***
Лизелль, как и Зурию, усадили на ряд стульев возле палаты Антьи, пока Ария разговаривала с ней. В течение пятнадцати минут они сидели в тишине, глядя на невзрачные поверхности дверей и стен. Всякий раз, когда Лизелль украдкой бросала взгляд налево, то видела, что Зурия сидит ровно, положа руки на колени и напряженно сжимая их в тревоге. Лицо лейтенанта побледнело, что свидетельствовало о сильно охватившем ее переживании. Лизелль только догадывалась о чувстве вины, которое могла испытывать Зурия за то, что позволила этому случиться, пока Загробная Жизнь находилась под ее наблюдением. Хорошо, что они ждали в клинике, где у Зурии был широкий доступ к медицинской помощи, если бы она упала в обморок или ее стошнило от беспокойства. Тем временем Лизелль чувствовала себя так же плохо, если не считать характера ее уныния. Она переживала за всех, кто был рядом с ней — за Антью с ее тяжелой травмой; за Арию, за ее сложные испытания, связанные с необходимостью бороться за свою жизнь, за потерю ею лейтенанта и почти потерю Антьи; и за Зурию, которая несла груз ответственности и неудач на своих сломленных плечах. Прошло еще несколько минут. Состояние Зурии не улучшилось. Она сделалась только бледнее, чем прежде, безжалостно терзая себя изнутри. Лизелль задалась вопросом, жалела ли Ария, что не взяла Зурию с собой на завод, а Ренагу вместо этого не отправила охранять Загробную Жизнь, и еще она задалась вопросом, размышляла ли Зурия о том же. Испытывая к ней безмерное сочувствие, Лизелль решила заговорить, чтобы отвлечь ее от самой себя. — Не могла бы ты рассказать мне больше о том, что произошло? — осторожно спросила ее Лизелль. Зурия хрипло вздохнула и устремила свои усталые глаза на деву. — Я не знаю, хотела бы Ария, чтобы я об этом говорила. — Я не расскажу ей. Обещаю. Лейтенант пристально смотрела на нее до тех пор, пока не набралась смелости для рассказа. — Антья была… она была повешена в зоне технического обслуживания прямо под Вип-уровнем. Также был убит бармен. Кто-то… кто-то обмотал кабель вокруг шеи Антьи и столкнул ее вниз. Вот как сломался один из ее позвонков. В то время как одна из танцовщиц на платформах успела быстро разрезать кабель и вытащить ее оттуда, бармену повезло меньше. Он упал с зоны технического обслуживания и разбился насмерть на нижнем уровне. Мы еще не знаем, что конкретно произошло. Антья единственный выживший свидетель. — Бармен, — сказала Лизелль. — Как его звали? Зурия покопалась в своей памяти. — Мне… мне кажется его звали Кор… Коргат, Коргесс. Батарианец. Дева была на грани того, чтобы воскликнуть о том, что она и Антья знали его, когда дверь в палату танцовщицы открылась. Ария шагнула вперед, выглядя ничуть не счастливее, чем до прибытия в клинику, и окинула задумчивым взглядом своего лейтенанта и дочь. — Она хочет тебя видеть, — сказала Ария Лизелль, в ее голосе звучало сомнение по этому поводу. — Она заметила тебя, когда мы вошли в палату, и сказала мне, что хотела бы поговорить с тобой. Лизелль и не думала отказываться от такой возможности. Когда Ария отступила в сторону, оставив дверной проем открытым, дева прошла мимо своей матери и увидела, что Антья смотрит на нее, предвкушая ее компанию в более спокойном расположении духа, чем до этого. Дверь за ней закрылась. Лизелль осторожно шагнула вперед, нарушая гробовую тишину палаты, прежде чем села на стул, который Ария оставила у кровати. Она встретилась с влажными от недавних слез глазами Антьи. Как и в случае с Арией, Антья протянула руку Лизелль, взяв ее в свою в поисках межличностного комфорта. У Лизелль невыносимо сжалось сердце. Она не могла вымолвить ни слова. Она приоткрыла губы, пытаясь выдавить из себя утешение, но слов у нее не осталось. Антья нежно погладила большим пальцем тыльную сторону ладони Лизелль, благодарная за простое удовольствие от возможности сделать это и увидеться с теми людьми, которые стали ей дороги как за долгое, так и за короткое время. — Ты хочешь что-нибудь из этого? — спросила танцовщица Лизелль, указывая на маленькую тележку с едой. На подносе стояло несколько пустых тарелок. — Я предложила тоже самое Арии, — прокомментировала Антья, и на ее губах возникла слабая улыбка. — Судя по тому, как она выглядела, неудивительно, что она умирала с голоду. Использование биотики, должно быть, действительно сказалось на ней. Настолько сильно, что она снизошла до больничной еды. — Нет, спасибо, — тихо ответила Лизелль. Они молчали еще почти минуту. Когда Антья заговорила снова, подобие веселья исчезло с ее лица. — Это не обычная война, Лизелль, — начала она. — Ария сражается с врагом, которого не видит, не может найти, даже не может назвать. Это необычно. Вместо того, чтобы собрать свои силы, встретиться с нами и сразиться напрямую, они устраняют самых важных людей в администрации Арии, ее союзников, людей, полезных для нее, и тех, о ком она заботится. Я поняла, что они пытаются сделать с ней. Они пытаются свести ее с ума. Они пытаются отнять у Арии все, чтобы ее гнев взял ее под контроль. Вот тут-то она и начнет совершать ошибки. Теперь я знаю, почему неразумно сообщать другим людям о том, что ты сблизилась с Арией Т’Лоак, — Антья сделала паузу на мгновение, сжимая пальцы девы, несмотря на то, что ее силы были истощены. — И ты, Лизелль… Я знаю, что ты важна для нее. Я просто надеюсь — искренне надеюсь — что никто не придет за тобой, как за мной, — несколько новых слез скатились по щекам Антьи, скользнули по изгибу ее подбородка и упали на шейный бандаж. Лизелль почтительно молчала, внимательно слушая Антью. — Когда мы остались с Арией наедине, — продолжила Антья, — я рассказала ей все, что смогла вспомнить. Это сделал Ботан Коргесс, Лизелль. Он… Я добровольно последовала за ним туда. Я помню, как он ударил меня чем-то, когда я повернулась к нему спиной. Затем мне что-то вкололи. Я пыталась сопротивляться, но это произошло слишком быстро. Я потеряла сознание. Через какое-то время я очнулась, но не могла пошевелиться. Я помню, как Ботан