Puzzle of dreams

Эдвард закрыл за Джимом дверь и прижал руки к груди. В квартире всё ещё витал запах человека: смесь приятного одеколона, шерстяного костюма, терпкий запах кожи самого Джима и совсем немного – пороха с кончиков его пальцев. Для Нигмы этот запах вдруг стал таким важным, что он начал всё чаще и чаще глубоко вдыхать, стараясь запомнить его, сохранить как можно больше его на задней стенке глотки и в носу. Пригодится на будущее, ведь, чем глубже они завязнут в этом деле, тем выше вероятность того, что Нигме ещё не раз придётся спасать своего слишком импульсивного напарника. Неко вздохнул и заглянул в комнату, где мирно спал близнец Джерома. Чёрные ушки нервно дёрнулись, когда Эдвард вновь чертыхнулся про себя: каким бы этот лис ни был, ему нужно дать имя, ведь это залог к становлению полноценным членом общества. Как только маленькие неко начинали отзываться на имя, они начинали осознавать себя частью клана и частью своего вида. У клонов в лабораториях имён не было, но, может быть, их психика ещё достаточно лабильна, чтобы они тоже смогли вернуться к жизни?.. Эдвард прикрыл дверь и отправился на кухню, вымыть посуду и убрать оставшуюся еду в холодильник. В голове неко всё смешалось и от беспокойства за клан, и от волнения за этого клона, от страха того, что преступник на свободе… Но больше всего сумбура вносил Джим. Эд повёл плечами и пару раз свёл лопатки, прогибаясь в пояснице неестественно для человекообразного существа сильно, стараясь избавиться от фантомного ощущения чужих рук на своей спине. Тёплые руки Гордона очень правильно лежали чуть выше талии Эда, обнимая, обещая защиту и поддержку, оберегая неко. Нигма, который всю свою жизнь терпел издевательства, учился стоять за себя и отвечал грубостью на грубость, теперь всей душой тянулся к тому единственному, кто принял его и предложил свою помощь – не из корысти, но по велению души. Вот только разум неко, вкупе с его инстинктами, взбунтовались, предупреждая Нигму не верить словам человека, не верить его действиям и чувствам. Но Эдвард не мог ошибиться! Запах Джима, чуть тронутый розой и герберой… Означал симпатию в адрес Нигмы, не просто дружескую, но более серьёзную. И этот запах от раза к разу становился всё сильнее, так что Нигме было очень трудно держать свой хвост при себе. Неко снова одёрнул себя. Хватит уже мечтать о чём попало. Нужно на деле сосредоточиться! Например, познакомить лиса с его «оригиналом» и найти ему дом. Дом для неко всегда был проблемой. Из всего клана неко, обитавших в Готэме, только двое имели идентификатор гражданского статуса, позволяющий им с грехом пополам иметь работу среди людей: Эдвард Нигма и Айви Пеппер (ставшая на карточке Памелой Айсли). Первый пробился в полицию и вскоре зарекомендовал себя лучшим в своём деле судмедэкспертом, а вторая поступила сначала лаборантом в Уэйн Энтерпрайз, постепенно продвигаясь по карьерной лестнице вверх. Сейчас лисица возглавляла отдельную лабораторию, исследовавшую различные свойства растений их местности. Но даже это не спасало неко от завышенных цен на квартиры, от издевательств на работе, от небрежного отношения к ним начальства и постоянным подставам со стороны коллег. О других неко, которым в силу обстоятельств так и не удалось получить никакой документ, дающий им право реализоваться в какой-либо сфере, и говорить не приходилось. Неко жили на окраине города, выходящей восточной стороной к лесу, в районе забытом и заброшенном, лишённом отопления, электричества, воды и прочих коммуникаций. Туда даже таксисты и бомбилы отказывались ехать, а уличные банды обходили район стороной. Иногда какие-то наркоманы пробовали забрасывать стену, сложенную из чего попало и отделяющую резервацию неко, файерами и коктейлями Молотова, но смельчаков, как правило, быстро находили со вскрытыми горлами. В самом районе дома стояли кривые, перекошенные, холодные, с дырявыми крышами и проваливающимися полами. Маленькие неко сидели, можно сказать, друг на друге, стараясь согреться. Если кому-то везло раздобыть на свалке