Наследие

      Задумывались ли вы когда-нибудь о своём предназначении? О причине появление на этот свет? Смысле существования? Если бы его спросили об этом лет в десять, то он незамедлительно засмеялся бы в лицо этому чудаковатому мудрецу, задавшему не менее чудной вопрос. Сейчас же он скорей потонет в размышлениях, словно в волнах цунами. Они будут, не щадя, продолжительно утягивать на дно и в конце он как и тогда двадцать пять лет назад не сможет дать четкий ответ. Потому что предназначение ещё не выполнено, а смысл существования неправедно отправился на небеса и оставил в одиночестве справляться со всеми лишениями, покорять жестокие законы природы, твердо требующие своё испокон веков. Перемены грядут и скоро сам всемогущий создатель падёт на колени и склонит голову перед ним. Осталось лишь немного подождать и желаемое будет у него в руках, кто бы не преградил ему путь, он завоюет вершину, невзирая на количество уже принесённых жертв и на те, что ещё ожидают своего часа. ***       Кровь зашумела в ушах, а непроглядная темень стала, словно завеса, склоняться в сторону. Яркий свет впился в его зрачки сквозь веки, словно тысяча острых игл. Боль, постоянно преследующая после недавнего инцидента, уже не ощущалась так сильно. Аромат свежеприготовленного омлета летал по квартире, однако из забытья его вырвал шлейф лимонной вербены, витающий рука об руку с запахом еды. Упаковка с этим чаем стояла на самой высокой полке в шкафу, он специально расположил её так высоко, чтобы не было регулярного соблазна распаковать деликатес раньше положенного срока. Только один человек концентрировал в себе такое колоссальное количество наглости, чтобы сунуться в чужой тайник и достать такой коллекционный сорт чая. Воришка явно знал о намерении Аккермана не притрагиваться к металлической коробочке, но тем не менее это не достаточное основание для этого гостя вести себя в рамках приличия. Леви раскрыл веки, настолько насколько это было возможно, и уставился в потолок, рой мыслей неустанно жужжал в голове. Глаза с трудом оставались открытыми, он прилагал к этому много усилий. Расширенный зрачок заторможено блуждал по хрустальной люстре в центре, Леви попытался нахмурить брови, но мышечные волокна не желали подчиняться поступающим сигналам. Он пытался воскресить в сознании события вчерашнего дня, но извилины мозга, словно одеревенели, уподобляясь своей непокорностью мышцам. Мягкость кровати это единственное, что успокаивало его в это непростое время. Звук стремительных шагов послышался за дверью и с каждым мгновением они раздавались всё ближе. Леви глубоко вздохнул и морально подготовился к неизбежному столкновению. — Леви! Я так и знала, что ты пришел в себя и молчишь, как последняя сволочь! — руки упёрлись в бока, а очки съехали на кончик носа от недовольства. — Я ж волнуюсь! — быстрыми шагами женщина добралась до постели и склонилась над пациентом. — М-да, выглядишь всё также… многообещающе, — взяв с рядом стоящего стула медицинский чемоданчик, Зоэ начала копаться в нём, параллельно громко гремя содержимым. — Блять, четырехглазая, уймись! Я был в полном порядке, пока тебя не было, — именно так он окрестил Зоэ ещё в первый день знакомства. Каждый звук, совершенный Ханджи, раздавался в ушах в стократ громче. Леви ощущал, как мозг, подобно желе шатается из стороны в сторону от любого воздействия внешней среды. — Да как ты смеешь, коротышка?! Если бы не я, то твой маленький холодный трупик валялся бы где-то в подворотне, — она не отрывалась от своего важного занятия, пока тело Аккермана потихоньку съезжало с постели, прибывая в агонии. Он уже тысячу раз проклял день их встречи, боль достигла крайней точки, когда женщина назло вскрикнула неистово громким голосом: — Нашла! — с сияющей улыбкой на лице Ханджи повернулась к пациенту и продемонстрировала находку — шприц