Наследие

— И что было дальше? — Эрвин вперил напряжённый взгляд на девушку. Чем дольше длилась их беседа, тем более невнятной казалась ее речь. Яркий солнечный свет упорно пробивался через плотно закрытые жалюзи. Запах в кабинете стоял чарующий, во многом следует отдать должное неоспоримому таланту Ильзы заваривать кофе. Смит был готов повысить заработную плату помощницы лишь за возможность каждый день вкушать этот божественный напиток. — Дальше? Я ведь ушла, — Петра явно занервничала. Она не предполагала, что босс настолько заинтересуется инцидентом в клубе. А тем более какой-то девчонкой лёгкого поведения, что хотела отбить у нее Леви. — Напомни-ка, твоя работа заключается в том, чтобы шататься с ним по кафешкам и клубам? Или, может, твоя задача это спать — с Аккерманом? Стоп, все же я припоминаю, — он с напускной задумчивостью постукивал по подбородку. — Твоя цель — это получить необходимую для меня информацию, — железное терпение уже изрядно проржавело, готовясь дать трещину. Пока он клешнями пытался вынудить хоть какие-то полезые факты об Аккермане. Идея приставить к Леви Ралл была такой извращённой и неправильной, но другого выхода не оставалось. Парень был уж больно закрытым и даже на пике их дружбы не рассказывал ничего лишнего. Но то, что являлось лишним для него, могло быть чрезвычайно важным для Смита. Именно поэтому он и нанял Петру. Но девушка, судя по всему, в конец обнаглела, раз отчёт сводился лишь к банальным обсуждениям заказанной еды и мимолётных интрижках Леви в ночном клубе. К тому же Смит не давал прямых указаний залезть к нему в койку. Вполне ведь могла и вытащить из парня что-нибудь путем дружбы. — Но послушайте... — мужчина прервал речь, уже представляя как много смысловой нагрузки та будет иметь. — Замолчи, — славно, что окно было приоткрыто, иначе от духоты можно было просто потерять сознание. Хотя Петра и так была недалеко от этого. — Выясни, что я сказал. В противном случае, советую не попадаться мне на глаза. Ралл тут же выбежала из кабинета, направляясь к лифту. Страх безжалостно сковал разум. Петра знала, что Эрвин не держит при себе бесполезных людей. За все время, что Петра работала на него, она повидала немало разномастных людей, верно сменяющих друг друга на посту. Мало кто удерживался в итоге на своем месте под солнцем, большинство не справлялось с давлением обстоятельств. Что же случалось с этими неудачниками было известно каждому. Но не каждый осмеливался это произнести вслух. Вытащив из кармана телефон, она начала судорожно печатать сообщение Леви. Эрвин не бросал слов на ветер и призрачная надежда, что он давал девушке, не была ничем иным кроме как жестом доброй воли. Но кто знает, в каком духе Смит будет завтра? Или уже сегодня вечером? Нельзя терять ни секунды. Двери лифта все ещё были открыты. Петра уже решила, что он неисправен, когда до ее затуманенного сознания дошло, что она не нажала кнопку. Выходя же, Ралл ещё и угораздило столкнуться с неуклюжим парнем. Наверное, стажёр или практикант. — Прошу прощения, — молодой человек повернулся через плечо, но Петра махнула рукой, мельком глянув на него. И побежала дальше. Однако, стоило отметить, что у парнишки были хорошие манеры, и глаза глубокого изумрудного цвета. Можно поспорить, они разбили немало сердец...

