***
Тевос спала непрерывно, пока ее не разбудил звон будильника. Утро просачивалось сквозь жалюзи точно так же, как и каждый день в это время, оттенок и интенсивность освещения никогда не менялись в зависимости от смены времен года и сохранялись относительно однородными в соответствии с точным графиком Президиума. Когда высшее сознание начало заполнять ее голову, она почувствовала легкое нарушение мирной тишины: металлические щелчки, исходящие из ее гардеробной. Когда Тевос повернулась под простынями, то поняла, что источником звука была Ария, которая двигала бесчисленные вешалки для одежды по полированным стальным прутьям, подвешенным в ее гардеробной. И снова ненасытное любопытство Арии заставило ее рыться в вещах Тевос, но на этот раз это не так сильно раздражало Советника. В предыдущем случае Тевос вырвала драгоценности из ее пытливых рук, желая убрать из досягаемости Арии как можно больше подробностей о своей жизни. Тогда Ария была непостижимым источником опасности и беспокойства, ее нужно было держать на удобном расстоянии, опасаясь того, к чему могли привести ее хитрые амбиции. Теперь ее отвращение к личной близости исчезло, сменившись непринужденностью по отношению к Арии, настолько устойчивой, что Тевос, возможно, было бы уместно напомнить себе, что Т’Лоак, строго говоря, все еще была гостьей в ее доме, а не сожительницей. Она никогда раньше не чувствовала себя такой близкой к Арии, такой склонной делиться с ней пространством и имуществом своего дома. Материальные предметы не имели большой ценности, если сравнивать их с тем, чем они уже привыкли делиться, — эмоциями и мыслями, ощущениями и телами… И, как и прошлой ночью, фрагментами снов, если память Тевос не подводила ее. Советник не могла вспомнить, в какой момент они распутали свои личности. Она, определенно, не бодрствовала, когда это произошло, но лежала в постели, все еще обнимая Арию и таким образом поддерживая максимально надежную связь между их телами. Она помнила только медленный упадок здравого, упорядоченного мышления и погружение в водовороты смутных снов. И там было окно уязвимости, беззащитности, когда сон украл активную волю и растворил тщательные барьеры частной мысли. Они не раскрыли друг другу никаких жизненно важных секретов, но быть с Арией так близко в сумерках ясности, хотя бы несколько минут, пока их мысли медленно угасали, было чем-то совершенно священным для Тевос. Так много нежных осколков познания рождались между их умами, простые выдумки бессмыслицы и абстрактные крупицы неразборчивого опыта, когда они дышали друг за друга, были друг другом. Тевос не забыла этого, ничего из этого. И никогда не забудет. Она не знала, что Ария думала по этому поводу. Она не знала, следует ли считать это случайностью и стоит ли избегать этого в будущем. Тевос знала только то, что, может быть, только может быть… она любила ее. Если это было правдой, то, конечно, это был секрет, который нужно было яростно скрывать от Арии. Если бы Ария когда-нибудь узнала об этом, Тевос была бы унижена. В конце концов, чего можно было ожидать от Арии в момент исповеди? Смех, пренебрежение, отвержение? Тевос утешала себя догадками. Как может кто-то во вселенной не полюбить того, с кем у него общее сознание? Только те, у кого в крови нет ни капли сочувствия, могли надеяться избежать неизбежной привязанности. Видеть чужими глазами, чувствовать чужие страсти, страхи и беды, удовольствие и боль… это было ни с чем не сравнимо. Возможно, это была именно та причина, почему ее раса была такой, почему войны были такой редкостью в их истории. Когда враги обменивались своими мыслями, как могли они выйти из слияния с неизмененными намерениями, став чем-то гораздо большим, чем они сами, новым и трансцендентным гештальтом, создание которого было возможно только через гармоничное единство? Уничтожение другого было сродни уничтожению самого себя. Таким образом, было совсем не так странно, подумала Тевос, чувствовать любовь к Арии. Она чувствовала любовь к ней так же, как чувствовала любовь к жизни. Любила ее за то, что пережила с ней уникальный момент, который никогда больше не сможет повторить вселенная. Она даже любила ее сейчас, когда Ария не делала ничего особо важного, кроме бесцельного перебирания ее одежды. Но была ли это романтическая любовь? Эта мысль породила в ней огромный диссонанс, неприятно скручивающий живот, как тревога. Тевос решила, по крайней мере, дать своим чувствам остыть. Эмоциональная волна в ее груди была для нее бесполезной, пока она была такой новой и непредсказуемой. Вполне