***
Мы снова в комнате Арса, снова целуемся. Снова почти не разговариваем. А зачем? Ни один, ни второй не ждёт слов любви. Признаний. Объяснений. Зачем попусту тратить драгоценное время, секунды, когда можно наслаждаться друг другом, не думая о том, что было в прошлом? Его рука гладит кожу у меня под футболкой, а я расстегиваю его джинсы. "Carpe diem", – пронеслось в моей голове. Выцеловывая дорожку на его животе, я подумала, что вся моя жизнь как будто сжалась до одного-единственного момента.***
Мы лежим в его постели, и я снова вычерчиваю созвездия у него на груди. Он тоже изучает меня – и от нежности в его взгляде у меня внутри все плавится, а по коже пробегают мурашки. Это так банально: раньше я смеялась над его прекрасными глазками, но в итоге все-таки попала под их очарование. Но отвести от них взгляд просто невозможно: в лазурь как будто случайно опрокинули серую краску. Всего на секунду, но именно это меня и завораживало. Что его глаза голубые не как безоблачное ясное небо, что он не безупречен... И я почему-то не могу оторвать взгляда от его глаз. С губ сорвался нервный смешок – и мне бы прикусить язычок, потому что моменту это совсем не подходит, но я ничего не могу с собой поделать. А Арс тут же реагирует, его брови удивленно взлетают вверх, а пальцы начинают пляску по моей коже, пытаясь вернуть меня в нужное настроение. Он нежно касается моего плеча, проводит тыльной стороной ладони по руке, осторожно, словно я могу исчезнуть, ведет кончиками пальцев по нежной коже груди, и у меня перехватывает дыхание, но я все равно не могу удержаться. И ему явно не нравится, что я смеюсь, когда он старается добиться совсем другого эффекта. – Что смешного? – спрашивает он с улыбкой, и мне кажется, что он улыбается не совсем искренне, пусть даже от нежности и печали в его взгляде у меня внутри все плавится. Я снова смеюсь – нервно, чуть резковато, и мне кажется, что он улавливает перемену в моем настроении, потому что он делает вдох, будто собираясь с силами. Но разговаривать сейчас... нет. И теперь уже мне нужно направлять его настроение в нужное русло. – Had we but world enough and time, – читаю я нараспев, – this coyness, lady, were no crime... Арс, услышав вторую строчку, демонстративно фыркает и чуть сдвигает темные брови, мол, могла бы и адаптировать начало стихотворения в соответствии с ситуацией, – но я делаю вид, что не понимаю намека. Продолжение на английском совершенно вылетело из головы, так что, чтобы потянуть время, я провожу рукой по его лбу, по небольшой морщинке на переносице и – совсем невесомо – касаюсь кончиками пальцев его полуприкрытых век. Он улыбается, но улыбка получается какая-то чуточку грустная. У меня от этого к горлу ком подступает, но я только закусываю изнутри щеку, делаю вдох и провожу пальцами по его щеке и распухшим от поцелуев губам. – Столетие ушло б на созерцание очей... – неожиданно я поняла, что и по-русски помню стихотворение только с середины, так что читать продолжаю с первой строчки, которая приходит на ум. – Ещё одно – на созерцание чела... Арс неожиданно распахивает глаза и аккуратно перехватывает мою руку. – Сто лет – на общий силуэт, – нараспев продолжает он, покрывая ее поцелуями. – На груди – каждую! – по двести лет... – он отпустил мою руку и сжал в ладонях груди. – И вечность, коль простите святотатца, чтобы душою вашей любоваться... – Ты меня удивляешь, – выдыхаю я, когда он заставляет меня лечь на спину и впивается в губы поцелуем. Он снова кусается, и с моих уст снова срывается стон. – Да чем тебе не угодили мои губы?! – возмущенно