Завтра брошу

Они развлекались подаренной гитарой около часа. Ди старался придерживать дикий восторг, проводя по струнам. — Сколько она стоила? — спросил он. — Иди нахуй. — сообщил Чес, весело улыбнувшись. — А фраза неплохая, знаешь? Ди закатил глаза и оставил гитару в покое. У Чеса в фургоне всегда было тихо, возможно, из-за того, что Ди был тут лишь по ночам, потому они всегда включали тихие песни на фоне, периодически споря из-за выбора. Подросток перевёл взгляд и наткнулся на самокрутку, что мирно покоилась у Чеса за ухом. — Слышишь, дай хоть попробовать, я же именинник сегодня. — попытался разжалобить он. Впрочем, получилось. Чес выдохнул, прикидывая риски и думая, каков шанс того, что после пары месяцев ему придётся идти с подростком на свидание в реабилитационный центр, и, кое-как пересилив себя, молча достал «сигарету». — Итак, несколько правил, — начал он, попутно поджигая кончик, — эта трава довольно крепкая, поэтому втягивайся корот… Ну и кто его будет слушать? Ди отобрал косяк и, приложив к губам, сделал две глубоких затяжки сразу, пока Чес бормотал: «Блять». Глаза остекленели мгновенно, и мужчина, отобрав у него самокрутку, потушил её об пепельницу, пока другой рукой мягко помогал тому лечь. Взяло его сильно, потому Чесу осталось лишь наблюдать за тем, как напряжённое веснушчатое лицо становится расслабленным, таким, каким оно было у подростка лишь во сне, и тем, как зрачки медленно расширялись. Глэм бы его убил, узнай он. Убил бы не задумавшись. Кое-как пришёл в себя Ди лишь через минуты две, поднял ладонь и прикоснулся к щеке нависающего над ним Чеса, чувствуя кожей небольшую щетину и скулы. Все казалось острым. Но было хорошо. Тем не менее Ди был уверен, не будь тут Чеса, такой сильной эмоциональной окраски от травки бы не было. Но он был тут, красивый, с глубокими карими глазами, сияющими. — Ты первый человек, который не ржёт после травки. — сообщил ему Чес с полуухмылкой, продолжая гладить его лицо в ответ. Подростковая ладонь была холодной, мелкой и хрупкой, отличным отражением самого Ди, что прямо сейчас смотрел на него кукольными глазами. — Подожди, а где… — начал тот, привставая, за что был уложен обратно. — Тебе хватит. Ди всё-таки сел и обвёл комнату взглядом, думая о том, что звёзды в этот день светили ярче. — Ой, знаешь, — начал Ди, — я ведь уже в возрасте согласия. — и ухмыльнулся, точно как Чес. «Уже мои привычки перенимает, вот же…» Мужчина потянул его к себе, подмял и приблизился к лицу. — Что-то хочешь сказать этим? — спросил он, забираясь тёплыми ладонями под майку, проводя по тонким рёбрам. Подросток как-то сдавленно ухмыльнулся, явно не собравшись окончательно, и прохрипел: — Не понимаю, о чём ты. Прикосновения прямо сейчас чувствовалось как чёртовы фейерверки на коже, расползались как разряды тока, и хотелось остаться в этих мгновениях навсегда, предпочитая день сурка вместо серых будней. — Ну, тогда… — Чес вытащил ладони и лёг, стараясь не заржать с возмущённого лица подростка. — Чё?! — пискнул тот и сел на него в районе паха, пытаясь провоцировать. — Хочешь что-то попросить? — спросил мужчина, разложив руки под головой и хрипло засмеявшись от злобного выражения лица. — Пидорас. — обозвал тот и подавил зевок, чувствуя, как близится сонливость. Чес растянулся в улыбке. — Давай спать. — предложил он, развязал ленту на волосах парня и проглядел путь локонов, что рассыпались по плечам, пока Ди возмущённо зыркал на него. — Давай-давай. Тому, видимо, не хватило энергии на сопротивление, он слез с чужой тушки и растёкся по кровати, пока Чес стягивал с него неудобные штаны. — Капец, а помнишь, как в детстве ты обо… — Ты сейчас на самом деле хочешь испортить момент? — прервал его Ди и пихнул носком в грудь, отодвигая. Чес схватил его за лодыжку и ухмыльнулся совсем жутко. — А какого это, лобызаться с тем, кто тебя в детстве на плечах катал? — спросил он, пока подросток вяло пытался отнять бесстыдно захваченную ногу. — А какого это, совращать того, кого на плечах катал годы назад? — наступил в ответ он и закатил глаза на извращённую улыбку. — Э-э-э, это кто тут кого совращал? Я про твой великий шантаж ещё не забыл, кстати. — напомнил он, нависнув над ним и игриво несильно прикусывая чёткие ключицы. — Если ещё раз попытаешься напомнить мне историю из детства, где я в подгузники срался, шантаж включится в силу. — Кстати, не помню, чтобы ты после года в подгузники ходил, ты был достаточно сообрази… — Я тебя уебу, перестань сейчас же! Или хотя бы не говори об этом, когда ты на мне! Лучше вообще заткнись. — Предпочитаешь другие способы коммуникации? — прошептал Чес в изгиб шеи и провёл кончиками пальцев по мурашкам, что чётко выступили на коже. — Мы ещё спорили насчёт того, кто кого совращает? — риторически спросил Ди и спихнул с себя тяжёлую тушку. Чес лишь заржал в подушку и присел. — Слышь, сними ты уже эту ленточку, она тебя ночью задушит, — и потянулся к чокеру, когда Ди перехватил его руку и не своим голосом прошипел: — Не трогай. — Та-а-ак, — начал Чес, нахмурившись. Опять двадцать пять что ли? — Что там? — Ничего. — Тогда сними. — Не хочу. — Сними, а потом наденешь. — Иди нахуй. — Скажи, что там, пока не поздно. После этой фразы Ди попытался вскочить с кровати, но успех был равен нулю — Чес уже был наготове и, кажется, отставать не собирался. Полез к застёжкам, пока подросток, утеряв смысл, смирился и остался смотреть на нахмуренное лицо, ожидая реакции. Сняв чокер, можно сказать, не удивился. Другого и не ждал. Белая полоса по центру горла шла ровно, если вглядеться, можно было бы увидеть места швов, что шли параллельно шраму. Чес лицо не потерял, провёл по шраму, чувствуя неровную поверхность, и выдал: — Ну, хотя бы не третий глаз. Ди, смотрящий до этого взглядом мученика, сначала опешил, а потом расслабился окончательно с облегчением, что прошлось по телу волной. — А чем тебя третий глаз не устроил? Чес улыбнулся, откинул подальше чокер, притянул к себе своего эмоционально нестабильного подростка, что чувствовался на руках как кусочек себя, и заставил того погрузиться в сон, стараясь прогнать мысли о том, как бы всё устроилось, доведи Ди дело до конца каких-то два года назад.