Работа над ошибками

Саша Не чувствую тела, оно стало каким-то не моим. Живёт своей жизнью. Красные пятна перед глазами пропали, а вот слёзы-суки так и текут и не останавливаются. В заду болит и руки с ногами болят, всё ломит, но хуже всего, что болит прямо в груди по центру. Болит так, что не знаю что сделать, чтобы прекратить эту боль или хотя бы заглушить её. Шумейко убрал свои шпалы от меня, но никуда не ушёл, лишь наблюдал, как верный сторожевой пёс. Жаль только слушается он не меня. Смахиваю слёзы, поправляю одежду и разворачиваюсь в сторону туалета. Но гигант заслоняет мне дорогу. — Куда? — Посрать! — смотрю на него с ненавистью, а он неожиданно кладёт свою граблю мне на голову, лохматит волосы, потом спускается ниже. — Зря ты, пацан так выпендриваешься! Будешь с доктором дружить — будут все к тебе хорошо относиться. — Широкая ладонь сжала мою задницу. От осознания, что и «этот» такой же извращенец меня снова начало накрывать. Воздух будто совсем вытянуло из лёгких, хватаясь за стенку, кричу: — Уй-диии! — и тут же оседаю на пол. В себя прихожу уже у дверей сортира. Немного испуганный санитар брат-близнец, по комплекции Шумейко, подталкивает меня к двери. — Быстрей давай! Сизый дым клубится у потолка, я включаю воду и плещу в лицо. Надо было бы сходить в душ, но сил у меня сейчас нет ни на что. В зеркале отражается чья-то морда. Волосы в разные стороны, глаза красные, нос кривой, скулы влажные и он смотрит прямо и говорит: — Так и будешь всё это терпеть? А? Ссыкло ты! Пидор выебанный! Только и можешь ныть! — Пошёл ты на хуй! — шепчу я — Что я могу? Я — один! Я, блять один! Никому не могу верить, никому! Но я выберусь отсюда! Ясно? Я — выберусь! — и скрюченными пальцами бью его в морду. Боль пронизывает руку и я с удивлением смотрю на треснувшее зеркало. Той морды нигде нет, а повязки кровоточат. Стараюсь не думать ни о чём, закрываю воду и вдруг отчётливо слышу тихие всхлипы. Иду на звук. Дверь в крайнюю кабинку заперта. Дёргаю её. — Эй, ты там плачешь что ли? Бум! Дешёвый пластик отлетел так, что чудом успел отскочить. Внутри оказался Витя-кусачка! — Посрать нормально не дадут! — сказал он, а потом в его глазах мелькнуло узнавание — Ты живой? Не думал, что ты вернёшься! А чё один? И тут меня осеняет, в этой кабинке было написано «Лучшим — пиздец!» и он мне тогда сказал то же самое. — Ты был там! Ты был у этих психов там в Москве. У этого старого белобрысого ублюдка, тебя тоже там… Договорить я не успел, крепкая рука схватила меня за горло. — Ты чё, а? Я нигде не был! Нигде! И ваще со мной всё нормально! А я увидел на его запястье чётки, коричневые такие и на них было отчётливо выведено белым «КАТЯ». — Помоги мне! — и я смотрю ему прямо в глаза и рычу — Помоги! Ты тоже хочешь отсюда свалить, я знаю! Хватка ослабевает, и я отбрасываю его руку. — Отсюда не убежишь! Да и нахуя? Тут кормят, и тепло, и меня уже не ебут! — говорит он. — Да? И ты всю жизнь хочешь провести тут? Неужели у тебя нет никого там за забором? — Есть. И она пишет мне письма, вот — и он вытащил из кармана какие-то бумажки. Я протянул руку. Листки были стандартные, А4 и что я сразу понял текст казённый. — А ты сам то это читал? — Канешно — и он отвёл взгляд, а быстро пробежался по тексту. — Тут какая-то хрень про имущество, про долю в квартире и тому подобное. — Отдай! — он вырвал бумажки — Ты нихуя не знаешь! Она мне на компе печатает и присылает. — Ты не умеешь читать? — допёр