Puzzle of dreams

- Себастиан?.. Нет ответа. - Басти! Нет ответа. - Бастиан, мать твою, поднимайся, уже три часа дня! Нет ответа. Кларингтон уже два часа пытался разбудить жениха, который после их полуночных посиделок, продлившихся до самого рассвета, спал так бессовестно крепко, что даже ударная волна цунами его бы не разбудила. Себастиан бы показал ей средний палец, повернулся бы на бок, натягивая на голову подушку вместе с одеялом, пробурчал бы что-то не самое цензурное – но не проснулся. Виноватое цунами обошло бы их дом стороной, снося прочие постройки – да и то, пожалуй, с меньшим энтузиазмом, чем до встречи с таким упрямцем. Хантер не знал наверняка насчёт стихии, но его Себастиан точно послал во все возможные далекие путешествия, которые только можно себе представить. Конечно, Кларингтон знал об этой совиной особенности организма Смайта – и даже беззастенчиво пользовался этим, когда нужно было быстренько порешать какие-нибудь дела по работе. Тогда можно было затрахать (буквально) Себастиана до клинической смерти и выгадать себе двенадцать, а то и больше, часов беспрерывной трудовой деятельности. Хорошенько заезженный, Баст спал беспробудным сном, как настоящая Спящая Красавица из сказки, и это были самые спокойные и тихие часы в их доме. Но порой Хантер начинал скучать, и тогда ему приходилось чуть ли не спасательную бригаду в лице Блейна, Курта, Джеффа и Ника вызывать, чтобы разбудить парня, жениха, а теперь уже мужа. Но вот незадача: прилететь за пару часов на Гоа ни у кого из них не было возможности, а подручных средств, способных конкурировать со сном Кларингтона-Смайта у Кларингтона-Кларингтона не было. Поэтому Хантер, сидящий на кровати по-турецки, был очень обижен, расстроен и задет за живое – но не зол. Нет, злиться на Себастиана он не мог. Это всё равно что злиться на щенка или котёнка – пусть первый, кто сможет выдержать хотя бы полминуты под таким пронзительным просящим взглядом зелёных глаз, кинет в Хантера камень. И всё же, на этот день, как и на многие другие в их медовом месяце, у парней были планы, но кое-кто решил их напрочь проспать. Кларингтон знал, что бесполезно шуметь вокруг Смайта, поливать его водой, срывать одеяло или включать тяжёлый рок и отбойный молоток одновременно. Даже целовать в какие угодно места бессмысленно! В лучшем случае, Баст проснётся на минуту и обматерит так, что стены затрясутся; в худшем – заберёт подушку и одеяло и уйдёт спать к соседям или на балкон. Тут зависело от природных и социальных условий. Так что теперь Хантер сидел рядом, скучающе смотря на подтянутое, но чересчур сонное тело Себастиана со смесью сожаления и восхищения. Чуть тронутые загаром изящные плечи, красивая прямая спина с россыпью родинок на медовой коже, впадинка над поясницей – Себастиан спал на животе, подсунув скрещенные руки под голову. Одеяло, как назло, запуталось в его длинных соблазнительных ногах, обнажая накаченную упругую задницу ровно наполовину, и Хантер пожалел, что под рукой нет скетчбука, чтобы сделать быстрый эскиз. Ну, сфотографировать никто не запрещал. Свет мягко растекался по телу мирно спящего парня, словно обнимая собой. Молоко, мёд и жидкое золото на пуховой перине – Кларингтон почувствовал знакомый зуд скучающего по работе художника на кончиках своих пальцев. Себастиан всегда был его музой. И тут внимание Хантера привлекло ещё кое-что. Пятки. Соблазнительно нежные, розовые пяточки Себастиана, уходу за которыми он уделял времени ничуть не меньше, чем за лицом или волосами. Потому они были местечком деликатным и очень чувствительным – Хантер не раз проверял. Бинго! Кларингтон, чувствуя себя детсадовцем, нарушающим всеобщий покой в тихий час, взял свою подушку и вытянул оттуда перо. Маленькое, длинное пёрышко, белое и пушистое – вот только назначение его будет отнюдь не таким безобидным. Ехидно усмехаясь, Хантер поднёс его к пяткам Смайта и легонько провёл пару раз… Возня, шорох, нервно подогнувшиеся конечности, взъерошенная голова и пара сверкающих гневом зелёных глаз. - Доброе утро, котёнок, - мило улыбнулся Кларингтон. В следующую секунду уклоняясь от подушки. - Пошёл к чёрту, извращенец!!! – Заорал Себастиан. – Ты разбудил меня самым зверским и варварским способ-… м-м-м, кхмф, ах!.. – Смайт-Кларингтон мог бы орать ещё минут пятнадцать, не делая ни единого вдоха, но Хантер заткнул его поцелуем. Подействовало, как всегда, безотказно: Баст не только проснулся, но и явно завёлся, всё активнее пытаясь забрать первенство в становящемся всё более горячим, влажным и страстным поцелуе. Языки скользили, сплетаясь как в каком-то диком, первобытном ритуале; Хантер и Себастиан сталкивались зубами, кусали, прихватывали губы друг друга, дразня и распаляя всё больше. Руки беспорядочно шарили по телам, и там, где ладонь нежно гладила кожу, словно вспыхивали пожары – по разгорячённой груди бежали мурашки. Температура между ними мгновенно поднялась на пару градусов, а уютная тишина утра разбилась громким стоном Себастиана, стоило Кларингтону оставить очередной багровый след на любимом местечке – там, где тонкая скульптурная шея плавно переходила в линию красивого плеча, словно