Раскаяние

— Значит, он теперь знает о вас? Гермиона молча кивнула. Дамблдор сидел за столом, поглаживая бороду. Она только что рассказала ему о последних событиях, не упомянув, однако, последний поцелуй и некоторые другие виды их взаимодействия. Профессору необязательно знать о том, насколько интимными стали отношения между ней и Томом. Однако Дамблдор, наверное, подозревал о большем, чем следовало. — У вас замечательные риторические способности, мисс Грейнджер, — медленно проговорил профессор, сложив руки на столе. — Не так-то просто одурачить Тома. Тот факт, что вы смогли несколько раз обмануть его, да так, что он каждый раз верил в вашу ложь, впечатляет. Вы ведь уверены, что он верит вам, верно? Она сглотнула. — Ну, абсолютно точно я не уверена, конечно. Но я думаю, что сейчас понимаю мотивы Тома довольно неплохо. И кажется, он теперь меньше старается скрыть от меня свои истинные чувства. — Почему вы так думаете? Дамблдор поднял на неё глаза; его незаинтересованный взгляд сразу же насторожил Гермиону. Итак, она оказалась права: он подозревал её отношения с Томом, предполагал за ними что-то, что ему совсем не нравилось. И то, что он не спрашивал об этом прямо и даже казался таким безразличным, явно говорило, что он больше не доверял ей. Она не могла винить его. Те вещи, которые она творила с Томом, иначе как омерзительными и злостными назвать нельзя. Она уже давно не хороший человек. Но ему об этом знать необязательно. Гермиона выдавила из себя улыбку и пожала плечами. — Я точно не знаю. Возможно. Может быть, потому что я не поверила в его стерильную картинку с самого начала. Я встретила его с открытой неприязнью и ненавистью. Это изменилось со временем… Потому что вы в том числе подумали, что будет мудро сблизиться с ним. Но благодаря этому Том быстро перестал надевать маски в моём присутствии. Она задумчиво покачала головой. Что на самом деле явилось причиной того, что Том стал открываться ей всё больше и больше? Конечно, он был по-прежнему жесток и собственнически настроен по отношению к ней. Но здесь и кроется загадка. Его, казалось, не интересовало, что она думает о его порочности, напротив. Создавалось впечатление, что он специально хочет продемонстрировать ей все свои недостатки. — Когда я впервые встретил Тома в приюте, я ожидал увидеть робкого, печального мальчика, — начал вдруг Дамблдор. В его голосе звучала грусть от нахлынувших воспоминаний. — Руководство приюта заранее предупредило меня, что он не уживался с другими детьми. Юные волшебники иногда сталкиваются с трудностями с контролем магии, и с ними происходят необъяснимые вещи; и это на фоне того, что никто не знает о существовании магии. Я предположил, что время от времени нечто подобное случалось и с ним, и именно поэтому он стал изгоем. Возможно, мальчишкой, который боялся сам себя. Вместо этого… Том непостижимым образом научился сам контролировать свою силу; по крайней мере, до определённого предела. Он не боялся других детей. Это другие дети боялись его, и он знал это. Он сам этому способствовал. Это случилось незадолго до того, как он принял за абсолютно естественный факт то, что он волшебник. Я пришёл в приют, приготовившись сопереживать мальчику. Когда я уходил, никакого сочувствия не осталось. Напротив, я был полон решимости приглядывать за ним, чтобы он не причинил вреда другим студентам. Гермиона неосознанно кивнула самой себе. Это совпадало с тем, что рассказывал Гарри после ознакомления с воспоминаниями профессора. Тогда она согласилась с тем, что Дамблдор повёл себя впечатляюще и умно, увидев уже после первой беседы, каким опасным может стать однажды Том. Хотя Дамблдор и оказался прав, сейчас она не была так уверена. Осторожно, чтобы не показалось, будто она его в чём-то обвиняет или, напротив, сама заблуждается, Гермиона проговорила: — Может быть, Том просто хочет найти человека, с которым он может не закрываться? Человека, перед которым ему не придётся притворяться, но кто не станет судить его за то, кем он является? Я имею в виду, я уже сужу его за это, и он прекрасно знает, как сильно я его презираю. Но… сейчас у него есть основания верить, что глубоко внутри он мне нравится. Что просто мне не хватает мужества признать это. Поэтому… может быть, он показывает мне всё плохое, что таится внутри него… Чтобы… изменить меня, склонить на свою сторону? Глаза Дамблдора сияли, словно он горделиво любовался шедевром. — У вас выдающаяся смекалка, мисс Грейнджер. Том признавался, что может заставить других чувствовать боль и страх. Я невольно отреагировал сурово и сразу сказал, что этого не потерплю. В Хогвартсе он никогда больше о подобном не заикался, вместо этого являя собой