К настоящему моменту Гермиона уже приняла тот факт, что её нахождение в 1944 году важно и необходимо. Ей удалось приблизиться к Тому Реддлу, причём настолько, насколько она сама даже не рассчитывала. Её отношения с ним становятся всё запутаннее и запутаннее, поскольку не одни только ненависть и неприятие теперь определяют чувства между ними. Том мастерски вытягивает глубоко спрятанные в её душе эмоции, манипулируя ею, как вздумается. И в то же время, пока Гермиону грозит поглотить тьма, он осознаёт, что не всё в жизни идёт по плану…
Сила порочна и ненасытна — сначала она притупляет наше внимание к страданиям других, затем делает зависимыми от них, поскольку только страдания других дарят нам уверенность, что наша сила над ними нерушима Сунь-Цзы
Том всё ещё сидел на краю её кровати, но в нём больше не угадывалось того грозного человека, который позавидовал успеху Гермионы в дуэли. Он сидел, не двигаясь, закрыв глаза, очевидно, по-прежнему опьянённый магией, которая до сих пор кружила вокруг них. Гермиона не могла не улыбаться. Она тоже чувствовала эту пульсацию, энергию, заряжающую воздух вокруг неё. Впервые в жизни с тех пор, как она узнала, что является ведьмой, она ощущала себя поистине сильной. Могущественной. Лучшей. Она без задней мысли потянулась к руке Тома. Он медленно открыл глаза и опустил на неё взгляд, почти с удивлением. Её нежный жест, казалось, сбил его с толку. Но удивление длилось недолго. Он жёстко схватил её за запястье. — Что это? Гермиона, нахмурившись, посмотрела вниз. И осознание накрыло её с головой. Рука была обнажена. Высвободившаяся магия ослабила контроль над самым важным заклинанием, которое она постоянно поддерживала в течение всего путешествия во времени. На руке отчётливо выделялось слово «Грязнокровка». Она, бледная как полотно, не отрываясь смотрела на слово. Гермиона прекрасно помнила, как Беллатриса Лестрейндж выводила это на её предплечье. Она никогда не испытывала такого страха, как тогда, в плену, в поместье Малфоев. Одной боли было уже более чем достаточно, но голову всё время занимала другая пугающая мысль — отдаст ли потом эта безумная женщина её на растерзание оборотню. Тело прошибла дрожь. — Гермиона, — безжалостно рассёк тишину голос Тома, — я не буду спрашивать дважды. Что это? Что ей сказать? Что она могла сказать? Он с немалым презрением отреагировал на факт, что её мать немагической крови. Сейчас же она стала ближе к нему, больше, чем когда-либо. — Это старый шрам. Кое-кто вырезал слово «Грязнокровка» на моей руке, — медленно проговорила Гермиона. Она сама понимала, что не такой ответ он хотел услышать, но что ей оставалось? Она торопливо кинула взгляд на дверь — не должна ли медсестра уже вернуться? Если она сможет заговорить его… Нет, это не решение. Ей нужно встретиться с проблемой лицом к лицу, сейчас, открыв перед ним все карты. Если она хочет сохранить хоть каплю доверия, нужно признаться Тому во всём. Что она знала о его прошлом? Получится ли придумать историю, в которую он не только поверит, но и после которой станет к ней мягче? Нельзя свести к нулю весь тот прогресс, которого удалось достичь. — Спасибо за утверждение очевидного. — Лицо Тома по-прежнему удерживало презрительную усмешку, а рука твёрдо держала запястье. В его голосе слышался ледяной холод, но глаза пылали яростью. Том начал наседать на неё, чётко проговаривая каждое слово: — Зачем кому-либо вырезать такое слово на руке полукровки? Какой смысл, дражайшая Гермиона? Ты понимаешь мою растерянность? Не найдётся ли у тебя минутки просветить меня, как стоит это понимать? Наскоро обдумав свои дальнейшие действия, Гермиона положила руку поверх его, сжав своё второе запястье: — Я грязнокровка, Том. Оба моих родителя были маглами. Словно ошпаренный, Том отдёрнул руку и отпрыгнул от кровати. В ту же секунду он достал палочку и направил её на Гермиону. — Грязнокровка? Как такое может быть, если Аберфорт Дамблдор, который считается твоим отцом, работает здесь, в деревне, и, очевидно, является волшебником? Гермиона постепенно начала осознавать, что её ложь развязала столько концов, за которыми она теперь едва могла уследить. Если она не Гермиона Дамблдор, то кто тогда? Она не может назвать своё настоящее имя; в противном случае, узнав, что она подруга Гарри Поттера, он точно начнёт задавать вопросы о будущем. Гермиона раздражённо провела рукой по волосам. — Разумеется, он не мой отец. — Очередная ложь, — прошипел Том. — Что ещё является враньём? Ты хоть раз говорила правду? КТО ты? Вздрогнув, она обхватила себя руками. Её