(wont you let me) walk you home from school

Пожалуй, самый существенный изъян в спонтанно созревшем плане действий Рей обнаруживается уже в тот самый миг, когда становится очевидным, что ни одна из задействованных в его воплощении сторон не имеет ни малейшего представления о том, каким образом они намереваются отыскать пресловутый скейтборд не только в абсолютно незнакомом им жилом районе, но и в придачу ко всему буквально посреди ночи — чуть ли не впотьмах. Что характерно, даже этому на первый взгляд досадному обстоятельству не удаётся ни слегка охладить воинственный пыл главной зачинщицы и непосредственного организатора сей авантюры, ни хотя бы частично погасить её, казалось бы, неиссякаемый запал энтузиазма. Бену, в свою очередь, актуальный ход событий представляется не только загадочным, но и чертовски иррациональным, учитывая, что до недавнего времени (ещё каких-то несколько часов назад) их отношения (не отношения — шапочное знакомство) не то что даже не пахли дружелюбием, но и по сути своей сводились разве что к откровенной, взаимной неприязни, местами разбавляемой злополучными эпизодами то выбивающей из колеи, зачастую беспощадной прямоты, то практически невыносимого, в самые неподходящие моменты накрывающего его с головой сексуального влечения. Если посудить здраво, её внезапный, обострённый интерес к его атлетическим способностям изначально являлся всего лишь прямым следствием лишённого любого намека на логику, навеянного алкогольным опьянением мимолётного порыва, а, значит, должен был, как минимум, значительно поутихнуть уже по истечении нескольких, проведённых на свежем воздухе и способствующих неминуемому отрезвлению мгновений. Однако, к крайнему изумлению Бена, Рей остаётся верна своему твёрдому намерению даже после десятиминутного, бесцельного и безрезультатного блуждания в поисках подходящего инструмента, предназначенного прежде всего для того, чтобы подарить ему сомнительную возможность наглядно продемонстрировать свои многочисленные, по общему признанию в прошлом зарытые в землю таланты. Следующая, довольно серьёзная брешь в намеченном сценарии развития событий выявляется, когда Роуз в какой-то момент решает во всеуслышание заявить о своей случайной находке — несмотря на то, что расстояние, разделяющее присутствующих, чисто символическое, приглушённый голос девушки звучит на удивление слабо и невнятно — пока они с Рей целеустремленно бредут в нескольких шагах впереди Финна и Бена, который на протяжении последних нескольких минут (или десяти, или пятнадцати, или, если уж на то пошло, всего пути) тщетно силится подобрать хотя бы пару ни к чему необязывающих фраз, которыми он мог бы перекинуться с идущим с ним бок о бок парнем. С каждой проведённой в компании Финна секундой, капля за каплей утрачивая всякую надежду на построение пусть даже жалкого подобия продуктивного диалога и уже было открыв рот, чтобы за неимением иных опций брякнуть первое пришедшее на ум избитое клише, Бен однако резко сдаёт назад, ощущая неимоверное облегчение при виде того, как внезапно развернувшаяся на месте Роуз, сама того не подозревая, умудряется уберечь его от очередного неминуемого провала, со всей серьёзностью сообщая собравшейся компании: — Может я, конечно, брежу… Только вот меня терзают смутные сомнения, что мы тут уже проходили. Нет, ну вы сами гляньте… Как пить дать! Основательно осмотревшись вокруг, Бен в итоге и сам не может не признать, что улица действительно являет собой смутно знакомую картину, с каждой проведённой за её созерцанием минутой так и норовящую спровоцировать острый приступ дежа вю: череда затемнённых окон отчего-то уже знакомых ему домов осуждающе поглядывает на мужчину из-за шеренги подозрительно знакомых деревьев, мирно цветущих на до безобразия однотипных и безупречно подстриженных газонах, однозначно кажущихся ему сейчас на удивление знакомыми. В итоге, порядком сконфузившейся четвёрке приходится потратить ещё около пяти минут на попытку достаточно сориентироваться в пространстве, чтобы в потёмках определить, как в конце концов вырулить на соседнюю улицу, когда выясняется, что всё это время они двигались по причудливой, по сути больше смахивающей на круг, траектории. Как ни странно, даже этому прискорбному казусу не удаётся привести в замешательство Рей, которая, как ни в чём не бывало, продолжает с чувством, с толком, с расстановкой маршировать в заданном направлении, по всей видимости, твёрдо решив не позволить подобным мелочам сместить её фокус с достижения намеченной цели. — Часто на неё это находит? Спустя несколько минут, проведённых в блужданиях по лабиринту, сплетённому из практически идентичных улочек и закоулков, Бен не без удивления подмечает, что владельцем прорезавшего тишину голоса является никто иной, как он сам — однако уже после того, как неожиданно соскользнувший с его собственных губ вопрос тут же успевает без следа раствориться в бодрящей свежести ночного воздуха. Точно под гипнозом мужчина заворожённо наблюдает за тем, как серебристые полоски лунного света, беззаботно скользя по ногам чуть ли ни вприпрыжку вышагивающей впереди Рей, находят временное пристанище на небольшом участке кожи, беззастенчиво выглядывающем из-под воротника её мешковатого свитера, то и дело порывающегося сползти с веснушчатого плеча хозяйки. Финн заметно хмурится, но, судя по всему, не считает нужным замедлить ход, даже когда глядя на Бена исподлобья, напряжённо уточняет: — В смысле? Что «это»? — Ну… — вскинув руку и намереваясь тем самым наглядно проиллюстрировать ранее обозначенные вслух мысли, все ещё борющийся с чувством неловкости Бен осторожно указывает в направлении Роуз и Рей, которые и сейчас, чеканя шаг, продолжают уверенно шествовать впереди, кажется, нисколько не смущённые недавней неудачей. — Непод…дельный, искренний азарт… Какая-то почти маниакальная целеустремленность, что ли… Оборвав себя на полуслове, Бен не может внутренне не чертыхнуться, тут же принимаясь корить себя за очередной приступ словоблудия, на чём свет стоит проклиная дурманящее, так некстати развязывающее язык действие всё ещё разливающегося по венам алкоголя. Был бы он сейчас хотя бы относительно трезв, наверняка соизволил бы сформулировать свою мысль куда более чётко. Хотя, коли уж на то пошло, был бы он сейчас трезв, вовсе не очутился бы в подобном положении: бесцельно блуждая по незнакомой местности под покровом ночи в поисках, на минуточку, скейтборда — инструмента (Инструмента? Транспортного средства? Спортивного снаряда?), к которому Бен не притрагивался на протяжении последних пятнадцати лет, он вынужден пытаться поддерживать светскую беседу с человеком, с которым при иных обстоятельствах и двумя словами бы не обмолвился. Финну, по всей видимости, каким-то чудом удаётся уловить буквальный смысл, таящийся в его расплывчатом вопросе, поскольку прыснув со смеха, парень едва заметно пожимает плечами. — Стоит Рей что-либо втемяшить себе в голову, — хмыкнув напоследок, поясняет парень, позволяя нежностью вперемешку с восхищением тут же смягчить глубокий тембр его голоса, — и пиши пропало. Она — истинная сила природы. Неукротимая стихия да и только. На лице Бена успевает промелькнуть ласковая улыбка, едва подавив которую, тот ту же бормочет про