Дева, Чудище, Рыцарь

Когда Джейме очнулся, он горел. Боль в руке была мучительной, она поднималась вверх и пронзала все тело. Он резко сел, хоть чьи-то голоса и убеждали его лежать. Слишком больно ему было, он должен был найти рану, остановить кровь, потушить этот огонь, но… руки не оказалось на месте. Его вдруг озарило воспоминание: жар, и кровь, и шок при виде отделенной от тела руки. Как что-то, что больше не являлось его частью, могло приносить такие страдания? Мир плыл перед глазами, фокус то терялся, то появлялся вновь: Джейме вроде бы находился в какой-то незнакомой комнате, просторной, но скудно обставленной. Дни сменялись ночами, но как-то странно – Джейме не мог сказать бы, где заканчивался день и начиналась ночь. С ним говорил мейстер, но он ничего не понимал из его слов. Иногда с ним был Подрик – Джейме протягивал свою здоровую руку, и Подрик мягко пожимал ее, давая Джейме понять, что он не один. Затем возвращался мейстер и откидывал его голову назад, чтобы влить ему в горло густое и горькое маковое молоко. Джейме пытался сопротивляться, но уже начинал снова погружаться в темноту. Вызванный наркотиком сон был ничуть не лучше – мак, может, и притуплял боль, но сны никуда не девались. Он снова и снова переживал ту краткую, кровавую битву во дворе. Он тысячу раз терял руку, смотрел, как Бриенна погибает у него на глазах, смотрел, как Скоморохи расправляются с Подриком, до тех пор, пока уже не мог вспомнить, что из этого воспоминание, а что кошмарный сон. Когда Джейме наконец проснулся, на грани между сном и явью протягивая отсутствующую ладонь, чтобы коснуться кожи с синими чешуйками, он был один. По ощущениям, он пролежал несколько часов, прежде чем в комнату тихо вошел Подрик. В своем ослабленном состоянии Джейме не смог сдержать слез облегчения при виде своего оруженосца, быстрыми шагами пересекшего комнату, чтобы снова взять его за здоровую руку. – Сир… сир Джейме, все в порядке. Я з-здесь. Все хорошо. – А Бриенна? – Жива, сир. Мы все живы. Джейме позволил себе рухнуть обратно на подушки, морщась от пульсации в запястье и боли в голове. Под отпустил его руку, чтобы взять с прикроватного столика чашку и пузырек. – М-мейстер велел мне дать вам это, когда вы проснетесь. Маковое молоко – от боли – и вода. Джейме потянулся взять чашку правой рукой, только чтобы осознать, что этой руки у него нет. Он уставился на перевязанную культю, замершую в воздухе. Значит, это был не просто кошмар. Может, битву они все и пережили, но не все остались целы. – М-мейстер говорит, что вы быстро поправляетесь, – заикаясь, произнес Под. – Магия Бриенны остановила инфекцию от р-распространения. Джейме вспомнил раскаленный жар ее ладони, сосредоточенную морщинку между ее бровей, когда она, покачиваясь, сидела рядом с ним на коленях, почти настолько же вымотанная, как и он сам. Он снова посмотрел на свою культю и пожелал, чтобы она никогда и не помогала ему вовсе; было бы лучше, если бы она дала ему умереть, истечь кровью на холодных камнях. Но она была слишком благородной для подобного. Кроме того, горько подумал он, если я умру, умрет и надежда ее леди на свободу. До этого момента он и не вспоминал о леди Сансе. Он полагал, что она должна быть свободна, если они с Подом все еще дышат, хотя как такое возможно, он не мог и вообразить. – Под, как... – Выпейте это, сир, – настойчиво сказал Под, снова предлагая ему воду и пузырек. На этот раз Джейме вытянул левую руку, чтобы взять чашку, и осушил ее жадными глотками. Под забрал у него чашку и протянул пузырек, но Джейме оттолкнул его руку. – Нет уж, я предпочту боль. Расскажи мне, где я… долго я провалялся без сознания? – Вы в Винтерфелле, – ответил Под, с хмурым выражением лица возвращая пузырек на место. – Прошло три дня. – Три дня? – Не могло пройти так мало времени. По ощущениям, миновало несколько недель. – Вы сняли проклятье, сир Джейме, – сказал Под, улыбаясь губами, но не глазами. – Леди Санса и Винтерфелл теперь ваши. Джейме мог лишь глядеть на него, не веря своим ушам. – О. Подрика такое отсутствие энтузиазма явно поставило в тупик. – Я знаю, вы говорили, что вам н-не нужен Винтерфелл, но леди Санса... – Да, она очень хорошая и очень красивая, я знаю. Но награда, которая тебе и не нужна была, теряет некоторую свою привлекательность, если приходится за нее платить настолько высокую цену. – Он снова поднял свою культю, но Под лишь сердито посмотрел на него, не проявляя ни капли сочувствия. – Она попросила сообщить, как только вы проснетесь. Хотите, чтобы я не говорил ей? – Его голос был низким и напряженным, и Джейме не мог и представить, чем обидел парня. У Джейме были основания для горечи, но у Подрика причин для такого поведения не было. Он вздохнул. – Нет, Подрик. Скажи ей, если она хочет знать. Возможно, мне пора начать привыкать к этой мысли. Под ничего не ответил, но резко поднялся и направился к двери. Он закрыл ее за собой с негромким хлопком, и Джейме вздохнул. Почему его оруженосец решил продемонстрировать подростковую угрюмость, которой так долго избегал, именно сейчас? Он что, правда ожидал, что Джейме станет радоваться? Он снова улегся на мягкую постель, надеясь погрузиться обратно в сон, но знал, что толка от этого не будет. Культю дергало, и в голове роилось уже слишком много вопросов, чтобы спокойно уснуть. Он опять поднял свою укороченную руку и уставился на белую повязку на том месте, где когда-то была его ладонь. Выглядело это совершенно неправильно – он все еще мог чувствовать кончики пальцев, они должны были по-прежнему сгибаться по его приказу, но вместо них была лишь пустота и неподвижность. Он вошел в Винтерфелл сиром Джейме Ланнистером из Кастерли-Рок, Цареубийцей, величайшим мечником Вестероса; им он надеялся и умереть. Вместо этого он лежал, слабый и трясущийся, и мысль о том, чтобы стать лордом Джейме Ланнистером из Винтерфелла, калекой, с телом, годящимся лишь на то, чтобы таскать его голову из комнаты в комнату, внушала ему страх. К своему ужасу Джейме почувствовал, как к глазам подступают слезы, и зажмурился, прежде чем хоть одна успела упасть. Ты уже и так калека, нет нужды становиться вдобавок плаксивым ребенком. Голос в его голове пугающе напоминал отцовский, и Джейме подумал, что по крайней мере хоть кто-то будет рад тому, как все закончилось. Калека или нет, сын Тайвина Ланнистера станет лордом Винтерфелла. Дверь скрипнула, открываясь, и Джейме перевел на нее взгляд – в комнату заглядывала миниатюрная головка леди Сансы. Девушка улыбнулась при виде него, и Джейме изо всех сил постарался улыбнуться в ответ, хоть и знал, что получается у него далеко не убедительно. Она тихо скользнула внутрь, так осторожно, словно боялась потревожить его даже малейшим звуком. – Приятно видеть, что вы проснулись, сир Джейме, – сказала