тащил меня в этот тесный проход с видом на клуб. Он оторвал одну из секций пола, взял оттуда электрический кабель и обернул вокруг моего горла. И… он сказал, что ему очень жаль. Он сказал, что ему жаль, и он надеется, что я смогу простить его однажды, в следующей жизни, в загробной жизни. Потом он столкнул меня. Но я успела утащить его с собой. Видишь ли, много лет назад Ария научила меня кое-чему в биотике. Если ты хороша, ты можешь биотикой тонко манипулировать энергетическими потоками с помощью жестов, как продолжением своей нервной системы. Я была в достаточном сознании, чтобы попытаться. Мне удалось столкнуть Ботана вместе с собой и смягчить собственное падение с помощью биотического прыжка вверх. Ровно настолько, чтобы выжить. Я помню, как он упал, ударившись о край одного из подиумов, прежде чем приземлился на стойке бара. Затем кабель на моей шее натянулся. Я услышала хруст. Я не могла дышать; кабель был слишком туго натянут. Я просто… я просто помню, как висела там перед гостиной Арии, зная, что ее там нет, и молилась, чтобы лейтенант была там. Но ее не было. Прямо перед тем, как я потеряла сознание, я почувствовала, что меня снова поднимают с помощью биотики к платформам. Мне сказали, что Ирсмени спасла меня, — ей удалось издать тихий вздох веселья. — Я обязана ей своей жизнью, так же, как и Ария. — Вот дерьмо, — тихо выдохнула Лизелль. — Должно быть, это он убил Олата Дар’Нера! Он, судя по всему, позаботился об уликах до того, как Ария добралась до места происшествия! Но… как он мог так поступить с тобой? И что он мог сказать, чтобы убедить тебя последовать за ним туда? Стыд проступил на лице Антьи. — Ботан, он… он сказал мне, что хочет увидеться со мной наедине, и… я истолковала это как приглашение. — Антья, — выдохнула Лизелль. Она всхлипнула, в ужасе поднеся руку к лицу, и почувствовала прилив ответственности за картину, которую безжалостно нарисовал ее разум: Антья, болтающаяся перед широким окном гостиной, раненная, ужасно одинокая и беспомощная, рядом со столбом голографической рекламы, обрамляющей ее обмякшее тело в пурпурном свете. — Я должна была сказать тебе вчера, — воскликнула она, — у меня было так много возможностей сказать это, и я не… — О чем ты говоришь, Лизелль? — Ботан не интересовался женщинами своей расы. Так что я сомневаюсь, что он мог интересоваться азари. Увидев, что Лизелль начала плакать, Антья высвободила руку и положила ее на щеку девы. — Лизелль, все в порядке. Я уверена, что он нашел бы другой способ заманить меня туда. Он мне слишком сильно нравился, — она смахнула слезы Лизелль. — Это только моя вина. Я слишком сильно сблизилась с ним, рассказала ему слишком много всего, рассказала ему, как близка с Арией… Я позволила ему идентифицировать себя как цель. Мне никогда не следовало отворачиваться от Арии. Мне не следовало искать кого-то другого. Я хотела его внимания, потому что знала… Я знала, что Ария не любит меня так же сильно, как я ее, и я так сильно этого хотела, что отправилась на поиски чего-то, что заполнило бы эту пустоту, но это было очень глупо с моей стороны. Так глупо, — она отвела взгляд от Лизелль, в отчаянии оглядывая свою палату. — Я бы сделала все для Арии. Все что угодно. Может быть, если бы я любила ее больше, со мной бы этого не случилось. Лизелль посмотрела на танцовщицу в испуганном недоумении от сделанного ею вывода. Нюансы взрослых отношений, возможно, были ей незнакомы, и она, конечно, была не в том положении, чтобы анализировать их, но она была достаточно осведомлена и проницательна, чтобы обнаружить вопиющие недостатки в логике Антьи. — Антья, — тихо сказала она ей, вне себя от шока. — Это… иррационально. Это не наказание за то, что ты не любишь Арию. Это не твоя вина. А Ботана, — Антья уставилась на Лизелль так, словно та была сумасшедшей. Этот взгляд сильно встревожил Лизелль, побудив ее продолжить. — Ты просто сейчас устала… Случилось действительно ужасное, и тебе нужно только немного отдохнуть… — Ты не понимаешь, — сказала Антья. — Ария сделала все для меня. Дала мне все, о чем любой мог по праву попросить. Всякий раз, когда я нахожусь рядом с ней, я чувствую себя под защитой, я счастлива, и… и в моей жизни появляется смысл. Все очень просто. Однажды ты поймешь, что я имею в виду, — ее голос дрогнул, стал значительно суровее, но она заговорила снова. — Лизелль… у меня тоже есть кое-что, что я хотела бы тебе рассказать. И мне жаль, Лизелль, мне так жаль, что я так поступила с тобой. Я знаю, что мы подружились, но… но это не было моей первоначальной целью. Когда я узнала, что ты важна для Арии, кто-то близкий ей, я подумала завести знакомство с тобой, потому что надеялась, что ты будешь хорошо отзываться обо мне в ее присутствии. Я использовала тебя, Лизелль, и я так сожалею об этом. Но, пожалуйста, поверь мне, когда я скажу, что мне действительно нравиться твое общество. Ты такая восхитительная дева, и ты не заслуживаешь того, чтобы тебе лгали. Мне нужно было рассказать тебе об этом раньше. Мне так жаль, Лизелль, я действительно надеюсь, что мы все еще сможем быть друзьями, и я надеюсь, что ты не возненавидишь меня за это, но я пойму, если ты это сделаешь. Лизелль, конечно, не ненавидела Антью за это, но она почувствовала предательство, словно иглы в груди, безжалостно пронзающие ее крайним унынием. То, что она когда-то считала своей первой настоящей близкой дружбой, разрушилось в одно мгновение, и потребовалось бы немало времени и усилий, чтобы собрать все по кусочкам. Но личное опустошение Лизелль было не единственным, что ее мучило. То, на что шла Антья, чтобы угодить Арии, добиться ее любви, не было здоровым ни по каким стандартам. Образ Королевы в ее сознании был настолько величественным и божественным, что она приписала вину за случившееся тому факту, что недостаточно любила ее, и поэтому поставила себя в положение, уязвимое для наказания. Она была полностью поглощена Арией, и это разрушало ее жизнь, о чем свидетельствовали слезы, блестевшие на ее щеках. Как