добавляю я, озадаченно прикусывая многострадальную губу. – Я просто хочу напомнить тебе, что я... актер, – сбивчиво говорит он. Его руки медленно скользят по моей груди, по моему животу, по моему... Я снова не могу сдержать стон, и на его губах появляется довольная усмешка. – А ты – моя, так что тебе придется меня слушать. Иначе я найду способ занять твой рот. Он не продолжает читать стихотворение и жадно целует меня, когда с моих губ срывается его имя. Я протягиваю руку и касаюсь пальцами его живота, а он показывает, где именно хочет чувствовать мои пальцы. Я хочу простонать: «Как пошло», но, кажется, со вчерашнего вечера пошлость – наше второе имя. Я хочу спросить: «Надолго ли я твоя?», но знать ответ на этот вопрос – не хочу. Не сейчас. Потому что сейчас он мой, стонет от прикосновения моих пальцев, шепчет, словно в забытии, мое имя, и я не хочу терять время. Я замечаю, как его взгляд скользит по моему телу, понимаю, что он уже еле сдерживается, а потом он закусывает губу, резко поворачивает меня на бок и заставляет согнуть колено. – Да насладимся радостями всеми! – неожиданно он решает продолжить читать стихотворение, и теперь наступает уже моя очередь изумленно открывать глаза. – Как хищники, проглотим наше время одним куском! – он смотрит мне прямо в глаза и входит в меня: сначала нежно, а потом, словно желая наказать за строптивость, сильно сжимает мою ягодицу и начинает наглядно показывать, какой на самом деле ритм у этого стихотворения. И все это – не отводя от меня взгляда. – Уж лучше так, чем ждать, как будет гнить оно и протухать... Всю силу... юность... пыл неудержимый... сплетем в один клубок нерасторжимый... и продеремся, в ярости борьбы, через железные врата судьбы... – И пусть... мы солнце... в небе... не стреножим... зато пустить... его... галопом... сможем! – я отвожу взгляд и выдыхаю в такт его толчкам, в ритм с его словами, потому что больше не могу смотреть ему в глаза. Я откидываю голову, и он берет меня все сильнее, движется все резче и ему, кажется, плевать, что сейчас мое чтение лишено и половины того пафоса и выражения, что было в начале, потому что я начинаю стонать, кричать, и на его лице появляется какое-то хищное наслаждение. Он совсем обезумел и старается сделать все, чтобы я не вспоминала больше никаких стихов – и никаких слов, кроме его имени.***
Я слушаю, как Лоренцо с придыханием объявляет вслед за Арсом название очередной местной итальянской группы. Поднимаю бровь, когда слышу что-то, похожее на «Молескин». «Молескин» стоят сейчас рядом со мной и, их солист, высокий молодой человек с длинными волосами, заметив мой взгляд, подмигивает мне и открывает дверь. Я улыбаюсь и отвожу глаза. Ребята выходят на сцену, а я почему-то совсем не удивлена, что они выбрали себе именно такое название. Несмотря на то, что они одеты в разноцветные костюмы, выглядят они... эпатажно. Смешные рубашки, жилетки, а то и вовсе пиджаки на голое тело, расклешенные штаны... Я в своем строгом брючном костюме, конечно, не вписываюсь в эту тусовку, хоть мои штаны тоже расклешенные. Но их стиль мне нравится, а Арс поднимает бровь, когда замечает, как заинтересованно я поглядываю на солиста: у него длинные волосы и дерзкая улыбка, ногти накрашены черным лаком, а в ушах – огромные сережки... – «Молескин»? – с усмешкой спрашиваю я у Лоренцо, когда мужчины встают рядом со мной. Арс как бы ненароком проводит рукой по моей талии и взглядом показывает в сторону двери из комнатки. Я качаю головой и одними губами говорю ему «Минутку». Арс едва заметно кивает. – «Манескин»! – с жаром