Мишка 2: Инфернальная вечеринка

1 Здание суда в этот день было окружено не только репортерами, которые наживались на статьях и репортажах каждый раз, как семья МакЛинов шла куда-то. Недалеко протестовали люди с плакатами, призывающими бороться с расизмом. Ближе к зданию их не подпускала полиция, контролирующая, наверное, мирный протест. Через открытые окна зала доносились возгласы «Справедливость для черных» или «Убийце место в тюрьме». Катерина всячески пыталась приободрить пасынка, отвлекала его от этих слов. Но для Тео это было даже приятно, несмотря на то, что он все же нашел те гневные письма, которые женщина старательно пыталась от него скрыть. Что эти анонимы могли сделать МакЛину? Убить — нет, смелости не хватит отнять у кого-то жизнь, если не можешь даже сказать в глаза человеку то, что думаешь о нем. Избить — да, но Тео привык к побоям и даже получать от них удовольствие. Единственное — протестующие, переходящие на агрессию, могли начать задевать и близких к делу людей, которые совершенно не виноваты в том, что Эндрю умер. Маркс стал символом маленького восстания, которое забудется сразу же, как решится дело по убийству Люка. Но вот в зал вошел судья, все одновременно встали и разбирательства пошли по знакомому сценарию. МакЛин «проснулся» только тогда, когда пригласили следующего свидетеля. — Представьтесь для протокола, — попросил судья Розин, устраиваясь удобнее в своем кресле. — Билл Нателл, — произнес парень, замешкался, — ученик старшей школы Джеффкинса, одноклассник Тео и друг Люка. Нора встала со своего места, поправляя костюм и очки, и подошла к свидетелю. Тот сидел, как напуганное животное. Такой уверенный в себе и туповатый парень жался от страха под давлением присяги. — Не так давно по телевиденью, — начала адвокат, — показывали сюжет, в котором дублировали кадры из репортажа, снятого тринадцатого апреля этого года. Скажите, мистер Нателл, вы снялись в нем по своей воле? — Протестую, — возразил Стефан, — к делу не относится. — Это имеет вес в портрете вашего клиента, — ответила Нора. — Отклоняется, — решил судья. — Продолжайте, адвокат. Женщина с улыбкой кивнула. А потом посмотрела на Билла, дав ему понять, что уже пора говорить. — Нет, — тихо ответил парень, но повторил громче. — Нет. Люк заставил. Я не думал идти в тот вечер к дому Фабре, мы даже никогда не гуляли. Обычно тусовались у кого-то дома, но не гуляли. Мы ведь не дети, — хмыкнул он, но смутился. Немного подумал, быстро моргая. — Люк сказал, что мне не нужно бояться Тео, потому что… Люк сказал, что позаботится о том, чтобы Тео никого больше не тронул. — А те побои? — прищурилась Нора. Тео хотелось просто выйти из зала, ведь это он избил Билла. Адвокат вообще была на его стороне? — Кто их оставил? — Мы дрались с Тео: он получал от меня, я от него. Но я ни разу не видел его настолько злым, как Джим, например. Я вообще часто в драки встреваю, и эти побои тоже были от кого-то левого, — парень врал искусно. И действительно, сейчас ничем не докажешь, что именно Тео избил Билла тогда. — Но Люк предложил сказать, что это Тео сделал. Я никогда не уважал его, поэтому и согласился. Думал, вдруг он реально что-то страшное сделал или только собирается. Я тогда верил только своему другу. — А почему, мистер Нателл, вы теперь не доверяете своему другу? — Я понял, что он просто использовал меня. Если вам нужен пример, то я только что привел. Можно мне пойти? Мне ужасно стремно находиться здесь, — было видно, что парень нервничает. Если бы в помещении была Шарлотта, то он, вероятно, вел бы себя сдержаннее. Но девушки не было, Билл хотел поскорее уйти из этого места. — У меня вопросов больше нет, Ваша честь, — объявила Нора, уходя на свое место. Она уверенно кивнула Тео, который сидел в замешательстве от услышанного. Сама идея, что Билл будет выступать в качестве свидетеля, да еще и со стороны защиты, с самого начала не понравилась МакЛину. С чего бы ему пытаться помочь тому, кого он ненавидел? — Обвинение? — Нет, Ваша честь. Суд продолжился. Сторона обвинения приглашала своих свидетелей, которые пытались защищать имя Люка, под присягой даже поговорили с родителями Фабре, которые, не удивительно, защищали свое чадо и отвергали все мысли о том, что их сын способен на жестокие действия и не верили в силу обвинения Люка в смерти Эндрю. Николас строил из себя прилежного отца, который, быть может, не уделял достаточно времени ребенку, не замечая каких-то деталей его жизни. О, нет, Николас Фабре, ты прекрасно знал, что делал твой сын. И поддерживал его в этом. Помогал ему деньгами, оберегая от