возможно, что это чувство утихнет еще до полудня. По-прежнему слышалось звяканье вешалок, размеренное и регулярное. — Ария, что ты там делаешь? — спросила ее Тевос, меняя позу в постели и заглядывая в гардеробную, чтобы бы ответить на свой собственный вопрос более точно, чем удосужилась бы это сделать Ария. Тевос удалось увидеть спину Арии и то, как Т’Лоак вытаскивала пальто, куртки и другие предметы из ее безупречно выглаженного гардероба, а затем надевала их, бросая быстрый взгляд в настенное зеркало. Большинство вещей сидели на ней довольно хорошо, но иногда она сталкивалась с теми, которые были сшиты точно по меркам Тевос. Всякий раз, когда Ария просовывала руку в эти образцы, то немедленно замечала это, отдергивала руку и тут же возвращала предмет одежды на прежнюю вешалку. В конце концов Ария вышла из гардеробной с шикарной белой меховой шубой в руке, которая, как помнила Тевос, была куплена задолго до того, как она познакомилась с Арией, и, возможно, даже до того, как Ария познакомилась с Омегой. Советник услышала праздное замечание Арии о том, что когда-то у нее была похожая вещь. Ария просунула руки в рукава, примеряя шубу, а затем отступила обратно в гардеробную, чтобы посмотреться в зеркало и полюбоваться собой. — Как я выгляжу? — спросила ее Ария, выйдя обратно в спальню. Она ухватилась за гибкие лацканы, подворачивая их так, чтобы саван из меха цвета слоновой кости ниспадал ей на плечи. Как только максимальный комфорт и презентация были достигнуты, она слегка отклонила бедро в сторону и положила на него руку. Тевос подумала, что Ария выглядит сногсшибательно. Суровая красота Арии и хитрая сила, с которой та их демонстрировала, могли заставить любую одежду казаться такой же блестящей и сияющей, как полированная платина. — Как миллион кредитов, — ответила Тевос с оттенком юмора. Ария могла бы смоделировать что угодно из ее коллекции, и Тевос вынесла бы точно такое же суждение. Брови Арии нахмурились. — О, дорогая, я стою гораздо дороже. Тевос предприняла попытку по сокрытию своей растущей улыбки. Она пересмотрела свое заявление, чтобы лучше соответствовать ожиданиям Арии. — Очень хорошо, — сказала Советник. — Добавь пару подходящих каблуков, и ты можешь представлять зимнюю дизайнерскую коллекцию. — Я знаю, — Ария приняла комплимент без малейших усилий скрыть свое тщеславие. Она ухмыльнулась Тевос, прежде чем снова взглянула на свое отражение. — Я одолжу ее, — решительно заявила она. Тевос вытащила ноги из-под простыней, опустила ступни на пол, но прежде, чем она встала с кровати, то заметила, что на ней все еще было надето вечернее платье, помятое и задранное до бедер. Криво выдохнув, она приложила все усилия, чтобы разгладить ткань руками, затем встала и начала собираться на работу. — Ты не можешь одолжить шубу, — запретила она Арии, присоединяясь к ней в гардеробной. — Слишком много людей видели, как я ее ношу, а я не хочу рисковать устанавливать какие-либо связи между нами, особенно когда их можно избежать. Заметив, что Советник потянулась к одному из платьев, Ария сделала один неторопливый шаг в сторону и помешала ей, удерживая на себе внимание Тевос. — Только не говори, что ты стыдишься меня. Советник закатила глаза на шутку Арии. — Кажется, сегодня утром ты в удивительно хорошем настроении, — отметила Тевос, снова потянувшись к платью, на этот раз обходя Арию. — В хорошем настроении? Тевос кивнула. С платьем в руке она вернулась в свою спальню, направилась к комоду и взяла несколько украшений. Ария все еще была занята самолюбованием в зеркале, когда Тевос снова привлекла ее внимание вопросом. — Ария, ты случайно не видела мое ожерелье? То, которое подарила мне моя мать? Ты помнишь его? — Я помню его, — отстраненно ответила она. — Но нет, я его не видела. Еще почти минуту Тевос открывала и закрывала отделения своей шкатулки с драгоценностями, бегло просматривая каждое из них. Она переместилась к ящикам с одеждой, затем бросила взгляд как под, так и за сам комод. Вспомнив о своем расписании, Тевос была вынуждена отложить поиски на более позднее время, придя к выводу, что просто уронила ожерелье и что оно в конце концов найдется, поскольку не покидало ее дома уже несколько лет и, следовательно, находилось где-то внутри квартиры. Глубоко погруженная в попытки вспомнить, когда в последний раз она держала в руках ожерелье, Тевос удалилась в свою ванную, закрыла за собой дверь и включила душ. Инстинкт предупреждал ее о последствиях того, что она оставила в спальне Арию одну, но Тевос сочла, что угроза чрезмерного исследование