Завтра брошу

Про попытку суицида, давно оставленную за плечами, они говорить не стали, что несомненно радовало Ди. Первые секунды пробуждения были сладкими: лучи солнца били прямо в глаза, а тело сзади всё так же намертво прижимало к себе. — Чес, жарко, отпусти. — сонно пробормотал он, пытаясь развязать руки вокруг себя, чувствуя, как обратно клонит в сон. А потом его взгляд упал на часы. — Блять! — заорал он во всё горло, выскочив из кровати как угорелый, чтобы найти телефон, что был безуспешно заточён где-то в этом хламе. Чес в свою очередь даже не шелохнулся, лишь недовольно свёл брови во сне, когда тёплая тушка выбралась из объятий и оставила за собой холод. Ди прыгнул на него, тряся за плечи. — Чес, пидарас, просыпайся, уже час дня, а я не дома! — тряс его Ди, пока тот не приоткрыл один глаз, не до конца понимая, что за шумиха и почему из него душу пытаются вытрясти. Подросток оставил его приходить в себя, пока судорожно искал брюки, чокер и ленту для волос, параллельно проверяя смс от родителей с угрозами расправы и расспросами о том, где его черти носят. — Чес, где лента?! — Чё ещё за лента? — промычал мужчина, кое-как приняв сидячее положение. — Для волос. — прошипел тот, готовый убивать. — А тебе так больше подходит. — сообщил Чес и, выхватив из ниоткуда чокер, начал застёгивать его. — Слышь, расслабься, всё, что они могут сделать, это арест, ну подумаешь? — продолжил он, приглаживая чужие волосы, пока Ди не отвёл его руку раздражённо. Безмолвный ответ о том, что он будет скучать по Чесу, по его жёсткой кровати и по его красивым глазам, решил оставить при себе, подавив свою поэтичную часть. Уже готовый к выходу он бросил тоскливый взгляд на гитару. — Я не могу её забрать к себе сегодня. — сообщил он, пока Чес, твёрдо игнорируя сердце, что закололо по-больному, лишь улыбнулся и кивнул. — Она может полежать у меня пока что. Ди посмотрел на него затравленно, и Чес, ухмыльнувшись, безмолвно прижал его к себе, облизнул приоткрытые губы и дал себе и ему пару секунд на поцелуй, пока подросток пытался незаметно привстать на носочки. Возвращался домой один, у двери уже ждали родители, выговор и, как и ожидалось, домашний арест. Родителей беспокоили лишь сохранность и то, где он был, но подросток, кое-как спихнув всё на свой день рождения у приятелей, отсрочил со своего ареста пару дней, оставив неделю. Хеви тем временем бессовестно ржал за их спинами, глядя на потрёпанный вид брата, а через пару минут, подойдя, не без страха, конечно, сообщил ему о красном засосе, что красовался прямо у изгиба шеи. Ди почти психанул. Подошёл к зеркалу и, увидев его отчётливо, чуть не провёл инструктаж по смачным матам в сторону Чеса, остановив себя удивительно вовремя. Родители, видимо, тактично промолчали об этом. Когда этот засранец успел его заклеймить, он, хоть убей, вспомнить не мог, зато с угрозами убить его всё-таки написал. Вот же говно, он видел его утром и ничего не сказал. «У меня арест на неделю», — сообщил ему Ди лишь после ещё парочки сообщений с детальным описанием средневековых пыток, что он был бы не прочь опробовать на Чесе. «Это абсолютно не проблема», — ответил Чес через пару секунд, и Ди, не особо разобравшись, сел за уроки, что упустил сегодня. Когда новость о том, что Чес придёт к ним вечером, дошла до него, у него были смешанные чувства. Каково это будет — смотреть на человека, с которым засыпал в обнимку пару часов назад, не имея возможности вмазать ему в нос? Потому он и не спустился, знал, что тот поднимется сам. Так и случилось — шумный весёлый вихрь вошёл в комнату без стука, успев пребольно удариться о дверной косяк. Ди, который до этого лежал в наушниках, как-то подозрительно приняв позу на животе, лениво развернулся к нему и улыбнулся. — Ну чё, как тебе первые часы заточения? — спросил Чес, смотря, как тот откидывает с лица кудри. — Не впервой. — сообщил тот. — Дверь закрой. Несмотря на риски, не накинуться друг на друга стало непостижимым условием, потому уже через пару секунд Чес, вжимая его в кровать, вылизывал его рот, крепко сжимая за талию, выбивая все мысли, не оставляя места на сопротивление. — Меня не будет в городе два дня. — сообщил ему Чес горячим шёпотом в кожу, и, оттянув футболку, впился зубами в кожу возле ключиц. Подавив писк, Ди сначала не распознал слова, а потом замер, нахмурившись. — Подожди, что? — спросил он, пытаясь отпихнуть от себя назойливые губы. Место укуса Чес зализал, поднялся куда-то в шею, и, когда попытался и там оставить свой след бытия, Ди успел накрыть шею ладонями, плохо покосившись на него. Чес неохотно выдохнул. — Есть дела. — Какие? — Сказать не могу. Ди остался переваривать информацию. — Так, только попробуй обидеться. — сказал Чес, натягивая на палец кудряшку, пытаясь за короткий срок запомнить его всего. После короткой паузы и не самого приятного взгляда подростка, тот выдохнул, расслабив плечи. — Не обижаюсь я. Чес целовал его долго, вжимая в себя так, что, если бы Ди мог ясно мыслить, обязательно пошутил бы про каннибализм. На следующее утро в комнате лежала гитара, бережно завёрнутая в чехол, мирно покоилась у окна с небольшим клочком бумаги. «Время пролетит быстро», — и ободряющий корявый смайлик рядом. «Конечно, пролетит, — подумал Ди, — всего два дня». Два дня прошли и правда быстро. Вот только Чес исчез на две недели. На ёбаных две недели без абсолютного признака на жизнь бросил его и ушёл, имея наглость оставить у него эту злоебучую гитару. То, что Чес задержался, он понял лишь на четвёртый день, когда услышал от Глэма красноречивое: «Жаль, Чес вернулся туда, было весело». На конец первой недели было отрицание, полный контроль себя и куча в последний момент неотправленных сообщений. К половине второй недели неверие сменилось тоской, больной, неприятной, отвлекающей от дел, той, от которой Ди оберегал себя всю жизнь. По истечении последних дней его заполнила лишь злоба. Раздражённость и чувство брошенности медленно перетекали в школьные потасовки, ссоры с кем попало и полные уныния взгляды на гитару, что стояла в углу комнаты и словно усмехалась над ним, зная, что Ди убрать её в шкаф не может и сил не найдёт. За все две недели он лишь послал одно флегматичное сообщение из сотен тех, что набирал и удалял. «Ну ты и урод».