Будущий "мышонок"

Возле огромного занавешенного окна стоит черная детская коляска. Черная! С черными кружевами и черной бахромой. Джокер подходит к коляске и разворачивает ее к себе. Пружины жалобно скрипят. Изнутри черная ткань украшена желтыми овалами с черными бэт-символами на них. В коляске сонный розовый новорожденный, закутанный в чистое черное одеяло. «Мышонок»! Мой «мышонок»! У него мрачные темные глаза и смотрит он не по-детски, с прищуром. Джей тянется к нему, позабыв обо всем. Мальчик надувает губки. Уши у него большие, с тонкими хрящами, складчатыми краями, и странно дергаются. Будто… ну, будто у летучей мыши. Нет, Джей не сможет выкинуть его в окно. Ведь это его ребенок, и неважно, кто второй отец. Или важно? Убить Бэтмена он тоже никогда не сможет. — Уйдите отсюда! — категорично прикрикивает Альфред, направляясь к ребенку. — Не подходите и близко к нему! Мой! Не отдам! Младенец хнычет, потому что дворецкий слишком сильно трясет коляску. Только идиот может так качать. — Ты очень быстро трясешь, — замечает Джей. — Не ваше дело. Уберите его отсюда! — Пусть Джокер сам покачает, — повелительно говорит Брюс. — Но он может… — возражает Альфред. — Ты, правда, хочешь, чтобы я… был его отцом? — спрашивает Джей. — А разве ты ему не отец? Покачай его, а то он жалуется. Теперь уши сына кажутся не такими уж страшными. По-своему они даже симпатичные. Джей сдается. О, он сдается! Будет делать все, что захочет Брюс. Будет надевать «мышонку» безвкусные черные одежды, натягивать трико… или что там полагается супергероям? Смирится с тем, что он такой серьезный. Будет рассказывать байки о добре и зле, следить, чтоб поднимал детские гантели и упражнялся в ловкости, учился, как Темный рыцарь, запугивать и карать. Все, что угодно, лишь бы остаться с ними. Только не надо…

***

Он просыпается — в бэт-пещере, в клетке, на голом матрасе. Некуда спрятаться, некуда уткнуться. И сразу ощущает выматывающую боль. В последние недели его лицо выглядит изнуренным, под глазами такие круги, что даже панда позавидует. Боль настолько постоянна, что Джей не реагирует на нее, даже в мыслях не говорит слово «боль». Он живет с ней, ходит, ест, спит. Смеется. Боль не внутри Джокера, он сам внутри нее; боль — это погода на улице, время, почти весь мир. Впрочем, была ли причиной тому беременность, взбунтовавшийся живот, внутри которого что-то печет и скручивает, или что-то подобное случилось с Джеем намного, намного раньше? Может, эта боль исходит из сердца, а он живет внутри нее уже долгие годы? Джокер не помнит. В клетке скучно. Не остается ничего другого, как разговаривать с единственным соседом. — Ну что, «мышонок», ты куда более невезучий, чем я? — бормочет Джей животу. — Еще не родился, а папаша уже поставил на тебе крест. Клоун думает, что здесь непременно должна быть камера слежения. Надо продолжать говорить. Может, Брюс послушает-послушает и проникнется? И вдруг Джея что-то щекочет изнутри, и от этой точки по телу растекается истома. Оу! Не давая прийти в себя, что-то в животе опять едва заметно скребется, будто зверек, который просится наружу. Клоун хихикает и недоуменно смотрит на живот, прежде чем осознает: это толчки. Кто-то внутри него шевелится. И это — интересно. Это — много. Странно, ведь раньше было противно думать, что в нем растет кто-то посторонний, а сейчас он ощущает себя моллюском, старательно выращивающим драгоценную жемчужину. То, на что уходит немало сил, всегда кажется дороже. Впервые Джокер думает о ребенке, не думая при этом о Брюсе. Раньше это был повод для шантажа, манипуляций, одолжение, связь, подарок любовнику, лазутчик врага, наследник Темного рыцаря… Но сейчас Брюса не хочется вспоминать. А плод — вот он, внутри, толкается. И Джею приходит в голову элементарная мысль, которой мешала его одержимость Бэтменом: детка может быть похож на него, внешне и по характеру, и вообще оказаться омегой. УЗИ ведь не покажет, альфа он или нет. Это будет известно лишь в ребенкины лет 9-12, когда начнется гормональное созревание. «И даже если это альфа, это и мой ребенок тоже, моя плоть и кровь», — простая мысль, которую Джокеру больше не удается отогонать. — Ты — «клоуненок», да? — спрашивает он, не думая о камерах. — Вон какой живучий! Нас бьют, а тебе нипочем. Весь