я. — Умею! Ну, знаю слова, некоторые. — Да, что написано на твоих чётках? — Катя! — торжествующе улыбнулся он. — А так? — и я перевернул несколько букв. По лицу парня было видно, что мир перевернулся. — Короче, у меня предложение ты поможешь мне, а я научу тебя читать! Идёт? — протягиваю ему руку. — А не пиздишь? — Зачем мне это? Только не говори никому ага? — Ладно — он стиснул мою ладонь — но если ты наебать меня вздумал? — Мне нужна твоя помощь, Витёк! — Меня так кореш один называл, в интернате. Диман со шрамом! — Это какой ещё Диман? На ночь в лазарет привезли Колю-Колю. Я сидел на кровати и пока был включён свет, пытался читать учебник по физике. Буквы расползались, но мне очень нужно было отвлечься, а писать не получалось, хотя док дал мне огрызок карандаша. Когда свет погасили, я захлопнув книгу и кое-как скрючился на боку. Спустя пару минут тело, на кровати напротив, поднялось и тихо позвало: — Сань. Сань ты спишь? Сань! — Иди на хуй! — прошипел я. — Сань, он меня пытал! И ваще я не виноват, чё ты сразу начинаешь? Ещё и по голове меня ёбнул! — обиженно засопел пацан. — Пытал? Пытал! — я со стоном встал с кровати, подошёл к нему и дёрнул на себя — Мне чуть голову не отрубили нахрен! Мне бутылку в жопу совали! Мне чуть глаза не выкололи ножом! — почти кричу я — А ты — падла! — Я… я… — Максимов отвернулся и вроде заплакал, а я сел с краю. — Что он сделал? — Он… он отдал меня Шумейко. А у него… у него фантазии ещё хуже, чем у Глебова. — Ты мог сказать мне. — И чё это бы изменило? Зачем те спички? Хочешь поджечь кабинет Глебова? — Не… да — ляпнул я. — Не поможет, я пробовал поджечь комнату, где у них все компы стоят. Они сгорели, инфа какая-то вроде стёрлась, но огонь быстро потушили, а я потом неделю ходить не мог. — Мне всё равно нужны спички или зажигалка, Макс. — Ладно, попробую. Не злись, чувак! — последняя фраза была сказана уже прежним Максимовым. Наглым и самоуверенным. Ночью мне снились люди-тени. Я не видел ни одного лица, но все они как один подходили ко мне, вызывая сильную боль. Очень больно! А потом пришёл самый главный, его лица я тоже не видел, но знал кто он. И вот длинный нож упирается мне в глаза, и медленно, но сильно протыкает их, а я… Я кричу от боли и, непонятным образом, продолжаю смотреть на это, пока не появляются красные пятна. Тяну руку, чтобы задушить эту мразь, но… Этот сон снится мне почти каждую ночь, и я выпрашиваю у Глебова снотворное. Он хмурится и даёт, а ещё продолжает вдалбливать мне, что если я хочу быть как он, то надо соответствовать. — Пойми, наконец, Витя шизофреник, его по-хорошему надо усиленно лечить, а потом на волю, под наблюдение участкового психиатра. Но кто будет возиться? А главное КАК его отпускать? Он ведь знает всё! — Ты думаешь восемнадцатилетнему психу поверят в то, что он расскажет про твой дурдом? — я не смотрю на мужчину, пытаюсь карандашом вывести давным-давно забытые формулы в тетрадке, что он мне дал. — Поверят — не поверят другой вопрос. Вонь может подняться. Слухи пойдут. И главное куда он пойдёт? Что натворит как только окажется за забором? Мне такие проблемы нахрен не нужны! — У него есть девушка Катя. Найди её, пусть она его заберёт. — Нет. Опасно, пусть остаётся пока. — Как мы уживёмся с ним? Ты же понимаешь, я не смогу всех их подмять под себя пока тут Кусачка — я очень сильно рисковал, говоря это, но план в моей голове вообще был очень рискованным и слова «если» там