распустился тёмный цветок мака. Смайт оседлал мужа, покрывая его сильную грудь поцелуями и выгибаясь, чтобы тот чувствовал, как сильно виноват. Крепкий стояк ещё минуту назад блаженно спящего Себастиана теперь вполне бодро тёрся о бедро Хантера. Хантера, который и сам больше не сдерживался и тихо стонал-рычал, беспорядочно дёргая вниз собственные зачем-то надетые боксёры. Себастиан усмехнулся, мягко отводя руку мужа, и резко нырнул между раздвинутых смуглых от загара ног, довольно потираясь щекой о внутреннюю сторону бедра Кларингтона. Кожа здесь была нежнее, и Смайт вдоволь отыгрался за собственную искусанную шею, оставив целую цепочку из засосов, тянущуюся по всему бедру, вплоть до линии белья. Пальцы Хантера так правильно игрались с прядками волос, оттягивая, перебирая и поглаживая, что Себастиан тихо мурлыкнул, не смущаясь, и стянул наконец боксёры с Кларингтона, вдыхая терпкий запах его естественной смазки. Кончик юркого языка прошёлся по всей длине, от мошонки до щёлочки, собрал крупную прозрачную каплю и нырнул под крайнюю плоть, заставляя Хантера вздрагивать, как от ударов током. По ощущениям ласки Смайта, который знал все слабые места на теле мужа лучше, чем алфавит, как раз и напоминали сильные разряды дефибриллятора. По крайней мере, Хантеру от умелого ротика мужа жить хотелось не меньше. Горячие губы сомкнулись на головке, заключая её в чувственную влажность чужого рта, и Кларингтон снова выгнулся, разводя ноги ещё шире и поощрительно гладя мужа по щеке. Себастиан облизывал и посасывал, втягивал щеки, прослеживал язычком каждую венку; сам соблазнительно постанывал, отчего по оголённым нервам бежала приятная вибрация; сосал размашисто и широко, пошло сглатывая вокруг члена, сжимая его глоткой с таким видом, будто сейчас кончит сам. Почувствовав, что слишком уж быстро пляшут перед глазами алые пятна приближающегося оргазма, Хантер резко отстранил Смайта от себя. Тот, как и всегда, обиженно и протестующе застонал, но Кларингтон потянул Себастиана вверх, сжимая одной рукой ягодицу, ударяя по ней, - звонкий шлепок отразился от высокого потолка эхом, - а другой пытаясь нашарить смазку и презерватив. - Возишься как девственник, - выдохнул Смайт в губы мужа, крадя его сбитое горячее дыхание и ерзая всё нетерпеливее. – Если не поторопишься, я кончу тебе на живот… - Помолчи, - рыкнул Кларингтон, но в голосе не было грубости – только желание и обожание, борющееся с властностью и чувством собственника. Хантер любил обладать Себастианом, а Себастиан любил отдаваться Хантеру до последней клеточки тела, которое обожал тем сильнее, чем больше алых маков расцветало на нём от губ Кларингтона. Знакомая чуть прохладная смазка коснулась входа – и Себастиан упёрся рукой в грудь Хантера, выгибаясь и примеряясь к приставленной ко входу головке. Он направил член мужа в себя, смакуя это ощущение – он опускался на Хантера с такой осторожностью, словно это был их первый раз, хотя на самом деле, просто хотел снова и снова чувствовать в себе каждую венку большого, идеального члена Кларингтона, своего мужа. Себастиан тихо всхлипнул, когда его заполнило до конца, и качнулся, запрокидывая голову и обнажая шею, словно украшенную рубиновым ожерельем. Хантер стал двигаться первым, придерживая мужа за бёдра и почти бессознательно выстанывая его имя, а Себастиан, приноровившись, только ускорил движения, опускаясь навстречу вдалбливающемуся в него Хантеру. - Да-а-а… Не… Не останавливайся, боже… Ещё!.. Сильнее, да, вот так!.. – Не то, чтобы Хантера обязательно было подгонять, но Смайт просто не мог сдерживать эти приказы-мольбы-просьбы, сжимая член Кларингтона всё сильнее в себе. Воздух, казалось, раскалился до предела; а все звуки – шлепки кожи о кожу, хлюпанье смазки, сбитое дыхание и громкие стоны, - стали, казалось, на десяток децибел громче. Даже шум крови в ушах не заглушал ничего, и от ощущения, что они оба обнажены друг перед другом и телом, и душой, обоих захлестнуло обжигающей волной удовольствия. Последний раз толкнувшись в Себастиана, Хантер громко застонал, кончая. На автомате он обхватил член Смайта, быстро двигая рукой, и это поставило точку – вскрикнув, Смайт излился на грудь мужа и свой живот, расчертив их белёсыми струями. Смайт упал на грудь Хантера, тяжело дыша и не снимаясь с члена – любил нарочно сжимать его в себе или даже чуточку двигать бёдрами, чтобы остатки нерастраченного оргазма вновь и вновь пускали по телам горячие волны блаженства. Кларингтон осторожно гладил Смайта по волосам, целуя в покрытый испариной лоб, пережидая послеоргазменную истому. Простынь смялась, одна из подушек улетела прочь, одеяло испуганным комком ютилось в углу постели. Взмокшие, но довольные молодожёны часто дышали, переплетя руки и ноги так, что сложно было разобраться, где заканчивается один и начинается другой. Дневной свет беспощадно заливал комнату, подсвечивая самые укромные местечки на их телах. - Баст… Слезай, нужно в душ, - лениво и хрипло проговорил Хантер минут семь спустя. – Баст?.. Он должен был догадаться. Себастиан, как был, с членом внутри себя, запачканный спермой и блаженно улыбающийся, заснул на груди мужа.