наказания. Вот только никому не докажешь это простыми словами. Так же, как и в правоту семьи поверить было сложно. Судья объявил, что на сегодня заседание закончено. Впереди последний решающий суд, на котором будут предоставлены все улики, все основательные доводы и взвешенные показания свидетелей. Слушанье — через две недели, чтобы у обоих сторон было время подготовить свои позиции. А у Тео было достаточно времени, чтобы прожить их спокойно, наслаждаясь, возможно, последними днями на свободе. И, разумеется, совершить то, с чего все началось. Убийство Николаса Фабре, который с таким гневом смотрел на уходящего из зала парня. МакЛин посмотрел на время на панели автомобиля, понимая, что они провели в здании суда более трех часов. Но к этому моменту школьники еще не закончили учиться. И все же Тео видел своих одноклассников, собирающихся у здания. Протестующие планировали демонстративный марш по главным улицам города, и все, кому хотелось пропустить уроки, пошли отстаивать справедливость по отношению к их мертвому однокласснику другого цвета кожи. Лицемеры. Большинство их них даже не знали Эндрю по имени, не говоря уже об его характере. Когда машина выехала с парковки, то самые отбитые протестующие начали кидаться на авто или бросать в него палки, не давая проехать. Катерина ругалась на русском, изредка вставляя бранные слова на английском. — Я ведь их сейчас, черт возьми, перееду всех! — негодовала она, медленно пробираясь сквозь наступающую толпу. И только когда в дело вошла полиция, разгоняющая разбушевавшихся протестующих, женщина вдавила педаль газа и помчалась прочь. — Кто-то сегодня назвал меня Кэтрин. Убить готова за то, что мое имя произносят не правильно. Я ведь не виновата, что я русская. Но я четко всем объясняю, что меня зовут Катерина. Ка-те-ри-на. Разве это так сложно? — Меня тоже раздражает, когда меня называют Теодором, — косо улыбнулся Тео. — Привыкнешь. — Не хочу привыкать, — возмущалась женщина, а потом, останавливаясь на светофоре, успокоилась. — Хочешь чего-нибудь особенного поесть или выпить? — Мне без разницы, — ответил МакЛин, отворачиваясь к окну. — Когда ты мне сказала, что нам в почтовый ящик кидают гневные письма? Катерина вновь бросила какое-то русское слово. Выругалась, стопроцентно. — Я хотела защитить тебя от мнения общественности. — Я сижу в Интернете и смотрю телевизор, — хмыкнул парень. — Этого достаточно, чтобы знать, что меня ненавидят. Да и не пытайся как-то оберегать меня, я не маленький, справлюсь с такой популярностью. Остальной путь до дома они ехали в тишине, слушая, как гудит мотор и как шумит ветер, залетающий в машину через открытое окно. У них плохо получалось общаться, потому что Тео всегда находил то, чем можно упрекнуть женщину. Катерина же старалась не вестись на это, хоть в душе ей и было очень больно от этого. Она верила в то, что он сможет принять ее любовь и заботу. Ведь у него практически не было ни матери, ни отца. И сейчас, когда она взялась за это, то хотела дать пасынку то, чего он не дополучил в детстве и юности. Как только автомобиль остановился у дома, Катерина и Тео одновременно посмотрели на то, как на красивой чистой стене их дома баллончиком написано «Убийцам место в тюрьме». МакЛин моментально разозлился. Он вылетел из автомобиля, подошел к надписи и со всей силы ударил по ней кулаком, будто это помогло бы стереть это дерьмо. Катерина подкралась сзади, положив руку на плечо пасынка. Но он лишь дернулся, отходя подальше от женщины. — Меня злит даже не содержание надписи, потому что это правда, — со злостью произнес он, — а то, что эти уроды портят дом, которым им не принадлежит. Так же, как эти сранные Люк, Эндрю и Джим. Решили посмеяться, задеть? Посмотрим, кто будет смеяться последним. В сердце Катерины так же бушевала злоба, но в силу опыта и возраста она умела ее подавлять. У нее была хорошая идея, как выплеснуть негативную энергию, не причиняя себе вреда. — Садись в машину, — скомандовала она. — Зачем еще? — фыркнул парень, доставая из кармана пачку сигарет. — Поедем в тир, — ответила женщина, отходя к автомобилю. — Представим тех, кто это сделал, и получим удовольствие от того, что пули проходят сквозь их картонные головы. 