превосходного, примерного студента. Очевидно, моя реакция послужила ему предупреждением никогда и никому не показывать эту сторону. Пока не появились вы. Гермиона с трудом пыталась не сопереживать Тому. Должно быть, ему пришлось ужасно: расти в приюте, где все ненавидели его. И когда, наконец, появляется некто, кто говорит ему, что он особенный, что его понимают — едва открывшись, получает выговор. Она неохотно покачала головой. Обстоятельства его жизни трагичны, это точно, но они не меняли факта, что Том уже родился с больной психикой. Не каждый волшебник, который не знал о своём даре в детстве и рос изгоем, становился хладнокровным убийцей. Она сама живой тому пример. Или Гарри. Гермиона со вздохом провела рукой по волосам. — Я никогда полностью не пойму, чем и как руководствуется Том. Но я хотя бы попробую узнать немного больше. Информация, которой вы со мной сегодня поделились, весьма полезна, я подумаю над ней тщательнее. Полагаю, я смогу найти в ней что-нибудь ещё. — Дерзайте, — согласился Дамблдор. Он удивительно проворно поднялся из-за стола и движением руки поманил её за собой. Он отвёл Гермиону в маленькую кладовую, полностью заставленную шкафами с полками. На одной из них мерцал кусочек золота. — Я взял на себя смелость сохранить маховик времени, который перенёс вас сюда, — объяснил Дамблдор, жестом приглашая подступить ближе. Она встала рядом с ним, чтобы лучше рассмотреть кусочек расплавленного металла. Едва ли в этом предмете можно было узнать один из самых могущественных и редких магических артефактов. На него падал свет из подвешенных под потолком магических сфер, заставляя его ярко мерцать, но от прежней формы не осталось ничего. — Последние несколько недель я и мой коллега проводили всевозможные магические тесты, проверяя этот маховик времени на разного рода воздействия, — объяснил Дамблдор. — Результаты потрясают. Нам невероятно повезло, что я совершенно спонтанно решил сохранить его. По правде говоря, на маховике остаётся ещё одно заклинание. Гермиона удивлённо посмотрела на профессора. — Как это возможно? Он же полностью разрушен, разве нет? — Он потерял форму, да, но сама его суть не изменилась. В теории магии сказано, что заклинание привязано к форме объекта. Например, невидимость плаща-невидимки обусловлена его формой. Заклинание действует только потому, что это плащ. Она решительно кивнула. — Верно, именно этому нас учат в Хогвартсе. Магическая теория — вопрос комплексный как раз потому, что заклинание всегда сконцентрировано на конкретной форме в согласовании с её материей. Я никогда не слышала, чтобы что-то полностью теряло свою форму, не теряя при этом своих магических способностей. Очевидно, при правильном заклинании можно трансформировать один магический объект в другой, но это всегда требует особого заклинания, чтобы самая первая наложенная магия смогла приспособиться к новой форме. Но полное уничтожение… Дамблдор осторожно взял золото с полки и жестом указал Гермионе вернуться к его столу. Гермиона с раздражением и в то же время с любопытством подчинилась его команде. Дамблдор сел за кресло и, наклонившись вперёд, положил золото между ними. — Какие три главные задачи алхимии? Гермиона, ещё больше сбитая с толку, медленно проговорила: — Три задачи? Эм… Если я помню правильно, то… создать Панацею, то есть лекарство от всех человеческих недугов. Затем… найти способ обратить любой металл в золото. И наконец… Хм… Создать своего рода кислоту? Материал, который сможет растворять любой другой материал? Я не понимаю, как это… Дамблдор с улыбкой поднял руку. — Как я и думал, вы знаете основы алхимии. Ваш ответ абсолютно верный. Подумайте об этом. Что нужно, чтобы получить возможность превращать металл в золото? Гермиона смотрела на него с широко раскрытыми глазами. — Если бы я знала, сэр, я бы давным-давно изобрела такое заклинание. Дамблдор тихо рассмеялся. — Я не именно это имею в виду. Что для этого нужно на самом теоретическом уровне? Она всё ещё не понимала, как что-либо из этого может быть связано с маховиком времени, но она доверяла Дамблдору и верила, что в этом кроется некий смысл. Несколько минут она размышляла в тишине. Затем внезапно всё поняла. — Материя. Нужно преобразовывать материю и делать это постоянно и равномерно. На лице Дамблдора расцвела довольная улыбка. — Абсолютно верно. Итак, кто знает материю и магию лучше кого бы то ни было? — Николас Фламель, — выдохнула Гермиона. — Это тот самый коллега, с которым вы консультировались? — Вижу, вы знаете всех людей, с которыми я общаюсь, — с весельем заявил Дамблдор и утвердительно кивнул. — Правильно. Я попросил у Николаса совета. Конечно, он не смог помочь мне сразу, но исследование