в меня! Джокер облизывается и глубоко задумывается. Все это немного меняет расклад, не так ли? — Раз мы тут, значит, Брюс решил дождаться родов и забрать тебя, а меня отправить в Аркхэм, — рассуждает он. — Этим и должно было закончиться. Но как ты будешь с ним расти? А вдруг напомнишь Бэтмену меня? И он в каждом твоем смешке увидит сумасшествие, в стиснутых кулачках — психопатию, в твоей откровенности — игры? Вдруг ты будешь расти непокорным, и он вздумает это из тебя выбить? А если для него это будет новый раунд борьбы со мной — сломать и приручить тебя? Пусть он купит тебе щенка, притащит все игрушки на свете, выполнит детские желания, но не набросится ли он с этой чертовой дисциплиной, тренировками и натаскиванием на бэт-жизнь? Я не помню, каким было мое детство, возможно, вполне ужасным. Но я бы не хотел расти в этом угрюмом доме с мрачным отцом и занудой Альфредом. Нет, ты мой. Я тебя вынашиваю, окружаю собой. Надо сбежать и оставить тебя себе. Но что я могу дать… Ладно. С этим разберемся позже. Джокер начинает исследовать клетку — в ней нет лазеек и изъянов. Тогда он переключается на электронный замок: оглядывает, трогает чуткими пальцами, изучает кодовую клавиатуру. И с радостью понимает, что сможет с ним справиться. Надо лишь немного времени и терпения… — Вау, Бэтси! Ты не забыл о своем пленнике, — реагирует Джокер на внезапное появление Темного рыцаря, хихикая и посылая воздушные поцелуи. — Твой беременный омежка заслужил немного внимания? Или тебя просто потянуло в мои жаркие объятия? — Ты не заслуживаешь ничего, — мрачно отрезает Брюс, даже не глядя на него. — Но ребенок… это и мой ребенок. Я не могу вычеркнуть его из головы. Не собираюсь всю жизнь представлять, как он, нерожденный, страдал от лекарств в больнице или получал удары в твоих драках, если тебе удастся сбежать. Джокер широко улыбается.  — Я должен лично проконтролировать, чтобы со всем этим было покончено, — глухо говорит Бэтмен. – Чтобы он не страдал. Его надо… усыпить. — Что?! — у Джея вышибает весь воздух из легких. — Это что тебе, щенок?! — Как там оно называется… абортировать, удалить, — уточняет Темный рыцарь, сжимая и разжимая кулаки. — В общем, ты должен знать: я договорился, скоро тебе прямо здесь сделают процедуру. И на этом поставим точку. — Нет! — кричит Джокер. — Нет-нет-нет! Не надо! Да что ж это такое! Это я — монстр, а не ты! Зачем уничтожать собственного ребенка, ну подумай, а?! Включи гребанные мозги! Потерпи меня в клетке, какие проблемы? Даже звука от меня не услышишь. Три месяца давай похлебку — и все. Забирай готового отпрыска! Можешь не приходить. Можешь забыть обо мне. Но его-то не надо, а? Ведь с ним все хорошо! Он на тебя похож, Брюси, клянусь! Я знаю! Он — копия ты! Бэтмен удивлен такой истерикой. — Что ты там еще задумал? Никогда не поверю, что тебе просто жаль живое существо. — Вот-вот! — вскидывается Джей. — Он же живой, а ты не убиваешь, а? Вспомни! Ты же сам себе этого не простишь! Или чужими руками можно?! Но Брюс уходит, не удостоив его ответом. Джокер что-то кричит, рычит, машет кулаком обнаруженной видеокамере. Затем торопливо направляется к двери и начинает «химичить» с замком. — Ничего-ничего, Джокера еще никому не удавалось остановить, — подбадривает он себя. — Скоро будем на свободе. Джокер запоздало понимает, что Брюс не просто отказывается ждать рождения ребенка, он против появления на свет отпрыска именно от него. Волна боли накрывает с головой, так что клоун почти теряет сознание. Работа не идет, Джей делает все слишком медленно. Но он все же возится, упрямо стиснув зубы. — Эй, я же для тебя стараюсь, — шипит он на «клоуненка». — Что ты там делаешь с моим животом? Завтра бесись, как хочешь. Завтра я вынесу, что угодно, любую боль. Только бы не сейчас! Только не сегодня! Наконец замок поддается, и дверь с легким скрипом открывается. Получилось! Джокер выскакивает из клетки. И в тот же миг срабатывает какая-то скрытая сигнализация, наполняя бэт-пещеру оглушающим воем. Джей мечется по всем этим темным коридорам, ищет выход. Из темноты появляется Брюс, почему-то в своем героическом облачении. Он раздраженно хватает клоуна за шкирку и тащит обратно в клетку. — Уймись уже! Джокер скрипит зубами от гнева и разочарования. Лежа на полу, он приходит