***
Бен и помыслить не мог, что однажды окажется вовлёченным в систему образования. Если бы лет десять назад кто-то указал ему на подобный исход его карьерного пути, он не задумываясь, принял бы собеседника за умалишённого. Переходный этап оказался далеко не лёгким делом; в конечном итоге Бену, ни много ни мало, пришлось занять должность методиста в той же школе, из которой он когда-то был с треском исключён (с лёгкой руки своего же собственного дяди — самовлюблённого ублюдка). Один только факт того, что он вообще очутился в учебном заведении, исполняя обязанности психолога для старшеклассников, казался мужчине даже сейчас, как минимум, неправдоподобным, учитывая, что изначально получивший юридическое образование, он занимался практической деятельностью в области семейного права, но раз и навсегда погубив свою репутацию в фирме Сноука, окончательно потерял возможность продолжать работать практикующим адвокатом в своём городе. Да и, пожалуй, в общем, — принимая во внимание степень влияния старика. Следом поступившее от его матери предложение работы стало шансом на некоторое время укрыться в тени — спокойно зализать раны и подсчитать убытки. Не говоря уже о общеизвестном выражении: «Тот, кто умеет, тот делает, кто не умеет — тот учит». Или наличия резервной степени магистра искусств в сфере социальной работы, полученной Беном вместе с дипломом доктора наук — на минуточку! Все эти факторы в своей совокупности побудили его принять временное решение о вынужденной смене профессии. Как бы там ни было. Что сделано, то сделано. Мысль о том, что он неплохо справляется со своими прямыми обязанностями, импонировала Бену. До такой степени, что в редкие моменты слабости он даже позволял признаться себе в том, что получал удовольствие от своей работы. Прежде чем направиться к крылу здания, в котором, собственно, и располагаются младшие классы со всеми их многочисленными деградировавшими обитателями (энергичными блондинками с докторскими степенями Консерватории Пибоди, пожилыми женщинами с сине-белыми волосами, преподающими во втором классе, как минимум, с 1979 года, и одним единственным представителем мужского пола, который, по слухам, в одиночку добился практически стопроцентного улучшения успеваемости в своей бывшей начальной школе, тем самым превратившись в местного героя в глазах как детей, так и их родителей), Бен проводит несколько минут в поиске её резюме непосредственно в кабинете директора. Его мать, ярый защитник и убеждённый приверженец порядка, чрезвычайно облегчает задачу, и Бену не составляет особого труда отыскать досье на Рей Джексон, бережно хранящееся среди упорядоченных по именам папок. Как выясняется при ближайшем рассмотрении… файл чертовски хлюпенький. — Чёрт, — бормочет Бен, неверящим взглядом наскоро пробегаясь по содержимому страницы, отражающей её предыдущие должностные позиции и многочисленные достижения. — Вот чёрт. Местный колледж. Первая учёная степень в области гуманитарных наук Мичиганского университета. Средний балл 4,0 (что не особо-то и впечатляет, учитывая учебное заведение и её специализацию). Работала учителем до и после обучения в колледже, который она закончила… быть этого не может. В прошлом году! Должно быть, она родилась в тысяча девятьсот девяносто — чёрт возьми — восьмом. — Что за херня? — сквозь зубы шипит мужчина. Итак, перед ним ещё один из излюбленных благотворительных проектов его матери. Бедный маленький никто, тщательно подобранный Леей с целью слепить из того идеального учителя — всё, чем должен был стать Бен, до того, как он «разрушил её жизнь», одним только своим стремлением идти своей собственной дорогой. Поди разберись. К тому моменту, когда мужчина наконец откладывает в сторону жалкую пародию на учительское резюме, его рассудок буквально закипает от раздражения. И да, возможно, его поведение слегка попахивает лицемерием, учитывая, что он и сам получил свою должность далеко не ввиду собственных достижений и стремлений, но… В отличие от неё Бен посещал настоящую школу. У него две (не одна, а две) учёные степени. И родился он до того, как Курт Кобейн покончил с собой. Он знает, что такое стационарные телефоны и помнит, что из себя представляет модем, будучи не понаслышке знакомым с жизнью до появления