ее личных вещей была минимальной, пока Ария развлекалась с одеждой. Тщеславие Т’Лоак не знало границ при правильном его подпитывании. Пока Тевос принимала душ, то потянулась назад и провела кончиками пальцев по досягаемым участкам своей спины, пытаясь нащупать любые выпуклые линии или углубления в форме полумесяца, которые Ария могла оставить прошлой ночью. Тевос ничего не почувствовала, но если бы она хотела визуально подтвердить их отсутствие, ей потребовалось бы второе зеркало, предпочтительно переносное, в дополнение к тому, что висело над ее раковиной. Тевос сомневалась в том, хотела бы она их найти или нет. Потенциальные напоминания о том, какой Ария была в постели; грубой и мягкой, часто требовательной, и почти всегда со своими пресловутыми (и буквальными) острыми ногтями. Тевос выбросила это из головы, одеваясь и готовясь к выходу, и сосредоточилась на работе, которую ей необходимо будет выполнить и завершить до конца дня. Когда Тевос вышла из ванной, то обнаружила Арию в кресле, которое та так часто занимала в ее спальне, копающуюся в своем Омни-инструменте. На ней было легкое пальто Тевос — кремово-бежевого цвета со смелыми черными геометрическими узорами, приобретенное примерно восемьдесят лет назад. Советник отправила короткое сообщение своему эскорту СБЦ, сообщив им, что она будет готова отправиться в Посольства примерно через двадцать минут, затем открыла свою повестку дня и просмотрела поправки и дополнения, внесенные ее секретарем за вчерашний вечер. — Сегодня будет петиция, которая определит, вступит ли в силу мера по немедленной депортации батарианцев, — размышляла она вслух для Арии. — Замечательно. Кстати… не могла бы ты прислать мне все файлы, извлеченные из брони Неоры? Ария заинтересованно приподняла бровь. — Что ты планируешь? — Когда я налажу связь с Медорой, я хочу иметь наготове все данные, касающиеся Киавы Ватесы. Если Медора сможет подтвердить, что Верховное командование отдало приказ об убийстве моего Спектра, у нас будут веские доказательства того, что это действительно произошло. Из этого, прямо скажем, можно будет устроить небольшой шантаж. Например, мы могли бы анонимно оставить компрометирующие документы на популярном форуме Экстранета, поставив под сомнение честность государственного органа… Это несложная игра, — Тевос начала быстро заполнять дизайнерскую сумочку мрачного цвета несколькими датападами и другими личными принадлежностями. Она не заметила одобрения в глазах Арии, когда та пообещала, что отправит ей вышеупомянутые файлы. — Есть еще кое-что, о чем бы я хотела тебя попросить, — сказала Тевос, делая паузу, чтобы встретиться взглядом с Арией. — Как бы ты отнеслась к тому, чтобы остаться в Цитадели еще на один день? — Зачем? — спросила Ария с подозрением. — Ну, определенная дата в моем календаре быстро приближается, — она временно вернулась к своим приготовлениям, отвлекшись от разговора, и достала пару туфель на каблуках с полки своего гардероба, прежде чем вышла обратно в спальню. — Срок действия нашего договора истекает всего через несколько недель, и я хотела бы назначить тебе встречу, чтобы ты пришла в мой офис и подписала его продление, — Тевос достала из сумочки компактное зеркальце и посмотрелась в него, убеждая себя, что ей не нужно наносить никакой косметики, маскирующей следы накопившихся бессонных ночей. — Это то, что мне нужно сделать лично? Советник резко выдохнула. — Это хорошая реклама, — сказала она. — СМИ будут распространять новость о том, что ты прибыла в Цитадель для подписания договора. В конце концов, в настоящее время публичность стала важным моментом в его подписании. В то время как альянсы систем Терминуса сложны и изменчивы, подавляющее большинство из них считают тебя своим главным представителем. Поэтому твое слово является достаточной гарантией того, что системы Терминуса и пространство Совета не противоречат друг другу. И это заверение весьма приветствуется. Договор, который мы заключили, поощряет торговлю, обеспечивает чувство безопасности для ведения бизнеса и партнерских отношений в Аттическом Траверсе, перераспределяет финансирование с военных на внутреннее благосостояние… Как видишь, у меня есть более глубокая цель для этого. Дело не только в том, чтобы держать тебя в узде, как думает большинство людей. — Так ты хочешь использовать меня в своих политических целях? — Я не заставляю тебя делать это, — сказала Тевос. — На этот раз никто не держит тебя в заложниках. Но я все равно прошу об этом, потому что, хотя это и доставит тебе однодневные неудобства, это принесет