было слишком дохрена. — Ладно, начну пичкать его новыми препаратами, а потом, если будет бычить, ты мне скажи, и я его на взросляк переведу. — На взросляк? — Ну, да. Ты же не думал, что тут только вы — малолетки? У нас тут психов с полсотни. Есть и буйные. Я всё-таки врач с широкой квалификацией — и на его лице отразилась мерзкая улыбка. — А расскажи мне про остальных? Ну на что мне давить в случае чего? Я же не могу пока их всех отпиздить! — в подтверждении своих слов я потряс скрюченными пальцами. — Личные дела тебе что ли дать? А больше ничего не хочешь? — хмыкнул он. — Просто Коля-Коля рассказал мне про Ника и Рёму, а про других я так ничего и не знаю. Он вышел из-за стола, задумчиво посмотрел в окно и уставшим тоном начал: — Один русоволосый, с родинками — Тим. В этом году будет пятнадцать. Да, в июле как раз. Игроман. Из нормальной семьи был. Родители слишком много позволяли, ну у него на фоне «Дот» и всяких «Майнкрафтов» крышу снесло. Стал прогуливать школу, перестал мыться и выходить из дома, потом начал воровать деньги на донаты. Родители скандалили, а главное мать у него второго ждала. Все нервные считай, отец водила приходит домой, а там посуда летает, мать в положении вся издёргалась на таблетках, а у этого… очередная катка. Вот отец и не выдержал, вырубил дома свет когда пиздюк играл. У того понятно истерика — орал, бился головой об стену, а потом ультиматум поставил, что убьётся и их убьёт. Схватил кухонный нож и кинулся на отца, тот среагировать успел, а вот мать… Он ей прямо в живот попал. Неделю в реанимации, чудом откачали, ребёнка конечно не спасли, а Тимофей сбежал, так как отец самолично обещал «убить паскудёныша». Нашли его на третий день, в бомжатнике каком-то. На суде, родители от него отказались, а он им ещё на следствие видео записал, типа прощения просил. Не простили. Получил он пять лет. Ему четырнадцать исполнилось, а статья покушение на убийство, да ещё и беременной, мать на восьмом месяце была. А на зоне его сразу в петушиный угол определили, под шконку так сказать. Думаю, он бы вздёрнулся, но… я приехал и забрал с собой. — Охренеть! У тебя тут прям не клиника, а зоопарк настоящий. И как ты кстати их уговорил и начальство там в тюрьме? — Не в тюрьме, а в колонии. Это разные вещи. Там с местным «хозяином» есть договорённость, тем более на этом уже все крест поставили. А по документам всё ровно. У него обнаружили тяжёлую форму психопатии и расстройство личности, тут уж я постарался и вот. Официально он числится там, и деньги на его содержание идут туда, а он у нас тут. Отрабатывает. — Как отрабатывает? — не понял я. — Так же как и в бараке. Только теперь его ебут не все подряд, а только избранные. — Ну ты и монстр! — Я не монстр, Саш. Я даю этим отбросам второй шанс. Ты знаешь какими глазами они все смотрят когда я им говорю, что могу забрать их от постоянных издевательств и насилия? Они мне готовы были ботинки лизать, а уж подставить задницу… — Ты всё равно монстр! — Ладно, монстр так монстр. Ещё кто интересует? — Да, тот похожий на него. Светленький такой. — А! Харя. Он же Хайрулла. Но теперь откликается на Харю. Странно, да? Он вот не русский, а как истинный ариец выглядит. — Симпотный парнишка, он что натворил? Убил кого-то? — Ага. Мать свою заказал. Отца не было, других родственников тоже, а мать всё деньги зарабатывала. Два магазина держала, ему на карман в месяц по сорок-пятьдесят тыщ давала. Но мальчику не