***
Визит в Коноху ближе к вечеру для Шисуи получился крайне странным. Он аккуратно отнес Мисари к ее родственникам, которые смогли бы позаботиться о ней и оплакать как следует. Смерть товарища давило на расцарапанное кошками сердце Шисуи, и единственное, что он чувствовал, так это вину. За то, что не уберег. Он — капитан, это — его задача. И сейчас он крайне облажался. Сунув руки в карманы, Учиха быстрым шагом последовал к воротам квартала своего клана, ловя на себе косые взгляды. Они смотрят на него, будто знают о том, что случилось. Переглядываются и шепчутся, заставляя Учиху только поджать губы. Да что же такое? Он щипает себя за бедро, но это не прекращается. Ему не кажется, на него действительно все смотрят, как на диковину, которая виновата в чем-то. Что произошло? Почему взгляд людей изменился за эти два месяца? Следовало спросить у Итачи. Шаг только ускоряется, а глаза чуть щурятся, не пряча решимость с ноткой волнения. Сегодня он увидит своего лучшего друга, по которому так скучал. Наверное, за время его отсутствия понабралось столько проблем, которые они обязаны будут решить вдвоем. Они справятся, может быть, еще не все потеряно. Подходя к воротам клана, Шисуи замирает, видя желтую ленту, которой обмотан вход. Какого черта? Деревня не выглядит разрушенной, значит ничего и не произошло. Однако что не так с кварталом Учих? АНБУ, что стояли на охране, остановили юного недоумевающего Учиху, объясняя все тем, что ему не стоит сюда заходить. И эту маску он узнает из тысячи. Какаши Хатаке, в чем же дело? — Почему вы не пускаете меня сюда? Если я не ошибаюсь, то за воротами находится мой дом, — серьезно произносит Учиха, смотря в отверстие для глаз АНБУ в маске кота, — Какаши-сан, так что же происходит? Хатаке не отвечает ничего внятного. Лишь настаивает на том, чтобы Учиха не ходил сюда, ведь там «то, что шокирует его». Отлично, но рассказать подробнее, должно быть, не вариант. Учиха не гордый, он войдет сам, раз его не пускают. Скорость уж позволит ему скрыться от АНБУ Листа. Правда, Какаши останавливает своего напарника, чтобы тот не шел за Шисуи. — Дай ему увидеть это. Он все равно рано или поздно сделал бы то, что собирается, — вздыхает Хатаке, решая все же пропустить этого юношу. Шисуи тихо следует по пустым кварталам, с каждым шагом только округляя глаза. Тут нет никого. Вообще. Он даже пытался окликнуть пару раз кого-то, но все бесполезно, ему никто не отвечает. В душе зарождается паника, с каждой секундой разрастаясь все больше, словно закрывая все дыхательные пути. Учиха будто задыхается, следуя быстрым шагом в родной дом. Дверь боится открывать, ведь знает, что увидит там, потому и стоит на пороге как вкопанный пару секунд. Толчок, дверь открывается с противным скрипом, заставляя напомнить о всех событиях, которые произошли пару месяцев назад. Губы поджимаются, а руки сжимаются в кулак, но ноги все равно идут вперед, осматривая каждый уголок квартиры. Вот она, та самая высохшая, словно уже прилипшая к деревянному полу лужа крови, однако на диване никого нет. Хотя должно быть. — Мам, — тихо зовет Учиха и выдыхает, сдерживая слезу. Куда она делась? Не могла же встать и уйти сама. Хотя, это был бы лучший вариант. Юноша еще раз обходит весь дом, а после заглядывает на задний двор, нервно выдыхая и прижимая руку к подрагивающим губам. Итачи. Это сделал он. Никто иначе просто не сделал бы этого именно так. Учиха аккуратно подходит к камню, касаясь его рукой. Молчит, лишь прикрывает глаза, а потом набирает в легкие больше воздуха и тут же исчезает на своей молниеносной скорости. Где Итачи? Где все, твою мать? Знает ответ только один человек. — Какого черта, — шипит Шуншин, открывая чужую дверь в дом, а потом зовет всех, кто только жил здесь. Ни Итачи, ни Саске, ни тетушка Микото не отзываются. Никто. Даже Фугаку ответил бы. Никого нет ни в доме, ни в квартале, отчего руки предательски опускаются, а глаза неверяще смотрят в стену. Нет, нет, нет. Только не это.***
Дверь в кабинет Хокаге открывается так резко, будто сейчас слетит с петель. На пороге стоит разъяренный Шисуи с кроваво-красными глазами, смотрящими буквально в душу старика. Он не дурак, чтобы со слов Какаши и увиденного не понять, что к чему. Они все мертвы. Каждый из них. И виноваты тут только два человека — Шисуи и Третий. — Шисуи, какого… — хмурит брови старик, недоумевая, кажется, но его от слов отвлекает удар кулаком по столу, за которым он сидел. — Это я вас должен спрашивать, какого черта произошло?! Где они, Хирузен?! Что стало с моим кланом?! — кричит Учиха, не боясь сорвать свой голос. Глаза пульсируют, в упор смотря на Третьего, отчего он словно каменеет, не в силах сопротивляться воздействию мангеко. — Да как ты… — начал было возмущаться старик, но Учиха наклоняется еще ближе, шкрябая ногтями по деревянному столу так, что остаются полосы. Зрачки в намокших глазах гневно искрятся. Шисуи знает, что произошло, но ему нужно подтверждение. И навряд ли Старик ожидал от него, спокойного мальчишки, такой выходки, — Итачи. Итачи уничтожил весь клан. В живых остался только Саске. Старик говорил словно под гипнозом, не в силах оторвать взгляд от чужих глаз, пока Шисуи замер на секунду. Замер, и его взгляд изменился. Он смотрел на Хокаге больше не так, как