долго Антья жила в рамках этого разрушительного менталитета, и, что более важно, почему Ария позволяла ей это? Ария была пугающе проницательна. Это было точно не то, что могло бы ускользнуть от ее внимания. Нет. Ария знала про это и сознательно дозволяла. Антье нужна была помощь. Лизелль находила ироничное и, возможно, неприятное утешение в том, что Антья какое-то время будет реже видеть Арию. Дева молилась, чтобы танцовщица использовала свой период выздоровления в клинике для размышлений над своим восприятием и, возможно, исправлением своей собственной психики, но, если она этого не сделает, Лизелль твердо решила вмешаться. Ей было ясно, что никто другой не возьмется за это. Остаток своего визита Лизелль провела с Антьей, уверяя танцовщицу, что между ними нет вражды, и обещая, что она еще навестит ее в ближайшее время, принесет ей цветы, угощение и несколько своих любимых электронных книг, которые помогут развеять больничную скуку. Все это время дева очень старалась скрыть свою неизгладимую боль, чтобы Антья могла спокойно отдохнуть некоторое время, вдали от эха своих ошибок. Когда Лизелль вышла из палаты, то обнаружила, что ее ждет только Зурия. Ария ушла, как только получила всю необходимую информацию от Антьи, и попросила Зурию сопроводить Лизелль домой и передать ей сообщение, старательно сформулированное в стенах клиники. — Ария сказала, что, когда ты вернёшься в свою квартиру, тебя посетит кто-то очень важный, примерно через час.***
В ожидании описанного важного посетителя, который легко превратился в саму Арию, Лизелль занялась тем, что закончила свою утреннюю работу по уборке кухни. Бессмысленное занятие помогало ей держать руки занятыми, а разум пустым и, в конечном счете, сводило ее беспокойство к относительному и управляемому минимуму. Она отмыла раковину до блеска, но была так полна решимости отогнать сложные мысли, что повторила уборку еще раз, пока металл раковины не засиял еще безупречней. Ее дверь открылась через час после начала уборки, и в квартиру вошла Ария, как и предполагалось. Она потратила это время на то, чтобы отмыться от засохшей крови и грязи Омеги, и теперь выглядела гораздо лучше, чем утром, но неглубокие порезы и синяк на ее скуле заживут только через несколько дней. Лизелль уронила губку в раковину и поприветствовала мать молчаливым кивком, осторожно смахивая капли воды и мыльной пены с рук. Ее глаза опустились на то, что держала в руке Ария. Черный полиэтиленовый пакет, непритязательный и из-за этого еще более бросающийся в глаза. Они сели за кухонный стол. Все, что Ария намеревалась сказать, было временно отложено из-за периода ее суровых размышлений, во время которых она скрестила ноги под столом, сцепила пальцы рук на нем и уставилась куда-то в сторону. Лизелль, с другой стороны, устно готовила свои жалобы. Со свежими мыслями об Антии, и с доступной для беседы Арией, Лизелль медленно, глубоко вдохнула, набираясь смелости. — Тебе следует лучше относиться к Антье, — сказала дева. Глаза Арии метнулись к ней, вырвавшись из своей задумчивости. — Ты хочешь, чтобы я лучше относилась к Антье? — с обидой спросила она. Взгляд девы посуровел. Ария расцепила пальцы рук и забарабанила ими по столу. — Значит, ты хочешь, чтобы я относилась к Антье лучше, помимо всего, что я ей уже дала? — спокойно спросила ее Ария. — Непристойно сокращенный рабочий день без снижения ее зарплаты, неограниченные бесплатные напитки, жилье, уже полностью оплаченное, и моя личная защита? И ты думаешь, что я поступаю неправильно, не давая ей еще больших привилегий? — Я знаю, что у вас… отношения, — сказала ей Лизелль. — Я знаю, что это причиняет ей боль. Ария перестала постукивать пальцами по столу. — Я не собираюсь спрашивать, откуда ты это узнала. Но твои советы неуместны, Лизелль. Не советуй мне ничего по вопросу, в котором ты не разбираешься. То, как Антья относиться ко мне, — это только ее решение, а не мое. Ни разу я не заставляла делать ее что-то, думать о чем-то или чувствовать что-то конкретное. Она взрослая, Лизелль. Она может выносить свои собственные суждения. — Но ты на сотни лет старше ее, и ты намного лучше понимаешь, что происходит, что ты с ней делаешь… — Я не буду говорить с тобой о своей личной жизни, — решительно остановила Лизелль Ария, раздраженная ее любопытством. — Я пришла не для этого. Я здесь для чего-то гораздо более важного. Недавние события, открытия, которые мы сделали сегодня, заставили меня заняться составлением определенных планов на случай самого худшего. Я не говорю, что ожидаю проигрыша. Вовсе нет. Но даже я ошибалась в прошлом, и ситуация требует, чтобы я предприняла несколько контрмер, — она достала планшет из низкой перегородки, отделяющей кухню от гостиной, вытащила стилус и начала писать что-то на пустом электронном листе. Закончив, она повернула планшет в сторону Лизелль, чтобы та могла прочитать написанное. Ария указала на планшет, привлекая к нему внимание дочери, и продолжила говорить: — Если в крайне маловероятном случае произойдет худшее и ты будешь нуждаться в помощи или убежище… Я хочу, чтобы ты связалась с нынешним Советником азари и сказала ей, кто ты такая. Если я умру, она будет единственной, кому ты сможешь доверить свою личность. Она поможет тебе. Никому больше не говори, Лизелль. Никому. Дева была ошеломлена, несколько раз она открывала рот, но так и не произнесла ни слова, пока не бросила растерянный взгляд на мать. — С чего бы Советнику помогать нам? — Это слишком сложно объяснить, — отстраненно сказала Ария. — И ты никогда не была знакома с политикой азари. Это гораздо более банальное явление, чем ты думаешь. Все еще сбитая с толку и удивленная, Лизелль больше ничего не спрашивала и скопировала файл на свой Омни-инструмент. Она хорошо спрятала его и задала двусмысленное имя. Как только она закончила, Ария взяла черный пакет, который принесла с собой, положила его на стол и извлекла содержимое из его глубин. — Моя вторая задача, — заявила она, — отдать тебе это. Она разложила