Аметистовые ночи

Египет пестрел туристами, предприимчивыми арабами, пирамидами и бесконечными песками. Андрей так до конца и не понял, почему Катя захотела провести их медовый месяц именно здесь — в не самом привлекательном для уединения месте: в пятизвездочной, с натяжкой, гостинице, переполненной русско-говорящими отдыхающими. - Мне так тебя не хватало, - прошептала она в первый же день приезда, во время вечерней прогулки по пляжу. Вот и все объяснение. Но Андрею хватило и такого. Потому что Египет оказался не так плох, как представлялось вначале. Потому что солнце здесь особенно теплое, а еще... Катя улыбается вдвое чаще. Держит его за руку. Тащит к морю. Она вся светится каким-то неиссякаемым задором. Мальчишеским. Хулиганским. - Поехали в пустыню, - шепчет на ухо, смеется. - Покатаемся на верблюдах. - Катюш, посмотри на меня, - раскинул руки в стороны, сгорбил спину. - Двух верблюдов Сахара не выдержит. - Мы пойдем караваном, - не унимается Катерина, разглядывая туристический буклет. - Я растопчу скорпионов, доломаю нос Сфинксу, а еще я ужасно плююсь. - Андрюш, - запрокидывает голову высоко, так, чтобы увидеть его глаза. - Ты преувеличиваешь. - Нисколько. Вспомни, как мы с тобой ходили в налоговую. Катя прыснула со смеха. - Тогда мне придется тебя похитить, - говорит ему прямо в губы, а после целует. - Ждановы, - раздается нетерпеливый голос гида. - Так вы едете или нет? - Едем, - быстро заявляет Катя, оторвавшись от поцелуя. Андрей сдается. - Да, мы едем, - говорит обреченно, достает бумажник, отдает гиду нужную купюру. Катя смущенно жмется в его объятиях. Кольцо блестит на ее пальчике. У Андрея перехватывает дыхание. В который раз. - Маленькая шантажистка, - шепчет ей беззлобно. - А кто говорил, что будет исполнять все мои желания, что достанет луну с неба, запишется со мной на танцы? Андрей терпеливо кивал головой, поддакивая, пока не услышал последнее условие. - Танцы? - вскрикнул громче, чем собирался. - Бальные, - добила Катерина, сдвинув брови. - Ты... - у него нет слов. Катя подхватила со столика молочный коктейль, взяла Андрея под руку и повела его на улицу, оставляя за собой изысканный холл гостиницы, переполненный туристами, донимающими гида вопросами. - Я, конечно, понимаю, что ты мечтаешь о балете, - в глазах ее мелькнули смешинки, но Катя продолжила говорить серьезно. - Белые колготы, пуанты, фондю... Андрей не выдержал, рассмеялся. - Честно, я сейчас еле сдерживаюсь, чтобы не сесть на шпагат, - сказал он, ступая на раскаленный на солнцепеке песок пляжа. Катя резко остановилась, положила руки ему на плечи. - Хочу на каток, - заявила она вдруг. - Каток? - Ага. - В Африке? - Именно. - В Сахаре? «По-моему, Катя бредит». Панамка сразу показалась ему не надежной защитой от солнечного удара. - Нет, в городе, - улыбается. - Ледяной каток? - Он самый. Андрей пожимает плечами. - Кать, а я не умею кататься. Она делает большие глаза. - Я тоже, - шепчет «по-секрету». Они идут по берегу моря, то и дело убегая от надвигающихся волн. Катя вся такая солнечная, нежная, трогательная. Влюбленная. Андрей снова забывает, как дышать. Строки из дневника прыгают перед глазами. В груди сдавливает, стотонный булыжник катится к низу живота. «Она любила меня с самого первого дня», - втянуть воздух, секунда, две, три... выдохнуть. «Слепой идиот. Ничего не видел». «Это мой подарок тебе... на свадьбу», - сказала Катерина, отдавая ему странную потрепанную тетрадь, две недели назад, накануне свадьбы. Если бы он только знал, что это за подарок. «Теперь он твой... Всегда был твоим». Андрей заинтригованно проводит пальцами по переплету, собираясь открыть непонятный подарок сразу, но Катя не позволяет. «Прочитаешь, когда я уйду», - говорит она печально. Андрей настороженно смотрит, но еще не осознает весь ужас маленькой бумажной вещицы в своих руках. Подарок? Интересно. После, вечером... Наедине с ноутбуком, в давящей тиши пустого кабинета, насмотревшись на графики и таблицы, он открывает первую страницу... Ах, если бы Андрей только знал, какая бездна его ждала впереди. Если бы знал, не стал бы читать? Смешно. Это было неизбежно. Читать дневник Кати Пушкаревой — всё равно, что вслепую вгонять пальцы в текст Брайля, состоящий из шипов. Читать дневник Кати Пушкаревой — это умереть и еще раз умереть, осознав, что уже мертв. Читать дневник