смотрел ранее. Теперь в его глазах остается только презрение и горячая обида на этого старика. В уголках глаз скапливаются слезы, а руки предательски дрожат. Он не верит. Итачи не смог бы сделать этого без чужого давления. Или, может быть, он все-таки сделал это сам? Мысли путаются, а глаза прикрываются на пару секунд, выдыхая оставшийся воздух из легких. — Как новый глава клана Учих, я требую обеспечить для Саске все самое наилучшее, Третий, — с огромной обидой произносит Шисуи, вытирая с глаз слезы, а потом слегка усмехается, видя чужое недоумение, — я единственный сейчас способен справиться с остатками моего клана. Или вы все же посадите на это место ребенка с разрушенной психикой? Хирузен молчит, а Шисуи выжидающе смотрит на него, сжимая кулаки. Внутри происходит такая буря. Так и хочется задать вопрос: «За что? За что ты так со мной и моим кланом?». Но Шисуи тактично молчит, лишь пытаясь унять ту обиду и злость. — Не смотрите на меня так. Я останусь в деревне и ни в коем случае не буду ей строить козни. Но под вашим началом я работать отказываюсь, — с горькой усмешкой произносит Учиха, наблюдая за тем, как недовольство старика сходит на нет, обращаясь в сожаление. — Саске сейчас в больнице. Его должны выписать сегодня. Мы выделили вам квартиру на двоих. Надеюсь, ты тоже будешь приглядывать за ним, — произносит старик, бросая взгляд на след от ногтей Учихи, что покоился на поверхности стола. Шисуи же принимает ключ от дома, слушает адрес и молча выходит из кабинета, оставляя старика одного, а потом прижимается к стене спиной, больным взглядом смотря в никуда. Спина соскальзывает, заставляя скатиться на пол и громко дышать, сжимая кулаки до того, что полумесяцы от ногтей белыми пятнами останутся на ладони. Перед глазами пляшут блики, а невидящий взгляд таращится в стену. Плечи опущены — нет сил держать их прямыми, а грудь болезненно вздымается, словно от недостатка воздуха. Нет, он не плачет, пытается контролировать это. Лишь зубы слегка стучат, и его рассудок будто медленно холодеет. По спине проходят табуном мурашки. Сегодня в его жизни произошел тот самый переворот, которого он так боялся. Он ни в коем случае не оставит младшего кузена, но также ему необходимо каким-либо образом поговорить с Итачи. Он обязан узнать, что же им двигало, обязан узнать, какие между ними сейчас отношения. И все, что только мог бы. Но, если честно, он, несмотря на все противоречивые чувства обиды и ненависти, продолжает любить своего лучшего друга. Но для того, чтобы сказать это вслух, ему следует узнать все, что произошло с ним.***
Солнце медленно садится за горизонт. И единственное, чем поможет сейчас темнота — она скроет больные глаза с лопнувшими капиллярами. Они всегда были чувствительными к стрессу, а сейчас он выглядит почти так же, как выглядел после того, когда умерла мать. Ему следует прийти в себя немедленно, смыть эту горечь с глаз и увидеть Саске. За эти два месяца он изменился, это факт. Скорее всего, он будет сторониться Шисуи еще сильнее, но несмотря на это, Учиха поможет своему маленькому кузену встать на ноги, стать сильнее и постараться выкинуть боль из головы. У него нет тех уз с ним, какие были у Итачи, но он приложит все усилия. Он обещает. Рука вздрагивает, когда ручка двери поворачивается вбок. Это его новый дом. Дом, где не пахнет кровью и трупами, но пахнет горечью и слезами. Видит бог, он жил бы лучше на улице, но у него есть причины, чтобы жить. И пока что Саске — его первостепенная причина, чтобы не уйти на тот свет. Дверь открывается, а в него летит кунай. Криво, но летит, чему Шисуи даже не удивляется. Он включает свет, смотря в точно такие же больные глаза младшего Учихи, сокращает между ними расстояние, а потом крепко обнимает его, прижимая к себе всем телом. Саске выглядит будто призрака увидел. Не думал, что и Шисуи жив? Учиха ощущает его дрожащие руки, которыми он не обнимает в ответ. Стоит, не дергается. Должно быть, обнять кузена выше его сил, но он скучал. Они оба скучали. Но вряд ли после этого что-то вновь поменяется. Шисуи не станет для него авторитетом. В бумажках — опекуном, а на основе — человеком, который будет бегать за ним, когда ему, Саске, это не будет нужно. Можно сказать, для Саске Шисуи будет обузой, а вот для самого Шуншина Саске будет дорогим кузеном, которому он попробует отдать всего себя. — Рад, что ты остался цел, — тихо произносит Шисуи и отстраняется, присаживаясь на колени перед младшим, смотрящим на него глазами побитого щенка, сохраняя невозмутимое лицо, — я буду рядом. Останусь с тобой, чтобы защитить тебя, маленький кузен. Не отталкивай меня. Учиха аккуратно касается чужих плеч, утыкаясь лбом в лоб Саске, для которого такая близость чужда. Но он не дергается, лишь смотрит в чужие глаза и аккуратно поднимает руку, касаясь большим пальцем области под глазом Шисуи. Кудрявые волосы чувствуют на себе мимолетное прикосновение чужого мизинца. — На себя бы посмотрел, а потом бы уже меня успокаивал, — ледяным тоном произносит Учиха младший и отстраняется, следуя в свою комнату, которую он уже успел занять. Шисуи почувствовал в этих словах некую заботу, отчего устало и несколько слабо улыбнулся, смотря в спину маленькому Учихе, что закрылся в своем личном пространстве, кажется, до самого утра.