предметы для Лизелль: блокнот в кожаном переплете и голодиск. Лизелль сразу же узнала их. Дева осторожно протянула руку, как будто опасаясь возможности того, что Ария окажется настолько жестокой, что откажется от своего предложения, если она быстро не заберёт предметы. Взяв их, Лизелль положила предметы себе на колени, где зачарованно уставилась на них. Она поспешно открыла блокнот, пролистывая страницы, и увидела, что они испещрены многочисленными неровными краями там, где записи были вырваны. Очевидно, Ария уже тщательно проанализировала вещи Самесии и подвергла их цензуре, насколько считала нужным. Но в данный момент Лизелль это мало волновало. Так много информации теперь было в ее руках. Информации о ее раннем детстве, судя по том, что она почерпнула, пока бегло пролистывала блокнот. Дева хотела расплакаться, но сдержала слезы. — Зачем ты отдала их мне? Ария была вынуждена погрузиться в свои мысли, чтобы найти правдивый ответ. Полная история Лизелль снова и снова сокращалась, редактировалась до голых отбеленных костей. Ария тихо выдохнула. — Потому что это важно для тебя, — просто ответила она. Лизелль просияла. Она поднялась со стула, обогнула стол и обняла Арию, помня о ее травмах и бормоча спасибо ей в плечо. Ария отстранила ее, когда Лизелль случайно задела перебинтованную рану на ее боку. Вместо этого Ария нежно обняла Лизелль за плечи и посмотрела на нее. — Лизелль… Я не дам тебе всего, о чем ты меня просила. Я никогда тебе этого не дам, и у меня есть на то свои причины. Но я дала тебе все, чем готова поделиться, — она постучала указательным пальцем по блокноту, который держала в руке дева. — Все, что, по моему мнению, ты имеешь право знать, не причиняя вреда ни себе, ни мне. И когда ты закончишь изучать это, Лизелль, тебе нужно будет уничтожить эти вещи. Не прячь их под матрасом, не клади в коробку и не храни в шкафу, даже не запирай в сейфе. Я хочу, чтобы ты сожгла их. Ты меня поняла? Последовал неохотный согласный кивок. Хотя Лизелль очень хотела сохранить блокнот и голодиск для дальнейшего использования, она понимала причину приказа Арии. Любое вещественное доказательство ее происхождения было смертельной опасностью, и какими бы драгоценными не были эти вещи, ни одна безделушка или клочок бумаги не стоили их жизней. — И никогда не забывай, Лизелль; храня это так долго, Самесия Тракас совершила серьезное преступление против нас. Я никогда не прощу ее за это. Я знаю, что ты сильно переживаешь из-за ее смерти, и я понимаю почему. Но не позволяй этому факту ускользать из твоей головы. Она подвергала тебя опасности в течение пятидесяти лет, — Ария погладила большим пальцем плечо Лизелль, удерживая их взгляды вместе, пока дева не дала знак, указывающий на ее понимание. Как только она это сделала, Ария отпустила ее, но не без предварительного напоминания: — Сожги их, Лизелль. Не иначе. — Сожгу, — пообещала она. Затем Ария поднялась со своего места, проведя пальцами по рукам дочери в тонком проявлении привязанности, прежде чем повернулась, направилась к двери и вышла, не сказав больше ни слова. Когда Лизелль осталась одна, ее пальцы сразу же впились в обложку блокнота, неуклюже открывая его с такой энергией и волнением, что она чуть не выронила его. Она открыла первую страницу, бросилась в свою комнату, прихватив с собой голодиск, и села на край кровати, где начала читать строки, выведенные на каждой странице аккуратным почерком. . 17.5.2027 Ария запланировала, или, скорее, назначила, встречу со мной сегодня. Полагаю, ее точными словами были: Вытащи это из меня. Сейчас же. Я сочувствую ее ситуации, действительно сочувствую. Как сильно она, должно быть, боится последствий этого, но это ни в коей мере не повлияет на благополучие ее синдиката. Хотя я понимала ее отчаяние и желание предпринять решительные меры, я посоветовала ей серьезно обдумать все варианты. Эта процедура, особенно если она проводится всего через несколько недель после зачатия, очень опасна. Я рассказала ей о рисках: возможном повреждении нервной системы, будущем бесплодии и даже параличе или смерти в худших случаях. Наши тела просто не приспособлены для этой процедуры. Обычно мы в этом никогда не нуждаемся. Я не сказала ей об этом, но я чувствую, что все это испытание — результат безрассудства и недальновидности. Она понимает, что ставит под угрозу свое правление. И из-за чего? Оно того не стоило, действительно не стоило. И теперь она потенциально может умереть или оказаться в инвалидном кресле на всю оставшуюся жизнь, если эта процедура пройдет неудачно. Куда это приведет остальных из нас? Я очень встревожена. Я не знаю, как мы с этим справимся. 20.5.2027 Ария снова и снова дает мне понять, что не хочет этого ребенка. Она не хочет доносить плод до нужного срока и не хочет этого из-за… неприятного отцовства. Но за всеми ее оскорблениями и непреклонностью в прохождении процедуры я продолжаю замечать проблески чего-то, что я могу охарактеризовать только как страх внутри нее. Я думаю, что она очень обеспокоена рисками, о которых я ее предупреждала. Конечно, она никогда не признается в этом, но в глубине души Ария действительно боится стать инвалидом или умереть. Я думаю, она начинает взвешивать все варианты. Есть способы, которыми мы можем это сделать, сохранив при этом максимальную секретность. Я должна составить список реальных альтернатив, которые она могла бы принять вместо прерывания беременности. 