стримингового сервиса. Кроме того, Бен только недавно стал свидетелем того, что Маз Каната буквально чудом смогла удержаться на своей позиции учителя старших классов, несмотря на обладание степенью магистра по английской литературе и многолетнего опыта работы за плечами… А этот ноль без палочки — этот никто из ниоткуда — имеет наглость бесцеремонно врываться в издавна устоявшуюся систему, нахально диктуя свои правила… будто одним своим существованием она успела заслужить право преподавать в такой легендарной школе, как «Альянс». Не говоря уже о том, что спустя столько времени и бесчисленных попыток, после того, как мужчине всё-таки удалось каким-то непостижимым даже для него самого образом заставить Кайла, его единственного подопечного из третьего класса, полностью отказаться от привычки пускать в дело зубы при любой возможности, эта выскочка буквально стёрла в порошок каждое его усилие, умудрившись повернуть вспять весь прогресс в ходе сорокапятиминутного урока изобразительного искусства, о чём ему приходится узнавать от грёбаного По Дэмерона. Бен находит художественный класс после двадцати минут кажущегося ему вечностью блуждания по утрированно ярким, болезненно красочным коридорам, не переставая поражаться тому, как дошкольники умудряются из раза в раз не теряться в лабиринте многочисленных зигзагообразных ходов и внезапных тупиков, ютящихся в массивном здании. Когда же мужчине наконец удаётся добраться до места назначения, ему не остаётся ничего иного, как попытаться перебороть первоначальный импульс совершить самоубийство в ту самую минуту, как он только приоткрывает дверь в комнату. До этого момента Бену удавалось избегать общения с детьми в возрасте до восьми лет с тех пор, как… он сам был ребёнком того же возраста. Единственная причина, по которой Кайл оказался среди его воспитанников, заключалась в том, что мальчик чуть ли не с первого дня своего пребывания в школе проявлял сверхъестественную склонность к последовательному и регулярному нанесению телесных повреждений разной степени тяжести каждому учителю, которому «посчастливилось» встать на пути ребёнка — спеша задействовать ногти, кулаки, плевки, удары ногами и, конечно, как, собственно, наглядно иллюстрировал сегодняшний пример, зубы — в качестве действенного оружия и единственного понятного ему выхода из ситуаций, которые Кайл, очевидно, считал менее чем удовлетворительными. Школьные психологи, приставленные к младшим классам — обе женщины, обладающие докторскими степенями, чей рост не превышал полтора метра, — подвергали себя реальной физической опасности, когда оказывались в комнате один на один с диким маленьким гадёнышем. Таким образом, за неимением альтернативных вариантов присматривать за ним поручили Бену — высокому, крепкому мужчине, с лёгкостью способному справиться с очередным припадком и значительно превосходящему по силе любого, даже самого крепкого ученика. Порой Бену становилось любопытно, сколько средств родители ребёнка были вынуждены вбухивать в школьную казну, чтобы та соглашалась удерживать Кайла в своих рядах, несмотря на постоянные сложности и неурядицы, связанные с его крайне непредсказуемым поведением. При любом раскладе они, безусловно, зарабатывали достаточно, чтобы позволить себе оплачивать присутствие няни (женщины с платиновым цветом волос такого же высокого роста, как Бен, и выглядевшей так, будто она несомненно могла справиться с ребёнком в случае необходимости). Как ни странно, Бен благосклонно относился к Кайлу, когда тот не был полностью погружён в одну из яростных истерик или поглощён очередным припадком неповиновения. Возможно, оттого, что мальчик немного напоминал Бену себя. Быть может, с возрастом он становится чересчур сентиментальным. Тяжко выдохнув, Бен осторожно открывает дверь в комнату, отведённую под художественный класс и в данный момент кишащую четырёхлетними детьми. Однако едва он успевает осмотреться в поиске печально известной Рей Джексон, как одна из дошколят подбегает к мужчине вплотную, принимаясь буравить его своими гигантскими синими глазищами, перед тем, как торжественно объявить: — Мы делаем бусениц. — Гусениц, — поправляет её Бен. Видимо, вот во что по сути превратилась его жизнь. Если ему всё же удастся отыскать эту