2 Трой и Ана проводили много времени вместе после занятий и по выходным. Пока погода радовала хотя бы часами солнечной погоды, они выбрались в кафе, которое парень так хотел показать. Они сидели там, лакомились молочными коктейлями и вкусными пирожными, разговаривая обо всем на свете. Несмотря на то, что они общались слишком много, тем для беседы становилось только больше. Феррейра рассказывала о своем танцевальном опыте, обещая, что когда-нибудь научит Фицджеральда паре настоящих шагов в сальсе. Он делился с ней историями с баскетбольных матчей. Настаивал на том, что девушка обязательно пришла на следующую игру, где Трой будет блистать после годового отсутствия на поле. Режим, в который он втянулся, казался еще хуже, чем тот, который был перед песенным конкурсом. Но лишь казался, потому что со временем плохое забывается, а остается только хорошее. И Трой уже не помнил изнурительных репетиций, неуверенности в себе, работы в автосалоне и пробежек по парку. Он помнил шутки, восторг от прогресса и сами выступления. Надеялся лишь на то, что и этот год он запомнит, как красочные воспоминания, в которых сочетается то, о чем он даже не мог подумать — музыка и спорт. Новый состав баскетболистов с мотивирующей речи тренера Далтона принял Троя, как своего нового капитана. Джим остался в составе, как нападающий. Среди новичков были потенциальные ребята, один из которых проявлял себя, как лидер. Наверняка в средней школе он и был капитаном. И Фицджеральд, и тренер внимательно наблюдали за ним, давали возможность показать себя, прикидывая, сможет ли тот повести за собой команду в следующем году. Трой знал, что этот сезон будет полным побед. У них сильнейший состав, который с каждой тренировкой становился все слаженнее. У них новый взгляд на тактику игры, совмещающий в себе проверенные ходы старшей школы и нововведения от выпускников средней. У них не было раздора, не было тех, кто считал себя лучше. Тех, кто мог позволить себе пропустить тренировку ради бокала виски и самокрутки травы после занятий. Фиц ни в коем случае не был рад смерти двух людей из команды. Но даже если бы они были живы, то закончили бы школу в этом году. Все равно все бы поменялось. Однако Трой продолжал следить за ходом разбирательств в деле МакЛина. Он уважал Тео, соболезновал Шарлотте, но из-за того, что Джин втянул его во все это, был заинтересован в поиске и знание правды. Ану настораживало то, что Трой на первых парах их близкого знакомства начал спрашивать про Шарлотту. Они никогда не были близкими и даже не имели приятельских отношений. Единственно, в чем их можно было соединить — в той драке, когда Тео попросил парней из «Ака! Тон» помочь ему навалять Эндрю и Биллу. Но не более. И она вела себя с ним осторожно, подбирала слова и увиливала от потенциально опасных ответов. Со временем его расследование прекратилось, они стопроцентно перешли к нейтральным темам, интересным им обоим. И Ана расслабилась, получая удовольствие от общения с Троем. С каждой их встречей он начинал шутить все более и более откровенные шутки, постепенно прощупывая почву дозволенного. А Ана бессовестно флиртовала с ним, как и с любым таким красавчиком. Если бы на месте Троя сидел кто-то другой, но такой же симпатичный и веселый, то она бы строила глазки и ему. В этом заключалась ее свобода. Артур называл ее ветром, который все время гонит и гонит. Который бросается из стороны в сторону, от идеи к идее, от увлечения к увлечению, от парня и девушке. И по кругу, пока не найдется что-то более сверкающее, более привлекательное, более интересное. Ее свобода включала в себя ошибки, на которых она училась. Ана никогда не сожалела о чем-то, что сделала. Считала это пустой тратой времени и эмоциональных ресурсов, ведь прошлое уже не изменить. А сожалеть о том, что принесло удовольствие, и вовсе считала глупым. Например, их шалости с Шарлоттой. Им было хорошо, и Феррейра не понимала, почему подруга так остро реагирует на это. Должно быть ей, как девушке, считавшей всю жизнь себя гетеросексуальной, сложно признать факт, что она не хочет член, а хочет тонких пальцев, скользящих по ее коже вниз. Признать факт желания доминировать, а не лежать под партнером. Факт страсти, вспыхивающей внутри нее, когда она видит Ану в коротких шортах. Или просто наличие возбуждения от одного лишь взгляда на ее губы. Ведь все это было. Феррейра видела это, чувствовала. Оба раза, когда они прятались под одеялами, забывая о том, что в доме кто-то есть помимо их двоих. Но, к счастью, изоляция звука была восхитительной, и скрывать своих ощущений было не обязательно. Ана порой даже грустила от того, что больше не может многозначительно прикоснуться к Шарлотте, думая о том, как же чертовски приятно будет укусить ее за ключицу. Поэтому она находила замену в Трое. Ведь он, несмотря на то, что внешне не очень походил на Фабре, да и между ног у него все было иначе, был неплохим. С ним весело и тепло. Это хватало для того, чтобы