с ампулой. Сердце ушло в пятки, Леви, не отрывая взгляд от острого предмета, сглотнул и попытался взять ситуацию под контроль: — Зоэ, я думаю это необязательно. Я превосходно себя чувствую, — фактически он не лгал, рана вправду уже не мучала его так сильно, лишь слегка ныла. Женщина приподняла бровь, демонстрируя в жесте весь скептицизм. «Это плохо». — Видишь? — он истерически помахал руками и ногами. — Я нормально себя чувствую. — Какой же ты ребенок, Аккерман! Тебе не больно лишь по одной причине, потому что добрая тетушка Ханджи напичкала тебя обезболивающими средствами, пока ты спал как младенец, — она распаковала упаковку со шприцом и начала набирать препарат через иглу. — Расчехляй зад! — Зоэ, блять! Ты что, совала мне иглу в зад, пока я был без сознания? — он был возмущен таким бесцеремонным поведением. Белье скомкалось в его сжатых в кулак руках. — Да, а в чём проблема? Или ты хотел истечь кровью в полнейшем одиночестве? Это, конечно, весьма романтично, но тебе не подходит, — она приблизилась к взвинченному пациенту и выставила инъекцию прямо перед собой, чтобы Леви убедился в безобидности её действий. — Ну, долго мне ждать? Мужчина ты или кто, в конце концов? Судорожно вздохнув, Аккерман перевернулся на живот и, стиснув челюсти, приспустил штаны. С лёгкой руки Ханджи игла вонзилась в ягодичную мышцу почти безболезненно. Лицо слегка исказилось от дискомфорта и впечаталось в подушку сильнее от неприятных ощущений, пронзивших тело. Он с детства ненавидел всякие прививки и уколы. Этот страх, словно навязчивая идея, преследовал его всю жизнь. А после случая с Зоэ и «обязательным» сбором крови убеждения, что игла причинит ему непоправимый урон, закрепили свои позиции в сознании. Этим он решил воспользоваться и пристыдить бестактную подругу. — Действительно, ты ведь никогда не использовала острые предметы в качестве отмщения, — он подтянул брюки назад и перевернулся к врачу с лицом полным раздражения. — О чем это ты? — Ханджи методично раскладывала свои инструменты в чемодане, глаза расширились, когда она шкодливо вытащила потертую временем обёртку от конфеты. Не смотря на неодобрительное цоканье со стороны Аккермана, Зоэ невозмутимо смяла фантик и сунула в карман халата. — Неряха, тебе память отшибло? Или забыла как хотела зарезать меня живьем за какую-то невинную шутку? — он покачал головой, когда заметил, что подруга не выбросила мусор, а сунула его в халат. — Леви, я тебя умоляю! Я бы не вскрыла тебя, по крайней мере не сейчас, ты нам ещё понадобишься, — она поправила вконец растрепавшиеся волосы. — Не заговаривай мне зубы, очкастая! — он сузил глаза и со спокойным голосом пригрозил. — Если я обнаружу твой мусор, разбросанный на территории моей квартиры, то со всех ног можешь бежать из страны. Рука, лежащая в кармане халата застыла, она вылупленными глаза воззрилась на друга. Состроив самое невинной лицо и натянув улыбку, Ханджи вытащила фантик из кармана и выкинула его в рядом стоящую мусорку. Леви внимательно проследил за движением очкастой и закатил глаза.       Всю неделю мужчина ломал голову о причине молчания Зоэ. Леви уже собирался самостоятельно навестить её в Гренобле, но, видимо, не судьба посетить ему то легендарное место, о котором прожужжала уши подруга. Круглые сутки она могла без умолку говорить о своей страсти к науке. В такие моменты Аккерман пытался как можно незаметнее скрыться с горизонта. Ну как незаметно? Леви просто вскакивал из-за стола и уходил. Ничего необычного для их отношений. Если женщины — это загадка природы, то Зоэ это вовсе самородок, сформировавшийся в древней горной породе Джомолунгмы. Завести дружбу с ней было поистине эквивалентно покупке кота в мешке. Он до сих пор не осознал принесло ли ему это знакомство радость или это все же проклятие на всю оставшуюся жизнь. Наверно, время подскажет верный ответ.       