2.6.2027 Я показала Арии свой список идей. Если она решит не прерывать беременность, мы могли бы объяснить ее отсутствие на Омеге симулированием болезни. Это не самое идеальное прикрытие, но оно сработает. После этого то, что она сделает с ребенком, полностью ее выбор. Я настоятельно рекомендую отправить ее с Омеги на удочерение, но Ария нахмурилась и отвергла эту идею. Я думаю, ей претит мысль о том, что какой-то анонимный незнакомец будет воспитывать ее собственную плоть и кровь. Ария также могла бы оставить ребенка себе, но это потребовало бы огромных усилий, если бы она захотела вырастить ее на Омеге. Ребенку понадобятся няни, учителя, педиатры, телохранители, наставники по биотике… Это было бы кошмаром, тем более заставить их всех молчать об этом. Я перечислила третье решение. То, которое, честно говоря, пугает меня. Ария могла бы передать младенца мне сразу после родов, и теоретически я могла бы очень быстро и безболезненно устранить проблему с помощью эвтаназии. Ребенок не чувствовал бы ни боли, ни страданий, и мы все могли бы просто забыть, что это вообще было. 8.6.2027 Сегодня Ария приняла решение. Оно не окончательное, но, по крайней мере, это хоть что-то. Она не прервет беременность. О том, что она сделает с ребенком после, можно только гадать, но, по крайней мере, у нее есть еще около восемнадцати месяцев, чтобы определиться с этим. На данный момент она все еще бегает со своими наемниками всякий раз, когда чувствует в этом необходимость, и будет продолжать делать это до тех пор, пока не начнет появляться живот. Хотя, возможно, стоит упомянуть, что я не видела ни выпивки, ни сигарет в ее руках с того дня, как она узнала об этом. Ария не выберет другой вариант, я уверена. 13.6.2027 Этим утром у Арии была первая встреча со мной для осмотра. Я взяла у нее кровь на анализ, спросила ее, как она себя чувствует, как физически, так и эмоционально. Она отвечала очень неохотно на мои вопросы, но анализ ее крови был вполне нормальным. У нее есть еще месяц, прежде чем ей придется отказаться от всех видов боевых действий, а также покинуть свои апартаменты в Загробной Жизни. Мы не можем рисковать тем, что кто-нибудь заподозрит или заметит ее в положении. Ария расстроена этим, называет это тюремным заключением, но она проходит через это по необходимости. 4.7.2027 Я все еще в шоке от этой новости, но… сегодня Ария решила оставить ребенка. Она уже начала составлять досье для потенциальных нянек и телохранителей. Она воздержалась от объяснения мне своих причин, но я верю, что у нее есть долгосрочная цель. Возможно, Ария осознала это как возможность произвести на свет наследницу, ту, кто унаследует Омегу и ее состояние, увековечит ее род. Это может положить начало целой династии, если все сложится хорошо. 7.7.2027 Ария стала удивительно умиротворенной с тех пор, как приняла это решение. Она призналась, что никогда не ожидала, что станет матерью. Я думаю, что эта мысль постепенно овладевает ею. Может быть, все дело в гормонах — судя по моему опыту общения с матерями, так оно и бывает. Или, может быть, это просто Ария, которая всегда прагматично относиться к возможностям. 18.7.2027 На прошлой неделе я помогала ей с отбором кандидатов в опекуны, но в последнее время Ария стала задумчивой, большую часть времени держится особняком, каждый день произносит всего несколько слов и даже отдает приказы своим коммандос почти шепотом. Вчера я застала ее за просмотром сайта Экстранета. С детской одеждой. Ее скулы были напряжены, и она выглядела обеспокоенной, как будто вид этих крошечных костюмчиков пугал ее. Я никогда не видела, чтобы Ария так чего-то опасалась, но она полностью предана этому делу. Она превзошла себя. 5.8.2027 Мы определились с обслуживающим персоналом. Всего двенадцать азари, включая меня, будут участвовать в воспитании ее дочери. Плюс добавиться наставник по биотике в один прекрасный день, доведя общее количество до тринадцати. Айра Касантис поначалу казалась маловероятной кандидаткой на должность главного опекуна ребенка. Я думала, что Ария предпочитает не нанимать шпионок из Траверса, но у Айры был некоторый опыт материнства. Когда-то у нее было две дочери, но обе умерли в детстве от редкого наследственного генетического заболевания, бедняжки. Айра больше никогда не пыталась заводить детей. Но Ария провела с ней собеседование и посчитала ее подходящей для этой работы. Я надеюсь, что это занятие немного облегчит боль, которую Айра испытывает из-за потери своего биологического потомства. Мать остается матерью, независимо от того, живет она на Тессии или Омеге. 12.9.2027 Ария сегодня дала имя своему ребенку. Лизелль. Это красивое, милое имя, хотя и немного отличное от того, что я ожидала от Арии. Не потому, что оно милое, а потому, что оно было выбрано с любовью, с предвзятым представлением о том, какой будет ее дочь, когда родится. . Лизелль наткнулась на корешки многих недостающих страниц. Целые месяцы отсутствовали в блокноте, вырванные Арией, стремившейся стереть их из анналов истории и сознания Лизелль. В своем растущем нетерпении Лизелль пролистала редкие, зачеркнутые записи, многие из которых были вырваны, и перескочила на последние страницы блокнота, чтобы посмотреть, чем заканчиваются записи Самесии. . 14.6.2029 Лизелль здорова. Это то, что, кажется, больше всего важно для Арии в эти дни. Сегодня, когда я проводила очередной осмотр Лизелль, малышка без конца суетилась и оставалась безутешной, пока Ария не взяла ее на руки и не заставила меня прервать осмотр. Я бы никогда не подумала, что Ария будет такой естественной матерью. Кажется, она всегда точно знает, чего хочет Лизелль, когда плачет. Она знает, как держать ее, как успокоить и как заставить ее заснуть за несколько минут. Даже Айра не может соперничать с ней в заботе о ребенке. Жаль, что Ария заставит меня уничтожить все мои записи за прошедшие годы. С ними будет трудно расстаться. Но они не будут полностью уничтожены. Ария хочет копии голодисков для себя, и только для себя, и я должна их предоставить. 