сердце.  — Сердце, — беспечно ответил Алва. — Вы оказались совершенно правы: на другие условия он не соглашался.  — Чьё? — с опаской уточнил Марсель.  — Своё, конечно же. Видимо, лица у них обоих были на вес золота, потому что он расхохотался и протянул руку с закатанным рукавом, предлагая пощупать пульс. Поборов желание треснуть или хотя бы ущипнуть, Валме вцепился в тонкое запястье и убедился, что трогает живого человека, впрочем, если он продолжит так себя вести, это определение утратит силу. Очень скоро.  — Сейчас объясню, — живого и догадливого. — Это могло не сработать, поэтому я на всякий случай оставил пару писем… дома. Надеюсь, никто не полезет в мою комнату до нашего возвращения.  — Никто не полезет, я же здесь, — Марселю страсть как хотелось догадаться, как он это провернул, но пока идеи были одна другой нелепее. — Меня ты вырубил тоже на всякий случай?  — Может, ты просто надоел? — не преминула поиздеваться хозяйка.  — С тебя бы сталось пойти со мной, — объяснил Рокэ. — Очень мило, но иногда не к месту. Ещё мне нужно было полное одиночество… ну, не считая Зверя, он ведь главный зритель…  — Рассказывай уже!  — Если вы не будете перебивать, это облегчит мне задачу. Итак, я несколько раз уточнил и получил один простой ответ — сердце может управлять Зверем, сердце ему и нужно, чтобы сдвинуться с места; не жизнь. Как совершенно верно заметил начинающий медик Марсель, без сердца человек не выживет, а я, как ни странно, являюсь человеком…  — И котом, — выпалил начинающий медик. — Но как?!  — Путём настоящего эксперимента. Не удивлюсь, если первого в истории магии… Возможно, вы знаете, что процесс становления анимагом довольно труден, опасен и требует выдержки и внимательности на высшем уровне. Начать хотя бы с того, что нужно месяц держать во рту лист мандрагоры…  — Фу, — не удержался Марсель. — И ты этим занимался?  — Я много чем занимался, — с достоинством ответил анимаг и отломил кусочек тоста.  — Чайная ложка росы оттуда, где семь дней не было света и людей, — прищурилась, вспоминая, Матильда. — У меня нет знакомых анимагов, но это, конечно, не для всех… Так и вижу какого-нибудь Карлиона, который сидит и бережёт росу!  — «Госу», — поправил Валме. Безутешная бабушка усмехнулась, хоть какое достижение.  — Это лишь малая часть процесса. На том этапе, когда нужно повторять определённое заклятие на рассвете и закате, необходимо внимательно следить за своим сердцебиением: следующие друг за другом удары начнут отличаться. Это может пугать, но бросать уже нельзя… В момент первого превращения, если всё идёт удачно, ощущается двойное сердцебиение. Дальше — проще.  — Особенно смиряться с мыслью, что ты какой-нибудь кабан, — не согласилась Матильда. — Не всем везёт.  — И это происходит при каждом обращении? — видит Мерлин, безумие какое-то.  — Да, но в меньших масштабах. Обращение можно контролировать, как с палочкой, так и без неё; если замедлиться, двойные удары сердца могут быть слышны… тому, кому они слышны.  — И ты решил, что это сработает, — Марсель себя со стороны не видел, но голос был точь-в-точь как у матушки, когда она собиралась кого-нибудь отругать, а получалось только заплакать.  — Сердце-то одно, — Матильде жалеть было не о чем, она рубила правду-матку. — Одно, и ему неважно, в какой ты форме!  — Ему неважно, — Рокэ в очередной раз улыбнулся, определённо довольный несостоявшимся смертоубийством. — Но Зверю-то об этом откуда знать? При всех своих достоинствах, он создан довольно примитивно: заточен на несколько процессов — двигаться, разрушать и причинять боль. Всё, что касается мотивации, зависит от хозяина… Может, будь Ринальди земледельцем, Зверь вспахивал бы землю и сеял туда какие-нибудь зёрнышки, но прошлое не перепишешь. Короче, я поставил на это и выиграл: он услышал два сердцебиения и, соответственно, сделал вывод, что есть два сердца.  — Настоящий арифметик, — нервно хмыкнул Марсель. — Я всё равно не понимаю, как это выглядит на практике.  — Если угодно, я его обманул. Зверь прислушался к сердцу, которое было готово послужить ему; у меня было мало времени между животным и человеком, но, когда хочется проснуться, выбирать не приходится…  — И приказал ему умереть? — перебила Матильда. — Вот так просто?  — Это оказалось не сложнее, чем следить за своим раздвоившимся сознанием. Да, Зверь был уверен, что получил последний приказ и сердце — более того, сердце животного, которое ему гораздо ближе и понятнее человеческого.  — В общем, кота больше нет, — треугольные уши, тёплый бок… нет, конечно, без этого можно прожить, но почему так тоскливо?  — Он ушёл достойно, — негромко ответил Алва, будто говоря о ком-то другом, а не о части себя самого. — Возможно, мне показалось, но на рассвете исчезли две фигуры: огромная клыкастая туша и вторая рядом, гораздо меньше. Зверь и его спутник. Трогательная пауза длилась недолго: ошеломлённые слушатели не слезли, пока не выяснили все подробности. Нет, он не трансгрессировал, а одолжил неожиданно дружелюбного крылатого коня со двора; да, Зверь не валялся камнем в Темзе, иначе бы об него спотыкались все восстановленные судна; конечно, сторожу замка стёрли память, ведь застать у скорбящей вдовы шастающего в такую рань незнакомца — непозволительная роскошь для оплота чистой крови. И так далее, и тому подобное. Всё это не укладывалось в голове — падало на уставший мозг тяжёлыми кирпичами, но из них всё-таки построился дом, и в этом доме больше не было опасного монстра, чьи действия зависели от завладевшего им колдуна, не было необъяснимых смертей и грозовых туч, зато был живой Рокэ. Если, конечно, никто из домашних не обнаружит подобие завещания на его рабочем столе…  — С ума сойти, — Матильда по привычке язвила, хотя в голосе её упрямо пробивалась заслуженная горечь. — Добро победило зло. Бери этот конец и хоть в сказку вставляй… Жаль, что не для всех.  — А что, вы обещали покойному семейству блюсти траур до конца дней своих? — поинтересовался Рокэ. Колдунья не нашлась с ответом, только смерила его соответствующим взглядом. — Скорбь и траур все заслужили. На какое-то время. Я вас ни в коем случае не принуждаю, но как насчёт должности преподавателя защиты от тёмных искусств? Сколько себя помню, в Хогвартсе всегда были с ней проблемы.  — Твою кавалерию, чего?! — Марсель искренне посочувствовал Матильде. Когда тебе внезапно предлагает вакансию Рокэ Алва, очень трудно ответить что-то связное, уж это он по себе знал.  — Должность, — снисходительно повторил он. — Если хотите. Вы ведь заканчивали Гриффиндор, верно? Проблем с рекомендацией быть не должно.  — Когда это было! Супруга развалившего министерство придурка — вот моя рекомендация!  — Как вам угодно. Хотите остаться в истории женой Анэсти Ракана — на здоровье, — бить по больному Алва тоже умел, когда необходимо. — Что-то мне подсказывает, что не хотите, а ваши знания вполне соответствуют ожиданиям от профессора по защите. Короче, решайтесь — полгода у вас есть, если ныне действующий учитель не подаст в отставку раньше… Расстались на неопределённой ноте: никуда не деться от обоснованной вражды, а пережитые на троих переживания тоже куда-то девать надо. Во всяком случае, в сухом прощании Матильды Валме разобрал благодарность, да и сам постарался не выделываться — женщина не виновата, что воспитала то, что ему при личной встрече не очень понравилось. Рокэ продолжал развлекаться, как будто они из отпуска возвращаются; нет, заслужил, конечно, но к этому надо привыкать обратно.  — И всё-таки, — Марсель против воли ударился в теорию магии, пока они спускались по холму. Несмотря на раннюю зиму, светило милое солнышко, или так казалось после затянувшейся осенней мглы. — Ты умудрился принести в жертву часть себя, причём обманом… Это ничем плохим не кончится?  — Однажды я подобное уже делал и не умер. Ты подхватил от кого-то пессимизм? — участливо спросил Алва. — Бывает…  — Рад, что ты в настроении.  — Вот и радуйся. Я не имею ни малейшего понятия, чем это может обернуться впоследствии, но сейчас был только один доступный выход, и я им воспользовался. Вот пытаться превратиться в самом деле не стоит — если от кота что-то осталось, он точно мёртв, и у меня вряд ли получится вернуться.  — Ну и дела, — поёжился Валме. — Существовать в двух ипостасях, одна из которых умерла. Если начнёшь ночами ходить по стенам, вызову специалиста.  — Просто постучишься к Лионелю, он однажды снял подобный наговор.  — И человека с потолка?  — И человека с потолка… Кстати, у озера дементор. А ещё завтра воскресенье, а с утра мы пили кофе. В некоторых ситуациях всё-таки стоит следить за интонацией! Марсель пока не видел ни дементора, ни озера, а морозец легко можно списать на свежую погоду. Холмик кончился, началась вода; ледяные узоры нарисованы холодом или чёрной тварью? Бывший страж Азкабана не заставил себя ждать. Это во-первых. Во-вторых — их было не менее десятка: длинные омерзительные типы в капюшонах скользили по глади озера, нагоняя страх и ужас, как им и полагается по уставу.  — Подожди. — Пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы ослушаться этого приказа. Какое, к троллям, подожди?! Марсель сосчитал до восьми, на большее не хватило, и приготовился высказать всё, что думает. Рокэ смотрел не на него, а на приближающихся дементоров, и рассеянно поглаживал волшебную палочку. — Экспекто Патронум… Сначала ничего не произошло, затем неожиданная вспышка ударила по глазам, отражаясь от хрупкого льда. Валме не сомневался, что это будет кот, но коты не летают… Белоснежная птица молнией спикировала вниз, промчавшись над озером и ударив в самую гущу голодных тварей.  — Я же всё придумал! Насчёт ворона…  — Не похоже оно на ворона, — не согласился Алва, наблюдая за своим патронусом с не меньшим интересом. Времени спорить о птичьих разновидностях как-то не было. Марсель на всякий случай призвал собаку, и теперь по едва замёрзшему озеру носились два сверкающих патронуса. В утренний час, пусть и не самый светлый, они смотрелись не так красиво, как в темноте, но тут не в красоте дело.  — Они добрались до континента. Нужно предупредить местные подразделения, — как ни в чём не бывало заметил Рокэ. — Любые существа опаснее, когда сбиваются в стаю.  — Прямо как люди, — в глазах предательски щипало, совсем чуть-чуть, зато в кои-то веки — от радости. Патронуса может вызвать только счастливый человек.  — Хочешь — спрашивай.  — Потом спрошу, — пожалуй, некоторыми вещами и впрямь не стоит делиться, тем более… придётся делиться в ответ!  — Ладно, — он слегка улыбнулся и продолжил начатый разговор: — А птицу я всё-таки узнал. Это патронус отца… Ты заметил, что её трудно разглядеть? Она запомнилась мне именно такой, и вряд ли это когда-нибудь изменится.

***

К радости Робера, несчастный «Дырявый котёл» был не единственным заведением в Косом переулке, предоставлявшим не только еду, но и крышу над головой. Они с Мэллицей проводили время в каком-то скромном отеле с кофейней на первом этаже, чьё название он не разглядел — вывеску всё ещё не восстановили, зато внутри всё работало полным ходом. Хозяин не расспрашивал, кто они и откуда, сейчас многие маги по разным причинам не могли оставаться дома… Не торчать же в камерах, раз их отпустили. За тех, кто остался ждать суда, Робер не испытывал никаких угрызений совести — честно воевавших ребят честно отпустили, а трусы, предатели и дезертиры пусть получают своё! Жаль, что всё так вышло, но не более того. Поначалу Эпинэ чувствовал какую-то ответственность перед людьми, за которых временно отвечал, однако его недвусмысленно выслали из министерства. Дружелюбно и недвусмысленно — проваливай и не лезь, у тебя другие дела найдутся. Дела пока что выражались в письмах. То, что для матери, написалось само и сразу, а вот с посланием для Матильды он просидел довольно долго и так и не смог подобрать подходящих слов. Кончилось тем, что Робер начертал очень короткое «расскажу всё при встрече» и отправился искать сову, сжимая в руке неприлично немногословную записку. Она поймёт… обязательно поймёт, что в письме о таком не расскажешь. За это время можно будет найти слова, хотя и тянуть не следует — и так тянул до последнего. Завтра же, нет, сегодня нужно вернуться на континент… Мэллица не будет против. При мысли о любимой на сердце потеплело, потеплело по-настоящему и без отзвуков боли — взаимность