огромную пользу Цитадели на несколько десятилетий. Так что нет, я тебя не использую. У тебя есть выбор, помочь мне в этом или нет. Ария неотрывно смотрела на нее, пока размышляла, сидя слегка наклонившись вперед. В конце концов она откинулась на спинку кресла и поднесла руку к подбородку, но так и не отвела взгляда от Советника. — Ты многого просишь от меня, Тевос. Омеге всегда плохо, когда меня нет слишком долго. — Это всего лишь день, Ария. Самая ранняя встреча, которую я смогу назначить для тебя, будет завтра, при условии, что я сообщу об этом своему секретарю сегодня утром. У меня есть право переносить некоторые менее приоритетные встречи на другой день в случае чрезвычайной ситуации. — А мой визит считается чрезвычайной ситуацией? — Да, просто из-за того, что требуются колоссальные усилия на то, чтобы убедить тебя вообще подписать договор. После нескольких долгих секунд пристального взгляда Ария опустила руку на подлокотник кресла и приняла решение. — Хорошо. Я останусь и подпишу его, — увидев довольное выражение, появившееся на лице Тевос, Ария прервала ее празднование, добавив: — Но Тевос — ты у меня в долгу. В последнее время у тебя накопилось слишком много долгов, и я надеюсь, что ты намерена их погасить. — Конечно, — сказала она, не впечатленная твердым предостережением Арии. Она постаралась лишить ее любого шанса на пересмотр своего решения, взяв сумку, которую она собрала с собой в Посольства, и перед отъездом еще раз обратилась к Арии. — Мне придется забронировать для тебя номер в отеле, чтобы твое пребывание было официальным, а также отправить сообщение в отдел таможенного контроля Цитадели, чтобы подтвердить, что я лично санкционировала твой визит. Полагаю, я скажу, что держала это в секрете, чтобы защитить тебя от нежелательного внимания любопытной прессы. Тебе придется лично заселиться в гостиничный номер в течение дня, но останешься ли ты там до завтра, решать тебе. Если ты захочешь остаться здесь, угощайся любой едой и пользуйся всеми удобствами, которые тебе понадобятся, но имей в виду, что пока меня не будет, все системы охранной сигнализации моей квартиры будут включены. Ты не сможешь уйти или вернуться, пока я не отключу их удаленно. Если я тебе понадоблюсь, позвони или напиши мне, и я позабочусь об этом. И Ария — спасибо тебе. Я ценю, что ты делаешь это для меня. — Я уверена, что ты ценишь, — сказала Ария.***
Когда последний боец проигравшей команды был пойман удачно подброшенной к его ногам гранатой, в результате взрыва которой были разорваны части его брони и, предположительно, внутренности, аудитория разразилась громогласным шумом одобрения, криков и звуков грязного восторга. Люди стояли на своих местах, поднимая кулаки в яростном возбуждении. Несколькими рядами ниже вспыхнула драка, которая быстро отвлекла внимание от победившей команды. В этот момент многие зрители начали расходиться, мудро избегая развивающегося хаоса на трибунах. Среди них была Сахра Играхал, которая быстро пробиралась вдоль ряда сидений и направлялась к ближайшему выходу, используя группу своих телохранителей, чтобы пробиться сквозь тех, кто преграждал ей путь. — Пошли, — сказала Расма другим членам Айнганы. Они поднялись со своих мест и начали обходить свой ряд в том же направлении, что и их цель, надеясь двигаться достаточно быстро, чтобы поймать Играхал за пределами арены. Время от времени Лизелль пригибалась, чтобы избежать попадания в нее летящей еды, а однажды их троице пришлось забраться на ряд выше, чтобы избежать жаркого спора между двумя кроганами, держащими руки на оружии. Очевидно, на матч было поставлено ошеломляющее количество кредитов, и в качестве причины поражения проигравшей команды назывался несправедливый саботаж. После своего короткого похода они успешно преодолели последние несколько метров толпы и вышли через черный ход на улицу, где все еще бесцельно толпилось множество зрителей, обсуждающих матч и решающих, какое жестокое развлечение посетить следующим. Расма немедленно снова принялась за работу, активировав свой визор, чтобы найти Сахру Играхал. Она вглядывалась в серые лица в поисках единственной красной точки, и когда она нашла ее, турианка увела Айнгану в ближайший переулок, откуда они могли бы незаметно наблюдать за батарианкой. Сахра Играхал, находящаяся в полукруге из своих телохранителей, неподвижно стояла у входа в ресторан, которому одновременно повезло и не повезло встретить разрушительную массу людей, наводнивших район, все еще возбужденных и склонных к насилию. Играхал стояла так почти пять