***
Осадок после этого собрания просто отвратительный. Они строили это все из своих сил и нервов, но их раскатали в пух и прах только за одну минуту. Каждый из этих двоих сейчас чувствует непреодолимое желание ударить себя по лицу и сказать: «соберись, тряпка!». Руки опускаются, на самом деле. Но самое страшное только то, что они снова пришли к безвыходной ситуации. Глаза Шисуи больше не смогут помочь в ближайшее время, а делать выход самому — стало куда сложнее. Оттого и хочется броситься в реку, стать бурным водопадом и упасть с головокружительной высоты. Отвратительно, просто отвратительно. Паршиво ещё и то, что Шисуи понятия не имеет, что им следует делать. На его плечах лежит два огромных камня — мир для Учиха и состояние Итачи. И ни один камень он не сможет сбросить. Что же делать? — Шисуи? — вдруг подаёт голос Итачи, на что старший слегка оборачивается. На его лице можно прочесть уверенность, но руки предательски дрожат. Они не найдут выход в таком состоянии, Шуншин уверен, — нам следует сесть и подумать. Сможем ли мы сделать что-то в такой ситуации? Нет, мы обязаны что-то сделать. Шисуи видит эту пелену боли в чужих глазах. Они провалил это задание, хоть и не из-за себя. Два гения, которые не смогли сохранить мир даже с поддержкой Хокаге. Это угнетает. Но им действительно следует идти дальше и искать выход из этой ситуации. То, что было на собрании остаётся тяжёлым комом в их груди, но нужно выкручиваться. Ради мира. Первым делом им стоит прикинуть все возможные варианты развития событий, но это следует делать не тут, в шаговой доступности от храма. Потому Учиха и тащит младшего в сторону полигона, их родного сорок пятого. Молчит, лишь тянет Итачи за дрожащую от напряжения руку. — Я считаю, что именно Данзо был разносчиком этой информации. Он подтолкнул Яширо письмом, но не рассчитал, что этот идиот покажет его всем. Никто не догадывается об этом, но мы с тобой работаем под началом Хокаге и знаем, кто осведомлен этой информацией. Только сам Третий и трое старейшин. И единственный из этой компании, кто желает смерти для Учиха как раз был Данзо, — делает вывод Шисуи, садясь под дерево на полигоне. Ловит удивленный взгляд Итачи, ведь, кажется, тот был убежден, что Шимуро не станет переступать край, — когда я был у Хокаге, Данзо был крайне недоволен тем, что Учихам дали власть. Он боится их силы и влияния, в то время как Хокаге делает всё, лишь бы не терять мир. Зерно раздора тут как раз посеял именно Данзо. И нужно делать что-то с этим немедленно. — Что насчёт того, чтобы доложить на него Третьему? — предлагает Итачи и скрещивает ноги в позе лотоса, пытаясь унять дрожь в руках. Такая напряжённая ситуация слишком давит на этого Учиху, слишком сильно. — Вряд ли он в курсе его секретов и шарингана. Он покрутит пальцем у виска и потребует доказательств. Но у нас их не будет, Итачи. Он бы поверил, если бы я указал на кого-то менее крупного. Но в случае с Данзо всё иначе. К тому же, рассказывая это Хокаге, мы поставим себя под удар. Нам нельзя этого делать. Нужно решать все самим, пытаться сделать это. Справедливости нет, Итачи. Мы не потянем такого человека, как Данзо. Нам следует только закрыть глаза и бороться за свое существование, — как итог произносит старший Учиха и поджимает губы. Естественно, он недоволен им. Нужно расставить все на места, нужно избавить Данзо от власти и влияния. Но они действительно не потянут его — это он знает наверняка. Попытаться уличить его во лжи? Не выйдет, он делает всё крайне аккуратно. Даже если Итачи и Шисуи знают о письме, вряд ли они смогут доказать что-то, ведь у Шимуро найдется тысяча и одна отговорка. — Нам следует поставить Хокаге перед фактом. Мятеж состоится. Почти весь