себя: — Да уж. Стихийное бедствие. В самое яблочко. Лучше и не скажешь. Как ни странно, этого совершенно беззлобного, по сути полушуточного заявления, очевидно, становится более чем достаточно для того, чтобы нарушить временное перемирие, так как, неожиданно замедлившись, Финн в конечном итоге и вовсе застывает на месте: причём делает он это настолько резко и внезапно, что только пройдя ещё три шага и инстинктивно взглянув через плечо, Бен наконец замечает, что собеседник теперь смотрит на него в упор из-под нахмуренных тёмных бровей. Бен же, которому по сути не остаётся больше ничего, как последовать примеру парня, с тяжёлым чувством поворачивается к Финну только для того, чтобы моментально обнаружить, что тот сейчас действительно буравит его полным явного подозрения взглядом. Тусклый, рассеивающийся в сумерках свет ночных фонарей слабо освещает пустую улицу, отбрасывая тени на сосредоточенное лицо парня, выражение которого сейчас исполнено чем-то вполне конкретным и осязаемым… Чем-то, что Бену никак не удаётся ни распознать, ни облечь в слова. — Без понятия, что тебе от неё нужно, — чеканит Финн после долгой паузы, за время которой в его голос очевидно успевают закрасться отчётливо проступающие металлические нотки. — Но если ты хоть пальцем Рей тронешь, если с её головы упадёт хоть один волосок, лично позабочусь о том, чтобы в твоём арсенале стало, как минимум, на фалангу меньше. Опешив от неожиданности, Бен в полном недоумении принимается беспомощно моргать, искренне пытаясь вникнуть в смысл последнего заявления, но так и не справившись с задачей, только и может, что почти беззвучно выдохнуть: — А? В качестве ответа Финн делает шаг вперёд, в результате сокращая расстояние между ними и подступая к Бену достаточно близко для того, чтобы позволить тому наконец распознать целую палитру необузданных эмоций, сейчас так и мерцающих в выразительных глазах парня, который бросив быстрый взгляд поверх плеча Бена — точно удостоверившись в том, что девушки не услышат его следующее заявление — спешит внести ясность в откровенно неоднозначную ситуацию. — Рей — воистину удивительный человек. Незаурядный и во многом уникальный, — чуть ли не сквозь зубы цедит он, при этом ни на мгновение не прекращая прожигать Бена горящим взглядом: каждое новое, вылетающее изо рта парня слово — острый, рассекающий, плавящий ночную тишину меч. — И я сейчас говорю не только о своём личном восприятии. В целом. Поэтому заруби себе на носу, я ведь не посмотрю на то, что вы с По закадычные друзья… Если ты только вздумаешь обидеть её… Если продолжишь доставать… если посмеешь причинить боль… Пытаясь побороть внезапное и резкое головокружение, Бен уже было намеревается положить конец льющемуся на его голову бесконечному потоку абсолютно беспочвенных обвинений, чтобы выплюнуть в ответ: «Что ты, чёрт возьми, такое несёшь?», однако по факту успевает озвучить только первые три слова, прежде чем его предложение, по сути так и не начавшись, прерывается пронзающим тишину и переполненным всеобъемлющей, неподдельной радостью воплем. — Ура-а-а! Развернувшись к Финну спиной, Бен облегчённо выдыхает, будучи искренне благодарным хотя бы уже за то, что их странному обмену любезностями, видимо, так и не суждено состояться, вместо этого принимаясь наблюдать за тем, как на противоположной стороне улицы Рей бежит по чьей-то лужайке со злополучной доской в руках, которая даже издали выглядит куда более презентабельно, чем та, на которой Бен практиковался, будучи подростком. — Глазам своим не верю! Ты что же, и вправду умудрилась нашарить скейтборд?! Восторженный визг Роуз очевидно вынуждает Рей улыбнуться ещё шире, и Бен, всё ещё утопая в сюрреализме происходящего и чувствуя при этом лёгкое головокружение от внезапного осознания всей степени трагикомичности сложившейся ситуации, только и может, что машинально мотать головой, беспомощно наблюдая за тем, как девушка, будто в замедленной съёмке, уверенно приближается к нему. Ну вот, слегка обречённо думает мужчина, и подъехала третья проблема, заключающаяся в том, что он до последней секунды не верил, что Рей действительно удастся отыскать скейтборд и — о боже, ему определённо суждено навернуться прямо у неё на глазах, так ведь? Словно отвечая на его немой вопрос, Рей задорно кивает, тогда как вмиг преобразившая её изящные черты ярчайшая, кажется, способная сейчас осветить весь район улыбка, не покидает лицо девушки даже тогда, когда та вкладывает скейтборд прямо в его руки, терпеливо дожидаясь, пока пальцы мужчины не сомкнутся на краях доски. — Так-с, — весело констатирует она. — Похоже, я выполнила свою часть сделки. Теперь дело за тобой! Давай! Покажи нам, на что способен! Воспари над землёй, Соло! Да так, чтобы сам Тони Хоук позавидовал! Вопреки желанию губы Бена сами собой расплываются в полуулыбке. — Надо же… Искренне удивлён тем, что тебе вообще знакомо это имя. Рей же кажется уязвлённой до глубины души, когда пылко бросает в ответ. — Шутишь?! С какой это такой стати?! Кто, собственно, не знает Тони Хоука? — Куча народа. Да хотя бы возьми львиную долю моих учеников. — В таком случае эту информацию необходимо в срочном порядке добавить в современную учебную программу, — выкрикивает Роуз, которая, по всей видимости, скрестив перед собой ноги, уже успела присесть на обочину, в то время как стоящий рядышком на траве со сложенными на груди руками Финн по-прежнему отказывается сводить с Бена вызывающий взгляд, тем самым вынуждая того отвернуться в тщетной попытке игнорировать откровенное недоверие, которым сейчас буквально пропитано выражение лица парня. — Ему же самое место среди «Великих американцев» в издание лихих девяностых. — При первой же возможности непременно подниму этот чрезвычайно важный вопрос с главой отдела социальных наук, — сухо парирует он. С грохотом уронив скейтборд на тротуар, Бен какое-то время буравит тот рассеянным взглядом, силясь припомнить, с чего собственно следует начать и что от него вообще требуется, и это, с большой долей вероятности, можно смело считать четвёртой проблемой. Видимо, заметив нешуточные колебания и очевидную растерянность мужчины, Рей делает робкий шаг в его направлении. — Бен, слушай… Я тут подумала… Может, не стоит, а? Ты уверен, что это хорошая идея?.. — Чего? — вскинув голову, хмурится он. — Да нет, всё схвачено, просто пытаюсь вспомнить, что к чему… Резко наступив на край доски, Бен не без удовлетворения наблюдает за тем, как та моментально подлетает в воздухе, чтобы следом приземлиться прямо в его ладони. «Ух ты. Очень даже не дурно». Спустя мгновение мужчина снова позволяет колёсикам скейтборда с характерным звуком приземлиться на поверхность асфальта, параллельно пытаясь принять максимально удобное положение, подобрав оптимальную постановку ног, учитывая тот факт, что по сравнению с подростковой версией себя, он гораздо выше и порядком тяжелее. Стоит ему каким-то чудом успешно приземлить кикфлип, умудрившись поймать провернувшуюся под ногами доску с первой попытки, как Рей испускает ликующий возглас, тогда, как Роуз выкрикивает что-то наподобие: «Так держать, Соло!», и Бен, к своему немалому изумлению, внезапно для себя отчётливо понимает, что, кажется… широко улыбается. Как ни странно, не проходит и пары