поправляет меня молодой человек. – Одна из самых перспективных наших рок-групп! От волнения он даже забывает перейти на русский или английский, и мне приходится переводить его слова для Арса. – В самом деле? – я поднимаю бровь – и хмурюсь, когда замечаю, какие взгляды Арс бросает на бас-гитаристку группы. На самом деле, я тоже поначалу засматривалась на миниатюрную девушку, которая, кажется, подвязала себе под пиджак обычный кусок черной ткани вместо топа или рубашки. Но так явно пялиться точно не позволяла. Когда они начинают играть, я понимаю, почему Лоренцо от них в таком восторге. Через пять минут я уже скачу вместе с ним в каком-то подобии бешеной пляски и кричу (вместе с половиной зала, в основном нашими сверстниками-итальянцами) строчки (те, которые смогла различить) песни, кажется, такой же провокационной, как костюмы участников группы. Завести зал они явно могут. Арс в этом празднике жизни почему-то не участвует. Это порядком меня удивляет: его же хлебом не корми, дай под что-нибудь потанцевать. Но когда группа начинает играть что-то, похожее на рок-балладу, он неожиданно появляется возле меня. – Лоренцо, позволишь похитить даму на танец? – спрашивает он, положив руку мне на плечо. Мы с Лоренцо не танцуем, просто стоим, прислонившись к стене, и пытаемся отдышаться, так что вопрос кажется мне странным. Но молодой человек все равно кивает, с пониманием трясет длинной кудрявой челкой и куда-то исчезает – как будто у них с Арсом только что произошел какой-то диалог, и они поняли друг друга без слов. Солист поет, обхватив руками микрофон, что ему еще только двадцать лет, Арс ведет меня в центр зала, и только тогда я замечаю, что между бровями у него пролегла едва заметная морщинка. Когда он кладет руку мне на талию – очень целомудренно, как будто нас не связывает ничего, кроме профессиональных взаимоотношений, – я хмурюсь тоже. – Все в порядке? – спрашиваю я, пока он аккуратно ведет меня в медленном танце. Он не отвечает и отворачивается, чуть прикусив губу. Я оглядываюсь и понимаю, что мы, кажется, чуть ли не самая сдержанная пара на этом танцполе – и уж точно самая строгая. На этот раз в черное одеты мы оба, и среди разноцветных костюмов и платьев, в которых пришли гости, мы выделяемся очень сильно. Итальянцы вокруг нас полностью оправдывают титул самой, пожалуй, чувственной и эмоциональной нации: какие-то пары самозабвенно кружатся в танце, кто-то подпевает, кто-то что-то обсуждает, активно размахивая руками. Кто-то целуется. Арс ведет меня в танце, изредка поглядывая на других гостей. – Арс? – я чуть сжимаю его плечо и поднимаюсь на цыпочки, немного сбиваясь с ритма, но он лишь улыбается и успокаивающе сжимает мою руку. Я стараюсь не думать о том, что улыбка у него вышла какой-то горькой.***
Я рассеянно перебираю пальцами струны гитары. На меня смотрят больше десяти пар глаз – внимательных глаз, терпеливо ожидающих, когда я начну играть – а я все никак не могу определиться с песней. – Спой Люмен – «А мы не ангелы, парень»! – говорит кто-то. Кто-то из слушателей улюлюкает, но я улыбаюсь и качаю головой. – Это не Люмен, чувак, – задумчиво отвечаю я, оглядываясь на Арса. Он сидит рядом на диване рядом с Бьянкой и тоже терпеливо ждет, когда я начну играть. В отличие от остальных, он не подкалывает меня и не предлагает никаких вариантов – просто молча смотрит на меня. Мы наткнулись на целую компанию любителей песен под гитару, когда искали на первом этаже место, чтобы уединиться, и Бьянка просто не смогла не припомнить мое вчерашнее бегство. – Арсений так хвалил твою игру, что