***

От невыносимой жары кондиционер работал буквально нон-стоп. Кожа словно горела на солнце, можно было осязать, как каждая клеточка сжималась, иссыхая подобно опавшим осенним листьям. За прошедшие недели Аккерман изрядно вымотался, а поход в клуб окончательно его добил. И вовсе дело было не в возрасте, слишком уж в нем был силен дух тусовщика. Подкосил же его не сам ритм ночного клуба, а неугомонная Микаса. Когда основной целью было сблизиться с девушкой, та бегала от него, словно от прокаженного. Но теперь, когда Адзумабито стоило держаться от него подальше, тучи сгущались над ним настолько ощутимо, что Аккерман спал в обнимку с оружием. Очевидно, он и прежде не расставался с пистолетом и ножом надолго, они стабильно занимали положенное им место в прикроватной тумбе. Не смущал даже риск пораниться в процессе сна. Лучше уж случайно пораниться самому, чем быть застреленным кем-то из прихвостней Смита. К тому же, умереть от собственной руки не выглядело чем-то постыдным. Аккерман все равно не видел себе равных в бою, так чего же стесняться? Не такой уж и ужасный конец — умереть от руки достойного. В тишине отчётливо прозвучал щелчок замка. Он мигом распахнул глаза, словно в лицо ударил яркий свет. Леви тут же сжал в руке нож и мягкими шагами направился к источнику шума. Так и не скажешь, что накануне он опустошил все свои запасы снотворного. Но что было делать? Без этого отдых не представлялся возможным. Леви затаился в коридоре, связывающем гостиную и прихожую. Незваный гость явно задержался возле книжного шкафа, ещё пара шагов, и вот он стоял возле комода. Аккерман хоть и не видел кто там, но тяжесть шага, шорох грубой ткани и, вуаля, перед ним вырисовывался образ высокого мужчины. Метр восемьдесят. Ещё шаг и Леви тут же исправился. Метр девяносто. Не меньше. Шагнув в комнату, он метнул нож аккурат в затылок незнакомцу. В то же мгновение он пожалел, что не взял с собой пистолет. Все же увернуться от пули тому бы удалось ещё с меньшей вероятностью, чем от клинка. Однако, поздно было сокрушаться на этот счёт. Леви прислонился к дверной раме и скрестил руки на груди. — Кенни, — коротко бросил он, пока старший Аккерман рассматривал чужое оружие и казалось оценивал выходку племянника. — Неплохо-неплохо, — заговаривая зубы, он незаметно попытался вложить чужой нож к себе за пояс. — Не зря на тебя время тратил. — На место, — сжав кулаки, он попытался поумерить свой пыл. Все же гнев — не лучший советчик в разговоре с родственниками. К счастью, Кенни к таковым он не причислял, потому мог себе позволить многое в его адрес. — Как скажешь. И в кого ты такой жадный? Явно не в мать, — на его лице расцвела гадкая улыбочка, пока нож все ещё покоился в руке. Через мгновение Кенни все же оставил оружие на столе и по-королевски расселся на диване. — Есть конечно подозрения в кого... — Заткнись, — нож тут же вернулся к своему владельцу, а сам Леви скинул ногу Кенни со стола. — И веди себя подобающе. — Ой-ой, я смотрю ты научился не только ножи в своего дядюшку бросать, но и стал ещё большим сухарем и занудой? Какой молодец! Атмосфера в комнате становилась все более напряжённой, словно с потолка свисали наэлектризованные провода. Леви был педантом чистоты и аккуратности, он не терпел расхлябанного отношения к вещам, особенно если эти вещи принадлежали ему. Удивительно, но все, что делал Кенни, все его выходки были воплощением свинства. Что было неприемлемо. — Зачем ты припёрся сюда? — тяжёлый вздох вырвался из его губ, и он уселся в кресле напротив. Взяв два клинка в руки, Леви начал затачивать оружие друг о друга. Кто знает, может они пойдут в действие сегодня? — Вижу ты совсем не соскучился, — его паршивая актерская игра заставляла кровь в жилах закипеть ещё сильнее. В мире было не так много людей, обладающих способностью вывести Аккермана младшего из себя. И один из них сейчас нещадно просиживал обивку его дивана. — Это ранит меня... — Кончай этот спектакль, — Леви с ещё большим усердием стал точить лезвия. Главное, чтобы по окончании от них хоть что-то осталось... — Ты сам меня бросил. С чего бы мне ронять по тебе слезы?! — Ладно, паршивец, раз уж ты не веришь мне, то тогда давай к делу, — властный тон нетерпеливо резанул слух. — Я в курсе, чем ты занимаешься последние годы. По-хорошему предлагаю тебе валить с этой конторы. Звон лезвия на время прекратился, но его спешно заменил тихий смех. Теперь от злости закипел Кенни. Все же воспитание детей не его сильная сторона. В ином случае этот поганец не вырос бы столь заносчивым и грубым. «Хотя у кого он мог поучиться скромности и вежливости?» В семье Аккерманов этими качествами никто не славился. Кенни стянул с себя шляпу и запрокинул голову на спинку дивана. Потолок был кристально белым, будто Леви помимо полов не забывал намывать