минут, проведённых за освежением своих порядком заржавевших навыков катания на скейте, как мужчине без особого труда удаётся погрузиться в давно забытый, так горячо любимый им в детстве мир. «Вот тебе и мышечная память», — думает Бен. «Приобретённый рефлекс». Устремляясь вниз по ночной улице, на всём пару проносясь мимо сонных домов и встречных деревьев и позволяя себе каждой клеточкой смаковать ни с чем не сравнимое ощущение запутавшегося в его волосах ветра, мужчина не может мысленно не вернуться к тому периоду своей жизни, когда ещё подростком он проводил большую часть свободного времени на своём стареньком скейтборде; к тем беззаботным дням, когда его ноги буквально горели от напряжения, пока тот летел вниз по холму в направлении своего дома. Как бешено колотилось его сердце в те моменты, когда ему удавалось наконец набрать достаточную скорость для того, чтобы несколько восхитительных мгновений беспрепятственно скользить по гравию. К тому отрезку времени, где он и его сосед — счастливые и изнеможенные — проводили целые дни напролёт в попытках догнать и перегнать друг друга, преодолевая бесчисленное количество мнимых финишных черт вплоть до того момента, пока семья мальчика с бухты-барахты не решила перебраться в Сан-Диего, оставив Бена наедине со своим скейтбордом и полным одиночеством. Спустя столько лет, мужчина неожиданно для себя снова всерьёз задаётся вопросом, что сталось с Таем. Ощущение жжения в груди Бена неминуемо нарастает, ноги так и ноют от непривычного напряжения, но он упрямо продолжает отталкиваться от земли, всё больше отдаляясь от остальных, оставляя позади их восторженные реплики и радостные возгласы, пока и те и другие наконец не смешиваются с гудением уличных фонарей и пением сверчков. Бен чувствует себя до безумия лёгким, почти невесомым. До того бесплотным, что может показаться, будто он даже легче окружающего его воздуха. А всё потому, что впервые за преступно долгое время он ощущает себя абсолютно, беспрекословно свободным. Окрылённым. Способным в любой момент оторваться от земли, чтобы воспарить над ней… Он безумно, невыносимо… Как выясняется мгновение спустя, Бен умудряется настолько глубоко погрузиться в бездонную воронку давно забытых, ярчайших эмоций, что замечает низко свисающую, преграждающую ему дорогу ветку дерева только в тот самый миг, как та бесцеремонно впечатывается тому прямо в лицо. Уже в следующий миг, полностью утратив контакт с доской, мужчина на короткое мгновение полностью теряется в пространстве, чтобы следом, распластавшись на земле, приняться немигающим взглядом скользить по бескрайнему покрывалу раскинувшегося прямо над ним звёздного неба. Уронив голову на тротуар, Бен позволяет себе облегчённо выдохнуть, радуясь уже тому, что его рукам инстинктивно удалось хотя бы частично смягчить внезапное падение. Правда, острая, стремительно нарастающая боль в локте свидетельствует о том, что само приземление считать мягким можно разве что с большим натягом, учитывая, что оно, очевидно, не обошлось без неприятных последствий. Судорожно вздохнув, Бен полностью приходит в себя только тогда, когда гулкий звук торопливых шагов вперемешку со звучащими на заднем плане обеспокоенными голосами становятся всё громче, явно устремляясь прямо в его направлении. Рей добирается до него первой, вынуждая его чуть приподняться при виде того, как тут же присев рядом с ним на колени, девушка заметно хмурится, а её до недавнего времени наполненное солнечным светом лицо омрачает тяжёлая тень ничем не перекрытой тревоги. — Бен! Господи… Ты живой?! — Ага, — с огромным трудом приняв полусидячее положение, мужчина обхватывает ноющую голову свободной рукой, тут же подмечая, что пульсирующее в висках напряжение немедля отдается острой болью в области брови и щеки. — Вроде, живой. Судя по всему, его заверения не приносят желаемого результата, поскольку и без того огромные глаза Рей заметно расширяются, а в голос закрадываются отчётливые нотки неподдельного ужаса, когда та наконец почти что шёпотом выдыхает. — Ты, кажется, расшиб голову… У тебя там… кровь. — Серьёзно? — в поисках упомянутой травмы пальцы Бена принимаются скользить по знакомому рельефу собственной кожи, в конце концов устремляясь к участку под правым глазом, где, по-видимому, сосредоточен главный источник неустанно пульсирующей боли, чтобы предстать перед взглядом мужчины уже с окрашенными в темно-красный цвет кончиками. — И правда… Вот же дерьмо, — мягко откликается он. Однако эта прискорбная находка тут же теряет любую значимость, поскольку время внезапно замедляет свой бег в тот самый миг, как мягкая ладонь Рей с предельной осторожностью накрывает его ноющую щеку, вынуждая мир Бена сузиться до окружающего их пространства, в итоге сводя тот исключительно к совокупности ощущений, зарождающихся в том месте, где сейчас соприкасается их кожа. Какая-то его часть, пусть и крайне неохотно, но вынуждена признать, что во вселенной существует что-то ещё кроме приятного давления и исцеляющей прохлады прижатой к его лицу руки девушки, когда спустя несколько мгновений та через плечо оглядывается на Финна и Роуз. — Как считаете, без швов не обойтись? На этот раз доносящийся до слуха Бен голос принадлежит уже младшей Тико. — Не думаю. Рана вроде неглубокая. Скорее поверхностная. Правда длинная… продолговатая. То есть, тонкая… Да, ё-моё, как назло, напрочь забыла подходящее определение… — Думаю, речь идёт о простом порезе. — Ну, порез так порез. Как бы там ни было, надо сбегать к Пейдж и притащить бинты. Мы с Финном сгоняем за аптечкой. Одна нога здесь, другая там. Несмотря на то, что из своего положения полусидя Бен не может разглядеть выражения лица Финна, он уже достаточно хорошо знаком с парнем, чтобы в деталях представить, как сходятся у переносицы его брови, когда тот наконец отзывается. — Знаешь, я, наверное, всё-таки останусь здесь. Покараулю. Будучи полностью сосредоточенным на том факте, что безраздельное внимание Рей в кои-то веки приковано к его персоне, Бен разве что краем уха улавливает следующий за заявлением Финна ожесточённый спор, вместо этого направляя все силы на то, чтобы разглядеть и запомнить каждую деталь представшей перед ним дивной картины; скользящие по его лицу глаза Рей переполнены искренним сочувствием, тогда как приподнятые брови девушки придают её лицу выражение обеспокоенности, если не трогательной беззащитности. Всё это время её рука не прекращает скользить по его щекам и скулам с такой завораживающей нежностью, что не может не отзываться причудливым контрастом там, где её прохладная кожа соприкасается с его разгоряченной, где всклокоченные волосы пристают к покрытым потом лбу и вискам. — Финн, по-моему, Рей прекрасно справится сама. — Почему бы нам, собственно, не отравиться к Пейдж всем вместе? — Ага. Ты его лично на себе потащишь, если он по дороге грохнется в обморок? Не дури. Давай, шевели булками. Чем скорее уйдем, тем быстрее вернёмся. — Но… Всё ещё не сводя с его лица встревоженного взгляда, Рей наконец подаёт голос, ставя всех присутствующих перед фактом. — Финн, ради бога, не форсируй. Всё в порядке. Идите уже. Спустя несколько долгих мгновений, проведённых за настойчивыми попытками уверения парня в том, что его беспокойство абсолютно