Раскаяние

Ей было стыдно, как никогда. Её ли это отражение в зеркале? Это она издаёт такие звуки? Гермиона хотела отвернуться, но Том держал крепко. Щёки горели, однако отражение стыда не показывало. Оно показывало женщину, тающую от похоти и желания. Пальцы Тома постепенно ускорялись, но всё внутри неё требовало большего. Дыхание стало прерывистым, волосы липли к потному лицу, но Гермиона чувствовала, что всего этого недостаточно, чтобы получить облегчение. Она отчаянно кусала губы, пыталась подавить мольбу, которую разгорячённое тело стремилось выразить с такой настойчивостью. — Просто посмотри на себя, сердце моё, — прошептал Том, приблизившись к её уху, обдавая горячим дыханием шею. — Так хочешь. Так нуждаешься. Где же та сильная и независимая ведьма, а, Гермиона? Посмотри на себя! Она невольно начала двигать бёдрами навстречу его руке. Слова Тома раздражали, обижали, воспламеняли глубоко укоренившуюся ненависть к нему — и только увеличивали возбуждение. Она почувствовала, что пальцы, удерживавшие её лицо, отстранились, однако не видела этого, поскольку взгляд удерживала рука, наполовину скрытая юбкой. Боковым зрением Гермиона заметила, как Том расстегнул несколько пуговиц на её блузке, задрал бюстгальтер и обнажил грудь. Дрожь пронзила тело, и Гермионе потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что её вызвали пальцы Тома, гладившие её правую грудь. Взгляд медленно поднялся вверх. Гермиона с отвращением смотрела на собственное отражение: на наполовину расстёгнутую блузку, на обнажённую грудь, на галстук, послушно висевший между её грудями. Всё в её облике кричало, что она желала этого, что она уступила своим страстям и находилась под их контролем. Том был прав. Она не была сильной ведьмой. Не была сильной ведьмой. — Но мы же не хотим, чтобы ты одна получила удовольствие, ведь так? — пробормотал Том ей в ухо. Не успела она ответить, как он вытащил из неё пальцы, вытер их о её голое бедро и отступил на шаг. На губах играла торжествующая ухмылка. — Ты же хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью, не так ли, милая? Не всё так просто. Тебе нужно заслужить это, чтобы получить награду. Ты же будешь хорошей девочкой и ублажишь своего хозяина? Гермиона уставилась на него, широко распахнув глаза. Краем сознания она сразу поняла, на что он намекал, и от одной этой мысли передёрнуло. Это будет верхом её унижения. И Гермиона ненавидела его за это. Том, расслабившись, прислонился к столбику кровати, державшему балдахин. — Если ты хочешь, чтобы я наградил тебя, тебе нужно поработать. На колени, любимая. Она сглотнула. Действительно стоило ожидать, что секс с Томом Реддлом не будет просто сексом, как в книге. Ярко красная, Гермиона попыталась поправить бюстгальтер. Хуже всего, что она чувствовала отвращение от самой себя — и вместе с тем бесконечное возбуждение. — Кто сказал, что ты можешь одеться? — Голос Тома рассёк тишину комнаты, как хлыст. Гермиона в шоке отпустила бюстгальтер. — Том… Я не… Я не дешёвая шлюха! Его ухмылка стала омерзительнее. — Правда? До сих пор ты не давала повода считать тебя кем-либо другим. Но, возможно, твой неустанный рот сможет убедить меня в обратном? Гермиона смотрела на него, на отводя взгляда и чувствуя, как бурлила в животе ненависть. Даже сейчас Том думал не о сексе и удовольствии, а только о демонстрации своей власти. Он нанёс ей удар с неожиданной стороны, но это не значит, что он победил. Он хотел показать своё превосходство и почувствовать себя властителем мира? Хорошо, она даст ему это. Том с садистским удовлетворением смотрел, как Гермиона медленно опустилась перед ним на колени. Происходящее выглядело, как в его фантазиях. Он почти осязал её ненависть — так ярко она сверкала в карих глазах. Однако за ненавистью пряталось нечто большее. Унижение напротив зеркала возбудило и её. И пока маленькие пальчики дрожали, расстёгивая его ремень, он с такой же ясностью чувствовал и отвращение. Она, вероятно, была на грани того, чтобы расплакаться, и всё же делала так, как он говорил. Он напрягся, заметив, что она приспустила его брюки. Том и сам немного возбудился во время их маленькой игры, и доказательство тому находилось напротив Гермионы. На губах заиграла ухмылка. Том точно знал, чего хотел, но эта маленькая ведьма, видимо, вообще не имела никакого опыта. Его вид испугал её, и она колебалась. — Давай, — проворковал он с напускным дружелюбием, схватив кулаком её кудри. — Открой рот, как хорошая девочка. И всё. И держи при себе свои