***
— Давай, Мари, рассказывай, кто это?! — бодро звучит мужской голос за кадром. — Стэн, ты снимать собрался? — смотря прямо в объектив камеры, с слегка недовольным выражением лица спрашивает девушка. — Да. Не сердись. Это на память, — отвечает тот. Девочка недовольно хмурится и кривит лицо в неудовольствии. Затем поднимает голову чуть выше и задумчиво смотрит поверх человека с камерой. Внимательным взглядом осматривает балкон третьего этажа центра ветеранов, словно ищёт там что-то конкретное. — Ты всегда так говоришь. У тебя уже там сомнительная коллекция этих видео, — и лёгким кивком указывает на распахнутые двери кабинета всё того же третьего этажа. — Сомнительная?! Будет, что вспомнить. Рассказывай про своего нового друга! — повторяет Стэн, видимо, настойчиво желая услышать эту историю. Какое-то мгновение Мари медлит, просто неподвижно сидит на белом невысоком бортике, продолжая выразительно строить возмущённые гримасы. За её спиной мелодично журчит фонтан. Его серебристые струи воды весело взмывают в небо, крупными каплями падая вниз, а среди миллиона сверкающих брызг красиво проглядывает крохотный кусочек яркой радуги. И на фоне всех этих блестящих переливов воды и света хрупкая девушка выглядит просто восхитительно. Она аккуратно кладёт ногу на ногу и мило поправляет подол своего белого летнего платья, который едва доходит до колен. — Как его зовут? — пытаясь хоть как-то разговорить её, упорно продолжает мужчина. — Джон, — отвечает Мари, медленно притягивая к себе за поводок большую рыжую собаку. — Джон! — весело повторяет Стэн и, продолжая видеосъёмку, делает один маленький шажок вперёд. — Хорошо, Джон. Где вы познакомились?! Девочка немного подаётся вперёд и начинает нежно гладить животное по голове. Глаза она тут же нервно опускает, принимаясь сверлить того напряжённым взором. — Мы познакомились на помойке, — едва дрогнувшим голосом произносит она. — На помойке?! — с лёгким смешком переспрашивает голос за кадром. — Это у мусорных контейнеров? — уточняет мужчина. — Да. На мгновение повисает молчание. — И что же он там делал?! Еду искал? — сохраняя позитивный настрой, Стэн пытается приободрить Мари. Не поднимая глаз на собеседника, девушка только тяжело вздыхает, будто данный разговор в один миг превращается для неё в сущую пытку: — Я выкидывала мусор, — пробуя спрятать печальные глаза, она ещё сильнее склоняет голову. И вновь возникает непонятная пауза, а спокойный до этого момента взгляд девочки и вовсе мрачнеет. — Его кто-то завязал в мешок и выкинул в мусорный контейнер... — тихо произносит Мари. Она тут же сдавленно всхлипывает и вытирает нос ладонью, готовая вот-вот расплакаться. И кажется, что уже первые солёные капельки собираются убежать из глаз, но девушка делает глубокий вдох ртом, всеми силами останавливая подступающие слёзы. Снова воцаряется молчание, затяжное и неловкое, нарушаемое лишь мерным плеском воды в фонтане. Девочка уже приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, как вдруг закрывает его, внезапно прерванная человеком за кадром. — Посмотри, какой череп у него здоровый! — откуда-то сбоку раздаётся приятный мужской голос. — Больше, чем моя голова! — мужчина явно имеет ввиду большую собаку. — Папа! — улыбаясь, тут же одёргивает его Мари. — Крупный череп! Камера неожиданно делает резкие повороты в пространстве, смазывая окружение, и внезапно видео обрывается. Монитор превращается в чёрное пятно, погружая помещение в ночную бархатную темноту. Через открытые балконные двери на керамическую плитку пола изогнутым светлым прямоугольником падает серебристый свет бледной луны. Невозмутимое лицо Джейкоба еле отражается в тёмном экране напротив. Мужчина просто неподвижно сидит в старом кресле и, не издавая ни звука, тяжёлым взглядом продолжает упорно смотреть в монитор, как будто в ожидании продолжения. Проходит около трёх минут, прежде чем его огромное тело наконец приходит в движение. Он медленно наклоняется и тянется рукой к среднему ящику стола. Неспешно выдвигает его и, не тратя ни секунды на копошение