чувств сбивала с толку, в неё не верилось, пока он не брал за руки и не смотрел в глаза своему счастью. Как же странно всё повернулось!.. Ей тоже нелегко, Альдо не из тех, кого быстро забывают, но рыжая ведьмочка полагалась на неведомую силу больше, чем кто-либо, и ей проще принять горькую истину; истина перечеркнула всё. Врагом делает не сложный характер и не тяжёлая судьба. Врагом делает одно-единственное принятое решение — вызвать бедствие, ведь бедствию плевать, собираешься ты потом устранять его или нет. «Какая разница, кто из нас призовёт этого проклятого Зверя…»  — Господин ищет свободную сову? — услужливо спросил хозяин, наткнувшись на Робера на лестнице. Красноречиво зажатое в руке письмо всё объясняло. — Через дорогу есть почтовое отделение.  — Спасибо, — не такое уж информативное послание, но лучше предупредить о своём приезде, а матери будет приятно прочитать о том, что он цел. Выходя, Эпинэ ничего не заметил, погружённый в свои мысли, по возвращении сообразил — что-то не так. Мэллица ждала его за пустым столиком, как и обещала, но с каких пор она заводит знакомства в общественных местах, да ещё в таких людных? Бедная девочка, оставил одну и…  — Любимый не должен беспокоиться, — первым делом заверила она, уловив беспокойство. «Любимый», не «друг»! Пусть их счастье длится вечно. — Отмеченный вороном не принёс беды на своих крыльях.  — Прошу заметить, что никакие вороны меня не отмечали, — откликнулся Рокэ, сидевший напротив Мэллицы. Вообще-то глупость — не заметить человека во всём чёрном в этой миленькой, выдержанной в пастельных тонах кофейне. То-то на пороге люди глаза таращили… — Но звучит гордо, я согласен.  — На что? — не понял Робер.  — На ворона. Если у вас свидание, я могу заглянуть позже.  — Нет, мы скоро покинем Англию, — Мэллица кивнула, подтверждая, что готова. Тяжело сосредоточиться на делах насущных, когда нелепое, ребяческое блаженство кружит голову. — Подожди меня наверху…  — В такие моменты я чувствую себя тем самым чудовищем, о котором болтают остальные, — поделился Алва и посмотрел вслед убегающей девушке. — Пришёл, увидел, помешал. Тем не менее, раз вы уезжаете, это было необходимо. Пройдёмся или вас успокаивает здешняя, гм, обстановка?  — Пройдёмся, — Робер тоже не испытывал восторга от разбросанных по стенам портретов с купидонами и ласковыми котятами. Вроде симпатично, а аппетит отбивает на раз-два.  — Ваш конь чувствует себя превосходно, — сообщил Рокэ, первым выходя на людную улицу. Со всех сторон доносились весёлые, возбуждённые голоса, предновогодняя суета захватила каждую лавку и каждый магазин. Неужели и им здесь место? — Не помню, как давно он захворал, но теперь летает не хуже гиппогрифа.  — Спасибо… Когда вы успели?  — Были дела. Госпожа Матильда ждёт вас, не оставляйте её в неведении — она этого не заслужила.  — Вы правы, — будет тяжело, уж точно тяжелее этого странного разговора. И необходимо. В последнее время мысли замыкались на Альдо и Мэллице, Робер не имел понятия, что ему сказать, но восстановленный в своих правах мракоборец не утруждал себя излишним вниманием к собеседнику:  — Что скажете о Звере? Не с чужих слов — последнее, что вы думали о нём.  — Как отрезало, — почему-то ответ на этот вопрос был готов. — Я помню очень ясно все его мысли в последнюю ночь, если это можно назвать мыслями, а потом — тишина… Ни его, ни кого-либо другого. Возможно, я сошёл с ума.  — Скорее, пришли в норму, — уточнил Алва. На Робера он почти не смотрел, но нельзя сказать, чтобы сильно интересовался наряжаемой к праздникам улицей. Если честно, вряд ли хоть один из них всё ещё видел мир прежним. — Ясно… Такой соблазн оставить некоторые загадки загадками…  — Почему вы спросили о Звере? Он ведь мёртв?  — Однозначно.  — Хоть что-то удалось без лишних жертв.  — Воистину так. Что вы собираетесь делать дальше? На этот вопрос он тоже отвечал. Чуть раньше и Савиньяку.  — Уехать отсюда, — Робер проводил взглядом стайку детей в остроконечных шляпах, они кружились вокруг магазина модных мантий. — Чтобы потом вернуться… Можете мне не верить, но я как будто чувствую себя частью этого мира… И не имею права оставаться здесь в качестве захватчика. Должно пройти время. И ещё немного времени, чтобы угомонить орущую совесть. Если б не Мэллица, с него бы сталось приковать себя к чужому приговору или сделать что похуже. Она говорила — нет такого отягчённого виной, чтоб эта вина задавила весь мир… Даже Альдо не наломал столько дров, пусть мир имеет право его ненавидеть.  — Можно спросить?  — Спрашивайте, — Рокэ знал, о чём он, не мог не знать, только такое не сформулируешь словами.  — Вы когда-нибудь тонули? Вот глупость. В голове-то звучало не очень, а вслух вовсе… И всё же, это самый частый сон.  — Тонул, — он улыбнулся, будто вспомнил что-то хорошее вместо холодной подводной темноты. Робер не удивился лишь потому, что устал удивляться рядом с этим человеком. Убийца-спаситель, невиновный мерзавец, что ещё? Почему бы ему, в конце концов, не улыбнуться просто так? — Недолго и ради благой цели, как бы сие ни звучало.  — И как, она окупилась?  — О да, — пробормотал мракоборец, — сполна. Давайте не будем ходить вокруг да около, я тоже не знаю, что это было, однако всё началось при встрече, а кончилось с уходом Зверя; кончилось наверняка, иначе бы вы сказали о нём иначе. Магия, может, и не всемогуща, но кажется безграничной… для исследования. Предлагаю сделать вид, что виноват Ринальди. Ему это уже не повредит.  — Пожалуй, — невольно развеселился Робер. — Других претендентов у меня всё равно нет.  — Есть, но у меня нет желания приставать к изготовителям волшебных палочек, — он отмахнулся, явно не желая развивать тему. — Как будет возможность, подарите ей фиалки.  — Почему фиалки? — Мэллица заслуживает всех цветов мира.  — Не знаю, — задумчиво отозвался Рокэ, проходя мимо очередной кондитерской и критически осматривая витрину. Торт, смотревший на них изнутри, светился, будто его населяли живые сверчки. — Первая любовь похожа на фиалки.  — Первая и последняя!  — Ну да… — пусть издевается, сколько хочет, про Мэллицу он ничего доказывать не будет. — Я узнал всё, что хотел, и более в вашу судьбу вмешиваться не намерен — сами разберётесь. Что-нибудь ещё? Ещё… Нелепый до ужаса, несправедливый суд, обидные и резкие слова в тюрьме, подмешанная в свою чужая память, перевёрнутый с ног на голову мир. Он ведь всерьёз решил тогда, что нашёл виновника своих бед — там, на краю оврага; затем стало казаться, что они заодно, а теперь всё смолкло. Вместе с голосом Зверя. Это можно обсуждать часами, но они не враги и не друзья; одному Мерлину известно, кто они, и то не факт.  — Ничего, разве что… Вы не производите впечатление милосердного человека, — Роберу захотелось забрать слова обратно после вопросительного взгляда, но больше ничего не произошло. — И всё-таки, если есть возможность, я бы хотел попросить за детей Окделла… Они ещё малы, но старший сын уже мог бы пойти в местную школу. Я всё устрою, если мне позволят, я поговорю с матерью, только волшебники не должны так жить…  — В самом деле, система образования у вас подкачала, — холодно ответил Рокэ. Дурацкая затея, со всех сторон дурацкая, но сказанного не воротишь. — Это решать директору школы, так и быть, я передам вашу просьбу.  — Спасибо. Дети не виноваты, — такое облегчение, будто он не видел детей Эгмонта сто лет назад. Вот его супругу Эпинэ запомнил лучше, хотя видел нечасто, и не представлял женщины более консервативной и преданной идеям Анэсти. Идеям, с которыми уже точно никого нельзя воспитывать.  — Решительно не за что. Кстати, мы пришли, — они и в самом деле описали крюк. Не так уж долго… Разговор обо всём и ни о чём, на другое не хватило бы ни времени, ни сил. — Не забудьте про фиалки, это важно.  — Не забуду, — пообещал Робер и после секундной паузы протянул руку. Ничего не произошло, когда они коснулись друг друга: ни грома, ни молний, ни видений, путающих сознание. — Прощайте… Наверное, мы больше не встретимся. Во всяком случае, как враги.  — Почему же? — вскинул брови Рокэ, отпустив его ладонь. — Жизнь на этом не кончается. Лично я буду жить надеждой, что когда-нибудь какие-нибудь силы направят вашу руку. Всего хорошего…