зубки. Я помогу тебе, не бойся. Уголки её губ скривились, и она с очевидной неохотой разомкнула губы, но это только ещё больше возбудило его. Усмехаясь, Том вспомнил, как впервые мастурбировал на её образ — в его фантазиях слёзы струились по её щекам, пока он получал удовольствие, беспощадно вонзаясь в её рот. Наверное, сегодня эта фантазия станет реальностью. Он медленно, дюйм за дюймом, погрузился в неё. Он видел, как она пыталась дышать через нос, беря его, пока наконец не начала сопротивляться. Гермиона сжала пальцы на его бёдрах, пытаясь оттолкнуться, но Том не позволил. Он безжалостно притянул её голову к паху, в конце почувствовав, как сжалась её глотка. Том фыркнул. Он не был заинтересован в побочных эффектах. В разговорах с мрачными личностями в Кабаньей голове он узнал, что опытные женщины могут взять мужчину полностью, но сегодня он не станет пробовать это. Он с весельем наблюдал, что слёзы таки наметились на глазах Гермионы. Она была именно там, где он хотел её видеть. Он начал медленно двигаться в её рту. — Ты девственна, моя дорогая, или ты уже дарила это удовольствие другому мужчине? — простонал Том, не останавливаясь. Она в ответ расстроенно дёрнула головой, но он не дал ей отдалиться. Ещё один стон сорвался с его губ, когда её язык нежно скользнул по нему. Гермиона ненавидела его, она, очевидно, чувствовала глубокое отвращение, и всё же пыталась доставить ему удовольствие. Она действительно преданна ему. Его ритм становился быстрее, жёстче. Том в последний раз вошёл в неё, в этот раз глубже, чем раньше, наслаждаясь тем, как Гермиона борется с ним, с тошнотой, как пытается ударить его. И тогда он оттолкнул её. — Ты хорошо справилась, дорогая, — усмехнулся он, ожидая, когда она восстановит дыхание. — Ты свихнулся? — выплюнула Гермиона. — Я почти задохнулась! — Только почти. Не наводи панику. Гермиона не могла поверить, что Том был настолько высокомерен. Словно ему совсем нет дела до того, что только что произошло. Она поспешно вытерла слёзы с лица. Гермиона планировала показать себя беспомощной жертвой, которая всё делает с большой неохотой, но заплакала она по-настоящему. Её тошнило, она чувствовала тошнотный вкус у себя во рту. Том хотел сделать её своей жертвой, хотел унизить и сломать её. И он сумел. Но последнее слово ещё не сказано. Она покажет ему, что она великолепная жертва, настолько, что он всегда будет нуждаться в ней. Даже такому человеку, как Том, трудно контролировать свои страсти. Опустив глаза, Гермиона шагнула к нему. — Сейчас что? — Сейчас, любовь моя, — ответил Том, и не нужно было даже смотреть, чтобы увидеть его высокомерную усмешку. — Сейчас ты получишь награду за свою покорность. Не говоря больше ни слова, он указал на кровать, и она подчинилась его безмолвной команде. Её бельё всё так же бесцельно и неуместно висело между ног, но, так как Том не позволил его снять, Гермиона оставила всё как есть. Сегодня она даст ему то, что он хочет, будет смиренной и покорной, как он хочет, чтобы он знал, чем он может обладать. Она выжидающе повернулась к нему. — Кто сказал, что я хочу смотреть на тебя? — сказал он. — Повернись на живот, но сделай так, чтобы я хорошо видел тебя сзади. И снова щёки залило краской. Том действительно воплощал в жизнь каждый её ночной кошмар. Она должна отвернуться, поднять ягодицы вверх, чтобы быть полностью у него на виду. Гермиона глубоко вздохнула, прежде чем подчинилась его приказу. Она аккуратно перекатилась по кровати, положила руки над головой и развела колени, после чего медленно приподняла бёдра. Холодный воздух обдал нутро, напомнив, что между ног у неё по-прежнему очень мокро. О Мерлин, как же она ненавидела его за всё, что он сделал с ней. — Тебе не нравится, а? — услышала она за спиной. — Ты представляла всё это более романтичным, так ведь? Первый раз, свечи, объятья, поцелуи, клятвы любви… Да, именно так и было в твоих фантазиях, а, моя сладкая, невинная Гермиона? — Да пошёл ты! — слова вылетели быстрее, чем она смогла себя остановить. Гермиона вдруг ясно поняла: сегодня ей хочется быть покорной, а не упрямой. Том рассмеялся, показывая, что не воспринимает её всерьёз. Уткнувшись лицом в одеяло, Гермиона прислушивалась к звукам, раздававшимся позади неё. Том раздевался, и, очевидно, делал это нарочито медленно, в то время как она в более чем унизительном положении лежала на кровати. Ненависть разжигала горячее пламя внутри, и в то же время она чувствовала, что тело молит о прикосновениях. Матрас зашевелился: Том наконец