я не отпущу тебя, пока ты что-нибудь не сыграешь, – лукаво сказала она. – Давай на этот раз что-нибудь на свой вкус... – Ночь, фонарь и, конечно, аптека, для любви нужно два человека... – кто-то из толпы, кажется, поймал мотив. Все смеются, кто-то даже начинает подпевать – но я ее не знаю, и поэтому только недоуменно улыбаюсь, надеясь, что угадала, где стоит запевала. Я не могу выбрать, что спеть, и перевожу взгляд на Арса. В ответ он как-то неопределенно качает головой и поджимает губы. Незаметно. Почти не меняя выражения лица. И песня неожиданно приходит сама собой. Когда я начинаю – уже осмысленно – брать аккорды, кто-то из слушателей одобрительно улюлюкает, а брови Арса взлетают вверх. Я почему-то даже не сомневаюсь, что он знает, что это за песня и кто ее автор: на его лице появляется усталая и очень теплая улыбка. – Не грусти, – пою я, и вижу, как он вздыхает и поднимает голову, – небо коснется города дождем... Кто-то из гостей подхватывает и начинает петь вместе со мной, и я играю увереннее. Аккорды нежной песни в моем исполнении почему-то получаются чуть резче, чем мне бы хотелось, а когда на припеве Арс начинает подпевать, я случайно промахиваюсь мимо лада. Но этого, кажется, никто не замечает. Прикрыв глаза, я пою: – Не грусти, лучше вспомни, как мы, обдирая в кровь ладони, трогали время наощупь... Он поет, как мы обдираем ладони о время, с каким-то остервенением и, кажется, у меня из глаз потекли слезы, но я стараюсь петь ровно и делаю вид, что дело в песне, а не в Попове.***
– А ты знаешь, – внезапно говорит Арс, любуясь, как я бегаю по его комнате, собирая свои вещи. Этой ночью я даже и не думала уже идти к себе, только тайком перенесла к нему свой чемодан и зубную щетку. – Что? – я запыхаюсь и опускаюсь на четвереньки, чтобы снова заглянуть под кровать. Пресловутый чулок мы так и не нашли, и Попов уже объявил, что он пал жертвой нашей страсти. Как и его очки, обломки которых сейчас лежали в мусорке в ванной. Об очках я подумала не без сожаления. Они мне нравились. – Что барабанный ритм песни "Starlight" переводится на азбуку Морзе как "tits"? Я не могу удержаться от смеха – и чихаю, резко вздохнув пыль из-под кровати. Арс помогает мне сесть на кровать и нащелкивает ритм песни: один щелчок, потом два быстрых, снова один и три быстрых. – Ну, что последние три щелчка означают букву S, я могу тебе сказать точно, – ворчу я, позволяя ему поцеловать меня в лоб. Арс смеется и прижимает меня к себе – явно не с намерением просто обнять.***
Мы на вокзале, стоим в каком-то темном, скрытом от посторонних глаз закутке и целуемся так страстно, как будто больше никогда в жизни не увидимся. Чтобы оказаться здесь, нам пришлось воплотить целый импровизированный план побега от провожатых, и оба мы понимаем, что время наше уже на исходе, да и ведем мы себя с каждым часом все подозрительнее, но удержаться ни один, ни второй просто не может. Я поднимаюсь на цыпочки, чтобы в последний раз коснуться губами его шеи – и показываю, что ему уже пора бежать. Его руки дрожат, и я никогда еще не видела, чтобы он так терял контроль над собой. Мои руки дрожат, и я не помню, окуналась ли я когда-нибудь в такую бездну. Он снова целует меня, и оба мы едва слышно стонем друг другу в губы, он легко касается кончиками пальцев моей щеки, а потом отступает и сливается с толпой. Я считаю до тридцати и иду вслед за ним.***
В поезде мы сидим рядом. Я дремлю у него на плече: с утра мы немного увлеклись при пробуждении и чуть не опоздали. Арс тоже дремлет, неудобно положив щеку мне на макушку. Через несколько часов у нас самолет. Через несколько часов сказка закончится.***