хватало. Каждое лето на море, самые дорогие шмотки и девайсы, ничё не жалела, но скандалы устраивала постоянно если он не учился, а с друзьями тусил. Но как говорится, земля слухами полнится. И вот подкатила к нему девочка на пару лет старше, фигуристая, все дела. Пацан только дрочить на такую мог и слюни пускать, а она сама на него запала. И стали встречаться. Он ей подарочки, кафешки, цветочки, она ему поцелуйчики, обнимашки. А потом предложила хату его грабануть и на море. Он и согласился, тем более мать на девочку совсем денег не давала и вообще грозилась финансовый кислород перекрыть, а там глядишь и в Суворовское отдать. Ну, вот любовники и смекнули, что дело надо делать быстро. А тут девочка и двух друзей нашла, чтобы самим не «мараться» и алиби создать. Только вот не учли, что ключи от квартиры Харя им прямо под дворовой камерой отдал. А мать возьми и вернись из магазина. Вот они её и зарезали. Потом на суде все трое в голос заговорили, что Харя сам предложил убить мать, даже его подруга подтвердила. Итог: — оба дегенерата получили по пятнашке, деваха пятёрку, а Харя — восемь лет. И стал он в колонии Харей. Потому как зэчьё, что малолетнее, что взрослое очень не любят когда к ним попадает убийца родителей. Вот они его не только отъебали всем отрядом, но ещё и ссать стали на лицо. Харя, одно слово. — Пожалуйста, не продолжай! — от услышанного мне стало вот просто плохо. — Ты ж ещё про Рыжика не узнал! Вот он настоящий олигофрен, ему по жизни не везло. Вырос в деревне со спившимися предками, с голодухи пошёл грабить магазин поселковый. Точнее вскрывали и выносили там другие, он только присутствовал, а вот когда полиция приехала, застукали его с банкой сгущёнки. Суд признал вменяемым, ну и пять лет, а там как обычно по незнанке беспредельщики опустили. Вот и всё. У нас вон он хоть на кровати спит и не из унитаза пьёт. — Его Кусачка гоняет и остальные — буркнул я. — Правильно. Это потому что он побоев сильней огня боится. Услышав про огонь я тут же вспомнил то, что давно хотел узнать. — А Максимов? — А это он пусть тебе сам расскажет, он же твой дружбан! — и цветные глаза издевательски блеснули — Всё выметайся. Скоро ужин и таблеток больше не проси. Вообще надо тебе в форму приходить. Завтра пойдёшь на зарядку, там будет ещё один пробный тест. — Опять? — Да и… — жилистая ладонь схватила меня за горло — Замутишь пожар, я с тебя кожу сниму, живьём! Я это уже делал! До конца не могу его понять, то он мягкий и ласковый, а через секунду в нём садист просыпается, но… — А может я хочу Максимову ночью пятки поджечь! Чтобы тебе стучал меньше. — Выдерживаю его взгляд, хотя где то и прячется мыслишка, что «Он всё понял», но я не отступаю. — Ха-ха-ха! — ровные белые зубы и заливной смех — Вот теперь вижу, что ты во вкус входишь! Дам тебе возможность оторваться, а пока пошёл прочь! И помни, найду у тебя спички… я не шучу Саш! — и пинком под зад меня выталкивают из кабинета. — Быстрее! Быстрее я сказал! Я смотрел на них, уставших, затюканных и понимал, что мне придётся «добить» их. Если не физически, то морально точно и стать "на место" Вити. — Быстрее! Беременные черепахи ! Быстрее я сказал! — орал Василий садист Петрович, он же Бык, когда мы наматывали, уже тридцатый круг. Все потные, грязные, уставшие, затюканные, от усталости казалось, языки у нас сейчас свесятся как у собак. Тело моё за столь долгое время отвыкло, от каких либо физических нагрузок, к тому