золота дало кое-какие интересные результаты. Среди прочего, мы обнаружили следы заклинания, которое гарантирует, что золото не потеряет своих магических способностей, независимо от формы, которую оно вдруг примет. И знаете, какое интересное наблюдение сделал Николас во время работы? Гермиона могла только смотреть, открыв рот. Такое открытие невообразимо ценно. Если заклинание обнаружено сейчас, почему о нём не знали в будущем? Дамблдор, заметив её затянувшееся молчание, продолжил: — Заклинание было создано самим Николасом. Каждый волшебник, который создаёт свои собственные заклинания, имеет магическую подпись. Как в письме. И Николас уверен, что узнал свою. На то, чтобы новая информация прорвалась сквозь окутавшие разум тучи, ушло несколько секунд. Слишком много вещей сейчас крутилось в её голове, и, обдумав последние слова Дамблдора, Гермиона, вконец запутавшись, покачала головой. — Это… Это невозможно. Это будет означать, что Фламель только сейчас начинает работать над этим заклинанием, и то потому, что уже частично видел его. Это… это парадоксально. Как он изобретёт что-то, что может найти только потому, что объект из будущего, который он сам же и заколдовал, невероятным образом оказался в его руках? Если бы он не увидел этот предмет, он бы никогда не создал заклинание, и тогда этого предмета вообще не существовало бы! Дамблдор серьёзно посмотрел на неё. — Время — это линейная величина. И именно поэтому оно двойственно. Когда происходит событие, все последствия этого события обязательно случаются. Если событие не происходит, последствий этого события нет. Всё это означает, что наш с вами маховик времени в любом случае найдёт путь к Николасу, если тому когда-то удалось создать заклинание. Если ему не удастся сформулировать заклинание, ваше путешествие во времени никогда не случится и маховик времени никогда не попадёт ему в руки. Из этого следует: если происходит ваше путешествие во времени, Николас обязательно изобретает заклинание. Если ваше путешествие не случается, он точно не изобретёт его. — Но это… это замкнутое на самом себе рассуждение! — возразила Гермиона, по-прежнему ничего не понимая. — Если Николас Фламель не изобретает заклинание, я не становлюсь путешественницей во времени. Если он изобретает его, моё путешествие во времени происходит. Если взять ваше высказывание и убрать повторяющиеся части, то получается… Если Фламель изобретает заклинание, он его изобретает. И также, если я путешествую во времени, значит, я путешествую во времени. Это… Это же нелепо! Эти утверждения бессмысленны! Это даже не утверждения, они ничего не утверждают! Голова кружилась. Почему путешествия во времени такие сложные? Почему она не понимала всего этого? Где она допускала ошибку? — Мисс Грейнджер, — негромко перебил её Дамблдор. — Смотрите. Как я сказал, время линейно и двойственно. Николас создал заклинание в 1944 году и наложил его на этот предмет. Именно поэтому вы смогли перенестись сюда. И поэтому он получил этот маховик времени, чтобы изобрести это заклинание снова. Мы находимся во временной линии, где и заклинание было создано, и вы совершили своё путешествие во времени. Если Николас не сможет создать это заклинание во второй раз, ваше путешествие во времени никогда не сможет произойти, и маховик времени никогда не окажется в руках Николаса. Посмотрите с этой стороны: пока происходит ваше путешествие во времени, всегда существует вероятность, что Николас изобретёт заклинание — или нет. Если он не сможет сделать это однажды, никогда не появится возможность вашего нового путешествия во времени. И так же со всем, что обуславливает ваше путешествие во времени: всё, что мы совершим в этом году, чтобы сделать ваше путешествие во времени возможным в будущем, либо увенчается успехом, либо обернётся неудачей. Если всё получится, в 1998 году вы вернётесь в прошлое, и снова случится ситуация «или-или». Однако если наши старания обернутся неудачей, то не будет положения «или – или». В последних объяснениях Дамблдором теперь было больше смысла, но Гермиона ощущала, что что-то по-прежнему оставалось за гранью её понимания. Она решительно наклонилась вперёд и положила руки на стол. — Сейчас совсем неважно, понимаю я принципы путешествия во времени или нет. Расскажите мне, пожалуйста, больше о маховике времени. Дамблдор сначала колебался, но быстро собрался и пустился в новые объяснения: — Как мы уже предполагали, на маховик времени наложено заклинание «Конфундуса», а также чары, укрепляющие материю. Кроме того, на него вдобавок наложено ранее упомянутое нами заклинание, позволяющее двум другим удерживаться на маховике, что бы с ним ни случилось. Вполне очевидно, что маховик