беспочвенно, звук шагов Финна и Роуз, направляющихся обратно к дому, постепенно затихает, чтобы в конце концов полностью раствориться в ночной тишине. Что, в свою очередь, означает, что они остались наедине, предательски отзывается затуманенный мозг мужчины, внимание которого по-прежнему сосредоточенно на пальцах Рей, всё ещё неустанно поглаживающих контур его щеки, и Бен внезапно ловит себя на том, что понятия не имеет, куда девать глаза от странного, совершенно несвойственного ему смущения. В итоге так и не придумав ничего лучшего, чем резко опустить взгляд, но заметив, как зубы девушки впиваются в розовую плоть её нижней губы, он спешит переключить своё внимание на обнаженный участок её плеча, где кожа Рей усыпана причудливыми созвездиями веснушек. Практически невыносимое жжение в грудной клетке вынуждает Бена отвернуться, чтобы предпринять попытку сглотнуть сладкий привкус свежей клубники, возникший буквально из ниоткуда и успевший напрочно засесть в его горле. Убедившись, что тщательно осмотрела мужчину на предмет повреждений, Рей облегчённо выдыхает, чтобы уронив руку, снова встретиться с ним виноватым взглядом. — Ты уж извини за излишний драматизм. Финн это не со зла. — Тебе не за что извиняться, — бормочет он. — Финн и впрямь… — запнувшись, Бен пытается подобрать случившемуся наиболее безобидное определение, то, что не заденет её, — за тебя горой, да? В лепёшку разобьётся, а в обиду не даст. В знак подтверждения его теории на лице девушки мелькает печальная улыбка. — Да уж… — Я просто… — тяжело вздохнув, Бен предпринимает попытку собраться с духом. — Выходит, ты рассказала ему о.? — так и не сумев довести предложение до логического конца, мужчина, задержав дыхание, наблюдает за тем, как его повисшее в воздухе значение наконец проникает в сознание девушки, ореховые глаза которой тут же расширяются в ужасе. — В смысле? Нет, конечно! Я не… Он что… он тебе?.. — принимается заикаться она. — Ничего криминального не произошло, — спешит заверить девушку Бен при виде её явного смущения. — Просто решил, что Финн в курсе, исходя из выбранного им ранее тона. Знаешь, он ведь буквально отчитал меня как какого-то бессовестного, сопливого мальчишку… Ну… под стать старшему брату, угрожающему надрать задницу любому, кто даже осмелится взглянуть в сторону его младшей сестры. Черты Рей заметно заостряются, тогда как улыбка почти моментально соскальзывает с её лица. — Ты шутишь. — Ни капельки. Откинув голову, Рей крепко зажмуривается, прежде чем испустить страдальческий стон. — Я его убью. Голову оторву, засранцу эдакому. Задушу собственными руками… Осознав, какой неожиданный поворот приняла их беседа, Бен просто не может не улыбнуться; как ни крути, но редкий, если не уникальный шанс побыть в роли стороннего наблюдателя, а не объекта её негодования представляется ему весьма любопытным, в чём-то даже приятным опытом. Предварительно скрестив на груди руки, Рей зажимает пальцами переносицу, тут же принимаясь яростно жестикулировать свободной рукой. — Извини, ради бога. Понятия не имею, какая муха его укусила. Дабы разрядить ситуацию, Бен принимается мотать головой. — Ты тут вообще ни при чём. Меня просто… не на шутку обескуражило то, с каким азартом он принялся гнуть свою линию. И почему вообще поднял этот вопрос, находясь в полном неведении о нашей с тобой… ситуации. — Понятия не имею. Может, он… Задумчиво пожав плечами, Рей несколько секунд заметно тянет с ответом. — Что? — Ну, не знаю… Заподозрил неладное, почувствовав соответствующую вибрацию… возможно, словил… определенный вайб… — Вайб? Только повторив это слово вслух, Бен осознает, насколько странно, даже нелепо оно звучит в его исполнении. Что-то смутно знакомое… Что-то, что он многократно слышал из уст своих учеников, но даже представить себе не мог, что однажды озвучит сам. По всей видимости, этой ночи суждено стать ночью множества открытий и свершений, о которых он до этого момента и помыслить не смел. Или, по крайней мере, полагал, что навсегда оставил в прошлом. Лицо Рей не теряет задумчивого выражения, когда та медленно кивает в ответ: — Возможно, Финн проникся витающим в воздухе настроением. Фиг знает… Может, заметил чрезмерное напряжение между нами и… — Он упомянул, что-то… — Бен запинается, когда перед его глазами снова отчётливо всплывает каменное выражение лица Финна, — по поводу того, что я тебя обижаю, донимаю… Я… тебя донимаю? — Да, — казалось бы, машинально выдыхает Рей, однако спустя короткое мгновение спешит добавить: — Нет… Слушай, это сложный вопрос. Даже под угрозой расстрела, Бен сейчас не мог бы с уверенностью утверждать, разламывается ли его голова на части в следствие удара или от крайнего, накатившего на него замешательства. — То есть как «сложный»? — И да и нет. Ты… ты меня донимаешь и одновременно не… донимаешь. Смотря, какое значение вкладывать в это слово… Сечешь, в чём загвоздка?.. — стоит взгляду девушки упасть на мужчину, и с губ её слетает нервный смешок при виде царящего сейчас на его лице выражения, служащего прямым ответом на её вопрос. — Не удивительно. Я и сама, если честно, не до конца понимаю, что к чему… — Возможно, потому что твоё последнее утверждение не несёт в себе ни малейшей смысловой нагрузки? Выдавив из себя улыбку, Бен не может не вздрогнуть от резкого укола жгучей боли — куда более острой, чем прежде — внезапно принимающейся пульсировать где-то под кожей в области щеки. При виде такой внезапной перемены глаза Рей снова загораются беспокойством, и придвинувшись ближе, девушка кладёт руки ему на плечи, продолжая аккуратно надавливать до тех самых пор, пока Бен не догадывается отклониться назад, чтобы опереться на бордюр прямо позади них. — Вот же чёрт, — мягко произносит она. — Главное, не шевелись. Дай-ка я… — несколько мгновений провозившись в сумочке, девушка вытаскивает из той пачку салфеток, следом вытягивая из стопки один бумажный платочек. Сложив тот в маленький прямоугольник, Рей осторожно прижимает его к тому месту, откуда по-прежнему сочится тонкий ручеёк тёмно-красной жидкости, сочувственно морщась в ответ на засевшее в чертах Бена выражение болезненного дискомфорта. — Ну вот. Так лучше? Его огромная ладонь накрывает её крошечную в тот самый миг, когда самодельный бинт перекочевывает из рук в руки. — Ага, кажись, чуток полегчало. — Прости меня. С губ Бена слетает короткий, похожий на смешок вздох. — По-моему, ты с лихвой исчерпала свой суточный лимит самобичевания. Тяжко вздохнув, Рей только растерянно пожимает плечами. — Ещё бы! Понять не могу, как мне только в голову взбрело подбивать тебя на какие-либо требующие хоть мало-мальского уровня координации действия… — Ну, начнём с того, что я мог бы просто отказаться, — резонно отмечает он. — Да, только это никоем образом не оправдывает моё поведение. Одно знаю наверняка: в том, что ты ушибся — моя вина. — Не говори ерунды. Тем более, речь идёт всего лишь о пустяковой царапине. Видимо, всё-таки решив прислушаться к заверениям, Рей принимается вчитываться в его черты, и несмотря на первый порыв Бена, заключающийся в необходимости как можно скорее отвести глаза, он, как ни странно, ловит себя на том, что вместо этого и сам внимательно исследует её лицо, впитывая каждую деталь так же бесстыдно, как делает это