она, все еще держась недалеко от двери вместо того, чтобы сесть туда, где сидел до нее Под. – Приятно быть проснувшимся, миледи, – согласился Джейме. – Маковое молоко мне не очень-то по душе. Санса нахмурилась. – Мейстер говорит, что вы должны продолжать принимать его, от боли. – Ваш мейстер хочет, чтобы я без сознания валялся. Я могу терпеть боль. Я рыцарь, в конце концов, или вы позабыли? – сказал Джейме, чуть резче, чем собирался. Санса лишь сильнее выпрямилась, хотя в ее голосе слышалась прохлада, когда она ответила: – И все же вам нужен отдых, сир. Оставлю вас поправляться. Она выскользнула из комнаты прежде, чем он успел ответить, но это не особенно заботило его. Оставьте меня наедине с моими страданиями, леди Санса, так будет лучше для нас обоих. Несомненно, позднее он пожалеет об этом: Джейме мог смириться с нелюбимой женой, но если она будет презирать его, ничем хорошим ни для кого из них это не обернется. Она не заслуживала нести наказание за его боль. К его удивлению, Подрик не вернулся, предпочтя оставить Джейме наедине с его унылыми мыслями. За оставшуюся часть дня его навестил лишь сморщенный пожилой мейстер, который разбинтовал его руку, обнажая культю. Джейме раньше доводилось видеть потерянные в бою конечности, и все же зрелище удивило его. При виде сшитого грубыми стежками запястья Джейме пришлось отвернуться. Мейстера, казалось, увиденное порадовало куда больше: он объявил, что рана заживает хорошо, и нанес на рубец густую мазь, а затем вновь перебинтовал руку чистыми повязками. Он также настаивал на маковом молоке, но Джейме ему отказал – гораздо категоричнее, чем Поду или Сансе. Старик лишь покачал головой, бормоча что-то про неуместную гордость, и покинул комнату. Возможно, решил Джейме, сон лучше бодрствования. Он улегся на подушки, к своему удивлению вымотанный своим первым коротким днем пребывания в сознании. У него по-прежнему оставалась тысяча неотвеченных вопросов, и какая-то его часть не хотела засыпать, просто на тот случай, если к нему зайдет кто-то еще, но он быстро погрузился в сон. Если Джейме и видел сны, он их не запомнил. Когда Джейме проснулся, он по-прежнему был один. Культю продолжало дергать, и настроение его оставалось мрачным, но в голове было яснее, чем в предыдущий день, и он почувствовал укол вины из-за того, как разговаривал с Подом и леди Сансой. Словно мысль о ней призвала ее, леди Санса тихо открыла дверь, проскальзывая в комнату с дымящейся миской в руках. – Доброе утро, сир Джейме. Вы давно проснулись? – спросила она нарочито ровным и вежливым тоном. – Буквально только что. Долго я спал? – Весь вчерашний день и целую ночь. Уже утро. Я принесла вам завтрак. Она протянула ему миску, и Джейме опять потянулся взять ее правой рукой, которой у него больше не было. Он отдернул руку, смущаясь, но Санса ничего не сказала, только подождала, пока он возьмет миску левой. В миске оказалась овсянка – густая и сладкая, и Джейме обнаружил, что он проголодался сильнее, чем предполагал. И все же он по-прежнему осознавал, к своему неудобству, что Санса так и сидит у его кровати, так что он поставил еду себе на колени остывать и повернулся к ней. – Простите мне мою вчерашнюю резкость. Я был зол из-за своей утраты, не из-за вас. – Забудем об этом, сир. Я и сама была отвлечена и обеспокоена – мне следовало понять, что вы горюете, а не оставлять вас в одиночестве, – ответила Санса. Ее слова и улыбка были добры, но напряжение по-прежнему неуютно клубилось в воздухе. Что ему сказать этой девочке, которая теперь якобы приходится ему невестой? Он решил спросить: – Что же отвлекало вас, миледи? К его удивлению, на глазах Сансы блеснули слезы, и она внезапно опустила взгляд на свои лежащие на коленях стиснутые руки. – Бриенна потеряла сознание после битвы и до сих пор не очнулась. У нее нет ранений, которые могли бы вызвать такой продолжительный сон, но она не просыпается, что бы мы ни делали. Мейстер говорит, что, должно быть… что, скорее всего это связано с тем, что проклятье снято, что она наверняка скоро проснется, но я все равно беспокоюсь. Даже представлять такое было неправильно – Бриенна не была женщиной, созданной для неподвижности. Она должна была двигаться, и танцевать, и сражаться. Мысль о том, как она лежит, тихая и бледная, и яркая синева ее крошечных чешуек-веснушек еще сильнее выделяется на фоне ее кожи, неописуемо опечалила Джейме. Однако это не его горе, напомнил он себе, Бриенна для него никто, а для леди Сансы – все. Роль Джейме – утешать ее. – Я уверен, что мейстер прав, – мягко сказал он, – но это, должно быть, нелегко. Санса лишь кивнула, отворачивая от Джейме лицо, чтобы торопливо стереть одинокую скатившуюся по щеке слезинку. Джейме сделал вид, что ничего не заметил, сунув в рот ложку каши, однако обнаружил, что аппетит у него внезапно пропал. Санса не осталась надолго ни в то утро, ни в любое другое. Всю следующую неделю заботились о нем в основном она и Подрик, следя, чтобы он ел и менял повязки с регулярностью, которую – со стыдом признавал Джейме – в одиночку он соблюсти бы не смог. Хоть Под и прилежно приходил к нему, он оставался скрытным и мрачным, не давая Джейме ни единого намека, что так расстроило его в то первое утро. Будто стремясь еще сильнее раздосадовать Джейме, Подрик неизменно немедленно покидал комнату, стоило Сансе войти, стараясь оставить их наедине. Санса, однако, явно не разделяла таких настроений – боясь, возможно, неловкости, которая будто появлялась всякий раз, как только Джейме и Санса оставались вдвоем – и часто задерживалась, когда Под приходил, чтобы ее сменить, расспрашивая его о тренировках с ее сестрой. Если Джейме и был за что-то благодарен, так это за то, что Санса никогда не оставалась у его постели надолго; Под как-то беспокойно упомянул, что большая часть ее времени занята заботами о Бриенне, и Джейме не мог испытывать из-за этого недовольство. Если быть честным, Джейме куда больше предпочитал молчание Сансы ее попыткам завести разговор. Она всегда была обходительна и вежлива, но Джейме в ее присутствии никогда не было по-настоящему уютно. Возможно, это все из-за чувства неизбежности, которое он ощущал всякий раз, когда глядел на нее, хоть и знал, что это вздор. Награда, за которую многие мужчины умерли бы, принадлежала ему, а леди Санса заслуживала большего, чем страдать от его полуискреннего внимания следующие несколько десятилетий. К седьмому дню его заточения комната Джейме начала казаться ему клеткой, а он сам – цирковым животным, загнанным в нее ради развлечения других. Он вышагивал по комнате, игнорируя пульсирующую боль в руке и туман в голове. Это была не та проблема, с которой он мог бы разделаться, вступив с ней в бой, а если бы и была – мир перед глазами уже начинал плыть – он больше не был бойцом. Он