собственной магии в комнате больше не ощущалось; вместо этого всё помещение, казалось, захватила могущественная энергия Тома. Гермиона с тревогой думала, а способен ли он вообще контролировать такое количество магии и не близки ли они к магической катастрофе. — Я… Гермиона, — прошептала она сбивчиво. — Гермиона… Браун. И не всё ложь. Моя мать… Однажды у неё были непродолжительные отношения с Аберфортом Дамблдором, но… у них не срослось. Она эмигрировала в Америку и вышла замуж за магла. То, что я ведьма, чистое совпадение. Она поддерживала связь с Дамблдором даже после того, как они разошлись, и, когда выяснилось, что я ведьма, он рассказал ей, что он волшебник. Но… грязнокровок в Америке не любят. Группа студентов из моей школы, из… Ильвермони… Они преследовали меня во время школьных каникул. Убили моих родителей и подарили… этот шрам. Чтобы отныне каждый знал, кто я. — Почему ты здесь? Гермиона закатила глаза. Сколько ещё нужно придумать, чтобы заткнуть Тома с его вопросами? Она стала торопливо рыться в памяти, вспоминая, что говорила о своём предполагаемом отце. — А как я могла остаться в Америке, а? Поэтому я написала Аберфорту и сказала, что на самом деле являюсь его дочерью. Рассказала о случившемся. Ему нетрудно было поверить, что я его дочь. В конце концов, как часто в семье маглов рождается ведьма или волшебник? Всё остальное… правда. Ни он, ни профессор Дамблдор не знают обо мне. Том по-прежнему не опускал палочку, выражение его глаз так же было полно подозрений и ненависти. — Хочешь сказать, что Дамблдор просто взял и поверил? Я плохо знаю твоего так называемого отца, однако Альбус Дамблдор уж никак не мог купиться на такую ложь от неизвестно кого. Гермиона фыркнула. Разумеется. Дамблдор никогда не верил в лживый образ Тома — в образ устремлённого, послушного студента, который заботится о сокурсниках, и поэтому в целом обмануть Дамблдора казалось невозможным. Разумеется. Она презрительно ухмыльнулась. — Думаешь? Есть девушка, которая только-только потеряла родителей, которую заклеймили грязнокровкой и которая просит убежище. Думаешь, кто-то вроде Дамблдора в первую же секунду подумает о скрытых намерениях и начнёт сомневаться в чьей-то искренности? Он чёртов гриффиндорец, Том. Если он может сделать доброе дело, он делает, не спрашивая и не думая. Гермиона заметила, как на краткий миг расширились его зрачки от её ехидных слов. Тома всегда можно убедить, давя на его неприязнь к Дамблдору. В голову вдруг пришла мысль, которая почти сразу облачилась в слова. Гермиона снова вздрогнула. — Знаешь, Том, — медленно проговорила она, наклонив голову набок, словно бы он не стоял перед ней с палочкой в руке и не угрожал ей. — Я ведь надеялась начать новую жизнь в Хогвартсе. Как чистокровная ведьма. Или хотя бы как полукровка. Наверное, кому-то вроде тебя это покажется невообразимым, но я ненавижу маглов. Я презираю свою мать за то, что она отказалась от отношений с волшебником, предпочтя ему этого человека. Жалкое зрелище: они были совершенно беспомощны перед магической мощью моих сокурсников. Магглы слабые. А я сильнее; сильнее, чем большинство волшебников. Я превосходила по силе любого в Ильвермони, мои учителя видели это. Но они все знали, что мои родители маглы. Поэтому я никогда не получала высоких оценок. Грязнокровка не может быть лучше, чем отпрыск большой чистокровной семьи. Гермиона внутренне собирала каждую крупицу ненависти, которую ощущала, когда кто-либо принижал её за её кровь, и обращала её в оскорбления, сочащиеся таким презрением, что она не верила сама себе. Она чувствовала, как эти эмоции полыхают в ней, и продолжала: — Я почти была рада наконец-таки избавиться от своих родителей. Новая жизнь, никто не знает, что я грязнокровка. Я могу наконец-то показать, что я могущественная ведьма. Я больше не должна быть хорошей, смиренной девочкой, которая говорит «да» и «аминь» всему и всем, чтобы получить хотя бы улыбку в ответ. Здесь, в Хогвартсе, ко мне относятся так, как ко мне всегда должны были относиться: как к ведьме с немыслимой силой. Здесь я могу не прятаться только из-за того, что мне не повезло родиться в семье маглов. Она уверенно посмотрела Тому прямо в глаза. — И я не позволю кому-либо забрать это у меня. Даже тебе, Том. Он медленно опустил палочку, не отводя от неё глаз. Том стоял на своём точно так же, как Гермиона стояла на своём. Он словно бы искал ложь в её словах, но праведный гнев, который в ней горел, годы унижений, через которые ей пришлось пройти, просто потому что она маглорождённая