сейчас она сама. — При ближайшем рассмотрении, думаю, в чём-то ты прав. Порез довольно аккуратный. Так что, до свадьбы однозначно заживёт, — спустя мгновение подытоживает девушка, заставляя Бена вздрогнуть от осознания истинной причины её пристального внимания. — Как знать, если подфартит, может, у тебя даже крутой шрам останется. — Шестнадцатилетняя версия меня была бы в диком восторге от такой перспективы, — бормочет он, вынуждая Рей прыснуть от смеха. — Эй, чего это ты вдруг так развеселилась? — Просто… — вскинув руки и не переставая хихикать, девушка склоняется к нему чуть ближе. — На мгновение представила тебя подростком. Вынудив себя принять грозный вид, Бен старается изобразить праведное возмущение, параллельно предпринимая несерьёзную попытку оттолкнуть Рей, которая в ответ наклоняется ещё ближе, судя по всему, по-прежнему не считая нужным стереть с лица откровенно довольную ухмылку. — Ну, знаешь ли. — Скейтбординг, — усмехается, видимо, всё ещё не до конца протрезвевшая девушка, прежде чем не без очевидного труда приняться выговаривать череду многосложных слов, — каллиграфия, Everclear. — При чём тут Everclear? — Ну, Smashing Pumpkins. Одна фигня. Бен хмурится, чувствуя себя слегка оскорблённым перед лицом подобного наплевательского, откровенно пренебрежительного отношения к столь серьёзному вопросу. — Подумать только, человек, когда-то до дыр заслушавший все альбомы «Hole», на полном серьёзе осмеливается высмеивать мои подростковые увлечения? — Ты говори-говори, да не заговаривайся, — грозит Рей, несмотря на то, что озорная улыбка по-прежнему не сходит с её лица. Взгляд Бена на мгновение опускаются к её губам, но стоит девушке снова заговорить, как он спешит раздражённо одернуть себя. — Думаю, не пройдёт и пары дней, и ты у нас будешь, как новенький. По сути, что это, если не ещё одна метка храбрости в копилку твоих почётных знаков! Всё, что не убивает, делает нас сильнее! Так, кажется? Я же вроде как-то уже упоминала? Что дважды ломала одну и ту же ногу?! Сочувственно вздрогнув, Бен всё же решается полюбопытствовать. — Вот это да… Это же надо так умудриться! Что, прямо два раза подряд?! Погрузившись в размышления, Рей устремляет рассеянный взгляд в пространство перед собой, видимо, силясь вспомнить что-то конкретное. — В общем-то довольно заурядная история. Мне… Кажется, мне было три года или около того, когда я выпала из окна своей квартиры. — Господи… Ты это сейчас серьёзно?! Рей… Как же так? — Как-то так… — ​​вздыхает девушка, плечи которой взлетают чуть ли не до ушей, прежде чем снова вернуться в исходное положение. — Насколько я помню, мама в очередной раз обдолбалась до такой степени, что в какой-то момент, видимо, полностью отключилась от реальности, а потом… в общем, неважно, что было потом. Суть в том, что первый перелом даже ещё не успел толком срастись, когда я умудрилась заработать второй буквально пару месяцев спустя. Взгляд Бена лихорадочно скользит по неестественно пассивному, отстранённому выражению лица девушки, словно в надежде распознать в том хотя бы какую-то живую эмоцию. — Рей, я… Это ужасно. Глубоко вздохнув, девушка совершает очередную попытку отмахнуться от его намерения перевести разговор в серьёзное русло: — Подумаешь тоже, трагедия. С кем не бывает. — Не смей, — произносит Бен низким, не терпящим возражений тоном. Внезапно, без всякой на то видимой причины, мужчине кажется жизненно важным суметь сейчас дотянуться до Рей, убедившись в том, что она слышит его, что она знает. — Не смей заметать под ковёр такие серьёзные вещи, делая вид, что это заурядное происшествие, сущий пустяк. Рей, это далеко не пустяк. Слышишь меня?! Ты не заслужила такого с собой обращения. А твои родители, чёрт их дери, не заслужили тебя. Они и мизинца твоего не стоят! Что-то в выражении лица девушки заметно смягчается, а голос звучит особенно хрипло, когда та наконец бормочет: — Спасибо, Бен. На протяжении нескольких мгновений ни один из них не решается заговорить, и Рей, поёрзав на месте в попытке найти более-менее удобное положение, вытягивает перед собой ноги. Взглянув на кусочек ткани, который он всё ещё прижимает к своей брови, Бен не может не ощутить лёгкого головокружения, стоит ему заметить, что тот насквозь пропитан кровью. Данный факт, по всей видимости, также не ускользает от внимания Рей, которая снова запустив руку в сумочку, протягивает ему ещё одну салфетку. Пробормотав тихое «спасибо», Бен складывает кусочек бумажки вдвое, прижимая тот к ноющей щеке. — Знаешь, я ведь тоже однажды ломал руку, — тихо признаётся он. — Правую или левую? — Правую. И это принимая в расчёт то, что я правша. — Ой, беда-беда, огорчение, — усмехается Рей, и какая-то часть мужчины испытывает нелепую гордость от одного только осознания того, что он снова заставил её улыбнуться. — Прямо-таки удар ниже пояса. — Ага, точнее и не скажешь — далеко не самые лучшие полтора месяца моей жизни. Улыбка на лице Рей становится всё шире. — Бедный мой кроха. Не сводя с Рей изумлённого взгляда, Бен вопросительно приподнимает бровь — ту, что на данный момент не кровоточит. — Кроха? — глухо вторит мужчина. — Это ласковое прозвище, которое я задействую каждый раз, когда обращаюсь к своим детям, — объясняет она, — в те моменты, когда им больно или грустно. — Да ну? Рей утвердительно кивает в ответ, и до безобразия очаровательным ямочкам на её щеках удаётся завладеть его вниманием настолько, что он практически упускает смысл следующего предложения. — Ага. Хотя, чего уж тут, я привыкла к гораздо большему количеству слёз, так что по сравнению с моими обычными подопечными ты — настоящий подарок. — Подарок, говоришь? Лукаво улыбнувшись, Рей смиряет его многозначительным взглядом, прежде чем снова кивнуть с деланной серьёзностью. — А то. Чего-чего, а отваги тебе не занимать. Обычно на этом этапе я из сил выбиваюсь, пытаясь убедить ребёнка не горланить во всю глотку. — Хм. — Вот-вот. У меня своя проверенная, сверхэффективная тактика. Учись, пока я жива. Итак, прежде всего, я бы подошла к тебе, чтобы искренне поинтересоваться, — голос Рей проходит настоящую метаморфозу, приобретая бархатистый, музыкальный тон, используемый ей по обыкновению именно в режиме учителя, то падая, то повышаясь и демонстрируя ту завораживающую, обезоруживающую манеру, которую она использует при общении со своими учениками: — Бен, ты упал? — Не сводя с него выразительных глаз, Рей кладёт тонкую руку ему на плечо. — Видишь ли, нежность и умение слушать — универсальный ключ к решению любой проблемы в случае как со взрослым, так и маленьким человечком. А в этой области, как ни крути, я настоящий спец. Тёртый калач, так сказать, — с чувством собственного достоинства добавляет она. Губы Бена изгибаются в подобии озорной улыбки. — Даже так? — М-м-м, — как ни в чём не бывало, бормочет Рей. — Предварительно убедившись в том, что ты перестал плакать, я бы аккуратно обхватила твоё лицо ладонями. — В качестве иллюстрации своих слов, Рей осторожно приподнимает подбородок мужчины изящными пальцами, тогда, как вторая её рука по-прежнему покоится на его плече, и его собственная, вцепившаяся в измятую, окровавленную салфетку, машинально падает вниз, тем самым даруя Рей полный доступ для беспрепятственного исследования