привнести немного мексиканского солнца в этот хмурый город. — Пойдем? — предложил Трой. — Скоро начнется дождь, не хочу, чтобы ты промокла. — Какой ты заботливый, — улыбнулась Ана, поднимаясь с мягкого диванчика. Она надела на плечо сумочку на тонкой золотистой цепочке и, беря парня под руку, направилась к выходу. Стоило им завернуть за угол, как они попали в эпицентр движение митингующих. Хотели пройти мимо, незаметно проскользнуть, ведь этот путь — единственный, который вел в нужном им направлении. Были, разумеется, те, которые давали круг чуть ли не через весь город. Но небо постепенно начинало затягиваться восходящими из-за горизонта тучами, и выбора не оставалось. Двигаясь вдоль зданий по пешеходной тропинке, стараясь не приближаться к митингу, они прошли лишь несколько шагов. А затем бегающие, кричащие школьники вытолкнули их в толпу людей: толкающихся, кричащих, взмахивающих своими табличками над головой. Выбраться обратно было труднее, чем попасть внутрь. За десятками голов и плакатов сложно было разглядеть причину, по которой они стоят. Но когда голос через громкоговоритель объявил предупреждение, стало ясно — полиция. Трой вспомнил, что школьники массового покидали сегодня стены кампуса, стремясь присоединиться к митингу. И он длился до сих пор, что, несомненно, и вызвало обеспокоенность правоохранительных органов. Но даже после предупреждения полиции толпа не думала расходиться. Они кричали еще больше, пытались напирать. Те, для кого вся эта ситуация была лишь поводом устроить драку или разбить витрину какого-нибудь бутика, бросались прямо на полицейских, вынуждая их применить силу. Трой схватил Ану за руку, пытаясь вытащить их из толпы. Но все шло через одно место, и каждое новое действие было повернуто мимо них. Какой-то темнокожий парень, одетый в бедную одежду, с едва заметными татуировками, сорвал с плеча Аны сумочку и бросился бежать. Девушка хотела остановить Фицджеральда, но тот за несколько шагов догнал вора, выкрутил ему руку на глазах у всех, кто выступал против расизма, и забрал вещь, не принадлежавшую никому, кроме Аны. На него тут же ополчились. Отступая назад, Трой по первоначальному плану схватил девушку за руку и кинулся прочь, расталкивая людей на своем пути. Он бежал со всех ног, заставляя и Ану стучать каблучками по асфальту. Они пронеслись вдоль протестующих, наткнувшись на щит полицейского. Тот стоял с каменным лицом, ожидая приказа к действию от своего капитана. — Мы не с ними, пропусти, пожалуйста, — нервно проговорил Трой. Мужчина посмотрел на них, взглянул на толпу и развернул щит, оставляя щель для того, чтобы двое торопящихся убраться отсюда, смогли пройти. Фицджеральд кинул скомканное «спасибо» и пересек границу между хаосом и порядком. Они остановились, отойдя чуть подальше. — Не стоило этого делать, — проговорила Ана, пытаясь отдышаться. — Я могла бы купить и новую сумочку, и телефон, и все, что там было. — Я не привык так жить, — помотал светлыми волосами парень. Феррейра чуть привстала на носки, поцеловала его в щеку и обернулась обратно на море табличек и голов, беспрестанно гудящих. — Я считаю до трех, — объявил полицейский. — Если вы не разойдетесь, то мы применим силу. Один, — толпа наступала, первые ряды били по щитам, негодуя от того, что им не позволяют протестовать, — два, — никакой реакции, полицейский выждал чуть больше. — Три. Ана и Трой пошли прочь, когда послышался первый залп из пушек со слезоточивым газом. Это было началом конца спокойной жизни в городе. 3 Кэт лежала на кровати, закинув одну ногу на вторую. Вся лента историй в «Инстаграм» была заполнена прошедшим митингом, переросшим в столкновение протестующих и полиции. По новостям тоже говорили только об этом, лишь мельком отмечая факт, что сегодня состоялось еще одно заседание суда. То, что люди вышли на улицу с плакатами и лозунгами — многое значило. Маловероятно, что сегодняшняя стычка станет последней. Очень много людей возмутились из-за всей ситуации. Начали списывать это на расизм, мол, дело об убийстве чернокожего парня повесили на уже мертвого человека. Для школьников это был лишь предлог пропустить занятия, и даже Кэт не могла им помешать. Самые благоразумные остались учиться или же прислушались к словам президента школы, но остальные рванули на шествие. Некоторых из них даже повязали за рукоприкладство. Все сходили с ума, как могли. Новости о суде над Тео МакЛином разлетелись дальше Джеффкинса. Сейчас они добрались до отдаленных уголков штата и скоро должны были распространиться по всей стране. Громкое дело. В комнату без стука вошла