Завтра брошу

Чес пришёл к нему по традиции ночью. Родителей дома не было, Ди не спал. Можно сказать, за эти последние две недели здоровый сон и режим, что он выстраивал так тщательно и болезненно, он просеял, променяв всё на бессонные ночи с музыкой в голове и сверлением взглядом этой злосчастной гитары. Подросток знал, что тот придёт именно сегодня. На его немногословное и единственное сообщение Чес ответил сегодня таким же лаконичным: «Я знаю», остановившись на этом. Когда в окно прилетел камень, Ди не шелохнулся. Лишь прибавил громкость в наушниках, зарылся в одеяло и, поглаживая шрам на шее, тоскливо смотрел на окно, за которым тускло светили звёзды. Когда третий по счёту камень прилетел особенно метко, попав в комнату сквозь приоткрытую крохотную форточку, Ди злостно выдохнул и, сняв наушники, просверлил взглядом вмятину на стене. Снизу послышалось шарканье, и в следующий момент, когда Ди повернул голову к окну, Чес мордой вжимался в стекло, кое-как балансируя у шаткой конструкции, с помощью которой они обычно взбирались вверх. Подросток отвёл взгляд и, игнорируя звонящий телефон, демонстративно принялся читать книгу, пока мужчина за окном агрессивно махал ему, пытаясь привлечь внимание не свалившись. Ди не реагировал. Чес за окном тоскливо выдохнул. Что-то в голове подсказывало, что стоило написать этой неприступной стене несколько писем, сначала с разъяснением того, где он был, затем с извинениями, а потом уже поступили бы мольбы о пощаде. В любом случае он явно опоздал. Винить было некого, даже родственников, которые были причиной его отъезда в родной город, где он с большой головной болью разъяснял им, что в завещании матери не было и слова о них, и вообще, его мать была банкротом, и он уверен, её труп в гробу перевернулся трижды, пока он крыл её смачным матом за оставленные дела. Дальше шёл суд, и Чесу было интересно, как эти самые родственники, которые позиционировали своё положение как «крайняя нищета», смогли позволить себе адвоката. Впрочем, своих денег на своего адвоката Чесу было не жалко, он даже смог получить высшую степень злорадства и счастья, когда утёр этим упёртым баранам носы, но вот время было жалко. Очень. А ещё он знал, что его будет ждать очень неприятный разговор с подростком, и теперь, шатаясь у края его закрытого окна, он понял, что явно недооценил задетую гордость и обиду, на которую был способен пацан. Уже теряя выдержку, он особенно сильно стукнул кулаком по окну и, убедившись, что подросток перевёл на него свой взгляд, прислонил кокосовые сигареты, что были отрыты с особым трудом, к стеклу, губами проговаривая: «Пожалуйста». Ди смотрел на него долго и злобно, так, что руки, которые хватались за рамы, начинали по-тихому отниматься. Но тот всё-таки встал с кровати и кивнул ему мрачно, на что Чес улыбнулся облегчённо и лучезарно, и спустился вниз. Ди, натягивая сапоги поверх пижамных штанов, думал о том, насколько тот успел просраться со своих поступков и было ли этого достаточно. Спустился в этот раз сам, не давая себя тронуть, прыгнул на влажную траву и поднял взгляд. Чес улыбнулся: — Ты как? Первый удар подростка пришёлся ботинком в пах, а затем уже и в нос. Несмотря на то, что удары были хилые, воздух всё равно выбило, и Чес почувствовал, как пара капель крови из царапины, оставленной кольцами парня, прочертила короткую дорожку по лицу. Выпрямился, как смог, за что сразу получил в плечо и, решив, что на этом и сошлись, следующий удар придержал, виновато посмотрев тому в глаза. — Ты вообще знаешь, какой ты уебан? Я тебя ненавижу, выблядок. — шипел Ди, пока Чес ощупывал своё лицо и никак не реагировал на слова подростка. — Пошли домой. — сообщил ему Чес и, готовый к новому удару, быстро отскочил. — Ты вообще, мразина, знаешь, как это подло?! — заистерил Ди, и Чес с явным усилием попытался остановить поток шуток про пмс. — Вали нахуй, я иду домой! — Да