ландшафта его щёк. — Затем уточнила бы, что именно послужило причиной твоего огорчения, а дождавшись ответа, негромко продолжила бы: «Да, ты действительно порезался, и мне искренне жаль, что этого не удалось избежать. Вижу, ты очень расстроен случившимся. Хочешь, сделаем вместе несколько глубоких вдохов?» Видимо, для пущей наглядности Рей приступает к непосредственной иллюстрации своих слов, принимаясь с утрированной интенсивностью глотать воздух, тогда, как представшая перед Беном картина кажется ему до того забавной, что он, сам того не замечая, начинает тихо смеяться себе под нос, с искренним азартом наблюдая за развитием событий. — А потом? Что потом? — Потом… потом я напоминаю, что в том, чтобы расстроиться и заплакать нет ничего зазорного, особенно, когда речь идёт о травме любой степени тяжести, и что нет такой беды, которую не смог бы поправить лейкопластырь, предназначающийся в том числе и для того, чтобы остановить кровотечение. — Лейкопластырь? — приподняв бровь, повторяет Бен, парадируя её сильный британский акцент и вынуждая Рей игриво хлопнуть его по плечу. — А ну-ка, цыц, видишь же, что я в ударе. Итак, если ребёнок соглашается с моей философией, я продолжаю в том же духе, осведомляясь: «Как считаешь, если поцеловать больное место, боль утихнет? — Дай-ка угадаю, ответы обычно сугубо утвердительные. — Естественно, — искрящийся смешинками взгляд Рей встречаются с его зачарованным, прежде чем с её губ слетают тихие слова, больше похожие на шёпот: — Так что? Как считаешь, если поцеловать больное место, боль утихнет? Стоит Рей озвучить свой шутливый вопрос, как странный трепет зарождается в солнечном сплетении мужчины, голос которого пропитан теми же масляными нотками, что и её собственный, когда тот наконец выдыхает. — Ага. — В таком случае я сделаю вот что… — Рей прижимает кончик большого пальца к губам, — … чтобы затем… — наклонившись ближе к нему, девушка проводит большим пальцем по его брови. Мучительно медленно и предельно осторожно. Подушечки пальцев Рей задерживаются на его лбу, пока основание ладоней продолжают скользить по его щекам и скулам, и Бен завороженно наблюдает за тем, как её грудная клетка вздымается с каждым новым судорожным выдохом, — … вот, собственно, и всё, — затаив дыхание, резюмирует Рей. Прежде чем подать голос, Бен вынужден прокашляться, поскольку во рту мужчины к этому моменту сухо, как в пустыне. — Всё? Тонкие пальцы Рей, все ещё прожигающие его кожу, слегка изгибаются, тем самым всё сильнее вжимаясь в кожу, и в какой-то момент потеряв равновесие, она оказывается ещё ближе. — Всё. На мгновение время останавливается, а окружающий мир трансформируется в миллионы крошечных электрических импульсов, так что у Бена напрочь перехватывает дыхание, когда заточённое где-то глубоко в глотке имя девушки непроизвольно проскальзывает между его зубами, вырываясь наружу. — Рей. Стоит ему наклониться вперёд, как в сияющих, полудиких глазах Рей появляется что-то, чему Бен не может подобрать определения, и всё, что остаётся сейчас мужчине, это самозабвенно прижаться к мягким, податливым губам напротив. На протяжении нескольких мгновений этот поцелуй являет собой не более чем подлинную квинтэссенцию целомудрия: едва ощутимый контакт, призрачное соприкосновение мягкой кожи и клейкая сладость, должно быть, оставленная её гигиенической помадой. Пальцы Рей все ещё поглаживают его лоб, когда рот её приоткрывается, и мужчине чудится, будто он слышит, как она выдыхает его имя, тут же спешащее отозваться тёплым дыханием на его собственных губах. Руки Бена сами по себе скользят вниз, приземляясь на её талии, только чтобы притянуть девушку к себе в инстинктивном стремлении быть ближе, глубже, пока его язык в поисках её проскальзывает в рот девушки. Бен чувствует испускаемый Рей вздох, даже прежде чем слышит тот, наслаждаясь резкой переменой в ритме её дыхания, пока его рука прокравшись под край её свитера, принимается скользить вверх — выше и выше по нежному изгибу её позвоночника — прежде чем снова ринуться в обратном направлении, не прекращая поглаживать каждый доступный ему сантиметр бархатной кожи до тех пор, пока Рей не начинает дрожать в его руках. Возможно, в какой-то момент Бен смутно и осознает, что они все ещё на обочине, прямо посреди чьей-то улицы, но эта мысль моментально улетучивается из сознания мужчины, поскольку всё, что сейчас имеет значение, это свежий, ласкающий его разгоряченную кожу ветерок, щедрое гостеприимство горячего рта Рей и её запутавшиеся в его волосах на удивление сильные пальцы, не прекращающие постепенно увеличивать давление до тех пор, пока мужчина не издаёт тихий болезненный стон, указывающий на лёгкий дискомфорт. — Чёрт, — бормочет ему в губы девушка, — извини. — Всё в порядке, — выдыхает он в ответ, смакуя задержавшийся на его губах привкус вина и попкорна в результате поцелуя, так разительно непохожего на тот, что состоялся между ними несколько месяцев назад, отпечатавшись в памяти Бена скорее актом сражения, негласным объявлением войны, чем попыткой взаимного сближения, добровольного объединения. — Просто… будь со мной понежнее, хорошо? Что-то пролепетав в знак согласия и осторожно разжав пальцы, Рей склоняет голову и поспешно меняет положение, желая оказаться достаточно близко для того, чтобы суметь перекинуть через него одну из своих длинных ног, в результате оседлав Бена прямо на лужайке чьего-то дома, усеянной, наверное, сотней кормушек для птиц с гордо возвышающейся у самой обочины дороги табличкой «МЫ НЕ ПОДПИСЫВАЕМ ХОДАТАЙСТВА». Колени девушки плотно сжимают между собой его бедра, тогда как её собственные удобно расположились на его коленях. Рей медленно приподнимается, всё больше сокращая расстояние между их телами до тех пор, пока задыхающийся от сводящего с ума ощущения абсолютной близости Бен не отнимает рук от её спины, взамен обвивая теми изгибы её бедер. Ладони мужчины принимаются скользить по гладкой поверхности ног девушки, будто стремясь исследовать каждый сантиметр бархатной кожи — от края её шорт до самой кромки носков — тогда как костяшки его пальцев как бы невзначай то и дело задевают чувствительный участок у неё под коленками до тех пор, пока Рей не начинает задыхаться, наполняя рот Бена своим рваным, горячим дыханием. Не прекращая ритмично покачиваться у него на коленях, девушка умудряется мастерски удерживать равновесие, просто опираясь на плечи мужчины, который, сам того не замечая, продолжает притягивать её все ближе и ближе к себе в неистовом стремлении избавиться от мучительного напряжения в быстро растущей эрекции. В том, что Бен с предельной точностью может определить тот самый момент, когда девушка распознает его недвусмысленное намерение, нет ничего удивительного, поскольку её бедра внезапно замирают на полпути, нарушая заданный ранее сладостный, размеренный ритм. Силясь выровнять сбитое дыхание, Рей слегка отстраняется, прежде чем едва касаясь губами его подбородка, пробормотать. — Знал бы только, как же выводит из себя твой грёбаный, бесячий сексапил. Так бы и начистила тебе физиономию, чтобы особо не задавался… Боясь нарушить таинство момента, какое-то время Бен не решается заговорить, а когда собирается с духом, слова слетают с его губ хриплым, прерывистым