потерял руку, которая делала его самим собой, в обмен на награду, которой он никогда не хотел. Когда перед глазами начали взрываться звезды, Джейме позволил себе привалиться к стене, медленно втягивая воздух, чтобы в голове прояснилось. Бесполезно. Когда комната снова вернулась в фокус, шума в голове не убавилось. Впрочем, один из голосов в его голове звучал яснее прочих. Пока его собственные тревоги, вопросы и горести гонялись друг за другом, как свора бешеных собак, воспоминание, настолько отчетливое, словно она говорила тем своим загадочным способом, заглушило их всех: Мне очень жаль, Джейме. Будет больно. Бриенна была права, и она поняла бы его боль от навязанного долга лучше кого бы то ни было. Хотя с другой стороны, она скорее осудила бы его за то, что он предал леди Сансу своим грубым отказом полюбить ее; Бриенна не говорила об этом, но преданность ее леди сквозила в каждом ее поступке. Он навестит ее, решил Джейме, уже потянувшись за свежей рубашкой. Одеваться одной рукой было не так-то просто, и он не мог сказать, что совершенно преуспел, пытаясь привести себя в приличный вид. И все же он хотел повидать лишь Бриенну, а она спала и не могла осудить его за внешность. Джейме некоторое время помедлил перед ее закрытой дверью, задаваясь вопросом, что он, собственно, здесь делает. Санса сказала, что нельзя ничего сделать, только ждать, и это едва ли была его забота, раз уж на то пошло. И все же он хотел убедиться, хотел увидеть, как вздымается и опускается ее грудная клетка, увидеть живой румянец на ее щеках, убедиться, что она всего лишь спит. Это было бы такой утратой потенциала, сказал он себе, если она умрет сейчас. Она владела мечом почти так же искусно, как он сам, и у него возникало желание сразиться с ней снова, свободным от сокрушительного давления их первой битвы. Он слышал, как в голове звенит ее голос: правда, от которой она не позволила ему убежать – люди ненавидят вас лишь потому, что вы хотите этого – и испытания, с которыми заставила столкнуться. Выходит, вы трус? – спрашивала она, сидя на нем верхом, и светлые пряди ее волос щекотали ему щеку. Джейме вспомнил, как подумал, что они, должно быть, смахивают на любовников. Она отдала последнюю крупицу своей силы, чтобы спасти его, а он эгоистично хотел от нее чего-то еще. Ему нужно было услышать ее удивительно нежный голос, посмотреть в ее чудесные глаза и не увидеть в них ничего, кроме честности. Несомненно, она сказала бы ему, что он не заслуживает ни капли ее жалости, что он должен исполнить свой долг или принять последствия своей трусости, и была бы права. Он глубоко вдохнул и распахнул дверь. – Ох, сир Джейме. – Голос Сансы заставил его вздрогнуть, и он чуть было не закрыл дверь снова. – Леди Санса… простите, что врываюсь. Я лишь хотел проведать… но я вижу, что о ней хорошо заботятся. Бриенна лежала на огромной постели, выглядя абсолютно так, словно спокойно спала. И все же в этой картине было что-то неестественное. Возможно, дело было в полной неподвижности ее черт – она казалась такой юной, когда не хмурилась на него – или в том, что она лежала, как труп, а не на боку или раскинувшись на кровати, как при обычном сне. Сердце Джейме, далеко не успокоенного ее видом, упало. – Это очень учтиво с вашей стороны, сир. – Слова Сансы были любезны, но говорила она неискренне. – Прошу простить меня, леди Санса, я оставлю вас с... – Нет, останьтесь, – выпалила Санса, когда Джейме собрался уходить. – Я вела себя пренебрежительно по отношению к вам. Мне следует… то есть нам следует… мне было не до того. – Это вполне справедливо, миледи. Вы беспокоитесь за свою подругу. – Язык любезностей всегда легко давался Джейме, но он никогда не чувствовал себя комфортно, используя его. Каждое слово, которое он произнес с тех пор, как пришел в себя, было полуложью, он словно ходил на цыпочках вокруг того вопроса, который ни он, ни Санса, казалось, не были готовы поднять. После ее первого прохладного визита он понадеялся, что она может отказать ему. Теперь неуверенность и румянец Сансы говорили об обратном, что было ему совершенно не по душе – если она искала его компании, Джейме никак не мог отвергнуть ее. Казалось, она с трудом подбирала слова, и Джейме почувствовал, как сердце начинает гулко колотиться в груди, и пожелал, чтобы она не попросила у него ничего такого, что он не в силах ей дать. – «Подруга» – это слишком слабое слово, чтобы описать, кем мы с Бриенной приходимся друг другу, – в конце концов сказала она, и Джейме с облегчением выдохнул. – Последние семь лет лишь она составляла мне компанию – она была мне и подругой, и сестрой, и матерью, когда мне казалось, что мне недоставало всех троих. То, что ко мне вернулась Арья, кажется чудом, о котором я не смела и мечтать, но с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло так много времени. Теперь мы совсем разные, и детьми мы едва ли дружили. – Говоря это, Санса выглядела виноватой, и она поторопилась объяснить: – Мне даже не требовалось говорить с Бриенной – мы настолько понимали друг друга, что слова и не были нужны. Быть без нее – это как... Санса запнулась, бросив взгляд на то место, где должна была быть правая рука Джейме. – Лишиться конечности? – предположил Джейме, и Санса залилась краской. – Да. Простите меня, сир. Это глупо с моей стороны. Я не хотела сравнивать... Джейме покачал головой. – Незачем просить прощения, миледи. Я это прекрасно понимаю, не сказал он. Ему не хотелось призывать призрак Серсеи в это место, но он не мог не вспоминать пустоту, которую почувствовал, потеряв ее. Она отдалялась от него, постепенно, на протяжении долгих лет до своей смерти, все сильнее становясь ему чужой, но окончательное разделение оставило Джейме пустым и потерянным. Он бы и сам сказал, что это словно конечность потерять, если бы теперь не знал, каково это на самом деле. Но Бриенна не была потеряна. Пока что. – Вы слишком добры, – сказала Санса. – Я знаю, что теперь у меня как у леди Винтерфелла множество прочих обязанностей; я не могу просиживать здесь часами, ожидая, пока она пробудится. – Она неожиданно поднялась, поправляя невидимые складки на юбке. – Прогуляетесь со мной, сир Джейме? Посмотрим вместе, как восстанавливается Винтерфелл? Джейме выдавил вежливую улыбку и кивнул, отступая в сторону, чтобы она могла выйти из комнаты первой. Санса позволила себе бросить последний обеспокоенный взгляд на Бриенну, прежде чем скользнуть мимо него. Джейме задержался, насколько только осмелился, вглядываясь в почти незаметно приподнимающуюся и опускающуюся грудную клетку Бриенны. Она жива. Вот и все, что тебе нужно знать. Он дал двери тихо закрыться за его спиной, словно шум захлопывающейся двери мог ее потревожить, и поспешил за леди Сансой. Ему уже было неловко, и то, что Санса невесомо