клан не будет против войны. И такие масштабные решения выносим не мы. Остаётся ждать решения Третьего и предполагать дальнейшие исходы. Данзо всё равно узнает об этом, и это будет плюс одна победа в его копилку. Пока на нашей стороне Хокаге, мы можем выиграть. Лишь бы не объявился ещё один «Данзо», — Учиха старший напряжён. Очень сильно, причем, отчего на лбу взбухает вена. Они в дерьме, это точно, но все ли потеряно? У них остался последний лучик надежды, и они должны цепляться за него. Однако, состояние Итачи оставляет желать лучшего. Кажется, ещё один негативный фактор, и этот юноша сорвётся с катушек. Шисуи обязан быть рядом в этот момент, иначе из него выйдет никчёмный лучший друг. — Итачи, — тихо подаёт голос старший и поворачивает голову на чужое лицо, утыкаясь лбом в чужой лоб. Аккуратно придерживает его за затылок, заставляя дыхание младшего замереть. Чужие глаза больны, Шисуи четко это видит. Но и его глаза не здоровы, они пропитаны такой же болью. Они определенно стоят друг друга, — грядет что-то страшное. Пожалуйста, не уходи далеко от меня. Я постараюсь защитить свои самые главные сокровища. Младший все также молчит, слегка округляя глаза от услышанного. Верно, Шисуи тоже бы удивился, услышав такие слова от лучшего друга. Но это немного отвлекло Итачи. Даже руки перестали дрожать так сильно. И, если честно, за эти слова Шисуи не будет испытывать стыд или сожаление, как и за свои дальнейшие действия. Он обещал рассказать ему об этом немного позже, когда поймет все. И сейчас будет тот самый момент. Длинные пальцы старшего слегка давят на затылок Итачи, заставляя его двигаться непозволительно близко. По его глазам видно — он в огромном недоумении, но продолжает двигаться, словно Шисуи для него — закон. Старший Учиха не пожалеет ни о чем, потому и аккуратно накрывает чужие губы своими, действуя мягко, не настойчиво. Аккуратно сминает их, а в животе бабочки летают, скручивается тугой узел волнения, а кончики пальцев так приятно колят. Этот поцелуй был первым, и он не жалеет о том, что отдал его именно лучшему другу. Не жалеет также, что рискнул именно сейчас, в такой момент. Рано или поздно Итачи обязан был знать об этом, Учиха обещал ему. Младший действительно выглядит удивлённым, слегка опешившим. Эти действия будто поставили его в ступор, но он все же отстраняется, не менее удивлённо смотря в глаза лучшему другу. — Что происходит, Шисуи? — тихо, словно мышка, спрашивает Итачи, укладывая руку на свое колено. Сжимает нервно. У этих двоих сейчас нервы действительно на пределе, оба слышат твой пульс в ушах, и у каждого он учащенный настолько, что даже вряд ли можно услышать своего собеседника. И если для Шисуи это в порядке вещей, то для Итачи это «какого черта?». — Поцелуй, полагаю. Чувственный поцелуй… — выдыхает старший, опуская глаза на свою вторую руку, что сжимала собственное колено. Этот шаг был очень ответственным, он понимал это. Они больше не друзья, и ответ того, кто же они друг другу ляжет на Итачи, но уже не сегодня. Шисуи слишком переволновался, отчего голова начинает мелко кружиться, а кровь подступает к щекам, создавая лёгкий румянец, который в темноте явно не разглядеть. Хоть на этом спасибо. — Я обещал рассказать тебе причину моих переживаний, Итачи. Ты и есть эта причина. По глазам младшего видно, что до него медленно, но доходит. И они становятся ещё больше, а губы поджимаются. Он явно не знает, что сказать на это. Шисуи тоже отреагировал бы так, если бы лучший друг тут признавался ему в чувствах. Он — не Изуми, даже не девочка, черт возьми, это ненормально. И это очень обижает, но все же Шуншин подумал и решил, что его чувства не должны остаться в тени. Он имеет право попытать счастье. И