двадцатидвухлетнюю пигалицу посреди этого зоопарка, он не сочтёт за труд высказать ей всё и сразу. Четырёхлетний глазастик продолжает пожирать его влажным взглядом. — Бусениц! — настаивает она. Бен открывает рот, чтобы снова поправить девочку, когда что-то нарушает его планы. Голос, прорывающийся сквозь гул хихиканья, визга, и криков «я первый его взял!», и «нам положено делиться!», — напоминает Бену… мелодию — это единственное, приходящее на ум подходящее сравнение звуку, что сейчас доносится до его ушей. Чуть сладкий; высокий и чистый, как колокольчик. Вне всякого сомнения — окрашенный ярчайшим британским акцентом. — Добрый день! — девушка, которой принадлежит голос… «Рей, — думает он. — Это, должно быть, Рей Джексон, та самая узурпаторша». …уже направляется к нему, параллельно вытирая руки, покрытые зелёной краской, о передник с цветочными узорами, забрызганный бесчисленными разноцветными блёстками. Бен морщит лоб, принимаясь разглядывать её; на мгновение невольно заострив внимание на покрывающей мягкую кожу россыпи золотистых веснушек, почти что детских ямочках, отчетливо проступающих на разгорячённых щеках, даже когда она едва улыбается, длинных тонких конечностях — сплошные локти и колени (жадно думает Бен, прежде чем ему удается спохватиться, чтобы оборвать этот парадоксальный мысленный поток) — и её волосах, собранных в три — да, именно три! — пучка, непростительно горделиво красующихся на затылке. Он, кажется, должен злиться на неё — Бен уверен в этом, — только вот внезапно не может вспомнить, за что именно. — Прошу прощения, — произносит она с тенью замешательства в прямом взгляде. — Вы родитель? Причина его негодования снова всплывает на поверхность, мгновенно отрезвляя и выводя из странного кратковременного ступора. — Нет, — категорически отрезает он. — Бен Соло — психолог старших классов. Взгляд девушки остаётся таким же безучастным, а Бен мысленно проклинает абсурдность своего положения и необходимость вести этот разговор среди кричащей малышни, вьющейся вокруг и то и дело задевающей его ноги. Один из них сейчас под стать пиранье вцепляется в руку Рей — яркие глаза ребёнка стремительно наполняются влагой, пока тот, найдя надёжное укрытие, прячется за передником своей учительницы. — Я тут касательно Кайла, — поясняет он. Даже не пытаясь преодолеть стремительно нарастающее внутри раздражение, Бен молча наблюдает за тем, как тень безразличия на лице девушки постепенно сменяется огоньком осознания. — Все ясно. — На этих словах она стремительно опускается на колени прямо перед ним. Этот простой жест заставляет волну необъяснимого трепета прокатиться по его позвоночнику. «Как странно», — только и успевает подумать Бен. Однако безраздельное внимание Рей обращено на маленького мальчика, которому она сейчас как раз что-то сосредоточенно шепчет на ухо. Что бы Рей ни говорила, её слова заставляют лицо ребенка засветиться от радости. Убедившись в успехе своего намерения, она плавно поднимается на ноги; рука девушки по-прежнему зажата в тисках маленьких ладошек, прежде чем та предпринимает попытку размять, по-видимому, затёкшую шею. Когда же Рей наконец обращается к Бену, её голос наполнен явным, ничем не прикрытым раздражением: — У меня урок в самом разгаре, как вы наверняка заметили, но примерно через два часа я освобожусь. Можете подойти тогда. Невесомая дымка очарования, вызванная её внешностью (да, она красива, ну и что, собственно говоря, с того — он мужчина, к тому же ещё и зрячий, поэтому совершенно ничего удивительного в том, что от его взгляда не ускользнули подобные детали) мгновенно рассеивается. — Хорошо, — выплёвывает он. — Вернусь через пару часов. Чувствуя, как стремительно захлестывает его очередной приступ ярости, Бен пулей вылетает из комнаты, прежде чем она успевает отозваться, проронив в ответ что-либо всё тем же мелодичным голосом, целенаправленно уклоняясь от пухлых липких рук, норовящих уцепиться за его колени на пути к двери. Чёртовы дошкольники!***