шепотом. — Маленький дикий зверёк. — Твоё предложение… — запнувшись, Рей на мгновение замолкает, и Бен чувствует, как кончики её пальцев впиваются в мышцы на его шее. — … оно всё ещё в силе? Так? По-прежнему не в состоянии открыть глаза, несмотря на то, что девушка успела слегка отстраниться, Бен тяжело сглатывает, стараясь игнорировать давящую, зарождающуюся в желудке тяжесть. — Да. — В таком случае, — почти что шёпотом отзывается Рей, так, что становится трудно различать, где заканчивается одно и начинается следующее её слово, — поехали. Когда Бен наконец решается приоткрыть тяжёлые веки, Рей настолько близко, что ему приходится напрячь зрение, чтобы, как следует, разглядеть её лицо. Какими же тёмными кажутся сейчас её по обыкновению ореховые глаза, зелёные зрачки которых обрамлены коричневыми и чёрными крапинками. Каким зацелованным выглядит рот — опухшие, бледно-алые губы так и блестят от прозрачной влаги. Однако только когда девушка, покачнувшись у него на коленях, на мгновение теряет равновесие, Бен вспоминает, что она всего несколькими часами ранее, должно быть, выдула такое же количество спиртного, как и он сам. И это, принимая во внимание тот факт, что он однозначно пьян в стельку, потому как причиной его нынешнего, совершенно невменяемого состояния может служить разве что сильнейшая алкогольная интоксикация. Пришедший к этому неутешительному выводу мужчина вынужден собрать в кулак всю свою силу воли, чтобы уточнить. — Сколько ты выпила? Явно поставленная в тупик этим вопросом, Рей заметно хмурится, тут же погружаясь в явное замешательство. — Без понятия, — выдыхает девушка, голос и взгляд который искрится едва прикрытым смехом. — Но, видимо, достаточно. Стоит этим словам слететь с её губ, как что-то в области желудка Бена жалобно дребезжит, прежде чем рухнув камнем вниз, вдребезги разбиться прямо у его ног. — Достаточно? — Ну, да, — трансформация в выражении лица Рей слишком стремительна, чтобы позволить ему уловить мимолётную перемену. — Я созрела, если ты, конечно, ещё не успел передумать? — Мне кажется, не стоит… — начинает Бен, но замолкает, когда голос девушки накладывается на его собственный. — Можем рвануть к тебе или ко мне… Повисшая в воздухе тишина кажется настолько звенящей, что Бен в состоянии снова расслышать пение сверчков — до того громкое, что он не может не задаться вопросом, каким образом его мозгу вообще удалось заглушить тот несколькими минутами ранее. Чтобы выдавить из себя следующее заявление, мужчине приходится буквально переступить через себя, наплевав на удушающий приступ желания. — Это плохая идея, Рей. Чего и следовало ожидать, в мерцающих глазах, в изогнутом контуре бровей девушки сейчас безошибочно угадывается справедливое негодование. — Это что, какая-то дурацкая шутка? Издеваешься, да? Ты же сам… Бен, ты всю плешь мне проел, при каждом удобном случае напоминая о том, что нам в срочном порядке следует потрахаться, и когда я наконец изъявляю желание… — Я из принципа не сплю с людьми, находящимися в состоянии алкогольного опьянения, — грубо прерывает он, силясь сохранить спокойствие. Словно в попытке рефлекторно уклониться от удара, Рей откидывается назад, и Бен знает, чувствует каждой своей клеточкой, что осталось всего лишь мгновение, прежде чем она полностью отстранится, выскользнет из его рук, чтобы в недоумении усесться рядышком на обочине, внезапно оказываясь дальше, чем когда-либо раньше. — Людьми? — недоверчиво вторит девушка. — А ничего, что я вполне конкретный человек, прямым текстом заявляющий о своём вполне конкретном желании, а не какой-то там грёбаный абстрактный объект твоей не в меру разыгравшейся сексуальной фантазии? Видимо, окончательно потеряв дар речи, Бен сейчас только и может, что беспомощно наблюдать за тем, как с каждой секундой, с каждым неосторожно брошенным словом она ускользает, отдаляется от него, скрываясь за стеной отчуждения. — Слушай, я решительно ничего не понимаю… Если мне не изменяет память, ты провёл последние полгода, пытаясь всеми доступными способами убедить меня в том, что ни к чему не обязывающий перепихон в мгновение ока решит все наши проблемы… Буквально умолял… Ощутив болезненный укол обиды, Бен морщится, прежде чем раздражённым тоном возразить. — Не умолял, а предлагал… — … но, стоит мне в прямом смысле слова поднести тебе желаемое на блюдечке с голубой каёмочкой, как ты, чёрт тебя возьми, принимаешься морочить мне голову? Скрестив на груди руки в оборонительном жесте, девушка, будто в поисках ответа на свой вопрос, принимается вглядываться в лицо Бена, который, будучи не в силах ни проронить ни звука, ни отвести загнанного взгляда, безуспешно старается осмыслить, каким образом ему снова за считанные секунды удалось всё испоганить. — Всё предельно просто: секс с нетрезвыми женщинами не входит в число моих приоритетов, — после долгой паузы произносит он. Из горла Рей вырывается сдавленный стон разочарования, и девушка запрокидывает голову назад, демонстрируя изящную линию шеи. — Я не настолько пьяна, чтобы не отдавать отчёт своим действиям и поступкам, — горячо возражает она, не прекращая прожигать Бена возмущённым взглядом. — Если это единственный камень преткновения, то спешу тебя заверить, я и сейчас вполне способна как отвечать за свои собственные решения, так и перенимать за них полную ответственность и… Господи, разве ты не этого хотел? Какого, спрашивается, хрена опять всё усложняешь? Почему не можешь просто принять как должное то, о чём сам же неоднократно просил? — Я не об этом просил, — огрызается он, чувствуя, как очередная волна гнева грозит затопить и без того истерзанное сознание, заставляя желудок совершить болезненный кульбит. — Это какой театр абсурда. Ничегошеньки не понимаю. Ты можешь мне объяснить по-человечески, что тебе от меня нужно, если то, о чём ты «не просил», и то, что я предлагаю, тебя очевидно не устраивает? — выждав несколько секунд и убедившись в том, что мужчина продолжает упорно молчать, Рей испускает очередной, полный раздражения стон, беспомощно вскидывая руки в воздух. — Так и будешь играть в молчанку? Если больше не заинтересован во мне, так и скажи! К чему весь этот цирк? И вообще, что собственно сталось с выдвинутой тобой гипотезой «избавления от напряжения»? Неужто накрылась медным тазом? — Да нет же… — пытаясь игнорировать усиливающиеся головокружение, Бен принимается лихорадочно мотать головой, несмотря на то, что он и сам не имеет ни малейшего понятия, что ему от нее нужно, не говоря уже о том, чтобы попытаться доходчиво объяснить это Рей. Потому что, если посудить здраво, она абсолютно права, а он ведёт себя, как последний кретин, без всякой на то причины отвергая то, о чём круглосуточно грезил на протяжении последних месяцев. То, что сейчас находится от него буквально на расстоянии вытянутой руки. Так в чём, чёрт побери, кроется проблема? Что, спрашивается, с ним не так?! — Дело не в этом. — Тогда в чём? В чём, Бен?! Что я опять сделала не так? Чем не угодила? — тщетно пытаясь проглотить засевший в горле ком, Бен будто прирастает к месту, будучи не в силах встретиться взглядом с Рей; страшась заглянуть ей в глаза и одновременно не в состоянии перестать пялиться, застревая в ловушке между девушкой напротив и всем остальным. — Почему