прямо сейчас этот момент был идеален, чтобы отвлечь Итачи от житейских проблем. Минимум — хотя бы до завтра. — Я… я… даже не знаю, что сказать на это, Шисуи. Это правда? — голос Итачи звучит так неверяще, а его руки прикрывают лицо, словно помогая ему собраться. Учиха даст ему сколько угодно времени, чтобы он всё взвесил и принял решение. — Я не ожидал такого. Мне жаль, если моя реакция оскорбит твои чувства… но я не знаю, что тебе ответить. Ну, Учиха и ожидал этого, потому и слабо улыбается. Чертовски больно где-то в районе груди, но он переживет, ему нужно было попытаться. Он поставил на кон их дружбу, и, черт возьми, ему будет не хватать этих губ, словно наркотика. — Я понимаю, все в порядке. Я ожидал этого ответа, ты имеешь право знать. Ничего страшного, если ты найдешь себе другого человека. Единственное, что никогда не забывай — это меня как своего друга, Итачи. Пожалуйста, — уже тише произносит старший и округляет глаза, когда кузен крепко его обнимает. Он не ожидал такого действия от Итачи прямо сейчас, вот правда, но это заставляет сердце приятно ёкнуть и крепко обнять друга в ответ. — Не смей говорить так. Я никогда не забуду тебя, Шисуи, что за ерунда. Просто это было неожиданно. Пожалуйста, не думай, что я теперь презираю тебя. Я никогда бы не сделал так, ты дорог для меня, очень. И я никогда не оставлю тебя, даже зная о том, что ты не ровно ко мне дышишь. Ты — другое, ты не тот человек, которого я могу так просто оттолкнуть. Эти слова стали определенным накаутом для старшего. На губах появилась улыбка, самая теплая, настоящая, а руки только крепче стали обнимать объект своего обожания. Итачи невероятен. Но ответ на его чувства все ещё не был отдан. Нет, чтоб вы поняли, он не сказал ни «да», ни «нет». Он ответил «не знаю», что означает, что у него будет время на раздумья. А это уже заставляет Шисуи сверкать от радости, ведь, может быть, ему даже дали шанс. Лишь бы гений Учиха себе не придумал это все.***
Этот вечер был для Шисуи крайне неоднозначным. Где-то весьма хорош, где-то просто ужасен. Тем не менее, у них ещё остались проблемы, которые следовало бы решить. Идти к Хокаге будет плохой идеей, ведь сейчас, скорее всего, он уже вне рабочего места. Следует завтра рано утром оповестить его о всех нужных делах, а там уже они будут решать. Итачи и Шисуи разошлись с сорок пятого полигона с обещанием поговорить обо всем позже, ведь Учиха свой ответ так и не получил. А раз Итачи перенес этот диалог, то ему есть над чем подумать. Довольно неожиданно и приятно, если честно. Но пока у них работа, и Шисуи постарался отвлечь этим лучшего друга, потому что на него было больно смотреть в таком состоянии, в каком он был ранее. Он никогда не видел Итачи таким. Учихе младшему нужен только моральный отдых, не более. Он бы позвал его к себе домой, но тут у него уставшая мама после смены, поэтому он не рискнул. Итачи будет чувствовать себя только хуже, если узнает, что маме следовало бы тоже отдохнуть. А зная ее, она будет бегать за ними и предлагать чай с плюшками. И даже если максимально серьёзно ответить ей, что ничего не нужно, она ведь продолжит караулить на кухне, создавая мальчишкам самые комфортные условия. Именно после такого Шисуи сделал вывод, что не следует звать Итачи, когда мать дома. Так будет спокойнее. Дома горел свет, значит его мама ещё не спала. Довольно позднее время, к слову, странно, что она не спит. Учитывая ее график, она тут же валится отдыхать после девяти, а тут уже половина двенадцатого. Если она ждёт Шисуи, не находя себе места, то Учиха просто не простит себе. Домой он заходит аккуратно, тихо по привычке, разувается и выглядывает на кухню, ожидая увидеть там мать, которая обычно его тут и