взобрался на кровать. Две холодных ладони коснулись её щёк, затем задрали подол юбки, полностью обнажив ягодицы. Одна из рук вдруг исчезла, и звук, который последовал за этим, яснее ясного сказал Гермионе, что Том сейчас делает. Если бы она не была так возбуждена, её бы, наверное, стошнило при мысли, что Том касается себя позади неё. — Такая сладкая, такая невинная, — пробормотал Том, больше разговаривая с собой, чем с ней. — Такая открытая, такая доступная. Ты всегда кажешься такой невинной, но когда я вижу, что ты терпеливо и без всяких возражений показываешь мне свою задницу, чтобы я наконец-таки тебя трахнул, я не могу не видеть в тебе дешёвой шлюхи. Одержимая сексом маленькая ведьма, вот ты кто. Гермиона в ярости закусила одеяло. Он хотел спровоцировать, унизить её. Он хотел, чтобы она снова заплакала, чтобы сломалась, но она не даст ему этого. Если кто здесь и был извращенцем, то только он сам и его жажда власти. И внезапно она почувствовала его прямо за собой — горячего, твёрдого и самого что ни на есть готового. Она невольно сжала руки в складках одеяла. Пути назад больше нет. Один, два раза он провёл членом по её влажному нутру, после чего медленно погрузился в неё. Глубокий, животный стон скользнул с губ Тома, и он остановился. Гермиона была очень благодарна за передышку, так как стало ясно, что её тело было совсем не готово к этому нежеланному вторжению. Она тяжело дышала, пытаясь расслабиться, в то время как другая её часть требовала податься назад и сильнее прижаться к нему. Том схватился за её бёдра, и одним резким движением снова вошёл в неё. Стон боли заглушило одеяло. Том, однако, не обратил на это никакого внимания; он погрузился в неё и снова отстранился, чтобы войти с новой силой. Ещё один всхлип сорвался с её губ. — Кто бы мог подумать, что ты всё ещё девственница, — простонал Том, не останавливаясь. — Ты такое невоспитанное, похотливое животное; я бы подумал, что ты уже позволила кому-то добраться до тебя. Том снова и снова погружался в неё, двигаясь с такой жестокостью, словно хотел самому себе что-то доказать. Гермиона боролась с желанием убежать от него, пыталась привыкнуть к боли. И всё же за болью проступало что-то ещё. Что-то поднималось внутри неё, что-то, чего Гермиона никогда не ощущала. И это пугало её. — Том, — выдавила она, — прекрати, пожалуйста… Ох… Это... Это не правильно. — Держу пари, что это правильно, это совершенно правильно, — ответил Том. По мрачному тону его голоса Гермиона поняла, что Том давно перестал разумно воспринимать реальность. Она отчаянно боролась с доселе неизвестным чувством. Она чувствовала Тома внутри, чувствовала его движения, боль, но появлялось что-то ещё. Там было как в кромешной тьме, как в бесконечной бездне. Гермиона должна сдержать это, она не должна это допустить… И именно в тот момент она проиграла битву. Выдохнув, она начала подстраиваться под ритм Тома. Гермиона со страстью стала отвечать на его толчки, повторяла его стоны. Она хотела большего, она нуждалась в большем. Словно прочитав её мысли, Том начал двигаться ещё жёстче. Его пальцы вонзились в её кожу, и Гермиона чувствовала, что в нескольких местах потекла кровь. Но это не имело значения — что имело значение, так это Том внутри неё. Что имело значение, так это её поражение. Её движения стали более лихорадочными, а дыхание прерывистым. Покалывание, которое временами ощущалось в кончиках пальцев, теперь охватило всё тело. Новый стон скользнул с её губ. — Кончи для меня, сердце моё, — выдохнул Том. И она кончила. Покалывание переросло в тремор, и наконец лихорадочные движения превратились в беспомощные подёргивания. Издав последний, измученный крик, она отдалась оргазму. Едва соображая, она, тем не менее, чувствовала, что Том ещё несколько секунд безжалостно, даже с излишней жестокостью, вонзался в неё, после чего тоже кончил. Он не стал задерживаться — тут же отстранился и прислонился спиной к столбику кровати, тяжело дыша. Гермиона перекатилась на спину. — Теперь ты навсегда моя, любовь моя. Каждой клеточкой своего тела, ты моя, — прошептал Том. В его голосе не слышалось высокомерия или веселья. Он говорил правду, серьёзно, просто констатировал факт. Гермиона знала, что он прав. Равно как и знала, что Том теперь её. Ещё более важной проблемой было это странное чувство, эта чёрная бездна, что разверзлась внутри неё. Гермиона вздрогнула, подумав, не могло ли это случиться из-за пут, которые Том попытался ослабить с её магической сути своими кровавыми ритуалами.