положила свою руку на его правое предплечье, лишь усугубило это чувство. Он накрыл ее маленькую руку своей, как подобает, но даже малейшее прикосновение к ее коже казалось ужасным и неправильным. В свои восемнадцать Санса по-прежнему сохраняла детскую округлость лица, несмотря на стройную фигуру, и Джейме никак не мог выкинуть этого из головы. Если бы его сын остался жив, он был бы старше этой практически девочки, на которой Джейме должен был жениться. Они миновали коридоры замка в тишине, хотя Сансе, казалось, хотелось несколько раз заговорить. Джейме знал, что он тоже должен вести беседу, но не мог придумать ни одной вещи, которая не была бы бессмысленной или скучной. Его брат наверняка знал бы, что сказать – Тирион всегда умел заставить людей рассмеяться, а вот Джейме вечно был слишком резким, постоянно раня вместо того, чтобы веселить. Санса заметно собралась перед тем, как выйти во двор, где радостно суетились люди. Настроение народа было праздничным, и леди Винтерфелла знала это. Джейме пораженно наблюдал, как ее лицо из встревоженного превратилось в безмятежное, даже ее шаги по каменным плитам сделались шире. Джейме изо всех сил постарался следовать ее примеру, натянув на лицо вежливо-радостное выражение, пока Санса показывала ему быстро растущие постройки. Хотя в целом замок уцелел после льда леди Кейтилин, деревянные строения во дворе сохранились не так хорошо – когда они с Бриенной сражались, здесь словно раскинулась голая пустошь. Но теперь кругом возводились сооружения. Воздух наполняли возгласы – просьбы помочь или подать доску или кружку эля. Люди Винтерфелла восстанавливали замок, и в том, как народ сновал туда-сюда, сквозила радость. Санса была образцовой леди – она представляла Джейме каждого встретившегося им рабочего по имени и спрашивала об их делах. Джейме не мог не вспомнить, что Серсея едва знала имена девушек, которые прислуживали ей ежедневно: одна из многих причин, почему она не годилась на роль королевы. Джейме то и дело кивал, изо всех сил стараясь быть дружелюбным с винтерфеллцами, которые, в свою очередь, были дружелюбны с ним. Они были так довольны, что их леди снова с ними, что встретили его куда улыбчивее и благодушнее, чем когда-либо встречал народ Королевской Гавани – или даже Кастерли-Рок. Это должно было подбодрить его, и в некотором роде так и вышло. Но он каждый миг болезненно помнил, что Санса представляет его людям как их будущего лорда, своего будущего мужа. Возможно, все будет не так уж плохо, думал Джейме, когда Санса вела его к конюшням: они хорошо играли на публику, а для многих благородных браков только это и было важно. Но он все равно никак не мог избавиться от всепоглощающего чувства неправильности при мысли о своих прочих обязанностях как супруга и о том, что счастливый вид пары не всегда означает счастливый брак. Роберт и Лианна были превосходным символом королевства: король-мятежник и его освобожденная королева. Однако за стенами замка у них не было ничего, кроме секретов и неприязни. Кто-то позвал его по имени с другого конца двора, и Джейме вздрогнул. Он поднял взгляд и увидел несущуюся к нему Лиарру, ее юбки бешено развевались на бегу. – Сир Джейме! Сир Джейме, с вами все хорошо! Мы с бабушкой так переживали, но мы не хотели… ох! Леди Санса, простите меня, я… я... Она присела в низком реверансе, и Санса покосилась на Джейме краешком глаза, позабавленная. – Полагаю, мы не встречались, – договорила за нее Санса, жестом прося Лиарру встать. – Это ваша Дева, миледи, – сказал Джейме, и Лиарра зарделась. – Это она научила Подрика той песне, которая так вас тронула. Лиарра и ее бабушка были так добры, что приютили нас, пока мы были в Зимнем Городке. – Для меня честь познакомиться с вами, Лиарра, – сказала Санса, и Лиарра расплылась в улыбке, демонстрируя широкую щель между передними зубами. – Это… это для меня честь, леди Санса, – ответила Лиарра, словно усиленно пыталась вспомнить правильные слова. Джейме и забыл, насколько она очаровательна. – Ваша бабушка тоже здесь, в замке? – спросил Джейме. – Кажется, я пообещал устроить ее работать на кухню, если преуспею в своем задании. Лиарра хихикнула. – Ей ваша помощь без надобности, сир Джейме. Она устроилась сама и теперь повелевает печью. Джейме и Санса рассмеялись этим словам, и Лиарра сделалась весьма довольна собой. – Я не удивлен, – сказал Джейме. – Нужно будет мне пойти проведать ее как-нибудь. – Сходите, конечно, но она вас в минуту заставит тесто месить. – Буду ждать этого с нетерпением. Лиарра улыбнулась и присела в реверансе напоследок, а затем бросилась обратно через двор к стайке взволнованных девчонок, осыпавших ее вопросами. – Вы хорошо с ней ладите, – заметила Санса, и Джейме пожал плечами. – Вы правда жили у них дома, когда останавливались в Зимнем Городке? – Да, так и было. По правде говоря, я хотел остаться в гостинице, но Подрик не дал мне отвергнуть их приглашения. И, конечно, был прав. Санса улыбнулась при этих словах, но он знал, что улыбка была фальшивой. Она быстро сбежала с ее лица, и девушка тут же стала выглядеть отстраненной. Он что, разочаровал ее своим признанием? Видимо, ей придется привыкнуть к подобным разочарованиям, если они должны будут пожениться. Сейчас Санса могла считать его рыцарственным, но сир Джейме Ланнистер никогда не славился добротой и скромностью. Ему не пришлось задумываться над этим долго. Они завершили круг по двору, и Джейме сослался на усталость и боль в культе. Когда они обменивались прохладными прощаниями, Джейме заметил, что Санса не сводит глаз с окна Бриенниной спальни. – Не переживайте слишком сильно, миледи, – порывисто сказал он. – Я не знаю никого сильнее вашего дракона. Немногие мужчины могли бы победить ее, и ни у кого из них нет ни ее стойкости, ни ее преданности. Я думаю, она бы и с самим Неведомым сразилась, попытайся он отнять ее у вас, и победила бы. – В ответ Санса слабо, но искренне улыбнулась. Это была первая честная фраза Джейме за весь день. – Если другие дела требуют вашего внимания, я охотно посижу с ней вместо вас. На секунду ему показалось, что Санса собирается отказаться, но затем она кивнула. – Вы очень добры, сир Джейме, спасибо вам. С того утра дела пошли куда приятнее. Ежедневные прогулки по Винтерфеллу, беседы с народом и наблюдения за тем, как продвигается строительство, давали Джейме с Сансой темы для разговоров, и неловкая тишина повисала между ними все реже и реже. Они по-прежнему избегали вопроса их предполагаемой помолвки, так что Санса застала Джейме врасплох – шесть дней спустя после их первой прогулки – когда попросила его зайти вечером к ней в солярий. День пролетел удручающе быстро, и Джейме затаил дыхание, стучась в ее дверь и не зная, что ожидает его по ту сторону. Санса стояла возле круглого стола