ожидает. Может всё-таки спит, но забыла выключить свет? Вполне вероятно. Поэтому Шуншин не зовёт ее, лишь аккуратно проходит к комнате матери, решая проверить это предположение. Однако, на пороге замирает, видя в ее комнате несколько офицеров, что прижимают кунай к ее горлу, а на подоконнике сидит сам Яширо и крутит кунаем в руках. Женщина вся заплаканная, глаза красные, но слез больше нет. Значит, ее держат так довольно долго. Чёртовы скоты. — Какого черта тут творится? — серьёзно интересуется Учиха, включая свет в комнате матери. Шаринган активируется сам, словно давая команду к опасности, — немедленно отпусти ее. — Шисуи, сынок, не слушай его! — кричит женщина хриплым голосом, а потом вскрикивает, когда к горлу сильнее прижимают оружие. Шисуи такой расклад вовсе не нравится, но видя, что юноша собирается нападать, дружки Яширо тут же достают ещё по пару кунаев, приставляя их к животу женщины, пугая ее ещё сильнее. А Шисуи только скрипит зубами, косясь лисьими глазами на Учиху. — Не так быстро, Шисуи-кун. У нас для тебя сделка, — усмехается мужчина, оборачиваясь на Шуншина. Его ухмылка так и режет глаз, вызывая одни только рвотные рефлексы. Как же Учиха хочет ударить по этой самодовольной морде, — мы вернём тебе ее, при условии, что ты соглашаешься участвовать в мятеже. И ты же будешь тем, кто первый откроет огонь. Будешь нашим танком. Учиха младший понимает, что его просто будут использовать как пушечное мясо, угрожая ещё и матерью. Это грязная игра, чрезвычайно грязная, и Яширо знает, что Шисуи не сделает того же. Этот юноша слишком чист, чтобы угрожать ему той же монетой, хотя он мог. В нем нет того зародыша ненависти и отмщения, который есть в каждом Учихе. — Я уже сказал тебе все. Отпусти ее. Нас не касается ваша война. Не ее точно. Если хочешь — убей меня, но ее не смей трогать, — сквозь сжатые зубы произносит Учиха, сжимая кулаки. Иногда посматривает на мать, следит за ее состоянием. У Учихи хватит скорости спасти ее, если бы там оружия было немного меньше. Можно подставить свою спину, чтобы ее не тронули, Шисуи ничего не будет. — Я задам тебе этот вопрос ещё раз. Подумай хорошенько, это твой последний шанс, — серьёзно произносит глава клана и косится на ухмыляющихся товарищей, что сильнее прижимают оружие к горлу женщины. Однако, они давят так сильно, что кончик уже вошёл в кожу, пуская кровь. Глаза женщины округляются в страхе за происходящее, а Шисуи, видя это, тут же срывается на бег с криком: «Мама!». Рука мужчины, что держал кунай у глотки женщины, дрогнула, пуская лезвие глубже, намного глубже. Обезумевший Шисуи тут же отталкивает его от своей матери, пока остальные отпрыгивают назад, ибо действительно не хотели бы связываться только втроём с Шисуи Телесного Мерцания. — Мама! Мама! — кричит юноша, взяв обмякшее тело женщины на руки, прижимая к себе и пытаясь защемить рану своей рукой, из которой брызгает кровь фонтаном. В глазах темнеет, в ушах гудит не переставая, а тело матери на руках медленно холодеет. Пульс пропал, заставляя Учиху умываться горькими слезами и кричать, звать мать и пытаться помочь ей, но слишком поздно. — Идиот, какого черта ты наделал?! Ты должен бы напугать его! — вопит Яширо, жаль, Шисуи этого уже не слышит, крепко прижимая мертвое тело матери к рукам. Глаза тоже не видят, их заполонили слезы, что текли ручьями. Мужчины, что стояли позади успели выбежать, поджав свои хвосты, видимо, лишь бы не нарываться на яростного Учиху. Но тому уже все равно: и на тех ублюдков, и на лужу крови, в которой он сидел, и на дрожащие руки, что также перепачканы в крови. Он видит перед глазами лишь труп матери и свои слезы, которые не могут прекратиться. Все потеряно. Спасать ее уже поздно. Это конец.