Себастиан не брал трубку, не отвечал на сообщения, не отзывался (ну, это было бы уже совсем утопично) на оклики Хантера, который бежал вдоль домов, закрываясь рукой от дождя и пытаясь высмотреть знакомый силуэт в изломанных поворотах улиц.
Хантер клял себя за свои гнев, импульсивность и неумение сдержаться. «С кем угодно другим – демонстрируй свой блядский характер, но это же твой
муж! Тот, кого нужно учиться слушать и слышать, иначе как ты, мать твою, хотел прожить с ним «долго и счастливо»»? – Участливо вопрошала только теперь проснувшаяся совесть.
Кларингтон клял себя за всё. За этот дебильный поцелуй на камеру, на который зачем-то согласился в пьяном угаре веселья. За свои грязные, мерзкие, больные слова, которые вывалил теперь на голову Смайта, сделав его виноватым в том, что Хантер – похотливая скотина. За слабость, за страх схватить убегающего Себастиана за руку и, хоть насильно, но заставить остаться дома, чтобы унять первые эмоции и поговорить.
Он же старший. Он должен был беречь Себастиана и его чувства, хрупкие, как старинная статуэтка. Смайт ведь только физически был таким сильным и гордым – на деле же, под колючей обёрткой скрывался испуганный мальчик, всю жизнь ищущий одобрения отца и потому даже не способный поначалу признаться окружающим в своей ориентации.
Но у Себастиана всё же хватило на это сил и смелости, хватило способности гордо нести себя по жизни, ни перед кем не оправдываясь и ничего не стыдясь. А Хантер продолжал бравировать тем, что не заинтересован в бисексуальных экспериментах, хотя к одному конкретному зеленоглазому эксперименту его примагнитило сразу же, стоило Смайту протянуть ладонь и представиться.
« - Себастиан Смайт. Капитан хорового клуба Соловьи».
Хантеру захотелось разбить себе лицо за высокомерное «Больше нет», которым он одарил
Себастиана тогда.
И всё же это было ничто, по сравнению с тем, что он говорил сейчас.
«Ты просто шлюха, которая умеет только давать, а доверять ты научился только тестам на ВИЧ».
«Я не собираюсь тратить свою жизнь на ревнивую суку, которая не даёт мне сделать и шаг».
«Если ты такой правильный, пиздуй отсюда нахуй и никогда больше не возвращайся».
Плесните ему кто-нибудь раскалённым кофе со Сплендой вместо сахара в лицо.
Хантер замедлил шаг, чувствуя, как все силы из него вытекают вместе со струями воды в ливнёвку, а остатки надежды пузырятся в радужных разводах на мокром асфальте. Кларингтон нервно провёл рукой по вымокшим волосам, зачёсывая их назад, и огляделся. Он понятия не имел, куда бежал и как теперь вернуться в квартиру.
- Потерялся? – Хмыкнул кто-то за его спиной.
Хантер резко обернулся. Незнакомца скорость реакции Кларингтона не смутила, он лишь стряхнул пепел и окинул мокрого до нитки парня долгим оценивающим взглядом. Задницей мужчина подпирал дверь магазина с вывеской «Антиквариат». Хантер ничего не ответил.
- Поссорился со своей? – Понимающе хмыкнул мужчина. Его длинные белые волосы были немного влажными, отчего струились по широким плечам волной.
- Своим, - машинально поправил Хантер.
- А, - взгляд мужчины стал ещё более понимающим. – Знакомо. Что, много дерьма ему накидал?
- Грузовик, - вздохнул Кларингтон. Ему уже казалось чуть ли не нормальным стоять и беседовать неизвестно с кем под проливным дождём, пока муж, возможно бывший, скитается по улицам так же одиноко и неприкаянно.
- Хуёво, - оценил мужчина, подперев руку с сигаретой поудобнее. По чёрной косухе стекла капля дождя, который почти не залетал под навес над дверью магазина. – Он у моря, скорее всего. Все туда прибегают в шторм смешать своё горе с грохотом волн. Не слышно криков, не видно слёз… Ну, так, по крайней мере, говорит мой поэт, - фыркнул мужчина, но в голосе слышалась скорее теплота, чем насмешка.
- Он часто прибегает туда? – Почему-то спросил Хантер.