же пальцы всё ещё слушались с трудом. Даже просто сжать их в кулак было очень больно. А тут ещё этот марафон! Сил не было ни на что! Вот как мне среди парней завоевать авторитет? Если не физически, то морально. Я же не справлюсь! Дверь хлопнула. Вошедший санитар, что-то шепнул на ухо физруку. — Так, стоп! Хорош на сёдня. Значит так, я сейчас отойду, а пока меня не будет всем взять швабры и вёдра в кладовке и отдраить тут всё. Приду, проверю, найду хоть пятнышко — пожалеете! Савельев за старшего. Кусачка за мной! Едва они скрылись, все пацаны дружно попадали прямо на некрашеный пол, а я упёр руки в колени. Сердце моё казалось, сейчас выскочит из груди. — Фу-ух, бля! Наконец-то. Я уж думал, что он нас до самого ужина дрочить будет! — Да, Бык совсем охренел. — Это его Глебыч заставляет нас гонять. Стопудово. — Та не, ему самому нравится. Он раньше вроде тренером был. Мне не очень хотелось быть главным, но и получить от физрука я тоже не горел желанием. — Ну, что пацаны как зал поделим? — сказал я, восстанавливая дыхание. — Как хош, так и дели! — Я серьёзно. — И мы серьёзно! — ко мне подошли два дружка, те самые Никита и Рома — И я чёт не понял, а чё это ты за старшего? Чё ебёшься не только с Глебовым, но и ещё и с Быком? — Тебя сильно волнует с кем я? Завидуешь что ли? — Насмешливо смотрю на него, потихоньку разминая пальцы, стараясь не кривиться от боли — Нам сказали убраться, иначе будут последствия! Давайте все вместе, быстрее начнём — быстрее закончим! — Да, вон пускай Рыжик моет. Меня ноги вот ваще не держат! — донеслось до меня со стороны, кажется, это был Тим. Рыжий парень уже сам открыл дверь кладовки и вылез оттуда с парой железных вёдер и несколькими швабрами. — Ты видишь, какой тут зал? Он его до ночи будет мыть! — А те не похуй ли? — коротко стриженный встал напротив меня — Кароч, пацаны, я так заебался, что хочу в душ. Кто со мной? И четверо парней двинулись за ним. — Стойте! Вы чё хотите, чтобы Бык начал лютовать? — А как он узнает? Никак! Только если ты не стуканёшь! А ты же не стуканёшь? Четвёрка обступила меня. Мы с Ником продолжали смотреть друг на друга. На дне этих чёрных глаз я видел только злобу. Похоже, не простил он мне свою серёжку. — Я не стукач! — Ну, тогда пошли! И вся ватага устремилась за ним, по пути пнув пацана с медными волосами. Максимов, который всё время стоял, подпирая стену, отклеился от неё и, проходя мимо, сказал: — Ну, на самом деле Сань, помоет тут всё Рыжий, ему же не в первой. Пошли! — Я думал, ты меня поддержишь! Я думал у тебя тут авторитет! Союзник. — Был — сказал он, не глядя — Пока тебя не было, я его лишился. После тяжёлого изматывающего дня, я сам был не прочь плюнуть на всё и встать под тёплые струи, смыть с себя пот, грязь и… Но в тоже время я помнил и про то как висел на перекладине и слышал свист ремня, а так же как валялся в карцере без воды и еды. Поэтому быстро-быстро тёр грязной тряпкой некрашеные и скрипучие доски. Рыжий не отставал и периодически бегал менять воду, а я нашёл баскетбольный мяч и, глядя на кольцо, бросил. Не попал, конечно, но потом уже из-за азарта, попробовал ещё раз и так до тех пор, пока он не залетел в корзину, прямо на глазах у моего сотоварища по уборке. — Кру-ута! — сказал он. — Попробуй тоже! — и я бросил ему мяч. — Не, не, не получится! — запротестовал он, махая головой. — Если не попробуешь, не узнаешь! Давай! Он бросил, но мяч не поднялся и на два метра. — Я, я