Будущий "мышонок"

— Представь, врачи скажут: можем спасти только одного — или ребенка, или роженника. Ты кого выберешь? — облизываясь, спрашивает Джокер. Хихикает. И буравит тяжелым-тяжелым взглядом. Брюс думает, что всегда надо спасать детей. Между собой и ребенком он выбрал бы ребенка. Брюс думает: дети — наше будущее. И вообще ради наследника он столько уже вытерпел. Брюс думает, что выбор в сущности очевиден: его ребенок, его плоть и кровь — и сумасшедший преступник, который может ввергнуть Готэм в хаос. Очевидно, не правда ли? — Тебя, — угрюмо говорит Бэтмен. — Велю врачам, чтоб спасали тебя. Джокер загадочно улыбается. Мадонна, твою мать. Зря говорят, что у Бэтмена нет суперспособностей. За эти три месяца он точно развил парочку: супертерпение и способность делать что-то не «правильно», а «правильно-если-имеешь-дело-с-зеленоволосым-клоуном». Если роды пройдут хорошо, ответ «спасать ребенка» лишит этого самого ребенка привязанности Джея. И придется нянчиться с младенцем и ревнючим, злобным, завистливым Джокером. А так у него там с «мышонком-клоуненком» развиваются свои отношения, не замутненные конкуренцией за Брюса. Джокер считает, что Бэтмен должен любить его, а уже он — сына. Ну и Брюс, так и быть, может давать ребенку чуть-чуть отцовского тепла. Если же роды пойдут плохо… потерять любого из них будет безумно больно. Да, стыдно сказать: любого. Нерожденного еще человека, плоть от плоти, кровь от крови Темного рыцаря — и очаровательное чудовище с зелеными глазами, к которому Брюс так сильно привязался за эти три месяца. — Ужин сюда подавать? — спрашивает дворецкий, слегка закатывая глаза, как делает каждый раз, когда видит их вместе. — Сюда. Спасибо, Альфред, — благодарит Брюс. Джокер даже не поворачивается на звук. Иногда, глядя на Джея и дворецкого, Бэтмен думает, что эти двое существуют в каких-то параллельных реальностях, доступ в которые есть только у него. Поэтому приходится говорить что-то типа: — Джокер, Альфред спрашивает, выйдешь ли ты к завтраку? — клоун делает вид, что только что услышал вопрос, заданный при нем дворецким полминуты назад. — Да. Буду, — величественно произносит беременное создание. Ни дать ни взять принц. Но это еще не все. Если так и оставить, Альфред «забудет» один комплект приборов и посуды. Он, видите ли, тоже в упор не слышит и не видит клоуна. — Джокер будет, Альфред, — сообщает Брюс, чувствуя себя то ли переводчиком с языка сумасшедших, то ли просто идиотом. Наверное, судьба наказала его за то, что раньше он был молчуном. Теперь приходится говорить за троих. Сейчас они лежат в обнимку в огромном гнезде и смотрят ретро-комедию. Клоун умеет сжиматься, сутулиться, но рядом с Бэтменом видно, какие они оба высокие. Нужно немало одежды и пледов, чтобы свить для них уютный кокон. Мини-кинотеатр проецирует изображение на потолок, чтобы можно было смотреть и лежать на спинах. Самое удобное положение для человека, у которого живот словно крупная дынька. Собственно, это так неестественно и выглядит: будто по-прежнему худой мужчина проглотил целиком дыню. Ну, или мяч. Сегодня клоун почему-то визгливо хохочет над старой комедией, словно видит ее в первый раз. Бэтмен удивлен, но рад, что у него хорошее настроение. К ужину Джей даже не притрагивается, а Бэтмен не спрашивает на этот раз: не означает ли это, что скоро роды? Ну да, омега перестает есть за пару дней ДО, но если судить по клоуну, который время от времени игнорирует пищу, рожать ему надо было месяца три назад. А Брюс задавал этот вопрос уже столько раз, что самому надоело. Уж как-нибудь начало клоун не пропустит, и