Стул слегка скрипнул под тяжестью мужского веса. Ханджи смилостивилась над его жалким положением и сама накрыла стол. Разумеется, Аккерману не сообщили о степени ущербности его внешнего вида, иначе мужчина совсем заупрямится и не захочет принимать какую-либо помощь от неё. Лицо бледнее чем обычно, глаза на выкате, а щеки совсем впали вплотную к зубам. Поначалу Ханджи даже подумала, что без помощи Смита тут не обойдется, но, к счастью, ранение было не настолько серьезным, чтобы тревожить высшую инстанцию. Полежит пару недель в кроватке и оклемается. Это хорошо, ведь ей ни в коем случае не нужны проблемы с проектом.       Леви ослабленной рукой воткнул вилку в омлет. Его плечи и руки словно онемели, он не чувствовал ничего выше пояса. Увидев пристальный взгляд карих глаз, он выпрямился. Грудь пронизала острая боль, как-будто меч снова слился с его плотью в неравной схватке. Перед глазами промелькнула картинка: азиатка с безразличным выражением лица замахивается на него, сталь блеснула в её руках. Ключицы заныли, несмотря на лошадиную дозу обезболивающего, циркулирующего по сосудам. Этот холод во взгляде знаком ему не понаслышке, Леви ежедневно видит такой же в отражении зеркала. Никогда мысль встретить себе подобного не посещала. Аккерман всегда считал себя сильнейшим бойцом и, естественно, самым холоднокровным в отношении к противнику. Но эта девчонка с лёгкостью перевернула мир, устоявшийся в его сознании, словно какие-то оладьи. Только сейчас Леви стал понимать, что поступил бы, возможно, в точности как Микаса в данной ситуации. Не стал бы пятится в страхе к стене, ни за что в жизни. Это признак слабости, а слабость это признак трусости. Аккерман с детства стремился избавиться от любых эмоциональных зависимостей. Будь то жалость или нерешительность, им не место в его душе. Только холодный расчет. Вилка ожесточенно разламывала яйца на кусочки, всё мельче и мельче. Месиво лежащее на тарелке теперь трудно было сравнить с ароматным омлетом, каким он являлся сначала. Выражение скорби промелькнуло на лице повара при виде блюда напротив. «Вот и корми теперь этого сноба». Ледяные щупальца страха навсегда отпечатались на подкорке, это было для него хорошим уроком. Ему невероятно повезло, что Зоэ оказалась в нужное время в нужном месте. Иначе бы у него не было шанса на отмщение. Пелена ненависти стала проясняться от внезапного вопроса, посетившего его. Не терзаясь раздумьями, Леви оторвал лицо от тарелки с едой и серьезно посмотрел на Ханджи. — Как ты меня нашла? Вилка в руке подруги замерла на пути ко рту. Она посмотрела на него в ответ и невозмутимо сказала: — Это было не так уж и трудно предугадать, — она губами стянула кусочек с прибора и невнятно промямлила:  — Ты бываешь только в трех местах: у Смита, дома и в с спортзале. Она не отвлекалась от завтрака ни на секунду, будто он настолько божественный, что оторваться было невозможно. Тщательно прожевывая пищу, Зоэ напихала в рот ещё одну партию омлета, из-за чего понять смысл её слов стало ещё труднее. Аккерман не понял ни одной фразы, произнесённой ею. Не стерпев, он рявкнул недовольным тоном: — Дожуй и потом говори, — венка на лбу вздулась. Аппетит пропал напрочь. — Я итак не понимаю твою белиберду, а тут ещё эта хрень во рту, — он обвел указательным пальцем яичницу на её тарелке. — Не смей называть мой шедевр хренью! — вилка с характерным звоном столкнулась с поверхностью стола. Устало закатив глаза, Леви вперил свой донельзя нетерпеливый взгляд в Ханджи. — Я сказала, что Эрвину ты не звонил наверняка, я б узнала, а дома тебя не было, я сюда приехала изначально. Вот и всё! — она с довольным лицом возобновила свою трапезу, однако приподнятая бровь напротив не дала ей спокойно поесть. — Ну что ещё? — голос стал на пару тонов выше. — С чего это ты взяла, что я не у Смита? — он