ведьма, подарили ей достаточно убедительности, чтобы выдержать его испытывающий взгляд. Или по крайней мере она так надеялась. Абсурдно утверждать, что маглорождённые ведьмы и волшебники слабее чистокровных. Гермиона знала, что сама является лучшим примером сильной маглорождённой волшебницы, а её родители — лучшим доказательством того, что маглы, как и сами маги, могут иметь доброе сердце, что они такие же важные и любящие люди, которые имеют полное право идти по этой земле с высоко поднятой головой. Но в эти времена, в Англии сороковых, она одна придерживалась этой позиции. Тем не менее было приятно избавиться от ненависти к тем, кто её дискриминировал все эти годы, даже если пришлось переодеться в одежды враждебного лагеря. Подозрение пропало из взгляда Тома, уступив место улыбке, заигравшей в уголках его рта. Он снова сделал шаг к ней и коснулся рукой её щеки. — Я начинаю понимать, почему ты слизеринка. Я всегда думал, что ты, подобно гриффиндорцам, открываешь каждому своё сердце. Но в действительности… в действительности… ты как я. Гермиона посмотрела на него, затаив дыхание. Сработало? Ей удалось победить Тома Реддла? Сердце сделало кульбит, когда его тёплый большой палец нежно прошёлся по её губам. — Значит, ты маглорождённая. Ведьма без каких-либо магических корней. Поразительно. Она прильнула к его руке. — Не знаю. Возможно, мои предки были волшебниками. Никогда не было возможности узнать. Том наклонился, его глаза оказались на одном уровне с её глазами. — Тебе следует этим заняться. Смотри. Когда я впервые оказался в Хогвартсе и увидел, что могу без каких-либо проблем быть с ними на равных и даже превосходить их, я осознал, что я не просто полукровка. Я просто знал, что в какой-то части моей семьи была сильная магическая кровь. И я не успокоился, пока не нашёл своих предков. Наследник Слизерина. Неважно, сколько магловской крови течёт во мне, его кровь всегда сильнее, чем чья-либо ещё, ничто не может запятнать это. Моя кровь чище и могущественнее, чем кровь любого здесь, неважно, как сильно они притворяются чистокровными. И я уверен, у тебя такой же случай. Гермиона едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Она могла быть сильной только потому, что у неё где-то в родословной затесались могущественные родственники. Но нутром понимала, что должна поддержать эту игру. — Я устала от того, что все смотрели на меня свысока. Когда я не знала, что я ведьма, окружающие относились ко мне как к белой вороне просто потому, что учёба давалась мне легко и я была такой… чужой. Они ненавидели меня, потому что я отличалась. И тогда, когда я приехала в Хог… Ильвермони, когда я думала, что всё наконец-то стало налаживаться, все опять начали меня избегать. А это было самой настоящей правдой. Ей действительно приходилось нелегко в её «магловские» годы, а уже в Хогвартсе весёлую жизнь ей поначалу устроил Рон. Не то чтобы он был плохим человеком. Она просто почти сразу нашла его болезненные мозоли, поняла Гермиона позднее. Она не сразу заметила, как Том подвинулся к ней ближе. Едва касаясь её губ своими, он тихо прошептал: — Никогда не принижай себя только для того, чтобы понравиться другим. Если окружающие не могут смириться с твоей силой, это их проблемы. Они завидуют тебе. Не позволяй тянуть себя вниз, но упивайся осознанием того, что у тебя есть нечто, чего у них никогда не будет. Последние слова он выдохнул, после чего сократил оставшееся расстояние и нежно прижался к её губам. В животе затрепетало. Гермиона против воли призналась сама себе, что его слова обольщали. Она устала от комплекса неполноценности окружающих, просто потому что она училась с лёгкостью и была способнее. В частности Рон всегда, казалось, страдал от этого. Гермиона относилась к этому с пониманием и пыталась не так сильно демонстрировать своё превосходство перед лучшими друзьями. Мысль просто не думать об этом, просто быть самой собой, Гермионой, могущественной ведьмой, никогда не приходила ей в голову. Её доброе сердце не позволяло этого сделать. Но здесь, в объятьях Тома, ощущая его губы, так чувственно накрывающие её собственные, его руку, которая нежно ласкала её щёку, в то время как другая касалась бёдер через одеяло, здесь, в сорок четвёртом она воспринимала эти тревоги как мелкие и бессмысленные. Что мешает просто принять факт, что она сильна? Что она могущественнее, чем кто-либо ещё? И более того: что она смогла достичь доступа к гораздо большему количеству магической энергии, чем обычно! Вздохнув, она закрыла глаза и полностью отдалась поцелую.