Процесс повторного поиска художественного класса протекает чуть менее болезненно. Но только самую малость. В промежутке между изгнанием его Рей — студенткой! вундеркиндом! — из своего класса и возвращением Бена для пояснительной беседы, или чем бы та изначально не должна была стать, он делает всё возможное, чтобы свести список вполне оправданных жалоб по отношению к девушке к трём простым моментам: Первый. Если ей не удавалось справляться с Кайлом самостоятельно, ей следовало своевременно обратиться за помощью по предусмотренной для этих целей портативной рации, как только ребёнок проявил первые признаки начинающейся истерики. Второй. Именно она должна была стать инициатором, первой связавшись с ним для обсуждения стратегии, которую впоследствии могла реализовать в своём классе с целью предвосхищения подобных ситуации в будущем, вместо того, чтобы дожидаться, пока он будет вынужден искать её по всей школе. Третий. Она слишком молода, привлекательна и неопытна, чтобы работать в Академии Альянса, и он хотел бы, чтобы она призналась в этом, желательно, в письменной форме. Бен не до конца уверен в том, каким именно образом факт её привлекательности связан с его жалобами, но тем не менее считает, что этот момент должен быть включён в общий список. Несмотря на видимое отсутствие пронзительных детских криков, убедить себя войти в её класс во второй раз по какой-то причине даётся Бену с большим трудом, чем в первый. Возможно, потому, что без оглушающих звуков, наполняющих небольшое помещение, моря ярких помпонов, покрывающих пол, и дезориентирующего запаха клея «Элмерс», заполняющего его ноздри, Бена не встречает ничего, кроме зловещего взгляда Рей, неловко сутулящейся и молчаливо восседающей за одним из маленьких столиков, выполняющих функцию парты: её голые колени выглядывают из-под лёгкой белой юбки, а изящные пальцы девушки неспешно перебирают листы синей бумаги, которая своим видом указывает на то, что речь идет об отчёте о недавнем происшествии. Рей всё ещё в переднике, что в свою очередь отдаётся в сознании Бена необоснованным довольством. Возьми себя в руки, Соло! Подойдя ближе, краем глаза Бен замечает, что из её открытого ноутбука доносится какая-то нежная мелодия, напоминающая звуки арфы. Рей продолжает сосредоточенно заполнять страницу; глаза девушки устремлены на бумагу, даже когда он демонстративно прочищает горло. Сам толком не отдавая себе отчёта в своей мотивации, Бен продолжает стоять в нескольких шагах от неё, выжидая, с нехарактерной для него терпеливостью, пока Рей не откладывает ручку, наконец соизволив поднять голову и пристально взглянуть на него. Глаза у неё ореховые, зелёные пятнышки сливаются с коричневыми, словно травинки. Свисающие прядки кудрявых каштановых волос, выпавшие из её прически, искусно обрамляют лицо по обе стороны подбородка. Засмотревшись, он едва осознает смысл произнесённых ею слов: — Вы прервали мой урок. Ранее. С громким хлопком Бен возвращается в реальность, фыркая: — Уверен, что помешал чему-то невероятно важному. Карие глаза Рей опасно сужаются, а тёмные брови грозно хмурятся: — Что, простите? — Им по четыре, — мягко поясняет он. — И это урок рисования. Давай называть вещи своими именами. Скрестив на груди тонкие руки, девушка резко поднимается на ноги. Без вопящих вокруг детей, отвлекающих его от беспрепятственного созерцания, Бен неожиданно для себя замечает, что Рей выше среднего роста (конечно, всё ещё гораздо ниже и меньше его, так, что он мог бы с лёгкостью приподнять её. «Откуда, чёрт возьми, взялась эта идиотская идея?»), худощавая, но поджарая; мышцы на загорелых руках заметно напрягаются, когда девушка помещает пальцы в изгиб локтей. — С чего вы взяли, что имеете право заявляться в мой класс и оскорблять мою профессию? — сбивчиво спрашивает она. — Твою профессию? — с губ Бена слетает сдавленный смешок, что, если подумать, крайне для него нетипично. Он редко смеётся, даже, когда вкладывает в этот жест только нескрываемое презрение и жёсткую иронию. Очевидно, выведенная из себя его поведением, Рей щетинится — её мягкие щёки вспыхивают светло-розовым. Это… невыносимо мило. Мило? Мотнув головой, Бен морщит лоб, силясь очистить ту от непонятных, чужеродных ему мыслей. — По моим подсчётам, ты находишься в реальном мире около трёх недель. Следовательно, понятия не имеешь, чем занимаешься. — Что вам от меня нужно? На мгновение Бен полностью забывает причину своего здесь присутствия, а очнувшись, словно в тумане произносит: — Я должен помочь с отчётом об инциденте. — Как-нибудь