господи, тише, нас соседи щас выебут. — прошептал Чес, а когда увидел кулак, что летел на него с новой силой, уже не стерпел, схватил его за запястье и по-быстрому перекинул за спину, отдаляясь от дома и игнорируя смачные маты у ушей. Ди в свою очередь ни о чём не жалел, хоть и знал отлично, что, если бы Чес захотел, вырубил бы его за считаные секунды. Потому, провисев на его плече половину дороги, всё-таки успокоился и принял во внимание его щедрость в виде не разбитого в ответ лица. Чес, параллельно стирающий платком с лица кровь, почувствовав, как подросток на нём успел взгрустнуть, неохотно выдохнул. — Я не хотел тебя обижать. У меня просто правда были дела, вот я и задержался. — Почему ты не писал? — спросил Ди спустя пару минут гробового молчания, чувствуя, как затекает тело. А Чес не знал, что сказать. И правда, почему он не писал? Как он мог сказать подростку, что впервые за столь долгие годы после влюблённости в его отца он словно был настигнут кармой, и теперь в голове творился хаос? Причём он не знал, что именно сделал судьбе и измывается ли над ним вселенная, украшая небо звёздными хуями и влюбляя его в сына человека, за которым был готов бегать всего пару лет назад, или, наоборот, благословляет. Он считал себя истинным гедонистом, вот только теперь наслаждаться ситуацией умел только рядом с Ди. Кажется, он получил несильный удар в спину за долгое молчание, во время которого успел погрузиться в себя, но тот допрашивать дальше не стал. — Ты уже играл на гитаре? — спросил Чес, видя вдалеке очертания своего фургона. — Не заставляй меня опять злиться. — заугрожал тот, и мужчина подавил хохот. Спустил подростка на землю, только когда они оказались впритык к фургону. Чес не знал, что пугало больше: то, что подросток был хилым настолько, что носить его на себе не составляло труда, или то, что эта мелкая тушка била так больно. — Посмотри на меня. — попросил Чес, нагнувшись до его лица, глядя в такие родные голубые глаза. — Я прошу прощения, хорошо? Я больше никогда так не поступлю. — сообщил он, вдобавок достав из кармана те самые кокосовые сигареты. Ди посмотрел на него скептично сквозь прорывающуюся через взгляд нежность, но сигареты выхватил. Чес ухмыльнулся. — Жди здесь. — и скрылся в фургоне. Вышел через пару секунд с пледом и толстым одеялом в руках, поманил его жестом, а потом с помощью лестницы, что, как оказалось, стояла сбоку фургона, поднялся на «крышу». Подросток удивлённо вскарабкался за ним. Чес застелил всё на пол и, не выдержав, унёс за собой подростка, упав вместе с ним на одеяла. — Надеюсь, не пробьём. — задумчиво проговорил Чес, и Ди решил счесть это за шутку. Оклемавшись, он взглянул на Ди нормально, не боясь получить в глаз, что было спорно. Тот был усталым. Глубокие тени залегли под глазами, но Чес не мог не восхититься в очередной раз их голубизной, яркими даже под тусклым освещением луны веснушками и его мягкой кожей. Ди замер под внимательным взглядом, чувствуя, как тело тянет к теплу рядом словно магнитом. Чес в качестве прелюдии решил развязать волосы и снять с его шеи чокер, не встречая сопротивления и игнорируя закатывание глаз. Завалил того на спину уже окончательно и, не выдержав, повис над его лицом. Точно так же, как и при первом поцелуе, провёл языком по сомкнутым губам, когда Ди вдруг оживился, видимо, наплевав на обиду, оттянул его верхнюю губу, выдохнул с присвистом и, как-то беспокойно заёрзав, впился в чужие губы. Чес в свою очередь в излюбленном жесте надавил на челюсть, заставляя раскрыть рот, и прошёл языком дальше. Ди всегда пах цитрусами и чем-то приятно горьким и на вкус был таким же, потому Чес впился в чужую шею не задумываясь, оттягивая зубами кожу. Поняв, что след останется приличный, прижал подростка ближе, не желая получить в очередной раз в пах. — Слышь, кровосос ебучий, — прохрипел Ди, переводя дыхание, — родителей до завтра не будет.