подозрительно сощурил глаза. Стало некомфортно под этим взгляд и она поежилась, сидя на стуле. — А что непонятного? — она соединила лопатки сзади и с вызовом сказала. — Он не в стране или ты забыл? — он уже приоткрыл рот для следующего вопроса, но Ханджи предугадала и уже отчеканила, словно заранее подготовленный стих: — А в офисе ты торчишь только в том случае, если тебя вызовет лично Эрвин! Доволен? Допрос окончен, мистер «я конечный параноик и подозреваю единственных друзей во всемирном заговоре»? — чрезмерно высоко вздернув подбородок, женщина ожидала извинений. Леви отвел глаза от неё на месиво из яиц на своей тарелке и стал увлеченно поглощать пищу, Ханджи всё ещё смотрела пронзительным взглядом, от которого у него засосало под ложечкой. «Ну что за заноза?!» — он вздохнул и решил отплатить той же монетой, неясно промямлив: — Бвочти, — женщина покачала головой на его извинения: «Неисправимый ребенок». ***       Она неустанно царапала ручкой листок дневника. Черные пряди навязчиво лезли в глаза, перекрывая обзор на написанное. Она раздражённо пыхтела каждый раз и с чувством сдувала их в сторону от лица. Полупрозрачные завитки пара поднимались вверх от чашки свежезаваренного кофе. В последнее время Микаса совсем подсела на натуральный кофе приготовленный в турке из молодых зёрен. Шея уже порядком затекла, прибывая долгое время параллельно столу. Она скрючилась над бумагами и завороженно проговаривала сделанные за несколько дней записи. После того странного сна с участием родителей Микаса решила завести дневник специально для ведения такого рода заметок. А если предельно серьезно, то к этому её подтолкнул никто иной как Смит. Находясь на видео связи, они переговорили на тему её симптомов и каких-либо продвижений с лечением амнезии. С особым пристрастием Эрвин расспрашивал насчёт первого вернувшегося отрывка из прошлого. Он сразу уверил в том что это не было бессмысленным и бессвязным буйством картинок, внезапно всплывших у нее из какого-то фильма, прочно засевшего на подсознании. Да, после возвращения домой из спортзала Микаса пыталась себя разубедить в успехе препарата. Она не хотела обнадеживаться понапрасну. Столкнуться с жестокой реальностью потом будет гораздо больнее и страшнее, словно сброситься с высоты гигантского небоскреба.       Адзумабито поднесла чашку к губам и глотнула ароматный и горячий напиток. Руки обвились вокруг кружки, согревающей как всегда ледяные ладони. От перепада температур она вздрогнула и вдохнула кофейный запах поглубже, желая чтобы он застрял в глубине лёгочных альвеол навсегда. Глаза блаженно прикрылись, она перекатывала кончиком языка мягкую горечь, осевшую на нем. Микаса, закончив просматривать написанное на бумаге, захлопнула дневник. Нога импульсивно дергалась из стороны в сторону, а ладони вспотели то ли от жара чашки, то ли от одолевающего волнения. Именно этого она и боялась со дня заключения соглашения со Смитом: объяснение с членами «Священной девятки». Адзумабито беззастенчиво оттягивала неизбежное, главам семей порядком надоело оставаться в неведении, поэтому каждый из них не забывал позвонить и напомнить госпоже о своем существовании. Разумеется, они не осмелились названивать напрямую и делали это через Кирштейна, но, судя по напряженному голосу Жана, разговор предстоял серьезный. Жан заранее заготовил ей достоверную легенду. Суть её состояла в том, что Микаса приехала к Эрвину с целью проведения сугубо деловых переговоров, но тот предложил контракт, не удовлетворяющий требования членов «Священной девятки» и по этой причине их госпожа дала свой резкий во всех смыслах отказ и хотела было вернуться на родину, когда слабое здоровье неминуемо дало о себе знать. Адзумабито около получаса смеялась и кричала над выдумкой друга. «Это ж надо придумать? У меня здоровье плохое?!» — органы стянуло в тугой узел, она, словно тихо помешанная нескончаемо усмехалась себе под нос. Несмотря на всю комичность версии Жана, Микаса не могла придумать другой выход ситуации. Можно было соврать им и сказать, что контракт всё же был заключён и всё отлично, но тогда ей бы пришлось вносить в общую копилку организации свои личные сбережения под предлогом дохода от сделки с Эрвином. А это совсем не входило в планы.       