Руби в обтягивающем платье. — Помоги застегнуть, — сказала она, поворачиваясь спиной к сестре. Кэт села на кровати и быстрым движением соединила половинки молнии. — И куда ты собралась? — спросила Уорди, укладываясь обратно на спину. — Генри пригласил на свидание, — довольно ответила Руби. — К тому же, не хочу слышать, как ты тут будешь целоваться с МакЛином. Она стала изображать страстные поцелуи, соединяя сложенные уточкой пальцы двух рук. — Отстань, — фыркнула Кэт, кинув в сестру подушкой. — Он придет заниматься. Ему надо подтягивать учебу. — Думаешь, что он вернется в школу? — с презрением поморщилась младшая. — Даже если его оправдают, я бы на его месте не сунулась обратно в школу. — Ему нужно закончить учебный год и сдать экзамены, — спокойно ответила Кэт. — И не «даже если», а «когда». — Так уверена в том, что твой любимый сможет избежать наказания? — насмехаясь, спросила Руби, поднимая брошенную в нее подушку с пола. — Он не мой… — Да-да, я видела, как вы целовались на тех тусовках, — рассмеялась девушка, кинув подушку на кровать. — Ты ведь спишь и видишь, как он стягивает с тебя твою милую кофточку. — Тебя, наверное, твой Говард заждался, — пытаясь сохранять самообладание, бросила Кэт, вновь возвращаясь к телефону. — Его зовут Генри, — важно произнесла сестра. — Не ва-а-а-ажно, — протянула старшая, жестом прогоняя Руби из комнаты. Нет, Кэт не влюбилась к Тео. Он нравился ей, но она смогла вовремя себя остановить и укротить эти чувства. Она доверяла опыту Шарлотты и верила в то, что, несмотря на свое желание помочь МакЛину справиться со всеми проблемами, упавшими на его плечи, она не сможет просто так позволить ему играть с ней. По крайней мере, она себя так успокаивала. Среди учеников старшей школы до сих пор ходил видеоролик, в котором Элайза произносит свою пылкую и откровенную речь. Для Кэт до сих пор было потрясением то, что сама Паула, которая боролась за победу в любом деле различными способами, чаще всего даже не правильными, просто отдала ей победу. Зато на первом же сходе совета решили добавить людей на места тех, кто покинул школу в этом году. Теперь в составе был Трой Фицджеральд, который занял пост капитана сборной по баскетболу на этот год. Так же Дана Юхансен, которую Кэт уговорила присоединиться в роли помощника президента. Должность легкая: Уорди все равно делает все самостоятельно, помощник ей нужен только для страховки. И те два девятиклассника, которые баллотировались на пост президента. Теперь в следующем году они будут выдвигаться от совета старшеклассников. Во всем безумии, который происходил в городе, нужно было держать под контролем хотя бы школу. Кэт спустилась на первый этаж, когда приехали родители. Они занесли два больших бумажных пакета, отец поцеловал дочь в щеку и прошел на кухню. Мать сразу же приготовила вещи для сдачи в химчистку, ведь на них были большие грязные пятна — машина окатила. — Ко мне сегодня придет гость, — неуверенно заговорила Уорди, подходя к отцу. Она начала помогать ему раскладывать продукты в холодильник, чтобы настроить его на подходящий лад. — Я помогу ему с учебой. — Я знаю этого гостя? — спросил отец, подхватывая падающий со стола сыр. — Тео, — ответила Кэт, замерев. Отец смерил дочь строгим взглядом. — Хорошо, — кивнул он и продолжил заниматься разгрузкой пакетов. Девушка последовала его примеру. — Я не знаю его и не хочу знать всех подробностей его дела, именно поэтому я отказался председательствовать. Но я доверяю тебе, и если ты уверена в том, что он хороший человек, то пусть будет так. — Ты оказался? — удивилась Кэт. — Я думала, тебя и не назначали. — Я решил, что это плохая идея, — размеренно отвечал мужчина. — Раз ты ездила к нему в тюрьму, общалась с его мачехой и собиралась ездить на суды, то я просто не был готов видеть тебя в здании суда. Только если ты заносишь мне обед. Они оба улыбнулись. Родителям не нравилось то, что Кэт ввязалась во все это. Но они никогда не говорили, почему именно. Отец был одним из судий в городском суде, занимался по большей части похожими делами: наркоторговля, нелегальное ношение оружия, причинение вреда. А мать устроилась на должность директора в детском центре творчества. В дверь пару раз постучали, а потом нажали на кнопку звонка. Кэт подбежала к двери, смахивая назад волосы, и открыла. На пороге стоял Тео, немного намокший от дождя. Машина позади него отъехала. — Привет, — улыбнулась она. — Привет, — кивнул он. — Я не знал, что нужно брать с собой, поэтому взял… конфеты. Катерину задаривают на работе, а она скармливает их мне. Несмотря на то, что говорил