-
Теперь – нет, - весомо ответил мужчина. – Знаешь, прежде, чем брать на себя ответственность за семью, нужно рассортировать дерьмо в своей башке. Если трусишь – до сих пор – признаться миру, что полюбил парня или что в принципе полюбил и хочешь, весь из себя такой одинокий волк, вдруг осесть в маленьком домике с садиком или, вот, антикварной лавкой, то лучше притормози. Так сломаешь и себя, и его. А если понял, что дороже него для тебя никого нет, то беги, блять, и лови его у края. Извиняйся, как шакал последний, но добейся его прощения. А дальше будь осторожен, как в ёбаной дженге – не дай бог вздохнёшь не так. Но не забывай, что для него работает то же самое. Не превратись в помёт, который ему нахуй не нужен. Ну, чего встал? Везёт, если ему сейчас тоже добрый дядька подсказывает, что делать. А если нет? То-то.
Мужчина усмехнулся, глядя, как Хантер пятится и чуть ли не на дорогу выскакивает, лихорадочно кивая невпопад. Беловолосый махнул рукой, затушил сигарету и нырнул в спасительный полумрак своего маленького антикварного магазина.
~*~
Себастиан, как всегда, сопротивлялся, даже больно ударил Хантера в нос локтем, но безвольно повис на его плече, когда Кларингтон поймал его у края волн. Смайт чуть было не совершил самую идиотскую вещь в своей жизни – а ведь решение пойти в клуб или казино и хорошенько там оторваться, так, чтоб наутро задница болела, а потом прийти домой в чужих поцелуях, засосах и синяках уже плотно сформировалась и засела в беспутной голове. Но знакомые сильные руки обняли его как раз вовремя, а тяжёлая от впитавшейся влаги, но всё ещё более тёплая, чем любая одежда Смайта, куртка опустилась на плечи, окутывая воспалённый обидой разум родным домашним запахом Хантера.
- Я хочу домой, - всхлипнул Себастиан. Ответом ему было странное чувство невесомости, возникшее сразу после того, как острый локоть прошёлся по сильной челюсти. Это Кларингтон поймал Смайта на руки и понёс его к дому по знакомому пути. Кровь пару раз капнула на отворот куртки, и Себастиан прижался к Хантеру, беззвучно прося у него прощения. Извинение же Кларингтона обозначалось в крепкой, бережной хватке, осторожному прикосновению губ к макушке и быстром биении испуганного сердца в широкой груди.
Дома было тепло и сухо, только в коридоре образовалось локальное наводнение – спасибо вымокшей одежде и обуви. Себастиан быстро разделся и пошлёпал в душ, с надеждой прислушиваясь к шуму в квартире. Через десять минут, когда Смайт перестал ждать, перегородка с шорохом отъехала, и в слив потянулся за потоками воды свежий песок с пяток Хантера, обнявшего Себастиана со спины.
- Ты весь пляж по квартире растащил? – Тихо поинтересовался Смайт, откидывая голову на плечо мужа.
- М-хм, - неопределённо отозвался Хантер. Его руки надёжным замком сплелись на груди Себастиана.
- Прости меня. Ты прав, я шл-…
- Не смей. – Ладонь закрыла упрямый рот. – Ты это ты. И вся твоя история делает тебя тем, кого я полюбил, люблю и буду любить всегда. Это ты прости меня, труса и идиота, который слишком боится стать…
недостаточным . Поэтому я боюсь, что ты уйдёшь, и заранее делаю себе и тебе как можно больней, чтобы терять было не так обидно… Прости меня, малыш. Я…
- Я сделаю всё, чтобы ты перестал нести этот бред, - вздохнул Смайт, прикрывая глаза. Тёплая вода струилась по их телам, стирая всякие границы. – Ты идеален для меня, Хантер Кларингтон. И я докажу тебе это. Докажу, что я лучше всяких проходимцев, и научу тебя бороться со своими страхами. А ты взамен пообещай мне, что всегда будешь рядом и будешь защищать меня от моих кошмаров.
- Обещаю, малыш. Всегда-всегда защищать тебя.
~*~
- Как думаешь, они в порядке? – Брюнет вытер голову полотенцем. Беловолосый задумчиво посмотрел в окно, расчерченное дождевыми потоками.
- Должны быть. Твой, вроде, прощающий. А мой упёртый, как баран.
- Что-то мне это напоминает, - хихикнул брюнет, обнимая беловолосого со спины. Тот сидел, так что брюнету роста хватало.
- Ой, Лютик, шёл бы ты уже!..