20.12.2029 Индивидуальность Лизелль в последнее время раскрывается, становиться все более очевидной с каждой неделей. Она капризный ребенок. Она была такой с тех пор, как родилась. На данный момент это может показаться самонадеянным, но я все больше склоняюсь к тому, чтобы начать делать более подробные записи о ее поведенческой модели. Я думаю, что диагноз эмоционального расстройства может быть поставлен в ближайшем будущем, но мне нужно убедиться, что это не просто фаза развития, которую она перерастет. Ария не будет рада моим подозрениям. И честно говоря, я чувствую, что временами она усугубляет проблему. Лизелль плачет, много и по пустякам, и когда Ария рядом, она всегда потакает ей вместо того, чтобы отказывать Лизелль, когда это уместно. Она любит своего ребенка, но она слишком снисходительна. Лизелль учится тому, что, расплакавшись перед матерью, она всегда получит то, что хочет, и это не то поведение, которое следует подкреплять. А частое отсутствие Арии только усложняет Айре уход за Лизелль. Девочка всегда нуждается в своей матери, и никого другого, кажется, недостаточно. . Остальные страницы отсутствовали. Лизелль прочитала не все из них, и их было еще много, но воспоминание о голодиске, который у нее был, переключило ее внимание на его присутствие рядом с ней на кровати. Она взяла его в руку, подошла к своему монитору и вставила его в маленький дисковод. Отступив обратно к краю кровати, она уселась на нее в ожидании. Лизелль наблюдала, как монитор замерцал и воспроизвел изображение на своем экране. На первых кадрах видеозаписи была видна измерительная лента, которой манипулировал тот, кто одновременно делал запись. Поле зрения камеры приподнялось, и в кадре появились безошибочные очертания Арии, но на ней отсутствовала знаменитая белая куртка, и вместо нее была ничем не примечательная черная майка, задранная до ребер, обнажавшая живот со скромной выпуклостью, которую можно было не заметить, если бы она была удостоена только беглого взгляда, но при тщательном осмотре дольше нескольких секунд любому, кто хоть отдаленно знаком с размножением азари, было бы очевидно, что она беременна. Ария держалась так же гордо, как и всегда, не выказывая никаких видимых признаков неудобства и ожидая мнения своего врача. — На два сантиметра больше, чем в прошлый раз, — сказал голос — голос Самесии. Она вбила эти данные в планшет. — Меньше среднего, но все еще в пределах здорового диапазона. Что будешь делать, когда живот вырастет настолько, что у тебя начнет болеть спина? Ария усмехнулась. — Да пошла ты. Я все равно надеру тебе задницу в любой день недели, — к счастью для Самесии, в тоне Арии слышался легкий юмор. Т’Лоак отвернулась от нее, задумавшись над чем-то, когда схватила края майки, задранной на животе, и спустила ее обратно вниз, где ее рука остановилась на плавном склоне выпуклости. Был легкий оттенок нежности в том, как она провела кончиками пальцев по своему животу, задержавшись на нем на мгновение, словно приветствуя и изучая тепло, исходящее изнутри нее. Короткий ролик закончился, но перешел в другой с секундной паузой черноты, разделяющей их. Лизелль услышала голос Самесии еще до того, как смогла интерпретировать события текущей сцены. — Вот она, — сказала Самесия. В ее голосе слышалось затаенное волнение. — Вот Лизелль. Она повернула камеру своего Омни-инструмента на лежащую на кровати Арию, выглядящую усталой, но в остальном функционально ясной. Ее новорожденная была у нее на руках, завернутая в чистое белое одеяло и прижатая к груди, пока Ария кормила ее. Слезы в глазах Арии, были особенно заметными, вызванные совокупным эффектом истощения и потоком материнских гормонов, бьющихся в ее венах, к которым даже она была восприимчива. Навсегда останется загадкой, какие мысли посещали ее в тот момент, но в ее чертах проскальзывало что-то неуловимое, смесь облегчения и озадачивающего бреда, когда она обнаружила, что ее матка внезапно опустела, а руки теперь заполнены уравновешивающей компенсацией. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Самесия Арию, в ее голосе звучало любопытство и желание понять этот диковинный коктейль эмоций. Ария покачала головой, нахмурив брови. — Как будто я хочу снова забеременеть, немедленно. Даже если это самое последнее, чего бы я на самом деле когда-либо хотела, — она казалась явно встревоженной своими собственными бессмысленно бурлящими инстинктами. — Каждая азари, впервые ставшая матерью, реагирует немного по-своему. Раньше я слышала и более странные слова. Это совершенно нормально и должно пройти через несколько часов. А сейчас я бы просто посоветовала тебе немного отдохнуть; это может быть долгая ночь. Особенно первая. — Замечательно, — сухо ответила Ария, поворачиваясь к дочери, чтобы подвернуть свисающий уголок одеяла, который начал закрывать лицо младенца. — Итак, для протокола, — снова заговорила Самесия, — Лизелль родилась примерно двадцать минут назад… Роды у Арии прошли легко, без осложнений, с небольшим дискомфортом. Она фантастически заботилась о себе во время беременности, и это окупилось. — Ни одного стакана, ни одной сигареты, ни одного десерта, — пояснила Ария степень своей самодисциплины. — Как думаешь, долго ли у тебя длились схватки? — спросила ее Самесия. — Я приехала всего около часа назад. Ария посмотрела на нее, копаясь в своих туманных мыслях. — Честно говоря, я не смотрела на часы, но, по моим оценкам, около четырех или пяти часов. Но я знала, что это будет сегодня. Я знала это с сегодняшнего утра. — Ты знала, что она родиться сегодня? Ария согласно кивнула, уверенная в своих словах. Было слышно, как Самесия пролистывает какие-то заметки. — Давай-ка посмотрим, — продолжила она, — Лизелль родилась с небольшим недовесом. Она может вырасти немного худоватой, а может, это вообще не окажет никакого влияния на ее физическое развитие. Но в остальном она совершенно здорова. Все пальцы рук и ног сформированы, отростки ее гребня симметричны и должны хорошо срастись. По моему профессиональному мнению, обстоятельства во время зачатия не привели к каким-либо дефектам. Ария позволила себе сделать долгий выдох, а затем тихо и глубоко заявила. — Если бы я облажалась с ней… Я даже не знаю, что, черт возьми, я бы делала, — она снова посмотрела вниз на свою дочь, осторожно отстранила ее от груди, прежде чем предложила ей другую, чтобы разгрузить одну сторону груди и равномерно распределить легкий дискомфорт. Она мягко провела костяшками пальцев по лицу Лизелль, охваченная гормонами и стимулами материнства, пока