в центре комнаты, положив одну руку на стул темного дерева, словно ища в нем опоры. Она нервно улыбнулась, когда Джейме вошел. Как бы он ни страшился этой встречи, она уже очень отличалась от того, что он себе напредставлял – взволнованную энергичную Сансу, планирующую свадьбу с женихом, который не мог разделить ее чувств. Вместо этого Санса казалась такой же напуганной, как он сам, и Джейме обнаружил, что это нравится ему даже меньше. – Добрый вечер, сир Джейме. Прошу, садитесь, – Санса указала на стул, в спинку которого до сих пор вцеплялась – так, что костяшки пальцев побелели. – Хотите вина? В любой другой день Джейме отказался бы, вспомнив раскрасневшееся и злое лицо Серсеи или становившегося в течение вечера все слезливее Тириона. Теперь, однако, было самое время изменить своей привычке. Он сел и кивнул леди Сансе. – Да, благодарю. Она молча налила вино и поставила чашу перед Джейме, приложив чуть больше силы, чем было необходимо, прежде чем занять свое место напротив него. Было ясно, что она нервничает, и Джейме укололо сочувствием. Он знал, что его вялые проявления заинтересованности неубедительны, но он не подумал, какой эффект это произведет на саму Сансу. Она, в конце концов, семь лет прождала своего рыцаря-спасителя – должно быть, она мечтала о привлекательном юноше, который вскружит ей голову и заключит в объятья. Оказаться сидящей напротив калеки, обращавшего на нее лишь самое поверхностное внимание, должно было быть так же мучительно для нее, как все это было для него. – Сир… – начала Санса в тот самый миг, как Джейме сказал: – Так... Оба резко замолчали, и Джейме прочистил горло. – После вас, миледи. На самом деле он толком и не знал, что собирался сказать – какую-нибудь бессмысленную банальность, вне всяких сомнений. Было проще дать ей высказаться, хоть его и страшило каждое ее слово. – Простите меня, сир Джейме. Я хотела, чтобы этот вечер был приятным или, по крайней мере, настолько приятным, насколько возможно. Но я нахожу, что я слишком… Я не могу сидеть и болтать ни о чем, когда мне нужно столько всего сказать. Пожалуйста, простите мне мою прямоту, но я не могу облечь ее в красивые слова. С каждым словом ее голос звучал все печальнее, и Джейме непроизвольно потянулся через стол, чтобы взять ее за руку. Она позволила ему это и кратко пожала его ладонь, прежде чем отстраниться. – Продолжайте, – сказал Джейме настолько мягко, насколько только смог. Санса глубоко вдохнула. – Я всегда… я всегда считала, что моя мать очень четко сформулировала проклятье. Я полагала, что, несомненно, лишь человек, которого я люблю и который любит меня в ответ, сможет снять его. Возможно, это было наивно с моей стороны. Я знаю, что она… я знаю, что она и мой отец полюбили друг друга не сразу, и у меня нет причин сомневаться, что вы стали бы мне хорошим мужем, но я… Я чувствую, что не могу рисковать. Я не могу выйти замуж без любви. А я не люблю вас, сир. Ее голос звучал твердо, но Джейме видел, как дрожат ее руки, и вспомнил, как Серсея однажды сказала ему – с горечью – что нет никого опаснее, чем отвергнутый мужчина. В отличие от Сансы, Джейме не чувствовал ничего, кроме облегчения – клещи, с каждым днем все сильнее сдавливавшие его грудную клетку, разжались, и он не смог сдержать улыбки. – Я не стану осуждать вас за это, миледи, – негромко сказал он, и Санса наконец встретилась с ним взглядом, в котором светилась надежда. – Значит, я была права, подозревая, что вы тоже не любите меня? Неужели я настолько плохой актер? – подумалось Джейме, и он криво усмехнулся Сансе. – Правы, миледи. Он хотел, чтобы этим все и кончилось, но одна мысль не давала ему покоя – леди Кейтилин наложила свое проклятье не просто так, и против ее – живой ли, мертвой ли – слова было сложно пойти. Но прежде чем Джейме успел озвучить свое беспокойство, Санса снова заговорила. Ее руки перестали трястись, но ее голос на этот раз был тихим и неуверенным: – Тогда смею ли я… смею ли я надеяться, что чары были разрушены как-то иначе? Джейме нахмурился: – Как-то иначе? – Другим человеком, – объяснила Санса. – Тем, у кого, возможно, не было намерения завоевать мое сердце, но кто тем не менее завоевал его. Вы сами сказали, сир, это он выбрал для меня лимонные пирожные, это он преподнес мне подарок-песню. Если Арья позволит нам счесть ее третьим подарком – она сказала, именно его слова убедили ее пойти с вами… И он сотню раз показал себя в бою с этими жуткими наемниками. Разве не может быть такого, что, возможно, он... В ее тоне слышалась нерешительность, словно она боялась, что он станет с ней спорить, что ему, быть может, известна какая-то тайна, которая разобьет ее надежды, но все, о чем Джейме мог думать, было лишь ну конечно. Джейме понимал, почему – спустя годы-то высокомерных рыцарей и пустых жестов – Сансу привлек Подрик. Возможно, он никогда не был уверенным в себе молодым человеком, но он всегда был добрым. За последние пару лет Под вскружил головы нескольким служанкам в Кастерли-Рок всего лишь добрым словом и мягкой улыбкой – впрочем, сам он этого так и не заметил. Думая об этом теперь, Джейме не понимал, как он сам не догадался. То, как Санса старалась задержаться в его комнате, когда там был Под, и необычная резкость, с которой Под разговаривал с ним, когда речь шла о леди, – все это должно было насторожить его. То, как они церемонились друг с другом, должно было быть ясно видно всякому, у кого есть глаза – всякому, кроме Джейме, который был слишком занят, томясь в своих собственных страданиях, чтобы это заметить. – Это более чем возможно, миледи. Мой оруженосец куда более достоин вас, чем я когда-либо мог надеяться стать. Мой оруженосец. Мне давным-давно следовало посвятить его в рыцари. – И вы думаете, он, возможно… – начала Санса. – Вам придется спросить у него самого, хотя, бьюсь об заклад, вы останетесь довольны его ответом. Улыбка, озарившая лицо Сансы, была подобна восходящему солнцу. – Думаю, пора вам положить конец нашим страданиям, – сказал Джейме, и Санса кивнула, уже выглядя частично отрешенной. – Я пойду к нему сейчас… нет, стоит подождать до утра… нет, я тогда не усну. – С каждым новым решением Санса делала полушажок к двери, только чтобы остановиться и двинуться в противоположном направлении, порхая по комнате, как птичка. – Следует ли мне принять ванну? Это займет слишком много времени, и он ляжет спать прежде, чем я буду готова. Пожалуй, нужно переодеться… я должна быть в лучшем своем платье. Джейме знал, что не следует над ней насмехаться – волнение Сансы было, по правде говоря, весьма милым – но он не смог удержаться и сказал: – То есть вы не надели лучшее свое платье, чтобы сказать мне, что не любите меня? Я оскорблен. Санса развернулась к нему с неожиданно резким выражением лица, хотя улыбку, все еще