минут, скрестив руки на груди в явном нетерпении, пока из потока людей не вынырнула нервная фигура. Человек был одет в защитный костюм, довольно необычный по стилю и структуре, и, как заметила Лизелль, в их общении с батарианкой часто использовал жесты руками. Она увидела трехпалые руки. Это был кварианец. Мужчина, на первый взгляд. Он разговаривал с Играхал не более тридцати секунд. Их разговор закончился обменом репликами, которые не расслышали члены Айнганы, и быстрой передачей предмета, помещенным в ладони Играхал и так же легко и быстро убранным ею карман. Краткое рукопожатие стало их последним взаимодействием, и они расстались, разойдясь в разные стороны. — Следуйте за кварианцем, — приказала им Расма. — Кварианцем? — спросил Малак. — А что насчет Сахры… — Мы можем выследить ее, когда захотим, — сказала она. — Но этот кварианец… мы можем никогда больше его не увидеть, если позволим ему уйти. По ее команде Айнгана вышла из переулка и погналась за своей новой добычей по длинным улицам на подозрительном расстоянии, наблюдая за мельчайшими его движениями с хищным намерением, периодически бросая параноидальные взгляды через плечо, чтобы оценить свое окружение. Время от времени его быстрая пробежка увеличивала расстояние между ним и его преследователями, тем самым разрушая любую осторожность, которую он пытался сохранить. Расма обратила на это внимание своих спутников. Кем бы он ни был, он был неопытен как посыльный и, к сожалению, незнаком с искусством преуменьшать свой статус легкой мишени. — Черт, — недоверчиво пробормотал Малак, когда кварианец остановился, чтобы лихорадочно оглядеться вокруг, прежде чем вышел на оживленную улицу. — От одного взгляда на бедного ублюдка мне хочется самому его ограбить. Они проследили за ним до отсека для шаттлов, маскируясь среди пассажиров, пока кварианец не нашел шаттл, направляющийся в район Кима. Шаттл отправлялся менее чем через пять минут. Айнгана подождала, пока кварианец поднимется на борт, затем направилась в то же купе, в которое они видели, как он входил. Оплатив проезд, трое оперативников расселись на отдельные места и ехали дальше в тишине, воздерживаясь от зрительного контакта друг с другом, а также с кварианцем. Несмотря на то, что Лизелль не позволяла себе взглянуть на кварианца, она воображала себе, что он либо смертельно неподвижен от беспокойства, либо беспрестанно ерзает на своем сиденье. Когда шаттл вошел в док для посадки, его пассажиры высыпались из него и спустились по лестнице на центральную площадь жилого района Кима, рассредоточившись по различным жилым комплексам и случайным улицам, ведущим к небольшим торговым центрам. Настойчивая Айнгана не теряла из виду своего кварианца, следуя за его фигурой по переулкам, заполоненным светящимися рекламными голограммами, и по мостам, под которыми устрашающе гудело движение скайкаров. В конце концов он вывел их на улицу, плотно и беспорядочно застроенную домами, которые при взгляде издалека напоминали темные капсулы, словно разбросанные там рукой небрежного небесного гиганта и вплавленные прямо в металлический каркас станции. Когда он исчез в одном из них, Айнгана осталась на улице. Расма остановила их, чтобы оценить ситуацию. — Хорошо, вот план, — сказала она. — Нам нужно проникнуть туда и задать ему несколько вопросов. Если мы воспользуемся авторитетом Арии, все не должно стать слишком грязным, но нам также нужно убедиться, что он не свяжется ни с какими внешними союзниками, пока мы не допросим его. Проблема в том, что мы понятия не имеем, кто он для Играхал, и мы понятия не имеем, кто еще может быть там с ним. Я вызываю подкрепление, — она открыла свой список контактов на Омни-инструменте. — Кто-нибудь знает о доступном в данный момент отряде оперативников? Свободен ли Сетор? Или это те, кого Ария отправила обратно в больницу Играхал? — Сетор свободен, — сообщила Лизелль. — Я разговаривала с Даусом сегодня утром, и он сказал мне, что его отряд последние два дня находится в тупике. Он поможет с этим. Расма позвонила ему. Короткий разговор подтвердил готовность Сетора поддержать рейд Айнганы, и Даус дал слово, что его отряд будет вооружен и готов штурмовать здание менее чем через полчаса. И они ждали, терпеливо сидя на краю улицы, как многие бездельники и нищие, которых можно было увидеть почти в каждой канаве на Омеге. Их оборудование было единственной особенностью, на которую время от времени обращали внимание проходящие мимо люди, но апатия в конечном счете держала их миссию в секрете. Сетор прибыл вовремя, вооруженный и со своими