смотрела на своего ребенка с защитной, преданной любовью. Ее любовь было легко описать, она была бесконечной и доминировала над всеми остальными процессами в ее сознании. Видеозапись оборвалась, сменившись еще одной, отснятой много месяцев спустя. Видео было снято в одной из квартир, в которой Лизелль проживала в самые ранние годы своего детства. В кадре виднелась Ария, находящаяся в детской спальне. Она, наклонившись, держала за крохотные ручки свою дочь, которая, пошатываясь на ножках, пыталась встать и самостоятельно пройтись на них. Ария помогла ей пройти несколько шажков, периодически оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что Самесия все еще фиксирует эту веху в жизни Лизелль. В какой-то момент она отпустила ручки, позволив малышке попробовать совершить этот трудный подвиг самостоятельно. Лизелль сделала шаг крошечными ножками, одетыми в темно-синие носки, затем еще один, но ее короткое путешествие оборвалось, когда она споткнулась. Прежде чем Лизелль упала на ковер, ее окутало бледно-голубое сияние, поймавшее ее в середине падения и поставившее обратно на ноги. Ария снова взяла ее за ручки и позволила попробовать еще раз. На этот раз, когда Лизелль освободилась от помощи Арии, она нетерпеливо сделала два шага вперед, затем еще два. Малышка покачнулась, но не упала. Осознав полезность своего нового навыка, Лизелль повернулась, снова посмотрела на Арию и взволнованно улыбнулась. Ария опустилась перед ней на колени, поцеловала малышку в щеку, похвалила и снова заключила ее в объятия. Однако, когда Ария подняла ее с пола, Лизелль спонтанно начала протестовать, извиваться и тянуться ручками вниз, стремясь возобновить свои смелые шаги. Записи на голодиске подошли к концу. Лизелль сидела перед темным монитором в задумчивом оцепенении, глубоко дыша, пока на ее глазах наворачивались слезы. Прежде чем она смогла даже начать обдумывать полученную информацию, монитор внезапно снова активировался, и на его экране отобразилась строчка текста. — Лизелль Касантис, идентификация подтверждена, — сообщил компьютер. — Воспроизвести зашифрованные файлы? Лизелль удивилась этому сообщению. По-видимому, Самесия оставила на диске что-то, предназначенное только для глаз Лизелль, и тот факт, что существование зашифрованного файла раскрылось только при воспроизведении в ее присутствии, означал, что Ария, скорее всего, не знала о нем, и поэтому не могла подвергнуть его цензуре. То, что Самесия спрятала его даже от Арии, встревожило Лизелль, но не настолько, чтобы удержать ее от просмотра зашифрованного файла. — Да, — сказала она, — воспроизвести. После ее подтверждения открылись скрытые файлы. Первым воспроизвелось видео значительно худшего качества, чем предыдущие, по причине, о которой Лизелль могла только догадываться. Дева увидела размытые, пиксельные очертания мебели, заполнявшие вход в гостиную квартиры, за которой находилась кухня. Свет просачивался из окна над раковиной. Раздался какой-то шум, испортивший и без того плохое качество звука. Айра вышла из коридора, неся на руках очень маленькую Лизелль, которая что-то агукала на своем уникальном младенческом языке и неуклюже размахивала ручками, пытаясь развернуться, чтобы с любопытством исследовать источник нарастающего шума. Айра подошла к камере ближе. — Я заберу ее ненадолго, но думаю, тебе лучше остаться, — сообщила она Самесии, очевидно, не подозревая, что ее снимают. — Там все идет не очень гладко. — Ладно. Но не уходи слишком далеко. — Не уйду, — ответила Айра. Затем она нежно повернулась к Лизелль, обращаясь к ней: — Мы немного прогуляемся на улице, хорошо, Лизелль? Они ушли, оставив Самесию в гостиной одну. Она продолжала записывать неясные голоса, доносившиеся откуда-то из квартиры. Лизелль смогла разобрать только некоторые обрывки разговора. — Какого хрена, Ария? — услышала она. — Ты что, сошла с ума? — Я же сказала тебе не говорить никому! Никому! В то время как Лизелль не смогла распознать первый голос, второй она слышала так часто, что темп речи и интонация позволили ей мгновенно распознать голос Арии. — Я только сказала ей, что у меня есть дочь, и что ее зовут Лизелль! Я не видела ее в… — Я же сказала не говорить никому! Она моя дочь, и я просила тебя не говорить ничего, что могло бы… Качество звука на какое-то время стало еще хуже, сделав несколько секунд разговора совершенно неразборчивыми. Когда звук восстановился, то все еще временами прерывался помехами. — Почему ты так чертовски параноидальна… немного чересчур для ошибки… Мы были под какой-то отвратительной наркотой, жесткой… — Закрой свой гребаный рот! Я не хочу, чтобы ты снова подходила к ней ближе пяти километров, и если ты когда-нибудь это сделаешь… И снова голоса исказились электронными помехами. — Не было никаких проблем, когда ты била меня по лицу, прося жестче… Фраза была прервана двумя громкими ударами и криком. — Ты гребаная психопатка! Ты больная, ты чертовски больная! Послышался еще один глухой удар, пронизанный характерной рябью биотики. Раздался крик и звук второй биотики, указывающий на то, что была предпринята попытка защиты. Еще несколько секунд продолжалась борьба, пока не раздался грохот, заставивший подпрыгнуть как Самесию в прошлом, так и взрослую Лизелль в настоящем. Это был не выстрел, а звук ударившегося о стену тела, который, казалось, сотряс всю квартиру. Лизелль напряглась, вслушиваясь в приглушенные голоса. Они не были достаточно громким, чтобы их можно было полностью разобрать, но она смогла интерпретировать их как вздохи боли и просьбы о капитуляции. Когда они полностью прекратились, наступила тишина. Ария появилась из коридора и остановилась только для того, чтобы взглянуть на сидящую Самесию. Ее предплечья были щедро вымазаны фиолетовой кровью. Она ничего не сказала, повернулась в сторону кухни и спокойно вошла в нее. Ария открыла кран на кухонной раковине и начала отмывать руки. Закончив с этим, она вытерлась и подняла пальцы к своему коммуникатору. — Айра, — произнесла она так, словно