же говорил! — промямлил он. — Ты неправильно его держишь! Держи и бросай одной рукой, а второй когда бы поддерживай. Смотри! Я показал ему, как бросал сам и он с третьей попытки попал прямо в цель. — Видел? А говорил, что не получится! — Спасиба-а. — Да не за что. И позабыв про уборку, мы стали бросать мяч, обмениваясь простыми фразами. На секунду это даже было похоже на то, как мы играли с друзьями в школе. Увижу ли я их когда-нибудь? Скорей всего нет. Опомнились мы, когда в зал вошёл санитар и велел нам идти на ужин. А в столовой нас ждал сюрприз. Кроме поварихи, что подала нам еду на раздатке и санитара-охранника у двери, в столовой больше никого не было. Куда все делись то? Макс бы точно не пропустил ужин! Для него это почти святое было. Правда я и сам сейчас лошадь бы съел, а эта варёная картошка очень даже ничего. Интересно, а столовку на ночь запирают? А потом нас отвели в спальню. И не успел я расправить одеяло как вся «банда» ввалилась в палату. — А, явились! Стукачи! — Подстилки, бля! — Петухи! Пидоры! Рыжик сразу забился в угол, но на него никто и не обращал внимания. Все смотрели на меня. — Чё новенький? Решил не заморачиваться, сдал всех! А ты в курсе чё со стукачами делают? — Я никого не сдавал! — Да? А как Бык узнал, что мы свалили? Мы из-за тебя сука без хавки остались! — Надо было остаться и мыть пол со мной и Рыжим! А вы? — Указывать будешь? Чё власть почуял? Любимчик Глебовский! Хуярь его! Я даже не успел сжать кулаки и приготовиться. Удар, за ним ещё один и ещё. А затем мне на голову, что-то надели и ударили по затылку. Я поплыл. Лягался и брыкался я на автомате, но удары сыпались градом, а когда одеяло сдёрнули, я почти перестал ориентироваться в пространстве. Не слышал, что они кричали, и вообще видел себя как бы со стороны. Вот меня пинают в живот и грудь, так что внутри сразу начинается пожар, вот прилетает в голову, и я начинаю плохо видеть левым глазом потому, что его заливает кровью, а эти твари всё бьют и бьют. Сейчас они напоминали не людей, а скорее каких-то орков. У них были уродливо-дебильные гримасы, они орали и дико скалились. Потом меня схватили, вывернув руки в локтях, и потащили по коридору. В сознание сразу всплыло, что я не здесь. Не в этой клинике-дурдоме, а там, у белобрысого старика, что чуть не отрубил мне голову и приставлял нож к глазам. Я яростно закричал и начал бешено отбиваться, но их было четверо. Нет! Даже пятеро. Коля-Коля был с ними. Он не держал, не кричал, не бил, просто смотрел. Меня кинули прямо на пол в туалете, так что я больно ударился о грязно-коричневый кафель, оставляя на нём кровь, что шла из носа, а потом я всё же расслышал: — Вот так надо со стукачами! Удары прекратились на время, и мне на лицо полилась тёплая, почти горячая вонючая жидкость. Сначала с одной стороны, потом с другой, с третьей. Я попытался подняться, но тут упал вновь от удара по почкам. Они ссали на меня, смеясь, я же ненавидел всех и всё вокруг. Сейчас мне было до боли обидно, но я как обычно ничего не мог сделать. Рывком за волосы меня подняли и ударили в лицо несколько раз, я снова упал и увидел Максимова. — Ну, чё выебем его? — Нет. Нельзя этого делать! — Давай, Коля-Коля, чё ты? На хор поставим! Он же пидор натуральный, с Глебовым по любви ебётся, у тебя сосёт. Тащится от этого! Он ещё потечёт от этого. — Нет — И Макс подошёл ближе. — Со-союз-союзник? — пролепетал я. И через секунду мне в лицо прилетел ботинок.