Кати Пушкаревой — барахтаться в собственной ничтожности, в невозможности изменить прошлое. Читать дневник Кати Пушкаревой — это плакать, рвать на себе волосы, метаться по кабинету, подобно тигру, запертому в клетке. Читать дневник Кати Пушкаревой... Что может быть проще? Что может быть абсурднее? В тот вечер он расколотил кабинет Малиновского, разбил правую руку в мясо. Но боль так и не уменьшилась. Наоборот, масштаб катастрофы разрастался подобно экспоненте. Андрей был на грани сумасшествия. Одно дело — знать, что Катя была влюблена, потому что она сама в этом призналась недавно, и совсем другое — читать дневник, и переживать ее чувства день за днем, минуту за минутой, дойти до момента с инструкцией и задохнуться, накрутить сознание на вертел, и поворачивать дальше — минуту за минутой, день за днем... Когда Катя увидела его, ахнула. - Андрей, - вбежала в разгромленный кабинет, заметила разбитую руку, перепугалась сильно, засуетилась вокруг. Она ворчала, дула на кровавые подтеки, а Андрей не знал, чего он хотел в ту секунду больше — оторвать себе еще и голову или смеяться до потери пульса. Смеяться, потому что Катя его, все же, действительно, любит. Лю-бит. О, боже! Какой же он идиот. Слепой дурак! Пытался влюбить влюбленную в него женщину. Больной придурок! Катя его любит... Пляж, солнце плывущее к закату, жара. Настоящее. Сказочное настоящее. Катя. Влюбленная Катя. Она бежит вперед, расставив руки, подобно птице. Она радостно кричит: «Море», уклоняется от прилива. Оборачивается. Машет Андрею рукой, и бежит обратно - к нему, в объятия. На каток? Ну, конечно, он пойдет на каток. Да! И еще раз «да»! Десять раз «да». Хоть на Голгофу. Лишь бы Катя смеялась, лишь бы была рядом. Это невероятно, но в Египте, действительно, есть каток, по размерам не уступающий московскому. Андрей вывалился на лед, как мешок с соломой, Катерина, аккуратно ступая, вышла следом. Они вместе ухватились за бортик и друг за друга. - Мы плывем на льдине, - пробасил Андрей. - Как на бригантине, - подпела Катерина. "Катя-Катерина, маков цвет, без тебя мне счастья в жизни нет", - долетел флешбэк из прошлого. "Я не умею петь", - кричал он тогда, перекрикивая музыку и настойчивого ведущего. - Катя-Катерина, маков цвет, - проговорил про себя, усмехнулся. Катя услышала, покраснела, и едва не свалилась под ноги. Арабы недоуменно оборачивались. Какие-то неправильные русские, они, правда, не умеют кататься на коньках? Андрей распластался на льду первым. Катерина, как верная жена, полетела следом, на него. Они лежали посреди катка, смеялись, пытаясь подняться, как гусеницы скользили обратно — к выходу, к бортикам. Встали на ноги. Мелкими шажками обошли весь круг. И поняли, что искусство равновесия на льду им в этот раз освоить не удастся. Ничуть не расстроившись, побросали коньки, выскочили в жаркие сумерки, вдохнули насыщенный, слегка посвежевший к вечеру, воздух, заказали такси, и ворвались в сияющий разноцветными огнями Шарм-эль-Шейх. Город мелькал высотками, историческими памятниками. Катя и Андрей сидели на заднем сидении такси и самозабвенно целовались. Таксист бросал любопытные взгляды. Но молчал. Он, наверное, никогда бы не поверил, что перед ним не сбежавшие любовники и не только-только познавшие друг друга любители курортного романа, а муж и жена, законные, как конституция Египта. Муж и жена, сошедшие с ума от счастья, в самом разгаре медового месяца. Сошедшие с ума? Да, пожалуй, Андрей был не в себе, когда добровольно согласился залезть на эту двугорбую животину и увести себя в Сахару. Пол дня пути на "тот берег", потом еще несколько часов до самой пустыни. И вот он здесь, убитый, разбитый, уставший. А Катя? А Катя счастлива. Она вцепилась в ручки, пришпорила верблюда, и рванула вперед. Очень вовремя рванула, потому что у Андрея, прямо посреди пустыни, в кармане заиграла знакомая мелодия. Экран замигал устрашающим набором букв. - Кира, - сквозь зубы пробормотал Андрей, отвечая на звонок. - Андрюша, привет! Как дела? Как ты? - заговорила она восторженно, и, не дождавшись ответа, тут же затараторила, рассказывая новости. Андрей осмотрелся. Это был какой-то сюр. Кругом пески. Верблюд идет вразвалку, отбивая Андрею внутренности. Солнце стоит так высоко, что приходится сильно запрокидывать голову вверх, чтобы его увидеть. И голос Киры, как нечто