щитами, уже включенными. Айнгана приняла ту же готовность, и вместе отряды спустились в своеобразный двор домов, подробно рассмотрев план действий и распределив смежные роли для каждого человека. Сэрирн и Хираль будут стоять на страже каждого обитателя, которого поймают и приведут в центральную комнату, конфисковывая или выводя из строя каждую технологию, способную поддерживать связь. Тем временем остальные из них должны были тщательно обыскать дом так быстро, как только могли, потроша каждое возможное укрытие, пока полностью не обезопасят здание. Координация была простой и эффективной. Все четко понимали план и не выражали никаких сомнений, пока не остановились всего в нескольких метрах от самого сооружения. Даус внезапно остановился, его глаза расширились от внезапного узнавания, когда он посмотрел на угрюмый, безмолвный угольно-черный дверной проем. Расма спросила, почему он был таким встревоженным. — Я… — начал он отстраненно. — Я был здесь раньше. — Что? — спросила Расма яростным шепотом. — Когда? Для чего? — Ватеса. Она… она дважды посылала меня сюда на обычные эскорт-задания. Я сопровождал пациентов. Она посылала сюда только самых больных своих пациентов, говоря, что она не в состоянии их вылечить и только здешние люди могут им помочь. Это все, что она мне когда-либо говорила. И я разговаривал здесь только с одним обитателем — нервным кварианцем, чертовски нервным парнем, — который поблагодарил меня и принял пациентов. Они могли быть еще одним форпостом, подобным форпосту Ватесы. Вы знаете, те «благотворители», которые любят распространять вокруг пропаганду против Арии. Расма загнала оба отряда обратно во временное убежище, обогнув острый угол здания. — Если ты был там раньше, — сказала она Даусу, — ты потенциально мог бы облегчить нам всем выполнение этой миссии. Узнал бы тебя этот кварианец, если бы встретил тебя у двери? Доверился бы он тебе и впустил бы тебя? — Я… я не уверен, — сказал Даус. — Некоторые из людей Ватесы пометили меня как предателя и пару раз приходили за мной. Если они поддерживали связь с другими аванпостами, кварианец может знать, на кого я на самом деле работаю. Но это маловероятно. Ватеса и Эшедра тщательно охраняли расположение аванпостов своих союзников. Они потратили несколько минут, взвешивая свои варианты, прежде чем было решено, что Даус рискнет заявить о себе кварианцу, и в тот самый момент, когда дверь будет приоткрыта, пятеро оставшихся оперативников сделают свой ход с элементом неожиданности в качестве главного оружия в их арсенале. Из укрытия вышел Даус, держась немного напряженно из-за явного отсутствия пациента, которого нужно было доставить, как это было в условиях всех его предыдущих визитов. Он встал перед мрачным маленьким домом-капсулой, стоя на виду у единственного объектива камеры наблюдения, и приложил палец к панели на маленьком внешнем динамике, чтобы сообщить о своем присутствии. — Привет, эм… я тот посыльный Ватесы, — сказал он в трубку. — Ты помнишь меня? Я здесь по частному делу. Мы можем поговорить? Айнгана и Сетор внимательно подслушивали, стоя прислонившись к стене здания, всего в четырех поспешных шагах от того, чтобы броситься к двери с поднятыми пистолетами. Тишина действовала на нервы. Со временем Лизелль начала беспокоиться, что кварианец не ответит и не впустит Дауса, но ее опасения развеялись, когда они все вместе услышали робкий голос кварианца, донесшийся из динамика. — Ты, — сказал он, — я тебя помню… Да, ты тот, кто приводил ее пациентов. Ты был одним из ее посыльных. Но… но она мертва. Ария убила ее. И сейчас с тобой никого нет? Почему ты здесь? Какого рода дело? — Послушай, приятель… — Даус использовал свой самый дружелюбный тон, пытаясь успокоить мужчину. — Я здесь, чтобы заполнить вакуум, который Ватеса оставила после себя. Я не знаю, захочешь ли ты говорить о таких вещах здесь, на улице, так что… я подумал, может мы просто поболтаем внутри, — он снял со своего пояса два огнестрельных оружия, четко продемонстрировал их камере и отступил на несколько длинных шагов назад, положив их на землю. Когда он вернулся, то показал кварианцу свои пустые руки. — Видишь? Никаких проблем, просто хочу поговорить. Расскажу тебе кое-какие важные новости. — Я не знаю. Я… мне нужно сначала кое-кого спросить. — Конечно. Не торопись, но не заставляй меня стоять здесь слишком долго. Сомнительный у вас тут район. Расма разочарованно выдохнула, когда им пришлось ждать еще минут пять или около того. Лизелль слышала, как Даус неторопливо расхаживает возле двери. Она была поражена тем, насколько