спокойным и даже холодным тоном, на лице его прорисовывалось что-то, похожее на улыбку. Кэт закрыла за ним дверь, как подошел отец. Он оценивающе посмотрел на гостя, задумчиво покачал головой, заставляя МакЛина хмуриться. Тео знал, кем был отец Кэт. И первым протянул руку. — Тео, — представился он. — Наслышан, — ответил мужчина, пожимая протянутую ладонь. — Джордж. — Мы будем у меня, — проговорила Кэт, неловко поджала губы и, подталкивая Тео в спину, повела его по лестнице вверх. Они прошли в комнату. МакЛин осмотрелся, отмечая большой книжный шкаф. Он подошел к нему, быстро нашел пустое место, откуда Кэт забрала последнюю книгу серии «Перси Джексон», чтобы дать ее парню. — Я дочитал, — сообщил он. — Хорошая история, но немного детская. Я только не понял: Аннабет любила Луку? — Возможно, да, — пожала плечами Кэт. — Я плохо помню, давно читала. Но, мне кажется, скорее, как старшего брата. Тео покивал. — Он отличный персонаж, — добавил парень, садясь на приготовленный у стола стул. — Герой, который сначала был злодеем. Трагичная история, как я и люблю. — Научился чему-нибудь от него? — улыбнулась Кэт, неловко сплетя пальцы. — Может быть, — ответил Тео. — Ну, что, Кэти, начнем заниматься? Горю желанием постигать азы тригонометрии. Несмотря на саркастичный подход парня к занятиям, он быстро втянулся. Многое не понимал, переспрашивал по нескольку раз и откровенно зависал на самых простых примерах, заставляя Кэт решать за него, объясняя каждый шаг. Но он кивал, и девушка видела какие-то мысли в его глазах. Тема была не самой сложной для нее, но, очевидно, МакЛину давалась с трудом. Он никогда не отличался хорошими оценками, а его средний балл едва дотягивал до двойки. Тео ленился, прогуливал занятия и редко писать контрольные, которые пропустил. Но он не изучил оставшуюся программу прошлого учебного года и отстал от своих одноклассников за этот месяц учебы. Работы с ним было много, если Тео хотел вновь вернуться в школу. И еще больше, если планировал сдавать экзамены. Тем временем по крыше снова забарабанил дождь. А вместе с ним в комнату, постучав, заглянула мать. И Кэт, и Тео обернулись. Женщина приветливо улыбнулась, поздоровалась с гостем и спросила: — Будете ужинать? — Ты голоден? — спросила Кэт у друга, который не торопился с ответом. — Немного. — Да, мы будем, — ответила Уорди матери. — Принесешь сюда? — Конечно, — кивнула она и прикрыла дверь. Через несколько минут девушка отодвинула учебники и тетради в сторону, освобождая место под тарелки. Тео быстро поблагодарил женщину, дождался, пока она уйдет и ткнул вилкой в еду. — Твои родители так добры со мной, — без уверенности в искренности их намерений сказал парень. — Удивительно. — Они просто гостеприимные, — робко улыбнулась Кэт. — Отец доверяет мне, а я доверяю тебе. Но мама, возможно, выразит мне свое недовольство после того, как ты уйдешь. Тео покачал головой. — Не проще было тебе приехать ко мне? Кэт подумала, что приврать в этой ситуации будет уместнее. Истинная причина нахождения МакЛина в стенах ее дома — странная просьба Шарлотты. Подруга обратилась к Уорди, попросила, чтобы та позвала Тео к себе в этот вечер. Она знала, что им нужно заниматься, поэтому сослалась на это. И на то, что ему неплохо было бы выйти из своих четырех стен. — Я подумала, что тебе не помешает развеяться, — пожала плечами девушка. — Ты ведь постоянно сидишь дома. Парень рассмеялся, закидывая голову назад. — Я несколько месяцев просидел в тюрьме, — казалось, что тема заключения никак не волновала его. Он говорил об этом легко, с ухмылкой или даже насмешкой. — И, может, просижу там еще несколько лет. Да и последнее время Катерина часто вытаскивает меня куда-то в свои выходные или перед вечерними сменами. То в тир, то в кино вечером, когда людей поменьше. — Не говори, что ты сядешь, — серьезно произнесла Кэт. — Этого не произойдет. Я слышала, что Шарлотта сказала, что был кто-то третьий… — Она выгораживает меня, — хмыкнул Тео. — Думаешь, кто-то примет ее слова во внимание? На пистолете мои отпечатки, а сторона обвинения оправдывает ее отпечатки тем, что она пыталась спасти меня. Она придумала легенду, в которой никто не будет разбираться. Кэт молчала, без желания копаясь в тушеных овощах. А потом выпрямилась, хмуро посмотрела на лицо парня, на котором виднелась задумчивость. — Тео? — спросила она. — Это ты убил Люка? МакЛин посмотрел на нее с какой-то нетипичной для него печалью. — Это была самооборона, — ответил он заученными словами, в которые уже сам начинал верить, и отвел глаза. — Либо он, либо я. Девушка шумно