Расскажи, что ты видел

Ночь. Зима. Лютый холод. Он пробирал до костей, заставляя кровь покрыться ледяной корочкой, ледяной ниткой зашивал веки. Но спать было нельзя. Ни в коем случае. — Заснёшь на морозе — не проснёшься, — сказал Анастасий. Голос у него был хриплым, он делал паузу после каждого слога, чтобы отдышаться. — Пусть, — бросил Ипполит. — Я бы лучше уснул. «Или умер. Как Миша», — отрешённо подумал Поля, но больше ничего не сказал. На слова тратилось слишком много энергии, которая сейчас была на вес лишнего грамма хлеба. Никто не хочет умирать в восемнадцать лет. Особенно подающий надежды инженер-конструктор. Поля закончил школу с пятёрками по черчению, геометрии, физике. Блестяще сдал экзамены в Ленинградский кораблестроительный институт… Казалось, это было в другой жизни. Грянула война, из будущего студента Ипполит превратился в защитника Родины, и вот уже больше полугода был на фронте. Его, невысокого, ладящего с техникой и обладающего хорошим здоровьем, посадили в истребитель. Учёба проходила в ускоренном режиме, уже три месяца спустя Ипполит летал с группой Михаила Алексеевича Щепилло. Совершили сотню налётов, подбивали вражеские самолёты и бомбили немецкие эшелоны. Сверху передавали: «боритесь! Война не продлится долго!». Враньё. Единственным, для кого война закончилась, был Михаил Алексеевич. Ипполит не помнил, что именно случилось. Он летел, высматривая очередной фашистский самолёт, а потом вдруг небо и земля со страшной скоростью завертелись у него перед глазами. Чернота. Очнулся Ипполит от боли, голова раскалывалась. Самолёт его, как запутавшаяся в силках птица, беспомощно висел, едва ли не касаясь носом сугроба. Поля заметил осколки окровавленного стекла. Должно быть, он выбил его головой, но ремень безопасности не дал выпасть следом, хоть и отчего-то прилично растянулся. Ипполит отстегнул его, неуклюже приземлился в сугроб, тут же отползая, чтобы осколки не впились в него. Тишина давила. Лес стоял серый, с неба падал мелкий снежок. Поле показалось, что он оглох, что, может, у него разорвало барабанные перепонки. Эта мысль настолько ужаснула его, что он не выдержал, крикнул пронзительно: — А! Эхо разнеслось по лесу, ударилось о стволы деревьев, растаяло вдали. Ипполит пошевелил руками и ногами, прислушиваясь к себе. Всё болело, но было терпимо. Никаких сломанных костей. Поля сел, глубоко вдохнул. Его ужасно мутило. Отвернув голову в сторону, он едва успел нагнуться, когда из него хлынула рвота. Вытерев рот снегом, Поля дополз до ближайшего дерева, вцепился в ствол, осторожно поднялся. Земля под ногами дрожала и раскачивалась, как палуба корабля в шторм. Ипполит, обняв дерево, стал размышлять, что ему делать дальше, поэтому потерял бдительность. Когда он услышал позади себя тяжёлые шаги, было уже поздно. Движимый животным страхом, Поля резко, насколько позволяло состояние его организма, повернулся, выкинул кулак вперёд. — Спокойно, это я. Перед Ипполитом стоял Анастасий Кузьмин. Он тоже был в их маленьком отряде, и, пусть их с Ипполитом разделяли целых семь лет, Стас всегда держался с Полей непринуждённо, как старший товарищ, и между ними не было никакой пропасти, которая обычно бывает между людьми с такой разницей. — Живой, — облегчённо выдохнул Ипполит. — Пока что, — отозвался Стас. — Идём. — Где Михаил Алексеевич? Вопрос был глупым. Напрасным. Если бы командир был жив, Анастасий либо притащил его на себе, либо попросил бы помощи у Ипполита. Они двинулись через снежный лес. Вокруг не было ни души, ни птица не свистнет, ни белка не перепрыгнет рыжим отблеском с ветки на ветку. Даже деревья не скрипели, уснули, закутавшись в пушистые белые мантии. По мере того, как сгущалась ночь, Ипполит всё явственнее понимал, они совсем заплутали. Обычно, если идёшь прямо и прямо, обязательно куда-нибудь выйдешь, но не в этом случае. Снег продолжал падать, становилось всё темнее и темнее, а вокруг по-прежнему был только лес, лес. Бесконечные чёрные стволы, уходящие далеко-далеко, на сколько хватало глаз. Ипполит двигался по инерции, хотя с каждым шагом переставлять ноги становилось всё труднее. Снег был таким глубоким, что приходилось раз за разом отвоёвывать у него собственную ногу. — Идём, — пытался подбодрить его Анастасий. — Осталось немного. — Ты прав, — горько сказал Поля. — Нам осталось недолго. Ноги подвели его. Ипполит уже давно не чувствовал ничего ниже коленей, а теперь вот его нижние конечности вовсе отказали. Он упал, едва успев выставить руки, чтобы не уткнуться лицом в снег. — Идём, — настойчиво повторил Анастасий. — Нет сил, — вытолкнул Поля сквозь замороженные губы. — Вставай. — Нет. Снег падал на Ипполита. Десятки, сотни снежинок беззвучно опускались на его тело, готовые постепенно превратить его в маленький сугроб. Ипполит закрыл глаза. «Если я умру сейчас, мне не придётся больше воевать», — подумал он. Что-то прохладное опустилось рядом с ним, прижалось. Это наверняка был Анастасий. Поля прижался к нему, стараясь согреться. «Как быстро мы сдались», — успел он ухватить мысль перед тем, как провалиться в беспамятство. Через полчаса их нашли партизаны. Ещё через двадцать минут отнесли в свою землянку. К ночи оба кашляли так, что партизаны завязали им рот тряпками и отнесли в ближайшую деревню, где расположился батальон красноармейцев. Там местные санитарки не отходили от больных целую ночь. Поутру Ипполит проснулся с необыкновенной лёгкостью. Поднялся со скрипучей койки, неслышно прошёл к двери. Весь стационар окутывала серая дымка, похожая на туман, но Поля знал — это снег серебрится, и свет этот проникает через отчего-то открытую дверь; холода Поля не чувствовал. Он шёл вперёд, точно зная, к кому, к Михаилу Алексеевичу. Он ждал его на пороге. — Я думал, вы погибли, — удивлённо сказал Ипполит. Михаил неопределённо повёл плечами, протянул Поле руку. Тот недоверчиво покосился на неё, потом посмотрел назад. — Я…Как-то… Без сапог даже… — забормотал он и отступил. Михаил Алексеевич двинулся на него, схватил за запястье. Ипполита словно обожгло калёным железом, но потом он понял, что это был вовсе не жар, а холод, пробирающий до костей. Поля беззвучно закричал, принялся вырываться, а потом распахнул глаза. Кругом было темно, только фонарь давал немного света. Над Полей склонились санитарки, одна крепко держала его, а вторая водила по его почти голому телу тряпкой, пропахшей спиртом. — Чуть было не сгорел, — сказала одна из них. — Да, был одной ногой в могиле, — согласилась другая. — Надо Василию Ивановичу сказать, может, в госпиталь отправит. Вместе с напарником его. И ещё с этим, который два часа назад поступил…