ты всё опять усложняешь… почему не… Принимаясь тереть глаза ладонями, Бен, шипя от боли, тут же отнимает руку, когда случайно задевает рану, в процессе умудряясь растревожить берущий своё начало над его бровью и пролегающий по центру щеки порез. — Потому что… — Потому что что? — горячо отзывается Рей, голос которой, несмотря на окружающую их тишину, сейчас чуть ли не срывается крик, заставляя что-то внутри Бена натянуться до предела, прежде чем лопнуть с таким громким звуком, что его на мгновение оглушает. То, что происходит с мужчиной, походит разве что на катящуюся задом с горы, охваченную пламенем машину, но всё, что крутится сейчас в его голове, почему-то сводится лишь к одной мысли — только не так. Утратив последние остатки самообладания, Бен выплёвывает. — Потому что не хочу, чтобы это случилось между нами таким образом! Словно замерев на краю обрыва, девушка, кажется, не решается даже моргнуть, когда спустя мгновение выдыхает. — Бен. Прежде чем он успевает открыть рот, чтобы найти способ проглотить каждое вылившееся из него до этого момента слово, Бен замечает, что Рей, по всей видимости, застигнутая врасплох гулким звуком шагов, вздрагивает, прежде чем бросить настороженный взгляд поверх его плеча. — Так вот вы где! Голос Роуз, сжимающей в руке коробку с бинтами и тюбик «Неоспорина», звучит всё громче, по мере того, как они с Финном приближаются к бордюру. — Пластырь! — торжественно объявляет она, но останавливается при виде двух мрачных, неподвижно восседающих на тротуаре фигур, чтобы следом нахмуриться, явно обеспокоенная тем, что своим бесцеремонным появлением прервала нечто важное. — Что-то случилось? — Ничего, — с напускной весёлостью отзывается Рей. — Абсолютно ничего. Всё в ажуре. А ведь она совершенно права, опустошённо думает Бен, ничего — пожалуй, самое верное определение тому, что только что между ними произошло. Смирившись с тем, что ему действительно больше нечего добавить, мужчина, не проронив ни слова, безразлично пожимает плечами. — О-о-оки-д-о-о-ки, — все ещё хмурясь, нараспев произносит Роуз, в процессе растягивая слова так, будто вовсе не убеждена в достоверности услышанных показаний, однако, к счастью, решая воздержаться от дальнейших комментариев. — Давай-ка, Бен, вставай. Сейчас мы тебя быстренько подлатаем. Ухнуть не успеешь! Подчинившись, Бен на ватных ногах приподнимается с бордюра, прежде чем снова пригнуть голову, позволяя Роуз приступить к обработке пореза. Использованные, ранее предложенные ему Рей салфетки валяются где-то на земле, брошенные и забытые в тот самый момент, как его пальцы коснулись её кожи. Краем глаза мужчина замечает, как она подбирает их, бережно заворачивая в свежий платочек, прежде чем сунуть тот в карман шорт. К тому моменту, как Роуз решает, что пора заканчивать с перевязкой пациента, проходит несколько долгих минут, на протяжении которых Рей и Финн, стоя чуть поодаль, ведут тихую беседу, смысл которой Бен никак не может уловить. — Ну, вот. Раз-два и готово, — с чувством выполненного долга констатирует Роуз, напоследок осматривая результат своих манипуляций, прежде чем позволить Бену разогнуться. — Чем займёмся теперь? — Ребят, вы извините, но я с ног валюсь от усталости, — тихо отзывается Рей. — Думаю, нам с Финном пора на боковую. Такси уже в пути, так что… — Да? — выдыхает Роуз, принимаясь переступать с ноги на ногу и выглядя при этом слегка расстроенной. — Ну, ладно. — Они ведь не станут дожидаться нашего возвращения? — Не-а, Пейдж и По уже практически дрыхли, когда мы заскочили за аптечкой, — быстро поясняет младшая Тико. — Я просто думала, может, сходим в Тако Белл. Время-то ещё детское… — Как-нибудь в другой раз, — с ласковой улыбкой на губах заверяет Финн. — Роуз, хочешь, закинем тебя домой по дороге? Девушка колеблется лишь мгновение, прежде чем воодушевленно кивнуть в знак согласия. — Да, конечно, было бы неплохо. Бен, ты с нами? Встрепенувшись, мужчина окидывает взглядом стоящую напротив троицу: буквально излучающую сочувствие и теплоту Роуз, сурово скрестившего на груди руки Финна и Рей… низко опустившую голову и ни в какую не желающую встречаться с ним взглядом. — Нет, давайте без меня, — собственный голос мужчины внезапно кажется ему чужим, доносясь до слуха, будто издалека. — Так вы куда быстрее доберётесь. Учитывая, что я живу в противоположном конце города. — Ну, это не беда, мы никуда не торопимся. Давай вместе, а? — продолжает настаивать Роуз, встревоженно наблюдая за тем, как Бен пару раз мотает головой, прежде чем отступить на шаг назад. — Не стоит. Езжайте. — Жить будешь, Соло? — мягко интересуется Финн, выглядя при этом, как ни странно, искренне озабоченным. Запрещая взгляду скользнуть в направлении Рей, Бен облизывает пересохшие губы, прежде чем заверить. — Куда я денусь. Хорошо вам добраться, ребята. Будто пытаясь что-то прочесть в выражении его лица, Роуз склоняет голову на бок. — Как скажешь, — спустя несколько долгих мгновений сдаётся она. — Что ж, было приятно потусоваться. Будь осторожен, это всё-таки, как никак, голова, ладно? Всё ещё не чувствуя земли под ногами, Бен машинально кивает в ответ. — Ага. Голова. Спасибо. — Лады. Тогда до скорого! Вскинув руку в подобии прощального жеста, Бен обращает внимание к своему телефону, стараясь не думать о том, что ребята быстрым шагом направляются в сторону квартала, где их уже ожидает заказанное нескольким минутами ранее такси. Чтобы разблокировать чёртов экран, мужчине требуется аж три попытки и ещё бог знает сколько времени, чтобы найти и открыть нужное приложение. Дрожь в пальцах никак не желает утихать, и как бы отчаянно Бен ни пытался выбросить из головы случившееся, в его сознании на повторе звучит одна и та же, брошенная Рей в гневе фраза — «Какого чёрта ты всё усложняешь?» Основная трудность однако заключается как раз в том, что и самому Бену так и не удаётся найти ответа на этот, казалось бы, элементарный вопрос. Даже после того, как, наконец, подъезжает его такси, даже по возвращению в свою квартиру, где лёжа в своей постели в кромешной тьме и полном одиночестве, он невидящим взглядом прожигает дыру в пространстве перед собой. С ним явно что-то не так, иначе и быть не может: сердце мужчины утекло вниз по позвоночнику, обосновавшись где-то в районе пяток, голова разрывается на части от навязчивых, роящихся в черепной коробке мыслей. Чего бы это ему не стоило, Бен наверстает упущенное, сделав всё возможное и невозможное, чтобы исправить ситуацию, загладить свою вину перед Рей. Если она всё ещё не утратила к нему интерес, если всё ещё хочет его — он найдет способ воспроизвести сегодняшний расклад, изменив его исход. Потому что Бен, во что бы то ни стало, должен, обязан раз и навсегда избавиться от этого наваждения. Глаза мужчины продолжают скользить по гладкой поверхности потолка, тогда как мысли его устремляются к воспоминанию о своих руках на теле Рей, её талии, том чувствительном местечке на внутренней стороне колена, одно лишь прикосновение к которому заставляло её дрожать от удовольствия. Приговорённая к тому, чтобы снова и снова воскрешать каждую деталь их короткого единения, душа Бена так и не находит обманчивого покоя до тех самых пор, пока тот, наконец, не погружается в чуткий, беспокойный сон.