вздохнула, отворачиваясь от него. Она снова вспомнила его признание, что он убил какого-то человека, подосланного Люком. Кэт никогда не могла найти оправдания убийству, даже если это делалось с целью защитить свою или чью-то жизнь. Всегда можно было найти другой выход, другой способ. Она мысленно обратилась к Богу, прося спасти душу Тео. — Ты молишься? — усмехнулся МакЛин, отставляя пустую тарелку в сторону. Кэт даже не заметила того, как сложила руки вместе, как прикрыла глаза. Спасибо, хоть губы не шевелились в безмолвной молитве. Она похлопала ресницами, смущенно смотря на парня. Он улыбался. — Я верю в то, что каждый человек достоин спасения и милости Господа. — Ты молишься за меня? — с еще большей усмешкой спросил Тео. — Да, — ответила Уорди. — Убийство — страшный грех. И даже его можно искупить, если начать делать добрые дела. Но делать их искренне, с желанием измениться и очиститься, и с верой в то, что Бог сможет простить тебя. Они смотрели друг на друга. Кэт ощутила себя вновь в том пьяном состоянии на вечеринках, когда Тео подходил к ней. Интересно, скольких девушек он так перецеловал? Ведь в ней не было ничего особенного, а в нем было обаяние, настойчивость и исходящая изнутри сила, которой попросту невозможно было сопротивляться. Тео не мог себе позволить. Хотел. Это было бы как минимум забавно: поцеловать Кэти в третий раз, только уже без воздействия алкоголя. Но не мог. Он видел, как она борется внутри себя с соблазном, который неожиданно и нагло ворвался в ее чистую душу. Нужно было отучать играть себя с людьми. Особенно с теми, кто относился к нему с теплотой, которую он заставлял себя чувствовать и принимать. МакЛин просто покивал, пододвигая к себе учебник. Он давно перестал верить в Бога, когда тот отвернулся от него. Но усомнился в своих взглядах, когда получил второй шанс, пусть и такой спорный. Он проходил через трудности, расплачиваясь за причиненную людям боль. Это бесспорно. Но Тео не знал, сможет ли он искупить все свои грехи за всю свою жизнь. — Может, сходим в церковь в воскресенье вместе? — предложила Кэт, оставляя тарелку с остатками ужина. — Давай, — согласился парень. Это была неплохая идея, которая точно понравится Катерине, да и, кто знает, может приблизиться к спасителю нашему будет полезно. Может, Господь сможет направить его по верному пути в этой жизни. — И давай продолжим заниматься, святоша. Не хочу возвращаться домой слишком поздно. 3 Семья Фабре сидела в небольшой личной комнатке итальянского ресторана. Шарлотта пригласила родителей на ужин, прикрываясь тем, что таким образом хочет извиниться перед ними за произошедшее после суда. Она знала, что спустя время отец уже не злился на нее. Точнее, злился, но внутри себя. В этот вечер он вел себя сдержанно и спокойно, не желая устраивать сцен в людном месте. Мать же делала вид, что ничего не произошло. Лотти вела себя так, как хотели родители: была вежливой, мало говорила о себе, спрашивала о них. Интересовалась книгами матери, спрашивала, как обстоят дела с продажами и когда состоится первая ее пресс-конференция для фанатов ее творчества. Расспрашивала отца о работе, о его самочувствии, не устал ли он. Она притворно улыбалась, смеялась с шуток женщины. Отцу никогда не нравилось, что жена или дочь осмеливаются шутить. Он был убежден, что ни они, ни любые другие женщины не умеют шутить. Признавал лишь мужской грубый юмор или иногда тонкий английский. Типичный сексист. — Спасибо, что пригласила нас, — улыбнулась мать, касаясь руки девушки, на внутренней стороне которой до сих пор были следы от впившегося стекла. — За мой счет, — вставил свое слово отец. — Но это правильный жест с твоей стороны. После смерти Люка мужчина редко хвалил дочь. И если раньше Лотти воспринимала его похвалу как что-то ценное, то сейчас пропускала мимо ушей, зная, что она ничего не стоит. — Тебе идет новая стрижка, — отметила мать. — Выглядит очень свежо. — Спасибо, — улыбнулась Шарлотта. — А у тебя красивое платье. Недавно купила? — Да, спасибо. Ты все это время провела в доме Феррейра? Надеюсь, ваши отношения с Артуром развиваются в правильном направлении. — Твоя надежда не спроста, — продолжала лживо улыбаться девушка. — Мы стали с ним ближе. Я думаю, что, возможно, даже влюбляюсь в него. Может, этот брак и не такая плохая затея, как мне показалось. Так и строился весь их диалог на протяжении всего вечера. Пустой обмен репликами, чтобы у официантов, заносящих им напитки и десерты, складывалось впечатление, что у второй (но после обвинения Люка в убийстве одноклассника это спорный вопрос) самой популярной