содержимого, приподнимает толстую стопку исписанных бумаг и извлекает из-под неё цветную фотографию. Устало откидывается на спинку кресла, задирает левую ногу, подошвой упираясь в массивную столешницу. И, поднеся снимок ближе к глазам, в сгустившейся темноте пытается внимательно рассмотреть его. Все эти действия Сид проделывает уже далеко не впервые! Однажды, когда центр ветеранов он так нескромно присвоил себе, вместе со всем его «наполнением», то в какой-то степени завладел и кусочком той жизни, что до появления его семьи происходила здесь — непосредственно в стенах серого мрачного здания. Помимо старой мебели и аппаратуры, кабинет прежнего владельца подарил частичку чужой жизни, в виде десятков видео и фотографий, так тщательно собираемых в течение нескольких лет. И с головой погружённый в нескончаемую череду скучных, однообразных дней, затерянный среди сплошной рутины обыденности: изнурительных тренировок, металлических клеток, душераздирающих человеческих криков, среди крови и растерзанных мёртвых тел... Вестник и сам совершенно не заметил, как непосредственное наблюдение за незнакомыми людьми, каждый раз проживающими одни и те же события на экране монитора, вдруг стало для него чем-то привычным и само собой разумеющимся. А со временем неизбежно переросло во что-то большее, по непонятным ему причинам — что-то ценное. Когда окружающий мир оказался плотно окутан серым туманом, прожитый кусочек чужой жизни стал столь прекрасным моментом, дающим насладиться им сполна. Без сомнения, он сразу узнал её! Сразу! Словно они с ней раньше встречались. Такую маленькую, хрупкую, со своим огромным рыжим псом, под знойными лучами летнего солнца, так беззаботно идущую в направлении небольшого лесного пруда. От приятной неожиданности сердце Джейкоба в тот момент будто вскипело, обдав грудь жгучими брызгами блаженства. Худенькая девочка с многочисленных видеозаписей и фотоснимков точно ожила, представ перед ним воочию... Точно такой же, какой он увидел её в самый первый раз — на забытом всеми видео, посреди двора центра ветеранов, в окружении бессчётно искрящихся брызг, мило сидящей на бортике фонтана и опечаленно рассказывающей оператору о своей собаке. В ночной темноте, поворачивая фотографию так, чтобы лунный свет как можно более удачно попадал на неё, мужчина ещё какое-то время пристально всматривается в эту небольшую цветную бумажку в своей руке: всё тот же двор — чистый и светлый, только что выкрашенный белый забор, ухоженные цветочные клумбы, скамейки и уличные фонари. А в центре всего этого, компактно расположившись на бортике ещё работающего круглого фонтана, четыре улыбающихся человека и большой рыжий пёс. Стэн Огден — прежний хозяин центра ветеранов. С приходом Сидов, как и бесчисленное количество местного населения, бесследно исчезнувший для всех живых. Мужчина средних лет и крупного телосложения — Кайл Гилл, по-приятельски запрокинул руку на плечо своего друга — невысокого мужчину лет сорока, родного отца единственной девушки в их компании. И сама девочка. Мари. Находящаяся в тёплых объятиях папы и ласково притянувшая к себе огромную собаку. Слишком разительный контраст... Слишком... Когда-то живущее своей спокойной, безмятежной жизнью здание, с прилегающим к нему большим ухоженным двором, почти до неузнаваемости изменило свой внешний вид. Клетки с измученными людьми, заполонившие собой почти треть всей территории. Стоящие то тут, то там груды металлических ящиков с оружием и огромных деревянных — с продовольствием. Множество чужих людей, кто в жалких драных обносках, кто в полной боевой экипировке. Громкие возгласы и отрывистые команды. Характерный шум машин. Почти непрерывные жалобные стоны и протяжный волчий вой. Всё выглядит тусклым, унылым и беспросветно обречённым. Джейкоб перекладывает снимок в правую руку и большим пальцем свободной ладони аккуратно проводит по девичьему лицу на гладкой бумаге. Мари радостно улыбается и выглядит счастливой и почти умиротворённой. Ещё один сильный контраст, появившийся не без участия его так называемой «семьи». Контраст, который поневоле заставляет что-то внутри неприятно вибрировать и испытывать совершенно особые, противоречивые чувства, непривычно сбивающие вестника с толку. Радостная девочка на фото и девочка, доведённая до состояния дикой истерики, два часа назад в бессознательном состоянии обессиленно упавшая в его сильные руки — полнейшая безрадостная противоположность...***