ничего существенного не произошло. — Ты можешь принести ее обратно. Пока они ждали возвращения Айры, Ария оперлась руками о раковину и взглянула в окно над ней, лениво скрестив ноги. Айра вернулась через несколько минут. Она прошла мимо камеры на кухню и передала Лизелль в ожидающие руки матери, которая взяла ее, положила голову малышки себе на плечо и крепко прижала к себе. Яркие глаза Лизелль остановились на Самесии, и ее взгляд встретился с взглядом ее будущего «я», вглядывающегося в прошлое. Умиротворенная и успокоенная материнскими объятиями, глаза юной Лизелль постепенно начали закрываться, и ее еще больше стало клонить ко сну, когда Ария начала слегка покачиваться на каблуках. Она мягко шептала своей дочери нежные слова, почти с благоговением заявляя, что Лизелль единственное невинное существо, оставшееся на Омеге. Как только Лизелль крепко заснула у нее на руках, Ария заговорила с Айрой шепотом, чтобы не разбудить малышку. — Прибери беспорядок в спальне. Тебе, вероятно, придется отвезти ее к врачу. Я думаю, она выживет, но если нет, мне, честно говоря, наплевать. Запись закончилась, но не дала потрясенной и испуганной Лизелль ни минуты на размышления, прежде чем включилось новое видео. На этот раз Лизелль могла насладиться видео значительно более высокого качества, чем предыдущее. На нем виднелся диван, стоящий у стены, и растение в горшке, листья которого свисали над левым углом софы. Самесия Тракас появилась перед установленной ею камерой, живая и здоровая. Она села на диван и протянула руку, настраивая камеру так, чтобы находиться ровно в центре кадра. Самесия сделала размеренный вдох, собираясь с духом, и заговорила. — Привет, Лизелль. Меня зовут доктор Самесия Тракас, и сейчас 2053 год, так что тебе на данный момент должно быть около двадцати пяти лет. Я та, кто наблюдала за твоей матерью на протяжении всей ее беременности и была твоим педиатром до восьми лет. Как только тебе исполнилось четыре, я стала редко посещать тебя, так что сомневаюсь, что ты помнишь меня. После того, как я перестала быть твоим врачом, твоя мать перевела меня в Затмение в качестве медика вместе с несколькими другими врачами в знак согласия между ней и Джоной Седерис. Как ты, вероятно, уже заметила, я сохранила копии записей, которые Ария когда-то приказала мне уничтожить. Я сделала это, потому что хотела получить страховку. Таково было мое первоначальное намерение. Я хотела использовать эти записи как оружие против Арии, если бы она когда-нибудь попыталась убить меня… как она сделала это со многими другими, Лизелль. Когда ты родилась, нас было двенадцать. Сейчас нас всего шестеро, и это число продолжает сокращаться и может быть близко к нулю к тому времени, когда ты увидишь эту запись. Оружие для моей защиты… Это ты. Угроза твоего пленения. Возможно, даже твоя смерть. Самесия сделала паузу, безмерно раскаиваясь и заставляя себя продолжить свою исповедь. — И мне очень жаль. Мне так… мне так жаль. Мне потребовались годы, чтобы понять, что я была бы не лучше Арии, если бы воспользовалась тобой вот так эгоистично. Ты не сделала ничего плохого, Лизелль. Как я могу пожертвовать невинным ребенком, ради своей собственной жизни? Я просто… я просто боюсь ее. Я готова сделать все, чтобы выжить, но только не это. Я ошибалась, я так ошибалась, думая, что это может быть моим решением. Итак, вместо этого… Я надеюсь однажды показать тебе это. Я планирую найти тебя, как только тебе исполнится шестьдесят. Все еще ребенок, но… но достаточно зрелая, чтобы увидеть и понять важность моих записей, плюс еще двух, которые я сделала без ведома Арии. Мне пришлось сжать и вставить дополнительные видео в другой файл, чтобы Ария не заметила и не попыталась их расшифровать. Мне нужно было убедиться, что они дойдут до тебя в целости и сохранности. Мне нужно было, чтобы ты увидела смерть некоторых твоих опекунов, то, как Ария чуть не убила твоего отца в тот день… Тебе нужно знать, что она сделала. И я понимаю, что это больно, я понимаю, что это нелегко. Но тебе нужно знать правду. Я желаю тебе всего наилучшего, Лизелль. Мне было приятно быть частью твоей жизни. Я надеюсь, что когда-нибудь мы снова встретимся, и я увижу гордую и уверенную в себе азари, в которую ты выросла. Прощай.***
После долгой ночи, проведенной, свернувшись калачиком под простынями, многократно перечитывая блокнот Самесии и столько же раз просматривая видео, глубоко запечатлевая их содержимое в стенах своей памяти, Лизелль принесла их к своему маленькому камину, оборудованному фальшивыми поленьями и углями из бетона, аккуратно положила на них свои вещи с торжественностью погребального костра и повернула маленький рычаг на стене. Струи синего и красного пламени воспламенили поток газа, поглощая собой голодиск и блокнот. Лизелль села перед камином, закутавшись в одеяло, и наблюдала, как диск плавиться и капает на бетон, а страницы блокнота опаляются и чернеют. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. Она не знала, что чувствовать. Беспокойство съедало ее. Она чувствовала себя любимой и утешенной, но в то же время одинокой и обманутой. Лизелль теперь знала о своем происхождении то, чего не знала раньше. Она родилась не от любви, а от ненависти. Близость под наркотиками лишила разум трезвой нетерпимости и, по сути, навязала ребенка ее матери. Того, которого она не хотела, того, которого она изначально презирала только из-за крови и бремени. В какой-то момент ее существование опасно балансировало на самом кончике ножа. Но, в конце концов, Ария родила ее и полюбила всем, чем она была. Это залечило ее раны, но эхо нежеланности все еще преследовало ее, следовало за ней в забвение. — Дитя ненависти, — прошептала она, когда запах горящей кожи переплета блокнота заполнил ее нос. Приближался рассвет следующего дня, но она легла в постель, где беспокойно заснула, ее посещали кошмары о пугающих видах насекомых, которые заживо пожирали ее товарищей, и лицо той, о ком она молилась, чтобы она не была ее отцом.