в себя после поражения и думает, что Брюс не успел перестроить замок, как следует. Сейчас не поздно сделать вторую попытку. Боль слегка отвлекает. Размышления затягиваются, как во сне. Наконец он встает на ноги. И тут возвращается Бэтмен. — Идем! — говорит он, отпирая клетку. — Врачи уже тут. Джей оглядывается, пытаясь что-то придумать. Но сквозь прутья нельзя просочиться. Он забивается поглубже в угол, пытается сжаться в комок. — Брюси, ну не надо, — затравленно шепчет он. — Пожалуйста… И, видя, что Бэтмен с каменным лицом пытается его ухватить, вскрикивает в отчаяньи: — Пощади! Брюс замирает. Он в первый раз слышит такое от клоуна. Точнее кто-либо когда-либо в мире в первый раз слышит такое от клоуна. Тот встает, встряхивается и упрямо тычет пальцем в свой живот: — Это он говорит, а не я. Они молчат и смотрят друг на друга. Темный рыцарь отчетливо понимает: Джокер не притворяется, ему почему-то важен ребенок. Когда Альфреда нет рядом, все видится по-другому. — Вот что мне с вами делать? — тяжело вздыхает Брюс. — Ты же сам «мышонка» хотел, — говорит Джей усталым голосом. — Метку мне поставил. Ты ведь, правда, мой альфа. Что ж ты слушаешь всех… кроме меня. — Я уже относился к тебе, как к своему. Как к самому родному на свете, а ты обманул мое доверие, — обиженно говорит Брюс, посапывая носом. — Плохо тебе здесь жилось? Мог хоть предупредить, что сбежишь. Я вернулся вечером, а дома пусто. Знаешь, каково это?! — А давай ты не будешь выключать фонарик на половине пути? — тихо отвечает Джокер. — Уже на двух третях пути, — кивает он на свой живот. — А я буду честно идти. Обещаю. Они опять молчат. — Брюси, сними перчатку. Что тебе стоит? Тот колеблется, но потом делает это. Джокер кладет голую руку Бэтмена на свой обнаженный живот. — Подожди. Внутренне он зовет «клоуненка» на помощь. И вот под его кожей Брюс ощущает какую-то легкую вибрацию, будто что-то шевелится, тычется в ладонь. — Толкается, — с блаженной улыбкой говорит Джей. — Представляешь? Когда они стоят вот так, прикасаясь друг к другу и к ребенку, чувство близости затапливает с головой. Кажется, они на самом деле семья. Брюс удивленно рассматривает Джокера, будто видит его в первый раз. В его глазах клоун больше не стандартный омега, вынашивающий идеального ребенка, но больше и не бесчувственный преступник. К черту все старые программы и книги! Бэтмен пытается его рассмотреть таким, какой он есть. — Скажи, что он — не уродец и не пустое место, — тихо просит Джокер. — Он же все слышит. — Ладно, — мнется Брюс, глядя на живот. — Беру свои слова обратно, сынок. К клетке приближается Альфред. — Там господа медики уже устали ждать, — говорит он. — Отменяем, — безнадежно машет рукой Темный рыцарь. Дворецкий пытается что-то уточнить, но у Бэтмена такой вид, что с ним лучше не спорить. И тут боль Джокера прекращается. Она смолкает, как заклинивший автомобильный сигнал, который наконец-таки отключили. Боль проходит, исчезает навсегда, безвозвратно. Как давно не приходилось так вот свободно дышать! И Джей смеется, потом смеется и плачет одновременно, бережно обхватив живот. Темный рыцарь говорит, рубя воздух ладонью: — Раз уж ребенок будет, он должен расти в лучших условиях. Он и так за эти дни натерпелся из-за нас обоих. И сотри чертов готский макияж, он же токсичный! В будущем ничего не обещаю, но до родов будешь жить, как раньше. Но если опять станешь игрррать на моих чувствах… Если еще хоть ррраз сбежишь… — А ты поменьше книг читай, — удается ввернуть Джокеру. — Поменьше делай, как все. «Мышонок» ведь во мне, я сам чувствую, что ему надо. — Да?! Жабо…как его там и тротил?! — Брюс все еще сердится. — Вот как тебе верить? Ты же сам все портишь. — Не буду — не буду! А смешно было? — хихикает клоун. — Ну нет — так нет. Брюс выпускает его из клетки и ведет наверх, в дом, в прежнюю комнату с фиолетовыми гардинами, огромными окнами и мягкими игрушками. Темному рыцарю очень хочется запереть дверь в нее и повесить десяток замков, но он этого не делает. — Смотри! Последний раз тебе верю, — бурчит он Джокеру. А тот, оставшись один, c наслаждением вытягивается на уютной кровати, и ему кажется, будто он вернулся домой. К себе домой. Будто вся эта комната — одно огромное «гнездо», в котором им всем будет тепло и безопасно.