и сама управлюсь, спасибо за участие. Моргнув, Бен ощущает себя слегка уязвленным. По всей видимости, его помощь не требуется. Значит, самая пора удалиться. Наверное. Однако, он почему-то не уходит. — Что именно произошло? Насколько мне известно, он никого не кусал полтора года. Чуть вздёрнув подбородок, Рей не отводит взгляда. Как следствие резкого движения, становится видна линия её шеи, и Бена неожиданно посещает мысль о том, что он хотел бы её укусить. Погрузить зубы в кремовую кожу её горла, и… да, что в конце концов за хрень лезет ему в голову, мать твою! — Почему вы, собственно, исходите из того, что я виновата в случившемся? — Я не утверждал, что в произошедшем исключительно твоя вина, — пренебрежительно отвечает он. — И всё же, как ни странно, ваше поведение говорит само за себя. — Что ты с ним сделала? — Я ничего с ним не делала, мистер Соло. Если кто-то и виноват в том, что сегодня произошло, так это вы. Всё, что может сейчас сделать Бен, это удивлённо моргать. Ему кажется… Нет, он уверен, что раньше представлял собой весьма устрашающую фигуру. Как никак, по долгу профессии в суде ему приходилось доводить до слёз не одну домохозяйку. И всё же этот человек, это совершенно юное, по сути не представляющее из себя ничего создание, кажется, совершенно не боится его грозного вида. Неужели, он окончательно потерял хватку? Неужто всё это время, проведённое вдали от города, превратило его в тюфяка, сделав мягким и безвольным, под стать жвачке, спрятанной внутри карамели? — Как, чёрт возьми, ты пришла к этому умозаключению? — У Кайла сегодня был первый урок рисования. Следовательно, до этого дня у него никогда не было шанса побыть со мной наедине, потому что все до единой возможности для нашего знакомства, которые представлялись до сих пор, были потрачены на встречи с вами. Его учительница забыла, что вы изменили расписание, потому что вы в свою очередь упомянули об этом вскользь, не потрудившись напомнить, поэтому она не поставила его в известность. Кайл запаниковал, когда увидел, что перед ним не тот учитель, что в прошлом году, и начал биться в истерике, как только вспомнил, что вы не придёте за ним. — По мере того, как Рей всё ближе и ближе подступает к нему, не прерывая свою речь, её голова всё больше и больше отклоняется назад, поскольку девушка наотрез отказывается нарушать зрительный контакт, а разница в росте становится всё более очевидной по мере их сближения. И Бену… это нравится. Ох, как ему это нравится… — К вашему сведению, я воспользовалась своей рацией, как только Кайл подал первые признаки истерики, — усмехается она. — А укусил он меня, потому что я встала на его пути, тем самым не давая броситься на другого ребёнка за то, что тот без спроса взял его красные ножницы. — Возможно, если бы ты была более опытным учителем, понимающим толк в своём деле, — ухмыляется Бен, — он бы не попал в ситуацию, в которой ощущал необходимость вставать на защиту своих вещей. — Возможно, если бы ты не был таким бесцеремонным мудилой, понимал бы, что изменение расписания ученика без своевременного предупреждения его учителей является чертовски плохой идеей. — Или у тебя просто нет необходимых знаний и таланта, чтобы управлять классом. — Я без труда справлялась с грёбанными группами, состоящими из тридцати пяти пятилеток на протяжении шести часов после того, как они уже находились в школе с шести утра в местах, намного более сложных и взыскательных, чем это, при наличии под рукой гораздо меньшего количества рабочих материалов. Несмотря на то, что весь день проводила на занятиях… — Ну да, не сомневаюсь, что твои уроки рисования требуют неординарных физических и умственных затрат. — …Так что не смей без приглашения заваливаться в мой класс и рассказывать мне о том, что я могу и не могу делать. — Рей расправляет плечи, выпрямляясь во весь рост; и он… мог бы положить подбородок прямо на её макушку, если бы захотел. — Ты, умник, ни черта обо мне не знаешь. — Ну, одно я знаю наверняка: ты недостаточно квалифицирована для работы в этой школе. Ты же буквально вчера выпустилась, — отмечает Бен. — Уже не говоря о том, что твоей прямой специализацией является художественное искусство, в общем и целом не имеющее со сферой образования ничего общего. — Подумайте