В аэропорту, уже перед самым своим отлетом, он снова находит способ спрятаться от посторонних глаз. У меня от такой неосторожности глаза на лоб лезут – Арс, помешанный на сохранении своей личной жизни в полнейшей тайне, ищет для нас закутки как влюбленный мальчишка, совершенно не думая, похоже, о том, что нас могут увидеть, о том, что это может нам обоим аукнуться, как это может аукнуться. Когда я, наконец, нахожу его, он нетерпеливо притягивает меня к себе и накрывает мои губы своими, изо всех сил стискивает мои плечи, и в глазах у него такая тоска, что у меня щимит сердце. Наверное, в моих глазах он видит отражение этой тоски. Я тоже не хочу, чтобы все заканчивалось. Оба мы молчим. Оба не решаемся заговорить о своих чувствах. Оба боимся портить последние секунды, которые можем провести вместе. Последний его поцелуй горький и почти невесомый, и я поднимаюсь на цыпочки, чтобы ему было легче. Но вдруг он проводит рукой по щеке, и я понимаю, что из глаз у меня льются слезы. Точнее, всего одна слеза: я не хочу плакать. Я старалась сдержаться, но она скатилась по щеке против моей воли. Может быть, сказать ему сейчас?.. Но когда я собираюсь с силами, он напоследок кусает мою нижнюю губу, нежно проводит по ней пальцем и уходит. Я, позабыв на секунду о своей брезгливости, прислоняюсь лбом к холодной противной стене. Стоило ли мне тратить наши драгоценные секунды на серьезные разговоры? _________________________ [1] Стихотворение "К стыдливой возлюбленной" Эндрю Марвелла. Послушать, как его читает, например, Том Хиддлстон, вы можете здесь: https://soundcloud.com/nicole-o-4/tom-hiddleston-reads-to-his. На русском стихотворение цитируется в замечательном переводе Г. М. Кружкова (http://www.m-words.ru/author.php?id=33&poem=1141). И внезапно, оно про секс. Не совсем про тот секс, который происходит у наших героев, но я просто не могла удержаться, очень уж люблю это стихотворение. Тем более, что строчки про быстротечность времени сюжету очень подходят. И oh man how i love that man's british accent. [2] Тут я решила вписать в сюжет итальянскую группу Maneskin. Очень прикольные ребята, я прямо советую, если вас интересует современный европейский рок. Кавер был вот этот https://www.youtube.com/watch?v=ADcTUnUJnGs, но главная героиня группу The Killers не знает. Танцуют герои под песню VENT'ANNI https://www.youtube.com/watch?v=XD77aMyCv0Q. [3] Animal ДжаZ — Дыши. [4] Речь идет о песне «Мы не ангелы». Эту песню (очень знаменитую и любимую на разных тусовках), как я выяснила недавно, исполняли не Люмен и не Би-2, а искитимский музыкант Алексей Пономарев. А останавливается героиня, в итоге, на песне новосибирской группы Коридор «Не грусти». Не могла упустить случая в очередной раз воспеть родной город и сибирский рок в целом. [5] Тут идет речь о песне Muse - Starlight. И это не шутка, а реальный факт, у них действительно случайно получилось на ударных слово «сиськи». [6] Думаю, будет честно (запоздало) указать, что сцена со стихотворением вдохновлена старым как мир фанфиком "Что обещаем мы" Deeble в переводе Shae и является отсылкой на него. Разумеется, я все переработала, но я так люблю это стихотворение, что просто не могла удержаться, оно для меня синоним такого... ну, секса. Минутка оправдашек: это не планировалось. Там, по моему мнению, секс вышел гораздо более чувственный. Кстати, если пейринг для вас приемлем, то я настоятельно советую почитать этот фанфик - один из моих самых любимых и он является для меня источником вдохновения:)