растягивающую уголки ее губ, она сдержать была не в силах. – Вы совершенно невыносимы, вы в курсе? Джейме улыбнулся, вспоминая раздраженный блеск в слишком человеческих синих глазах и завитки дыма, клубящиеся из драконьих ноздрей, – предупреждение. – Мне намекали. Санса лишь окинула его взглядом, прежде чем махнуть ему рукой: – Идите, сир, вы свободны. Мне нужно… – она запнулась, перебирая косы своей прически. – С удовольствием, миледи, – сказал Джейме. Когда он поднялся и направился к выходу, он чувствовал невероятную легкость и почти не мог поверить, что все так ловко разрешилось. Почти как в песне. Затем Джейме пронзила одна мысль, и он повернулся к Сансе и сказал: – Не торопитесь. Есть кое-что… я бы хотел поговорить с ним первым. – Санса нахмурилась, и он поспешил уточнить: – Я не стану рассказывать ему, о чем мы с вами беседовали. Санса, казалось, пребывала в замешательстве, но все же кивнула, и Джейме поклонился – лишь вполовину шутливо – и вышел. То, что она доверилась ему, принесло ему больше удовольствия, чем он мог предположить. Она была идеалисткой, но не наивной, и Джейме уважал ее. Кроме того, мнение женщины, к которой Бриенна испытывала такую преданность, определенно следовало ценить. Джейме спускался по ступенькам во двор, перескакивая через одну, хоть с каждым шагом и потешался сам над собой. Он не верил в Истинных Рыцарей и судьбу с тех пор, как был мальчишкой, еще до того, как Безумный Король забрал у него все, что, как Джейме думал, он знал, и доказал, что это не более чем детская фантазия, и дурацкая к тому же. И все же он невольно чувствовал, впервые с тех пор, как Артур Дейн коснулся Рассветом его плеч, что у него есть шанс сделать нечто целиком и полностью хорошее. Это была не его песня – и Джейме был этому рад – но если имена Сансы и Подрика войдут в легенду, ему надлежит в первую очередь кое-что сделать, кое-что, что надо было сделать еще год назад, а то и больше. Только его эгоистичная любовь к мальчику помешала ему осуществить это вовремя. Он нашел Подрика на тренировочном дворе – они с леди Арьей осыпали друг друга ударами. Хотя к Джейме Арья относилась с прохладцей, к Подрику она привязалась мгновенно, и они двое частенько болтались во дворе – когда Арья не болталась возле недавно возведенной оружейной, путаясь под ногами у Джендри. Джейме не мог не заметить, что Под делал успехи по сравнению с последним разом, когда он видел его тренирующимся; доля плавного стиля Арьи подходила ему, и Джейме остановился на секунду, поглядеть, как Под делает ложный выпад влево – любимый трюк Джейме – прежде чем воспользоваться тем, что Арья отвлеклась, и приставить затупленный клинок к ее горлу. – Сдаетесь? – спросил он, улыбаясь. – Сдаюсь, – пробурчала Арья, отталкивая его клинок и раздраженно фыркая. – Ты делаешь мне честь, Под, – окликнул его Джейме, входя на огороженный заборчиком двор. Услышав его голос, и Под, и Арья подпрыгнули – Арья посмотрела на него волком, а Под нахмурился. – Я думала, вы сегодня вечером ужинаете с моей сестрой, сир Джейме, – сказала Арья более чем прохладным тоном. – Так и было. Должен сказать, вечер обернулся куда приятнее, чем я предполагал. – Джейме постарался спрятать улыбку, пока Подрик боролся с собственным выражением лица, безуспешно пытаясь придать чертам равнодушия. – Однако мне напомнили, что я не выполнял своих обязанностей должным образом. Хорошего оруженосца найти нелегко, но хороший рыцарь знает, когда следует его отпустить. Богам и королевству известно, что рыцарь я не хороший, но с тобой мне стоило поступить лучше. Я собираюсь исправить это прямо сейчас, если ты позволишь? – Сир, я н-не понимаю. Вы всегда хорошо ко мне относились. – Но не в последние годы, Под. Я эгоистично таскал тебя с собой, вместо того, чтобы дать тебе то, чего ты так давно заслуживал. – Джейме лишь слегка неловко вытащил меч. – Не преклонишь ли ты колено? У Пода отвисла челюсть, и он с вопросительным взглядом опустился на одно колено, словно не мог до конца поверить, что вечер принял такой оборот. Арья, напротив, выглядела восторженно, и Джейме стало интересно, поняла ли она, к чему все идет в широком смысле. Держа меч левой, лишь слегка дрожащей, рукой, Джейме коснулся лезвием плашмя плеча Пода. – Именем Воина, – начал он ровным и уверенным голосом, – обязую тебя быть храбрым. Именем Отца обязую тебя быть справедливым. Именем Матери обязую тебя оберегать слабых и защищать невинных. – Глаза Пода сияли, когда Джейме убрал меч от его плеча. – Встань, сир Подрик Пейн, рыцарь Семи Королевств. На лице Подрика было написано благоговение, и сердце Джейме переполнила гордость. К своему удивлению, он не ощутил горечи от потери мальчика, который был ему больше сыном, чем когда-либо был Джоффри. Вместо этого он позволил волне счастья Подрика омыть и его. Джейме столько лет избегал этого правильного поступка, боясь, что любое доброе дело должно быть рождено через жертвы и боль. Но теперь он был совершенно иным человеком, чем тот, кто въехал в ворота Винтерфелла, и это делало его лучше. Однако он не настолько погрузился в свои мысли, чтобы не заметить, как Подрик изменился в лице – он смотрел уже не на Джейме, а ему за спину. Хоть его выражение оставалось по-прежнему явно радостным, теперь в нем появилось и некоторое волнение, и Джейме повернулся и обнаружил, что прямо позади него стоит Санса. Ее «лучшее» платье оказалось цвета нежной весенней зелени, с белой и серебряной отделкой. Джейме никогда не обращал особого внимания на моду придворных дам, но он видел, как удачно цвета подчеркивают ее бледную кожу и прекрасные золотисто-рыжие волосы. Она расплела причудливые косы, с которыми проходила весь день, оставив волосы ниспадать на плечи. Сжалься над бедным парнем, подумал Джейме, оглядываясь на Подрика, который глядел на нее так, словно сама Дева спустилась с небес на землю. Сама Санса выглядел так, словно наполовину была преисполнена надежды, наполовину – ужаса. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но лишь быстро и с трудом вдохнула. Собравшись, она попыталась заново: – Поздравляю, сир Подрик. Это честь, которой вы поистине заслуживаете. – С-спасибо, миледи, – ответил Под голосом едва громче шепота. Они двое выглядели так, будто совсем позабыли, что вокруг есть другие люди, и Джейме обменялся кратким, понимающим взглядом с Арьей. – Я бы хотела… если у вас найдется минутка, мне бы хотелось обсудить с вами одно дело, – продолжила Санса, все ее обычные самообладание и спокойствие куда-то испарились. Подрик выглядел недоуменно. – Со мной, миледи? – Да. Под оторвал взгляд от Сансы, чтобы уставиться на Джейме, ожидая одобрения. Тот улыбнулся и мягко пожал его плечо, когда он прошел мимо. Джейме наблюдал, как Санса уводит Подрика в замок, и почувствовал такую легкость, которой не чувствовал несколько десятилетий. Рядом с ним вдруг оказалась Арья – он даже не услышал ее приближения. – Они будут разговаривать о том, о чем я думаю? – спросила она, многозначительно приподнимая бровь. – Не имею ни малейшего представления, что вы имеете в виду, – отозвался Джейме, безуспешно пытаясь спрятать улыбку. Арья издала ликующий возглас, и Джейме поморщился, когда ее кулачок ударил его по руке. – Я так и знала! Под сделал столько же, сколько и вы, чтобы пройти испытания, и он ей явно понравился. Я ей все твердила об этом, но она не слушала, только стонала, что это ее вина, что Бриенна до сих пор спит, что это ей наказание за то, что она не любит вас, как должна бы. Я считала, что это бред, но Санса сказала, что Под не пытался завоевать ее руки, поэтому как он мог быть тем, кто снял проклятие? Это тоже было глупо, потому что и вы особо не стремились завоевать ее руки. – Что? – Я сказала, что вы особо не стремились... – Нет, что вы там говорили о Бриенне? – А. – Арья с неприязнью наморщила лоб. – Это было глупо – Санса думала, что мы не можем заставить Бриенну очнуться потому, что она вас не любит. Полагается, что она выйдет за мужчину, снявшего проклятье, но она не хотела за вас замуж. У нее была теория, что Бриенна не очнется, пока она не заставит себя как-то полюбить вас или выйти за вас замуж, несмотря ни на что, потому что проклятье не будет по-настоящему снято, пока она этого не сделает. Для Джейме все встало на свои места – странное поведение Сансы в последние недели, качающееся от отвлеченного и равнодушного к внимательному и учтивому, было вызвано ее отчаянным желанием спасти Бриенну. Он не станет тратить время, кляня себя – во второй раз за вечер – за то, что не смог разглядеть чужих страданий, теперь, когда был вопрос понасущнее. – Есть какая-то вероятность, что она права? – спросил Джейме, и Арья пожала плечами. – Я не знаю. Наверное? Был лишь один способ выяснить. Если Санса с Подриком исправляют своим разговором ошибки прошлых невыносимых недель, значит, Бриенна должна пробуждаться. Ей не следует быть одной в это время, так что Джейме рассеянно поблагодарил Арью и кинулся через двор в замок. Он замедлил темп, поднимаясь по ступенькам и идя по коридорам в ее комнату. Не стоит слишком радоваться, сказал он себе, это всего лишь предположение Сансы. С такой же вероятностью Бриенна за той дверью окажется лежащей точно так же, как лежала две предыдущих недели. А сумасшедшее биение его сердца вызвано лишь подъемом по нескольким пролетам ступенек и вовсе не нервным предвкушением. Перед ее дверью Джейме на некоторое время замешкался. Изнутри не доносилось ни звука, стояла обычная тишина, и он попытался не чувствовать разочарования, толчком открывая дверь. Бриенна лежала так же, как лежала утром, по-прежнему бледная и тихая. Джейме обрушился на стул возле ее постели, невидящим взглядом уставившись на резко выделяющиеся на ее коже веснушки. Почти все синие чешуйки пропали, оставив вместо себя обычные коричневые крапинки, но на щеке осталась их маленькая россыпь – отчетливая и переливающаяся, напоминая всем, кто на нее смотрел, что она не обычная женщина. – Все счастливы, Бриенна. Ты все портишь, – сказал Джейме. – Твоя леди нашла рыцаря получше, чем я, и освободила меня. Ты что, не проснешься, чтобы нас поздравить? Бриенна упрямо не возвращалась в сознание, поэтому Джейме продолжил: – Вы что, тоже ждете рыцаря, миледи? Я вот как раз освободился – если я поцелую тебя сейчас, ты проснешься? Скорее всего, нет, слишком ты упрямая для этого, и я сомневаюсь, что тебя надо спасать. Джейме знал, что это не больше, чем детские фантазии, но он не мог не думать, окажутся ли ее слишком полные губы мягкими, если он поцелует ее, откроет ли она свои невероятно синие глаза, нежно глядя на него. Скорее всего, он получит кулаком в нос, если попытается, и будет награжден ее одним из самых уродливых сердитых выражений лица. А может, не будет ни того, ни другого, лишь румянец и скупая благодарность. Он рассеянно убрал прядь волос с ее лба, ее кожа оказалась прохладной и на удивление мягкой. Дверь снова распахнулась, и Джейме отдернул руку, словно ребенок, которого поймали за какой-нибудь шалостью. В дверном проеме стояли Санса и Подрик, и Санса нервно стискивала Пода за руку; он все еще выглядел слегка ошарашенным, на его лице сияла широкая недоверчивая улыбка. Санса, казалось, едва заметила присутствие Джейме, немедленно устремляя взгляд на Бриенну, а затем разочарованно вздыхая. – Я подумала, возможно... – Я знаю. Арья сказала мне. Санса покачала головой, пытаясь скрыть слезы, грозящие вот-вот пролиться. – Глупо было так думать. Мейстер сказала, что это скорее всего из-за… чего-то другого. – Санса не смотрела ему в глаза. – Но я все же… я все же думала... – Что, по мнению мейстера, это такое? – Джейме был не особенно впечатлен этим дряхлым стариком, но тот наверняка обладал куда более обширными познаниями, чем юная девица и стареющий рыцарь. Санса явно не хотела ему отвечать. Неужели правда столь ужасна? – Он говорит, что чары, скорее всего, были сняты, когда она использовала свою магию, чтобы остановить ваше кровотечение, – в конце концов сказала Санса голосом негромким и дрожащим. – Если это так, то магия уже покидала ее на тот момент, и то, что она помогла вам… это истощило ее быстрее, чем было бы безопасно. Он говорит, что мы можем лишь ждать, пока она наберется сил, если это вообще произойдет. – Она такая из-за меня? – Это был ее выбор, сир Джейме, и я не сомневаюсь, что она снова поступила бы так, если бы потребовалось. – Да, не сомневаюсь, что поступила бы, – горько сказал Джейме. Он поднялся со стула и начал мерить комнатушку шагами, переполненный бессильной злостью – на себя, за то, что стал причиной этому, на Бриенну, за то, что пожертвовала собой, на Сансу, за то, что рассказала ему, – не в силах усидеть на месте. – Слишком благородная, себе же во вред – ей стоило оставить меня истекать кровью, люди и с ранами похуже выживали. Она не может умереть из-за меня – я и раньше-то этого не стоил, а теперь не стою и подавно. – Вы слишком строги к себе, сир... – Зачем я должен жить, если ей приходится страдать за это? – злобно выплюнул Джейме. Под уставился на него, в защитном жесте обвивая талию Сансы рукой, но девушка лишь мягко улыбнулась Джейме. – О. – Что? – рявкнул Джейме. – Очень немногие мужчины, сир Джейме, отказались бы от молодой невесты и огромного замка, не будь у них веской на то причины. Не будь… не будь они влюблены в кого-то другого. У Джейме ушло несколько мгновений, чтобы осознать, на что она намекает – Санса ведь не могла знать о Серсее? Джейме не любил свою сестру в этом смысле уже много лет, но не любил он и другой женщины. Лишь когда Под перестал хмуриться и округлил