на данное время семь в городе, прекрасные взаимоотношения. Шарлотте было интересно, девушка, которая бегала к ним с подносом, видела ли наигранность и напряженность в их компании. Быть милой с этими людьми было верхом актерской игры Шарлотты. Она словно все эти месяцы тренировалась, чтобы в этот вечер сидеть напротив отца и улыбаться ему, подавляя танцы демонов в глазах. — Пора домой, — сообщил отец, глядя на дорогие массивные часы на запястье. — Я завтра уеду с утра, чтобы к моему возвращению была сделана уборка. У меня гости. — Да, отец, — учтиво ответила Шарл, едва склонив голову. Дурацкая привычка, которую запихали детям еще в детстве. Николас явно получал удовольствие от того, что его дочь и сын чуть ли не кланяются ему, получая приказы. Как же Шарлотта его ненавидела. И сила ее ненависти могла снабдить весь город электричеством. Да что там город — штат, страну, весь мир. Этот человек был ей противен, она не могла смотреть на него спокойно и без желания воткнуть ему вилку в глаз. Его зрачки были такого же непонятного зелено-голубого цвета, как и у Лотти. И это раздражало еще больше, ведь она так становилась похожа на него. Воспитываясь в жестокости, видя только жестокость. Она была на завтрак, обед и ужин. Перед сном и во время пробуждения. Если везло, то бывали моменты, когда на небе появлялось солнце. Но так же редко, как осенью и весной в Джеффкинсе. А потом все заново, по сценарию, который Шарлотта знала наизусть. Она выучила его, приспособилась к нему, занята позицию терпения и игнорирования таких простых фактов, говорящих, что это совершенно не нормально. И, не вкушая ничего слаще гнева, агрессии и жестокости, Шарлотта и в себе выносила это. Она просто предвкушала момент, когда же Николас Фабре пожнет плоды своего воспитания, своей «любви» к своей единственной дочери. Она даже не могла назвать его отцом, хотя делала так на протяжении восемнадцати лет. После «прекрасного» ужина семья отправилась домой. Шарлотта смотрела в окно с заднего пассажирского сидения, рассматривая, как небо стремительно и уверенно заволокла темная туча. Покрывало ночи вспорола молния, вдалеке пророкотал раскат грома. Вода с неба щедро полилась, покрывая пустую дорогу лужами. Лотти любовалась осенней грозой, слыша через закрытое окно, как гром раз за разом, словно выстрелы, сотрясал город. Для героев многих литературных произведений гроза является неким символом. Кто-то считал ее предвестником бури, а кто-то наоборот — ведь после грозы дышится легче и солнце светит ярче. А третьи и вовсе видели в ударах и вспышках предзнаменование, предупреждение. И подъезжая к дому, Шарлотта ощутила нервное покалывание внизу живота. Отец вышел из машины, жена и дочь последовали за ним, стараясь быстрее оказаться под навесом крыши, не промокнуть, не простыть. Николас открыл входную дверь и первым вошел в дом. И тогда, сливаясь с мощным раскатом грома, раздался выстрел. Мужчина тут же упал перед ногами следующей за ним жены. Пораженная женщина успела только закричать, хватаясь за рот, прежде чем звук повторился в эту же секунду. Она рухнула рядом с мужем. Дверь была открыта, в усилившимся шуме дождя и грохотании неба, Шарлотта замерев с большими от страха глазами стояла напротив человека, прятавшегося в доме. На нем была лыжная маска, скрывающая лицо. Незнакомец целился теперь в последнюю жертву. И звук выстрела повторился, моментально растворяясь в громе. Лотти моментально упала на мокрые ступени. Она помнила, как пуля вошла в плечо. Это было похоже на сильный удар. Настолько сильный, что девушка даже не ощущала боли из-за шока и страха. Она видела истекающую кровью мать, которая сжимала в руке телефон, набирая номер девять-один-один. — Ало? Ало? В нас стреляли, — произнесла мать, пытаясь прижать телефон к уху. — Здесь я, мой муж и дочь. Нет, нет, я не знаю. Помогите. Человек, стрелявший в них, после третьего выстрела сразу же скрылся. Где он был теперь — неизвестно. Шарлотта почти сразу же услышала уже знакомый звук приближающихся сирен. Но в этот момент вой придавал ей сил, а не пугал еще больше. Она слышала, как стонала от боли мать. Но не слышала стонов отца. И их отсутствие приносило ей в столь страшный момент ее жизни столько удовольствия. Девушка прикрыла глаза, позволяя тяжелым каплям дождя падать на ее горячее лицо. Она слышала, как приехала скорая помощь. Чувствовала, как несколько сильных рук аккуратно укладывают ее на носилки. Последнее, что она слышала, прежде чем двери машины скорой помощи закрылись — крики матери. Отчаянный вой, свойственный только раненным слабым животным.