и другие три плоскости. Хотя почему будто? Этот зануда наверняка этим занимался. — Ты вспоминаешь о ней? — не стоило напрягать мозги, чтобы понять о ком говорил Кенни. — Хоть иногда? Все мышцы вмиг напряглись, словно с ним затеяли драку, а не разговор по душам. — Почему ты спрашиваешь? — Леви сжал челюсти до такой степени, что сказанное можно было с трудом разобрать. — Я едва помню, как она выглядела... Воспоминания о матери были настолько блеклыми, что с каждым последующим годом Аккерман все меньше и меньше мог вспомнить. Даже черты ее лица постепенно забывались. Он мог бы и вовсе забыть внешность Кушель, если бы не потрёпанная фотография, прежде принадлежавшая Кенни. Хоть Леви и мало что помнил, но он был твердо убежден в том, что его любили... — Неудивительно, ты тогда пешком под стол ходил, — Кенни приподнял голову и глянул на племянника с насмешкой. — Хотя сейчас мало что поменялось. — Тц, — порой Леви удивлялся таланту Кенни портить все парой слов. — Ты пришел сюда, чтобы вспомнить былые времена? — Почему нет? — это было последним, что он ожидал услышать от своего ненаглядного дядюшки. — Порой покойники хотят, чтобы о них вспомнили. — Да ладно? Раньше ты не особо заморачивался на этот счёт. В действительности Кенни был грубым и бесчувственным человеком. Когда Леви был ещё ребенком, он не раз подмечал за своим опекуном привычку постоянно менять тему. За несколько лет жизни бок-о-бок с племянником, Кенни лишь раз дал слабину и упомянул сестру. И был он тогда в стельку пьян. Даже с учётом того, что Аккерманы обладали врождённой устойчивостью к алкоголю, Кенни пил виски в лошадиных дозах, что естественно давало свои плоды. Устойчивость ослабла, однако и тут он он находил свои плюсы, чтобы забыться можно было и не тратить уйму денег. — Времена меняются, коротышка, — Леви запустил в его лицо подушку, от скорости броска Кенни обомлел. Словно в него запустили не диванную подушку, а тяжёлый мешок со строительным материалом. — Чертов поганец. — Так, ты по-моему отвлёкся, — уже более удовлетворённый Леви закинул ногу на ногу. — О чем хотел поностальгировать? — Я не знаю, может у тебя есть вопросы? — Кенни нахмурился и снова запрокинул голову. — Издеваешься что ли? — Аккерман уже не знал чем в него запустить. — Рассказывай о ней, раз завалился сюда. — Ладно, раз ты так учтиво попросил меня от этом, — короткий смешок вырвался из его горла, однако вскоре он перешёл в кашель. — Блять... давай ещё помри у меня на диване, — устало потирая переносицу, Леви мысленно возвел руки к небу, не хватало ещё разбирательств с его похоронами. В этот момент он неожиданно для самого себя поверил в высшие силы. Хорошенько прокашлявшись, Кенни ещё минуту помолчал, прежде чем начать свой рассказ. — По правде рассказывать особо нечего, — взгляд ошалело бегал по потолку, он мгновенно пожалел о своем решении прийти сюда. Но было уже поздно, никаких сожалений быть не должно. — Ты был незапланированным ребенком. Но Кушель была рада тебе... — облизнув пересохшие губы, он продолжил. — Ты ведь помнишь, что она болела? С каждым днём становилось все хуже. Не особо она с тобой и возилась, может, поэтому и не помнишь нихрена... это к лучшему, поверь. — Чем она болела? — незамедлительно спросил Леви. Сведя брови к переносице, он задумался. А мог ли он помочь ей? Ведь прогресс не стоит на месте, что уж говорить о медицине? Одна клиника Смита чего стоила?! Если бы она была жива сейчас, он наверняка вылечил бы ее. Даже с Эрвином можно было бы объявить амнистию. Только бы она жила. — Я думаешь помню? — Кенни сел ровнее, уже подумывая, что время приема близится к концу. — Гадость какая-то несусветная. Потом она умерла, вот и конец истории. — Хуевая у тебя история, я все это и так знал... или подозревал, — недовольно цокнул языком и вскочил с места, отходя к комоду, но в голову резко стрельнуло с такой силой, что он едва не рухнул на колени. «И чего ты только ожидал, идиот?» — Леви не выдержал и ударил себя по виску. Лишь бы этот голос стих. — Что, сопляк, старость подкралась незаметно? — усмехнулся Кенни, наблюдая за ним исподлобья. Аккерман младший не сразу понял, что этот голос реален и уже намеревался повторить свой удар. Как это возможно? Почему их голоса так похожи? — Последние мозги пропил? — Кенни ухватился за его плечо и насильно усадил рядом. — Принимаешь все ещё бурду очкастой? — лицо его становилось все бледнее и бледнее. И чем бледнее оно становилось, тем сильнее в нем укоренялись подозрения насчёт племянника. Хотя это и было очевидно, крохотный огонек надежды теплился в груди. По телу медленно распозлось неприятное скользкое чувство. Что же это было? Кенни не мог понять. В груди поселилось беспокойство, словно что-то безвозвратно было утеряно. Винил он в этом только одного человека — Эрвина Смита.