Она резко дёрнулась в сторону сотового и, не медля ни секунды, схватила его, боясь передумать. Гудки послышались из сотового, Микаса дышала синхронно с ними. Голос Хироси послышался на том конце с характерной старческой хрипотцой: — Госпожа Адзумабито? — Добрый день, Хироси-сан, — пальцы непроизвольно стали отстукивать по дереву какую-то смутно знакомую мелодию. — Добрый, — мужчина отложил в сторону ручку и откинулся в кресле, спина затекла от долгого сидения за столом. Он прикрыл глаза и устало помассировал их, чтобы прошла сухость от работы за компьютером. — Я слушаю вас. Как прошла встреча? — Всё нормально, — она сделала пару глубоких вдохов и с присущей ей уверенностью проговорила:  — Я отклонила его предложение. Хироси вскинул брови и, прихватив со стола миниатюрную статуэтку кобры, стал поглаживать её указательным пальцем. — И что же вас не устроило? — он зажал телефон между плечом и ухом и двумя руками стал вертеть занятную вещицу. — Поделитесь? — Разумеется, судя по нескончаемому количеству звонков, совершенных моему помощнику, вам очень любопытно, — страх стал медленно, но верно отступать. Теперь на смену ему пришло возмущение их чрезмерной надоедливостью. — Мистер Смит предложил заключить взаимовыгодный контракт, но, увы, его рентабельность не распространялась на остальных участников сообщества. Думаю вы понимаете, что я ответила, — она сглотнула плотный ком в горле и прислушалась к звукам из микрофона. Ведь если он сам придет к выводу, что она отказала, то технически Микаса даже не солжет. «Ну что за ребячество!» — корила она сама себя. — Отказали, — он тем временем оставлял всё больше и больше отпечатков на лакированной черной фигурке змеи. — Всё ясно, Адзумабито-сан. Видимо, все те истории о его невероятном интеллекте, были наглой ложью. Микаса не поняла задает он вопрос или констатирует «факт», но всё же для пущей убедительности ответила: — К сожалению, именно так, — она рассудила, что самое время менять тему беседу. — Как обстоят дела в Киото? Как Найл Док? — Конечно, без вас тяжко, но я справляюсь, — лёгкие смешинки промелькнули в его тоне и Микаса прищурила глаза, усерднее концентрируясь на словах Хироси и интонации, с которой они произнесены. — Не беспокойтесь, мы скоро дожмем этого простофилю. Когда ожидать вас обратно? Я устрою грандиозный прием к вашему приезду, не сомневайтесь. Наконец-то наступил заключительный акт спектакля. — Я взяла билеты на вечер четверга, — Адзумабито уже отсчитывала минуты, когда сможет повесить трубку. — Чудесно, значит вы успеете даже на подготовку праздника, — весёлым голосом произнес Сэко. «Да что он пристал с этой вечеринкой! Глупый старик!». — Назначу на ночь пятницы, — он черканул что-то в записной книжке, лежащей прямо перед носом. — Да, до свидания! — она впервые с таким упоением нажимала отбой. Уже в три часа дня ровно, Жан сообщит о резком ухудшении самочувствия госпожи Адзумабито и необходимом нахождении под наблюдением врачей. Возможно, кто-то и не клюнет на эту уловку, она и сама бы ни за что не поверила в эту чушь, но с этим уже разберётся Кирштейн. Жан самолично взял на себя эту важную роль: убедить всех в необходимости госпитализации Микасы. — Прощайте, мисс Адзумабито, — проговорил он в тишину динамика. Игрушка в его руках вернулась на свой пьедестал в виде небольшого серебряного блюдца. Пришло время расставить все фигурки по своим позициям. ***       Как только он понял, что