Мир перед глазами отвратительно вращается, без остановки скручиваясь в разноцветный водоворот. Пустой желудок безжалостно выворачивает наизнанку, невыносимо болит голова, а от мучительной пульсации в висках хочется плакать. Проходит около двух минут, прежде чем Мари наконец осознаёт, что лежит на улице. Под спиной что-то твёрдое и холодное, а собственная одежда промокла насквозь. Девушка стеклянными глазами смотрит в ночное небо, где большая луна разливает своё бледное сияние. С самого детства и до сегодняшнего дня на этом белом шарике девочка неизменно видит опечаленное женское лицо. И почему-то, именно в это мгновение, к ней приходит не к месту нужное воспоминание — древняя легенда, в которой луна является местом вечного покоя диких животных. По преданию пожертвовавший своей жизнью и прыгнувший в огонь заяц, в благодарность за это был навечно спасён от смерти Богом и поднят на этот небесный яркий диск, чтобы иметь возможность видеть оттуда всю землю. Но сколько бы Мари не старалась, она никогда не могла увидеть на этом далёком спутнике силуэт животного. Только безрадостное женское лицо. Тоскливое и скорбное. Неимоверная усталость и пронизывающая боль во всём теле уже дошли до того, что и шевелиться больше не хочется. Есть только тупое желание просто молча лежать, трястись непрерывной ледяной дрожью, а затем уснуть беспробудным, мёртвым сном и никогда не просыпаться... Пытаясь прогнать это странное наваждение, девушка, что есть силы, жмурит глаза и через рот полной грудью вдыхает холодный ночной воздух. Дышать больно. В лёгкие словно вонзаются ледяные кинжалы. Беспокойные мысли в болезненной голове мечутся слишком хаотично, чтобы можно было до конца понять, что же с ней произошло. В памяти тотчас отдельными отрывками проносятся какие-то жуткие картины, никак не желающие становиться связанными. Нежную кожу на лице щиплет, видимо, от слёз, распухшие веки противно давят на глаза, а само тело умудрилось вспотеть, не смотря на ночной холод и непрерывную тряску. Не находя в себе силы, чтобы даже едва приподняться, Мари, продолжая неподвижно лежать, будто и вовсе готова вот-вот умереть, просто медленно-медленно поворачивает голову в сторону. Окружение перед глазами всё ещё расплывается, точно воздух превратился в вязкую, тягучую массу. Девочка старается быстро моргать, чтобы прогнать эту мутную пелену, но раздутые веки будто налились свинцом, отказываясь подчиняться. Требуется около минуты, чтобы пространство наконец начало постепенно приобретать чёткие очертания. Ещё одно большое усилие, ещё один короткий миг — и перед глазами бесформенное кровавое месиво, словно тонкие извивающиеся черви, растекающееся по узким траншейкам влажной брусчатки. Собственная память тут же восстанавливает сегодняшнее чудовищное событие, и наконец до заторможенного мозга неспешно доходит чёткое осознание жуткой ситуации и её дальнейшей непоправимости. Липкий страх мучительно поглощает с головой, будто свирепое чудище из древних легенд. Насильно захватывает сознание и любые мысли, перемешивая кошмарные сны с реальностью. Нестерпимо переворачивает всё в душе Мари, а сдавленный крик отвратно застывает где-то в горле.***