невозможное, забытое, покинутое в прошлом: - Новый магазин атаковали толпы поляков. Андрюш, ты не представляешь, они все в таком восторге! Коллекция скупается в рекордные сроки, мы тут посчитали... - Кир, - перебил, раздумывая, как прекратить эту экскурсию в кошмары прошлого, и как нагнать Катерину. - Я рад, что всё получается, но... - А как рада я! Ты не представляешь. Если и дальше так пойдет... - Кир-ра, - рявкнул, что есть силы. В трубке возникла тишина. Наконец-то. - Кир, я думаю, нам лучше не созваниваться больше... некоторое время. - Ч-что? - прошептала еле слышно. - Почему? - Потому что я не могу с тобой... дружить, как оказалось. - Но почему? Мы же не чужие люди, Андрей. И, тем более, что ты женат, а я... Я встречаюсь с Никитой... Минаевым. Ты, наверное, знаешь уже. Андрей тяжело вздохнул. - Я безумно счастлив за тебя и Никиту... Но... Кирюш, нам пора сказать друг другу «Прощай». Ты так не думаешь? - Я... Я не хочу прощаться, - всхлипнула. - Андрюш, я... Я не хочу тебя терять, - голос дрогнул, кажется, Кира заплакала. Верблюд обернулся и недовольно посмотрел на Андрея, выпятив передние зубы, словно говоря, что за подонок ты, Жданов, опять женщин до слез доводишь. - Кир, мы никогда не будем вместе, - отвернулся от верблюда. - Я тебя не люблю. Ты это знаешь. Телефон молчал. Едва различимые всхлипывания заглушались топотом копыт по песку. - Нас давно ничего не связывает. Кроме детства, общего прошлого... «Зималетто». Хотя, - горько усмехнулся, - даже «Зималетто» у нас теперь разные, - помолчал. - Мне очень больно это говорить, но... Кирюш... прощай, - нажал кнопку, так и не дождавшись ее ответа. Ну, вот и все. Чемодан без ручки выброшен, ниточка оборвалась. Полегчало? Если четно, нет. Киру было жалко. Но быть с кем-то из жалости — не уважать ни себя, ни этого человека. Пройдет месяц, быть может, год, и Кира сама скажет ему спасибо. Очень хочется в это верить. А сейчас у него есть Катя — самое ценное сокровище в мире, редкая роза пустыни. Быть может, Андрей, в самом деле, эгоист, но он не способен сейчас думать ни о Кире, ни о чем другом. Он счастлив. Это смешно сказать, но сидя на верблюде, трясясь на нем из стороны в сторону, плавясь на палящем солнце, Андрей чувствует себя самым счастливым человеком на свете. Потому что он может разогнаться быстрее, скосив в ответ глаза на недовольного верблюда, нагнать Катерину, коснуться ее руки. Затем слезть, наконец, в двугорбого, при помощи сопровождающих. Подхватить Катю на руки, закружить ее, поднимая вверх пески времени. И целоваться. Прямо посреди пустыни. Снова. Всегда. Вечность. * * * Пески времени сверкали на солнце белоснежными бликами. Пустыня переливалась волнами, плыла, поднимаемая ветрами. Караван верблюдов уходил вдаль. Едва различимые силуэты Лео и Альбьерти исчезали в горизонте, размывались. - Мактуб, - прошептал Потапкин, утирая слезы. - Да будет так. Кадры сменились, бегущими навстречу друг другу, Жади и Лукасом. - Ведь для того и создал Аллах человека, чтобы он был счастлив, - торжественно проговорил дядя Али. Ветра разогнались, зарябили. В зыбучих песках времени теперь бежали юные Жади и Лукас. Потапкин вздыхает, затаив дыхание. Пустыня и ветер заметают следы, уносят Жади и Лукаса, которые продолжают бежать и улыбаться. Звучит финальная музыка, титры, конец. Потапкин смотрит на экран опустошенно. Сериал закончился. И как теперь жить дальше? Компания пуста. И это логично, ведь на часах 23:40. Сергей Сергеич выходит на улицу, поднимает голову наверх, разглядывает аметистовое небо. Он еще не знает, какой сериал посмотрит следующим, и будет ли он также хорош, как «Клон», но одно известно точно: жизнь продолжается, звезды загораются и гаснут, спешат навстречу другим Галактикам, застревают в Млечном пути, словно на московской кольцевой дороге, и нет ничего более прекрасного в этом мире, чем разглядывать Большую Медведицу теплой летней ночью и знать, что впереди еще целый мир, впереди Вселенная, ты можешь полететь в любом направлении, можешь охватить любые горизонты. Потому что, как сказал дядя Али, человек создан для того, чтобы быть счастливым. Башня «Зималетто» уходила вверх, в космос. На входе в компанию подсвечивалась вывеска - известный бренд, известный логотип, который может означать разное — в зависимости от того, в какую сторону повернут пески времени.