ему своевременно сообщит. Там множество разных признаков, которые не дают омеге проглядеть столь важный момент: и слизистая пробка из шейки матки выходит, и из ануса чистый прозрачный секрет выделяется, так как очищаются родовые пути, и сфинктеры ануса и матки расслабляются до предела. Не будет же Бэтмен обо всем этом постоянно расспрашивать. Джокер тоже за эти три месяца изменился. Расслабился, что ли? Отогрелся? Даже в то время, когда он вертел Брюсом, как хотел, он не выглядел таким удовлетворенным, как сейчас, когда Темный рыцарь не так уж сильно выкладывается, зато дает немало внимания и тепла по собственной воле. Сейчас Джей похож не на злодея, а на пушистого беременного кота. Интересное положение ему весьма к лицу. Вместо вечной злобно-саркастичной гримаски — довольная улыбка. Вместо бесконечной колкой болтовни — мирное сонное бормотание. Кто бы знал, что лучший способ обезвредить террориста, анархиста и убийцу — заделать ему ребенка и забрать к себе домой. Задумавшись об этом, Брюс почти не замечает, как его руки начинают гулять по телу любовника. А тот разве что не мурлычет. Сильные руки Бэтмена обшаривают все, что легкодоступно, и усложняют задачу: приспускают белье, добираются до самых неприличных, напряженных и жаждущих прикосновений мест. Секс сейчас доктор не то, что не запрещает, а очень даже рекомендует, как лучшую тренировку перед родами. Все растягивается, от оргазмов все правильно запускается, да еще и какие-то особенные вещества в сперме размягчают, оказывается, шейку матки. Вот и сегодня пара быстро переходит к делу, остановив кино. Догги стайл только и спасает — сложно придумать, куда девать во время жарких объятий девятимесячный пузик. И вскоре Бэтмен уже упоенно трахает раскрасневшегося Джея, и если Темный рыцарь через раз старается быть аккуратным, то клоун вообще не тормозит, самозабвенно насаживаясь на член. Так что руки и ноги подрагивают от напряжения и слегка разъезжаются. Секс сексом, а голову Брюс отключать не умеет. И невольно анализирует, что сегодня стоны Джокера как-то непохожи на все, что он слышал до сих пор. Сладкие, но совершенно не в такт ласкам. С каким-то странным повизгиванием или прихихикиванием? На всякий случай он замирает, а потом тихонько выскальзывает из него. Джей вроде бы и не замечает, что связь потеряна. Обхватив подушку, он прижимается к ней в забытье — теперь кажется, что он измучен и вымотан, — охая и сладострастно постанывая. Брюс наблюдает почти минуту, прежде чем его озаряет понимание. — Э! Куда! — растерянно говорит он. — Стоп, Джей. Да ты рожаешь! — Тренировочные схватки, — Джокер шипит — то ли от боли, то ли от раздражения. — Нет уж, именно рожаешь. Клоун обессиленно опускается на бок, все его тело расслабляется и потягивается. — Схватка уже не меньше минуты, — прикидывает Брюс в уме. — Это что, еще в обед началось? Сколько ж ты таился? Или сам не понял, что происходит? До Джокера наконец доходит. — Нет-нет-нет! Неееет! Я не рожаю! — размахивает он руками. — Не сегодня. Я не хочу. У меня дела! Я против! Если кто еще не понял, Джокер живет по принципу: когда что-то тебя донимает, уничтожь его или сбеги. Жил так, даже когда еще не был Джокером. На работе не ладится? Уходи. Отношения не клеятся? Сбеги. Воспоминания причиняют нестерпимую боль? Забудь, вычеркни прошлое нафиг. Весь мир достает? Взорви к черту мир. Но вот сбежать от родов абсолютно невозможно. Уничтожить? Кого?! Одно дело атаковать врага, рискуя вместе с ним погибнуть — у клоуна почти нет инстинкта самосохранения. Но совсем другое дело, когда враг — собственное тело, которое отказывается