расслабленными и невозмутимыми были его шаги. По прошествии некоторого времени кварианец, наконец, вернулся. — Дай мне снова взглянуть на твои руки. И отойди в сторону, чтобы я смог увидеть оружие. Даус подчинился. — Хорошо. Я впущу тебя, но… тебе лучше ничего не предпринимать. Ты не знаешь, с кем имеешь дело. Дверь открылась. Все они услышали быстрый, шипящий щелчок отсоединяющихся металлических болтов, встроенных в металлическую дверь, и легкий крен, когда она втянулась в стену. Расма не колебалась. Она сделала безмолвный жест, который отправил их вперед, за угол здания. Они встали за Даусом прежде, чем кварианец даже успел сосчитать, со сколькими из них ему придется бороться. А затем рука Сэрирна схватила его за плечо, в то время как другая резко прижала дуло пистолета к его голове, заставляя его отступить и сесть на стул в прагматично обставленной гостиной, стерильность которой нарушалась только наличием разноцветных ковров, постеленных на полу и накинутых на диваны. Сэрирн рьяно отдал быструю череду громких приказов, заставив Лизелль мгновенно пересмотреть ворчливую сдержанность, которую она когда-то ассоциировала исключительно с саларианцем. В то время как Сэрирн и Хираль остались охранять кварианца, Айнгана побежала глубже в дом. Даус, которому потребовалось несколько секунд на то, чтобы забрать свое оружие, присоединился к ним вскоре после того, как они промчались по узкому коридору. Он стоял рядом с Лизелль, когда они врывались в комнату за комнатой в поисках других обитателей, возбуждение пульсировало в их венах. Они не пытались скрыть свое присутствие, стремясь спровоцировать панику и запугать тех, кого они искали. Лизелль заметила избыток медицинского оборудования, морозильных камер и запечатанных контейнеров, разбросанных внутри здания, что подтверждало заявление Ватесы Даусу о том, что владельцы дома были врачами. Все их профессиональные инструменты были тщательно промаркированы и отсортированы, но ни одни из них не были достаточно интересными, чтобы заслужить более пристального изучения — по крайней мере, до тех пор, пока они не завершат свою текущую неотложную задачу. Малак нырнул в комнату при первом же признаке движения. Когда они проходили мимо комнаты, в которую он вошел, Лизелль мельком увидела, как батарианец прижал кого-то к полу прикладом своей штурмовой винтовки. Испуганный житель под ним поднял руки и взмолился. — Мы всего лишь ученые, ученые! — сказал он в безумном замешательстве и страхе, очевидно, не понимая, кто они такие и почему они так жестоко обращаются с ними. Сразу же после этого Расма влетела в другую открытую дверь, чтобы задержать следующего жителя, но звук оборонительной стрельбы, ударивший по ее щитам, заставил Дауса проскочить мимо Лизелль, чтобы помочь турианке. — Иди, иди! Продолжай искать! — успел крикнуть он деве. Она повиновалась, пока Даус и Расма боролись с сопротивляющимся, кричащим жителем, и побежала дальше одна. Оставалось исследовать только одну область. Комнату в дальнем конце дома, откуда не доносилось звука шагов. Никаких признаков бегства жильцов, никакого дикого шарканья и спотыкания кого-то, пытающегося убежать или найти огнестрельное оружие, чтобы использовать его против незваных гостей. Лизелль оглянулась через плечо и мельком увидела, как Малак насильно тащит в гостиную того, кого он схватил ранее — другого кварианца, протестующего и настаивающего на том, что он не имеет абсолютно никакого отношения к тому, в чем они намеревались его обвинить. Она снова перевела взгляд на коридор перед собой и продолжила путь, теперь медленно и с большой осторожностью. Еще один альков, заполненный коробками и холодильниками. Но ничего, представляющего непосредственный интерес. С некоторым опасением она прижала руку к сенсорной панели двери слева от себя, проходя в последнюю комнату. Она молилась, чтобы та была пуста, надеясь избежать физического столкновения, к которому дева не была полностью уверена, что готова, хотя бы потому, что не знала, какого противника ожидать. Когда незапертая дверь открылась, за ней обнаружился полумрак, который заставил Лизелль двигаться заметно медленнее. Ей пришлось дать зрению привыкнуть к темноте, прежде чем рискнуть сделать еще один шаг вперед. Уверенно выставив перед собой пистолет-пулемет и положив кончик пальца на спусковой крючок, Лизелль нащупала вдоль стены старую панель выключателя, соответствующую зданию этой эпохи, и когда она коснулась гладкой поверхности, то провела пальцами вверх, заставляя уровень освещенности увеличиться. Больше не было туманных