только, какая удивительная проницательность! Ты сам случайно не заканчивал факультет по лицемерию со специализацией в ханжестве? Потому что мне лично никогда ещё не встречались школьные методисты, расхаживающие по коридорам в Rolex. Кто ты по специальности, дай-ка угадаю, банкир? В свободное от работы время, занимаешься присвоением средств из благотворительных фондов? Постой, я, кажется, поняла… Ты занимал должность адвоката, прокучивающего большую часть своей зарплаты? — Должно быть выражение его лица, лёгкое подёргивание мышц выдает его. Бен всегда ненавидел себя за неумение скрывать нежелательные эмоции. Сноук не раз попрекал его этим недостатком. — Понятно, — говорит она самодовольно, и торжествующая ухмылка в одночасье завладевает её утончёнными чертами. — Значит, всё-таки адвокат. В какой области практиковал? Помогал преступникам уклоняться от законного наказания? Находил налоговые лазейки для миллиардеров? — Семейное право, — тихо произносит он. К чёрту укус в шею — сейчас он мечтает исключительно о том, чтобы распахнув челюсть, проглотить её целиком, как изголодавшийся питон. Бен хотел бы грызть её кости, разжёвывать мясо, пока, наконец, не наполнится, не насытится ею сполна. Что-нибудь, что угодно, только, чтобы стереть это раздражающее выражение с лица девушки. Рей меняет положение рук, тем самым обнажая синяк в форме рта на внутренней стороне её предплечья и следы от зубов, окружающие его. Бен борется с абсолютно нелогичным желанием схватить её за запястье, чтобы убедиться, насколько серьёзно повреждение. — Как я и думала, — заключает она. — Наживался на людях с помощью привилегии использования детей в качестве инструмента для ведения переговоров. — Слишком много предположений, учитывая, что тебе ничего обо мне неизвестно, милая, — шипит он, приближая своё лицо к её, с досадой замечая, что и эта его тактика не возымела должного эффекта — Рей даже не моргает. — Забавно, — констатирует она твёрдым, холодным как лёд, тоном, — мне в голову как раз пришла абсолютно идентичная мысль. Какое-то мгновение они просто смотрят друг на друга. Бен позволяет себе эту слабость: наполнить ею свои глаза, разрешая им плыть по изгибу её подбородка, мягкой форме её губ. Когда же его взгляд падает на пол, он обнаруживает под непристойно уродливыми босоножками на толстой деревянной платформе не менее уродливые плотные шерстяные носки, скрывающие её лодыжки. Бен гримасничает. Он ненавидит их. И её он тоже ненавидит. Сощурив глаза, Бен хмурится и делает шаг назад. — Ну, если ты уверена, что у тебя всё под контролем… — Никогда в жизни ещё не была ни в чём так уверена, как в этом, — выплёвывает она. — Отлично. Бен отступает, до боли сжав руки в кулаки, и размышляя над тем, сможет ли безнаказанно пропустить сессию профессионального обучающегося сообщества, чтобы под звуки дэт-метала вдоволь накричаться в собственной машине, тем самым дав выход накопившейся злости и разочарованию. Он даже не слушает дэт-метал, но это уже второстепенно. — Постарайтесь не ушибиться об косяк с высоты своего положения, мистер Соло, — насмешливо пропевает она, когда Бен уже находится у самого порога, и этого достаточно, чтобы он утратил последнюю каплю благоразумия. Как ни крути, он никогда не славился своей сдержанностью. Бен не может позволить, чтобы последнее слово осталось за ней. — Я бы на вашем месте в срочном порядке навестил медсестру до того, как в вашу боевую рану попадёт инфекция, мисс Джексон, — предлагает он голосом, неестественно низким и мягким. На другом конце комнаты руки Рей падают по сторонам туловища, в то время, как её рот приоткрывается в едва заметном удивлении. Перед тем, как окончательно покинуть комнату, Бен успевает добавить в качестве запоздалой мысли: — А то ещё придётся ампутировать эту прекрасную руку. Не говоря уже о риске заражения бешенством. Бен позволяет двери захлопнуться за собой, тем самым не оставляя Рей ни малейшего шанса в последний момент сделать ответное замечание. По крайней мере этим он утешает себя, когда возвращается из её здания в своё собственное — они работают в совершенно разных концах огромной школы. Бен несказанно рад тому, что им больше никогда не придётся пересекаться. Во всяком случае, ему кажется, что он этому рад.