остался один, то вскочил с кровати, к которой его ранее чуть не привязала ремнями неотёсанная профессорша. Весь день Аккерман пролежал в постели, совершенно не шевелясь. Подруга настрого запретила ему совершать какие-либо лишние движения. Видите ли швы могут разойтись от малейшего негативного воздействия. «Херня всё это! На мне всё как на собаке заживает!» — шатаясь из угла в угол, Леви раздумывал над очень серьезным делом. Важнейшей за долгий период миссией. Шрам на груди начинал пощипывать от резких вдохов и выдохов. Казалось, что любой чих или кашель может заставить его буквально разломаться пополам. Шаг замедлился, пока лучше не рисковать своим здоровьем, с учётом его кровожадных планов на ближайшие дни.       Осенение снизошло на его лохматую макушку во сне. Леви не желал тянуть с этим и уже продумал свою месть до мельчайших деталей. Глаза хитро поблескивали в свете луны. Сегодня приняться за осуществление плана в любом случае не удастся. Зоэ, как надоедливая курица-наседка, нарекла ему десять тысяч уколов в наказание за непослушание. Не то чтобы он боялся воплощения угрозы в жизнь, но да, черт возьми, он струхнул перед ненормальной маниакальной ухмылкой Ханджи. Зная о нездоровом интересе Зоэ к медицине, да и к остальным естественным наукам, Леви мог поджидать что угодно: от поджога квартиры и до вскрытия без предварительной анестезии. Завтра подруга будет полностью погружена в свой загадочный проект и Аккерман сможет спокойно заняться своими делами, не боясь, что любопытный нос Ханджи непременно сунется туда. ***       Капельки пота стекали по лбу, тело трусилось и металось по всей кровати. Глаза плотно зажмурены, зрачки, обезумев, мечутся под кожей век. Грудь неравномерно то приподнимается, то проваливается. Синева ночного неба отбрасывает незамысловатые тени деревьев, формируя причудливые силуэты. Звёзды ярко поблескивали в глубине мутного неба. Комната погрязла в духоте от прерывистого дыхания. Его не по детски лихорадило. Пронзительный и болезненный стон сорвался с его засохших губ. Уже в следующую секунду веки широко распахнулись, а руки стянули с тела одеяло. Жарко! Жарко! Жарко! Блондин вскочил с пропитавшейся высокой температурой тела кровати. Больше воздуха, он, задыхаясь, стал расстёгивать пуговицы ночной рубашки. Пальцы путались между собой, словно опьяневшие танцоры, спотыкающиеся в собственных шагах. Он не выдержал и стянул горловину рубахи так, что невинные пуговицы со стуком разлетелись по деревянному паркету. Одна за другой. Прислонившись одной рукой к оконной раме, Эрвин схватил ручку и, повернув, открыл пластиковое окно. Воздух Италии был не таким свежим, как французский, повышенная влажность давала о себе знать. Палящий ветерок ворвался внутрь, но Смит, словно напрочь лишился своих чувств, и не ощущал пылкость воздуха. Все мысли были погружены в недавний сон мужчины. Он прижал ладонь к закрытым глазам и стал еле слышно проговаривать лишь губами: — Не уходи. Не уходи. Не уходи. Картинки перед глазами непокорно терялись в густоте тумана. Он, озлобленно шикнув, надавил пальцами на глазные яблоки до появления разноцветных пятен. Не выдержав такого издевательства от мозга, Эрвин стал сыпать ударами на стену возле окна. Костяшки сбились и покрылись кровью. Если после пробуждения все ощущения обострились, как перочинный ножик, то сейчас его рецепторы напрочь притупились. Боль не чувствовалась, точно также как и жидкость, стекающая от ладони к кисти. — Осталось немного. Совсем чуть-чуть, — он прижал испачканные в крови ладони к стене и навалился всем телом на неё. Сгорбленный силуэт мужчины, стал медленно сползать вниз. Разгоряченная кожа лба, соприкоснулась с холодной стеной спальни. Мурашки поползли по спине. — Отец, скоро всё закончится, я обещаю, — произнес Смит стальным и, невзирая на дрожащие губы, ровным голосом.