слушаться и, кажется, толкает все внутренности наружу. Нет, Джокер не самоубийца. И, как уже понятно, «клоуненка» хочет сохранить. Остается одно — довести дело до конца. Пережить то, чего не хочешь. Родить. Для Джея это непривычно и ужасно. Просто какой-то приговор без шанса на побег. Брюс уже звонит доктору Томпкинсу. Тот единственный знает, что он — Бэтмен, а с некоторых пор знает и то, какую омегу подарила Уэйну судьба. С самого начала ведет беременность Джокера, и обещает принять роды у злодея, с которым другие медики побоялись бы связываться. Мало ли, что не так — заказывай собственные похороны. Все равно что голыми руками принимать роды у тигра. Или, если точнее, у гиены, у которых омеги, как известно, «косят» под альф, а детенышей рожают через ложный пенис. В общем, сплошное безумие. Джея накрывает очередная схватка, и он мечется по комнате, как разъяренный кот, разве что не запрыгивает на шкаф. То, что он только что легко терпел под соусом сладострастия, теперь кажется пыткой. Особенно когда понимаешь, что это начало. — Все будет… — говорит было Брюс, и сам себя обрывает на полуслове. Этим Джокера не убедишь. Темный рыцарь из-за ответственности момента тоже чувствует себя так, будто его окатили ведром кипятка. Но помогает то, что клоун называет «бэт-инстинктом»: когда кого-то надо спасать, особенно когда близкому плохо, Брюс становится спокойным и бесстрашным. Собственное напряжение, страх и адреналин «ударят» под дых только тогда, когда все будет позади, когда он уединится и запрет двери в свой кабинет. Когда еще они сражались, Бэтмен думал, что у Джокера все происходит точно также. Ведь это очень сильный и бесстрашный враг. Но в том-то и дело: Бэтмен на самом деле становится, а кое-кто умудряется только казаться сильным и злобным, когда ему плохо. А уж спокойствие там и рядом не стояло. И помочь Джею может только тот, кто отличает правду и роль. — Иди сюда, чудо, — зовет Брюс. — Я тут, с тобой. Сейчас полегче сделаем. Дай спину помассирую. В джакузи полежишь. Подышишь, как учили. На шее у меня повисишь. Разберемся, что тебе помогает. — «Разберемся», — перекривляет Джей, подходя поближе. — Лучше б ты разобрался, прежде чем мне член присунуть. Спокойный он! Конечно, рожать не тебе. Ехидничать-то клоун ехидничает, но кто-бы-знал-кто-бы-знал, как же ему помогает бэт-спокойствие. — Ш-ш-ш! — ласково говорит Брюс. — У нас часа три-четыре впереди. Экономь силы. — Чтоб я еще хоть раз так рвал задницу… — ворчит Джокер, все же преданно глядя на Бэтмена, когда тот начинает разминать ему поясницу. Боль непривычная, тошнотворная, накатывает с крестца, опоясывает, ввинчивается куда-то в мозг и распирает низ живота так, будто Джей вот-вот лопнет. И — через время исчезает, словно повернули рубильник, мышцы сразу обмякают, так что почти приятно. Правда, схватки все длиннее и глубже, а перерывы короче. И от мыслей о том, что ждет сегодня, внутренности скурчивает даже во время пауз. Виснуть на шее Бэтмена, сцепив руки в «замок» и подгибая ноги, чтобы расслабить мышцы таза, оказалось хорошей идеей. Не столько удается расслабиться, сколько смешно маячить перед носом серьезного Мыша. Кресло-качалка — так себе удобство, хотя Брюс заботливо его покачивает. Дышать глубоко — вообще ни о чем. Лучше всего джакузи — в паузах между схватками клоун чуть не засыпает от теплой бурлящей воды и поглаживаний Темного рыцаря. Когда же боль накатывает, кажется, облегчить ее не способно ничто. Джокер вертится в ванне, пытаясь найти нужную позу. Выгибается в пояснице, садится на корточки, поджимает зад. Наконец, накупавшись вдоволь, он