Джейкоб зажимает в зубах сигарету, подносит зажигалку. Затем следует характерный щелчок, рассыпающий за собой яркие искры, но мужчина не закуривает. Медлит какое-то время. На подсвеченном маленьким колеблющимся огоньком грозном лице застывает какое-то странное выражение лёгкого недовольства. Короткое мгновение и незажжённая смятая сигарета летит в мусорное ведро. Сид чувствует, как на руке колыхается что-то тонкое, точно невидимая паутинка. Он делает один неторопливый шаг, переступая границу балкона, и в бледном свете луны пытается понять, что так странно щекочет его кожу. Проводит второй рукой в районе предплечья и, наконец нащупывая, тянет в сторону. Длинный женский волос невесомой нитью издевательски соскальзывает с его тела. Вестник аккуратно снимает его с себя, поднимая вверх, в попытке рассмотреть во всю длину. Мари была в его руках... совсем недавно. Хрупкое, тёплое, обмякшее тельце, изнемогая от усталости и дикого страха, рухнуло прямо в его крепкие объятия. А Джейкоб, замешкавшись, стоял посреди лужи крови, надёжно прижимая маленькую девочку к своей мускулистой груди. Стоял и не знал, как поступить. Напротив Роберт, пристально смотрящий всё ещё затуманенным взглядом, после жестокого убийства. Изуродованный труп, превратившийся в чавкающее багровое месиво. Холод. Сырость. Слякоть. И Мари... по его вине безнадёжно провалившаяся в бессознательное состояние. Один шаг в сторону крыльца, в попытке отнести девушку в дом. Противное секундное замешательство — и вот уже сильные руки вестника опускают безвольное тело девочки прямо на твёрдую влажную брусчатку. Тяжёлый оценивающий мужской взгляд и окончательное решение оставить дурочку в кровавой луже, в нескольких метрах от обезображенного мёртвого тела Уоллера, так паскудно домогавшегося до неё. Сама пришла к нему, по всей видимости, так наивно увидев в нём защиту. Сама попросила помощи. И вот он милосердно подарил ей то, чего она так от него хотела...***
Где-то далеко тихий скулёж собаки. Безобразная горечь в горле. Неимоверная усталость, тупая боль и страх... Чудовищный, животный, неумолимо забравший в свою власть страх. Мари стоит на четвереньках, в безнадёжной попытке подняться. Руки и ноги словно ватные — тело напрочь отказывается слушаться её. Жалобный неразборчивый стон, вырывающийся из открытого рта, жадно пытающегося вобрать в себя влажный воздух. И вновь противная болезненная судорога, выворачивающая желудок наизнанку. Внутри пусто, но мощная мучительная пульсация заставляет девушку рефлекторно срыгивать, в беспощадной попытке мерзко проблеваться. Какие-то тягучие горькие остатки содержимого желудка капают с дрожащих губ прямо на собственные ладони, наполовину утопающие в кровавой луже. Крупная лихорадочная дрожь, глубокое потрясение и безотчётная паника. Набежавшие солёные слёзы и унизительно опустошающее чувство горькой обиды и подлого предательства...***
Опустив руки на балконные перила, Джейкоб тяжёлым взглядом осматривает свои владения. Во дворе всё спокойно, только изредка раздаются какие-то нечленораздельные всхлипы, мигом прерываемые грубым ударом ботинка по решётке. Сид, несвойственно ему, напряжён. Заметно напряжён. Тугие мускулы приходят в движение, когда он мерными движениями головы пытается размять шею. Широкие плечи тягостно приподнимаются, давая лёгким вобрать в себя как можно больше холодного ночного воздуха. Кулаки невольно сжимаются, на мощных скулах без остановки играют нервные желваки. Наконец его задумчивый взор останавливается в одной точке — сером нерабочем фонтане. Маленькая дура! Дура! Могла бы стать хорошей живой мишенью для очередной тренировки его солдат, или же закуской для волков. Оставь он тогда её в клетке — и никаких проблем. А сейчас? Наверняка очнулась в луже крови по соседству с обезображенным трупом насильника. Прекрасно! Хороший урок для такой глупой девчонки. Своей могучей грудой мышц вестник выпрямляется во весь рост, по привычке являя собой особую холодную непоколебимость. Всё впорядке. Привычный ему ход вещей, с внезапно возникшей малозначительной сложностью. Вот только Джозеф... В свой очередной визит сразу же заприметил Мари среди своры грязных культистов. Миниатюрную девочку, в каком-то странном ожидании скромно сидящую в совершенно неподобающем ей месте. Брат пожелал видеть её на грядущем грандиозном празднике их общины... Продолжая сверлить грозным взглядом поникший фонтан в центре двора, Джейкоб медленно сглатывает вязкую слюну. И на кой чёрт её дёрнуло прийти к нему в столь неподходящий момент?