глаза, переводя взгляд с Джейме на Бриенну – все еще пребывающую в блаженном неведении о своих посетителях – сердце Джейме подскочило к горлу. Он хотел отмести это предположение, отпустить какую-нибудь колкость, из-за которой они покинули бы комнату, раздраженно фыркнув, но мог лишь таращиться. – Если вы не возражаете, сир Джейме, я сегодня вечером поужинаю с сиром Подриком. Я вижу, что о леди Бриенне хорошо заботятся. – Санса с несносной улыбкой закрыла дверь, оставляя Джейме в одиночестве и полном замешательстве. Он снова посмотрел на Бриенну, лежащую так тихо и неподвижно, словно Джейме не сотрясала буря, когда он отчаянно пытался подавить поднимающуюся изнутри при виде нее нежность. Это не могла быть любовь. И, конечно, его страсть к Серсее не шла ни в какое сравнение с его восхищением Бриенной. Убил бы я ради нее, если бы она попросила? Он задавался этим вопросом всего секунду, прежде чем ответ пришел ему в голову: она бы никогда не попросила. Он никогда не думал, что полюбит кого-то снова; он едва ли знал иную любовь, кроме той, что изламывала его, жгла и рвала на куски. Он всегда думал, что сказки лгут: настоящая любовь не бывает нежной, или терпеливой, или понимающей, она бывает жесткой, и настойчивой, и ранящей – именно это он чувствовал с Серсеей. Но не такая любовь сняла чары леди Кейтилин; Под и Санса были так бережны друг с другом, так нежны, что Джейме и постичь этого не мог, и он обнаружил, что жаждет такой же мягкой ласки, что его тянет к Бриенне при одной этой мысли. Он представил, что она обнимает его сильными руками, проводит по его волосам длинными пальцами. Как только эта мысль укрепилась в нем – я люблю ее – в голову протиснулась другая, такая же неизбежная, как первая: она никогда не полюбит меня. Как могла она, после того, как он так нагло раскрыл ей свои самые мерзкие секреты? После того, как он насмехался над ней во время их драки, пытаясь вынудить ее убить его? Может, она и хотела спасти ему жизнь – она была слишком хорошей, чтобы обречь его на смерть – но она не считала его достойным леди Сансы, это уж точно. Это было по-детски с его стороны, но Джейме не мог не вспомнить свой сон, приснившийся ему под чардревом. Она была человеком в том сне, хоть он тогда видел ее лишь в обличье дракона. И меч он ей во сне дал, близнец своего собственного, горящий синим пламенем. Это должно было что-то значить, подумал он, но тут же отругал себя за это; песни и великие предназначения не были уготованы людям вроде него, он понял это давным-давно. Они были уготованы людям вроде Сансы и Пода, людям с добротой в сердце, а не с мешаниной долга и бессмысленной чести, бестолково колотившейся в его собственной груди. Серсея так старалась убедить его, что и они достойны подобного, что они родились вместе и умрут тоже вместе, но в итоге она умерла одна, без друзей, сама себя и сведя в могилу. Нет, ему не было предназначено великой судьбы, но Джейме всегда умел быть преданным, и он мог доказать это Бриенне, хоть и не мог доказать, что достоин ее. Полный решимости, но все еще потрясенный, Джейме ощутил, как тяжесть дня наваливается на него. Утро казалось ему другим миром, в котором он до сих пор предположительно должен был жениться на Сансе и не мог понять, что за тревожное чувство тянет его к Бриенне при любой удобной возможности. Закат успел отгореть, пока он сидел у постели Бриенны, поглощенный мыслями, пришла пора отдохнуть. Он запечатлел нежный поцелуй на Бриеннином лбу и вышел, тихо закрывая за собой дверь. Последующие две недели были одновременно радостными и мучительными. Санса официально объявила о своей помолвке с Подриком, к удивлению почти всех в Винтерфелле; сам Джейме в тот день поймал на себе не один полный сочувствия взгляд, хотя на корзинку сладких пирогов, которую в качестве утешения послала ему Мегги, он пожаловаться не мог. Никто не спрашивал его, почему он остался, потерпев поражение в попытках завоевать расположение леди Сансы, но Джейме практически слышал, как они об этом думают, и часто смеялся их сочувствию, которое было ему ни к чему. Он легко шагал по коридорам Винтерфелла, и вид Пода и Сансы, идущих бок о бок, переплетя пальцы, неизменно вызывал у него улыбку. Дни проходили одинаково – после полудня Джейме приходил к Бриенне в комнату, ожидая какого-нибудь признака жизни. Эти часы казались ему бесконечными, и хоть ему хотелось быть с ней, защищать ее, как она все эти годы защищала Сансу, ожидание было невыносимо, и к концу каждого дня, прошедшего без изменений, его переполняла безнадежность. Джейме больше нравилось то время, когда он не знал, что любит ее; тогда он мог делать вид, что комок беспокойства в его животе – не более чем дружеское участие. На утро восьмого дня после того, как он осознал, что любит Бриенну, Джейме наблюдал – лишь слегка горько – как Арья учит Пода очередному приему водяного плясуна, когда на тренировочный двор влетела Санса. Ее лицо раскраснелось, и она в спешке приподняла свои юбки до колен. Санса широко улыбалась и, резко затормозив, встретилась взглядом именно с Джейме. – Она проснулась! Не успела Санса скрыться из виду, как Джейме уже взбирался по ступеням в комнату Бриенны. Он столько часов провел возле ее постели, думая о том, что скажет ей, когда она проснется – если она проснется. Однако стоило ему открыть дверь в ее спальню, все слова словно покинули его. Она стояла у распахнутого окна в одной сорочке, обнажавшей большую часть ее бесконечно длинных ног. Ставшая полупрозрачной из-за льющегося из окна солнечного света сорочка едва ли скрывала очертания тела под ней. Немногое в ее формах можно было бы назвать женственным – ее плечи были широкими и мускулистыми, талия плотной, округлость груди едва заметной – и все же сила, скрывающаяся под этими мускулами, заставила пробежать по его телу волну возбуждения. Когда она пошатнулась и полетела на пол, он инстинктивно поймал ее. Он подержал ее так мгновение, ощущая теплое дыхание на своей шее, прежде чем поднять ее на руки; Бриенна была тяжелой и крепко сбитой, но кожа ее бедра, за которое он держался, была мягкой, и Джейме мог поклясться, что почувствовал ее дрожь, услышал, как она резко выдохнула, когда он опустил ее на постель. Позже Джейме вспомнит, как Бриенна отстранилась от его рук, словно его прикосновения жгли ее, как из ее слишком выразительных глаз пропала мягкость. Пока он спотыкался между извинениями и жалостью к себе, она по-прежнему оставалась честной и доброй, однако в то же время отстраненной, словно выковала себе невидимый доспех, раз не могла надеть настоящий. Всего пару мгновений назад она стояла полуодетой в солнечном свете, словно видение, но теперь стремительно превращалась в воина. Под этим доспехом скрывается девичье сердце, подумает он, и она не доверяет его мне.