уничтожится в любом случае, и, видимо, нет никакого способа предотвратить это, независимо от того, насколько сильны будут чары, наложенные на него. Следующий вопрос (невероятно важный, замечу) состоит в том, что маховик времени уничтожен не полностью, и заклинание «Конфундуса» никуда не пропало с момента вашего прибытия сюда. Магия маховика времени не истратилась тогда, когда вы прибыли сюда, но истратится только в то мгновение, когда вы вернётесь в начальную точку. Пока вы остаётесь в прошлом, магия маховика остаётся активна. Итак, если заклинание «Конфундуса» через какое-то время прекратит своё действие — например, в случае разрушения его формы и материи — маховик времени немедленно начнёт переносить мага, применившего его, с начальной точки обратно, на часы назад, не годы. Другими словами, если маховик времени подвергается изменениям с помощью «Конфундуса», действие которого оканчивается с концом путешествия во времени, вы тут же перенесётесь обратно, в точку, согласовывающуюся с количеством часов с начальной точки. Что в вашем случае означает, что вы вернётесь примерно на два дня раньше, чем вы вошли в Комнату. Гермиона никогда не думала об этом, но сейчас, когда Дамблдор объяснил все эти связи, всё казалось логичным. — Если я правильно понимаю, маховик времени всегда магически отсчитывает время, которое ты провёл в прошлом, до того, как вернёшься? Как будто он вращает стекло обратно, но с указанной скоростью? — Именно. В этом состоянии маховик времени не пригоден к повторному использованию. Пока есть обороты, которые он должен совершить, песочные часики не повернуть снова, — продолжил объяснения профессор. Его глаза сверкали, словно ему доставляло удовольствие говорить об этом, не думая о возможных для неё смертельных последствиях, если они понимают это неверно. — Теперь к самым важным на данный момент находкам. Наш текущий план заключается в следующем. Теоретически, ваше путешествие во времени должно прекратиться сразу, как будет снято заклинание «Конфундуса». Любое заклинание можно снять с помощью «Фините», расширенной формой которого является «Фините Инкантатем». Согласно нашей теории, как только я наложу «Фините», вы отправитесь в 1998 год, так как заклинание «Конфундуса» будет снято и маховик времени автоматически перенесёт вас туда, куда вы и должны были быть отправлены в самом начале. — Это означает, что мне придётся сидеть в Тайной комнате два дня? — в ужасе воскликнула Гермиона. Ей не нравилась мысль о том, что придётся ждать нужного момента в сыром, тёмном подземелье, соседствуя с трупом василиска. Но Дамблдор покачал головой. — Совсем необязательно всё должно быть именно так. Возможно, внутренний магический счётчик маховика времени сбит с толку почти годовым нахождением здесь и вы прибудете в тот самый момент, когда вы отправитесь сюда, потому что для него уже истекли целые часы. Если нет, вам действительно придётся продержаться там сорок три часа. Мы должны подготовить вас к этому, но сейчас будем надеться, что вы прибудете в тот же самый момент. Гермиона медленно кивнула. — Это было бы идеально, конечно. А что с маховиком времени? Мне надо будет надеть его на шею, чтобы он отправил меня обратно, так ведь? Дамблдор снова покачал головой. — Нет. Магия затрагивает каждого, кто касался маховика во время путешествия, независимо от того, касаются они его потом или нет. Гермиона, напряжённо думая, склонила голову набок. Звучало слишком просто. И она вспомнила свой третий курс: она ведь путешествовала во времени вместе с Гарри и по прибытии в нужную точку сняла с его шеи цепочку, с того момента нося его одна. Тем не менее, они оба остались в прошлом и в нужное место пришли вместе. — Значит, он останется здесь? — робко спросила она. — Да. После того, как будет наложено «Фините», я и Николас должны будем починить маховик времени, создать заклинание материи и закончить всё укрепляющими чарами и заклинанием «Конфундуса». После этого мне нужно будет спрятать маховик времени, чтобы однажды вы его нашли. Столько условий. Столько вещей может пойти не так. До Гермионы стало медленно доходить, каким безумным был план с самого начала. Но если в мире и существовали люди, которым она могла доверить такие задачи, то это были Дамблдор и Фламель. Ей нужно просто отдать свою судьбу в руки этих двух могущественных волшебников и доверить им эти вызовы. На мгновение ей показалось, что она увидела путь домой. Путь к Гарри и Рону. Путь к битве против Волдеморта. Теперь она должна найти способ раз и навсегда остановить будущего Тома Реддла. Она посмотрела на Дамблдора с мрачной уверенностью. Он уже столько для неё сделал. Теперь Гермиона покажет, что тоже может внести свою лепту.