решает, что лучше бы походить. В махровом банном халате он как раз идет вслед за Брюсом в комнату, когда тот удивляется: — Ты почему не вытерся? Смотри, с тебя же течет… И правда, на пол льет вода, образовывая лужицу. Только не с халата, а между ног. Джокеру хочется умереть от стыда. Он сжимает ноги, пытаясь промокнуть их халатом, а потом начинает нелепо суетиться в поисках швабры. — Я сам все сделаю, Джей, — перехватывает и приобнимает его Брюс. — Держи сухой халат, переоденься. Это воды отошли. Ты рожаешь. Все в порядке. Так у всех. Как у него может быть, как у всех, если он — Джокер? Клоун считает себя исключением во всех смыслах: по достоинствам, недостаткам и уж конечно, в везении. Том самом, которое помогает проворачивать немыслимые преступления, но исчезает, если Джею хочется чего-то хорошего. И вот на чьей стороне судьба — жестоких шутников или мирных семьянинов? Приезжает доктор Лесли с двумя акушерами-помощниками. Брюс чувствует облегчение: когда в доме профессионалы, куда надежнее. Правда, хорошие деньги, которые ими получены, еще не гарантируют молчание, поэтому для подстраховки Джокер заранее надевает маску — не медицинскую, конечно, а карнавальную. Чтобы рожать инкогнито. Когда медики входят, Джей мечется по комнате, все еще подумывая сбежать, хотя понимает, что бежать-то некуда. Спина нещадно болит. Посторонние люди, которые холодно наблюдают за ним, когда ему так тяжко, бесят. А показывать трем чужим мужикам голую задницу, которая будет еще и разрываться от боли во время родов, — удовольствие настолько сомнительное, что хочется пристрелить всех свидетелей. Мало кто знает, но Джокер, бесстыдно лезущий ко всем с поцелуйчиками, стеснителен, когда доходит до дела. А еще человек, называющийся клоуном и рисующий поверх шрамов зловещую улыбочку, не переносит, когда над ним смеются. Джей вообще почти всегда напрашивается именно на то, чего в глубине души боится. Но раскрытие-то проверить надо. Да и рожать предстоит не в костюме и с этими же людьми. — Я что — один вменяемый, а вы все сумасшедшие? — возмущается клоун. — Почему, почему вы не видите, что наш мир — ненормален?! Рождаемся и то — через задницу! Лесли молча приступает к осмотру. Пальцы в медицинских перчатках нащупывают в прямой кишке отверстие, ныряют туда, к шейке матки. Доктор разводит пальцы на максимально возможное расстояние. Прикосновения изнутри нестерпимо болезненны, и Джокер истерично хохочет. — Раскрытие 5 см. Период активных схваток. И давно уже они? Регулярно? С какой частотой? Следующий час проходит безумно. Джокер делает вид, что ничего особенного не происходит. Здесь кто-то рожает? Не, не слышали! Он расхаживает, приседает и наклоняется, имитируя зарядку. Рассказывает, заикаясь, анекдоты и сыплет вопросами, добиваясь ответов, но не слушая. Каждые пять минут такого «представления» он замирает, покрываясь холодным потом, присаживается, сгибается, бледнеет, как смерть, шепчет: — Минуточку! — или вскрикивает, подавляя вопль: — Вау! Лицо Джокера пылает, глаза блестят, смех звучит резко и визгливо. Брюс не очень-то понимает, что происходит. А Джей просто физически не может страдать на глазах у посторонних людей. И это не только гордость, но и защита: «дашь слабинку — добьют». — А как мы ребенка назовем, Брюс? Есть идеи? — спрашивает он в перерыве между схватками. — Да. Давай так: часть моего имени, часть твоего… — Постой-постой… Но это как-то совсем! Ты хочешь назвать малыша Брокер?! Малютка Брокер Уйэн? А если он Президентом станет? Президент-Брокер? — Джус. ДЖей и БрюУС. — Оу! Джус мне нравится… Осталось родить этого Джуса.