выброшенную тёплую одежду, это был праздник. Еду многие подворовывали, Эд и Айви старались закупать, что могли, на свои сбережения, но зарплаты двух неко не могло хватить на стремительно растущий район. Неко были более устойчивы к болезням, так что сокращались хотя бы траты на лекарства, однако неко нередко получали травмы, когда на них нападали большими группами мужчины с ножами или даже травматическими пистолетами, так что всегда требовались бинты, антисептики, жгуты, шины и прочее. Лесли Томпкинс, неко-пантера, некогда жившая в Готэме и работавшая под началом Марио Фальконе, врача местной больницы, говорила, что в бедняцком районе Нейроуз люди и то живут лучше. Потом пантера вышла за Марио замуж, и оба покинули Готэм. Эд не винил подругу – её дом точно не был здесь, в Готэме. Иногда Нигма мечтал о том, как бы он покинул город, оставив позади его серое небо и вечно дымящиеся трубы, ядовитые водостоки и загазованные улицы, как бы показал мостам и небоскребам средний палец, ступая на материк и растворяясь в толпе людей и неко – признанных, свободных, равных людям. Но грёзы быстро разбивались о плач какого-нибудь голодного котёнка или о стенания женщины, чей малыш был убит или умер от ран, и Нигма понимал, что никогда не сможет покинуть Готэм. По крайней мере, до тех пор, пока все неко не будут отсюда вывезены, дом Эдварда останется здесь. Неко выключил воду и обвёл свою кухню глазами. Небольшая, но функциональная, сочетающая в себе синюю мебель и белые пол, стены и потолок, с одним, зато большим, во всю стену, окном с широким подоконником, на котором Эдвард любил сидеть, смотря в так редко звёздное небо. Он постарался придать этому месту уюта, разложив на столе салфетки, повесив какие-то прихватки с узорами в цветочек и крапинку, даже поставил искусственные подсолнухи в вазу… Но всё это было слишком наигранным, слишком напоминало декорации для фильма. Истинного уюта в доме Нигмы не было – в душе он всё равно был бедняком из своего района. Эд часто тайком пускал в свою квартиру неко, которым нужно было восстановиться от чего-либо в теплой защищённой квартире, а сам уходил в дом, стоящий на отшибе, где временно обитал. Впрочем, возможно, проблема была не только в этом. Даже в районе, в этих холодных полупустых домах, было что-то милое, домашнее, даже уютное, ведь неко украшали свои квартиры, как могли, делали их теплее, развешивали по стенам пусть старые и поеденные молью, но всё ещё яркие ковры или полотнища. Это делали в семьях, с детства стараясь приучать своих детёнышей к красоте и гармонии. Нигму же никто к подобному не приучал – он своих родителей вообще не помнил, – а того, кто мог бы делать это за него, у неко не было. У Нигмы никогда не было семьи. Взгляд тёмных глаз упал на бумажный пакет с мятными пряниками. Гордон заставил Эдварда остановиться у кондитерской и купил их для неко, явно ткнув пальцем в небо, но не прогадав. Нигма всё пытался понять, как Джим узнал о его любимом лакомстве, но ответа на этот вопрос у него не было, а Гордон молчал как партизан. Повинуясь странному желанию, Эдвард высыпал пряники в плетёную корзинку и поставил её на середину маленького круглого стола. Вышло симпатично. Неко поставил вокруг блюдца и чашки, те, что только что вымыл и убрал на сушилку, и прикрыл глаза, вспоминая, как напротив него сидел этот смешной человек, явно не знающий, куда девать руки и глаза. Эдвард чувствовал, что на языке Джима вертится множество вопросов, и все явно не рабочего толка, но он держался и не задал ни одного. Такой смешной, нелепый, растерянный человек, которого хотелось обнимать и, как ребёнка, поворачивать в нужную сторону, помогая найти ответ. От Джима веяло домом. Заботой. Семейным теплом. Эдвард не чувствовал, что у Гордона есть кто-то, и робко, совсем робко, попробовал помечтать и понадеяться. Вдруг роза и гербера ему не мерещатся? Вдруг возможно, чтобы Джим назвал дом Эдварда своим домом? В спальне раздался шорох и тихий стон. Нигма встрепенулся и убрал посуду, сетуя на самого себя. Он подумает обо всём этом позже.