силуэтов, но появились истинные очертания и глубина простой мебели, сложного набора медицинского оборудования и мониторов, отображающих загадочную, в основном буквенно-цифровую информацию… И один житель, наблюдающий за ней в навязчивом, неподвижном молчании. Лизелль чуть не выронила пистолет от внезапного испуга. За ней и раньше наблюдали таким образом. Она знала этот взгляд, этот блеск глаз, непроницаемое отсутствие выражения. На лице жителя не отражалось даже удивления или гнева. Вообще ничего. Только бессловесный анализ, терпеливый и отстраненный от всякого представления об опасности. Лизелль осмелилась снова увеличить яркость освещение, на этот раз показавшее изможденное лицо лавандового цвета, от которого у девы по спине пробежал холодок. Это была пациентка из больницы Сахры Играхал. Та из одинокой темной палаты, в точно таком же кресле-каталке, которое она сейчас занимала, скромно укрытая халатами и одеялами. Женщина кварианка. Лизелль поняла это в тот момент, когда разглядела ее получше, и теперь считала свое наблюдение неопровержимо правильным. Кварианцы выглядели именно так без своих скафандров, как она видела на фотографиях Экстранета, сохранившихся с тех времен, когда раса все еще населяла свой родной мир, но это было задолго до ее собственного рождения. Конечно, при жизни Арии, но к тому году, когда родилась Лизелль, кварианцы уже сформировали Мигрирующий флот и бороздили залитые звездным светом океаны космоса, как это ни парадоксально, в поисках конца своим странствиям, в поисках способа вернуться в свой любимый родной мир. Это было невозможно. Было известно, что кварианцы ужасно заболевали, часто смертельно заболевали, всякий раз, когда снимали свои скафандры. Их слабая иммунная система не могла справиться со станцией, столь разнообразной по населению и соответствующими болезнями, как Омега. Эта кварианка при обычных обстоятельствах не продержалась бы и месяца без своего скафандра, но все же она выжила, возможно, не так физически подвижна, как ее коллеги, но это мало что значило в свете чуда, которое она воплощала. Лизелль держала свой пистолет-пулемет направленным на кварианку, хотя остро ощущала собственную легкую дрожь. — Ты должна пойти со мной, — сказала она. — Зачем? Голос кварианки звучал необычно. Когда Лизель попыталась сформулировать почему, ее разум оказался в ловушке рекурсивного цикла, бесконечно возвращаясь к объяснению, что это просто неправильно. Что-то в ее словесном ритме, похожим на могильное эхо далекого другого, призрак кого-то ушедшего и присутствующего одновременно, стремящегося быть услышанным сквозь аркады иного мира. После минутного смущенного колебания Лизелль сумела храбро ответить. — Мы занимаем здание, по распоряжению Арии Т’Лоак. У нас есть к вам несколько вопросов. Кварианка долго осматривала ее, не выражая ничего, что могло бы намекнуть на ее мыслительный процесс. Лизелль боялась, что в любой момент она может нанести удар с неестественной силой и убить ее на месте. Могла ли ее очевидная инвалидность быть уловкой? Или Лизелль просто боялась того, чего не понимала, и так быстро приписала сверхъестественные качества незнакомке непохожей ни на кого? Она содрогнулась от незнания. К удивлению и облегчению Лизелль, кварианка повиновалась. Она положила руку на сенсорную панель управления на подлокотнике своего кресла и двинулась вперед, остановившись только для того, чтобы дождаться дальнейших указаний Лизелль. — Прямо по коридору, — сказала она. — Присоединяйся к остальным в гостиной. Кварианка снова молча повиновалась, покинула комнату и неторопливо направилась по коридору. Лизелль все это время держала пистолет направленным на затылок своей заложницы, признавшись себе, что она гораздо больше боялась кварианку, чем та ее, а у Лизелль были оружие и биотика. Она почти могла слышать голос Арии, сгущающийся над ее плечом, как вредный туман, произносящий с неодобрением: Жалкая. Когда Лизелль и кварианка присоединились ко всем в гостиной, все глаза были устремлены на нее, широко раскрытые и пристальные. Союзники Лизелль задержали трех жителей, сидевших на диване в окружении Сетора и Айнганы. Все они были кварианцами, и все были мужчинами. Но ее союзники про них быстро забыли, когда заметили, кого Лизелль привела с собой. — Что? — начала Расма в шоке. — Что она, черт возьми, такое? — Кто, как правило, является цивилизованным местоимением, когда речь идет о человеке, — злобно усмехнулся ей один из кварианцев со своего места на диване. Он встретился взглядом со своей спутницей в инвалидном кресле, прежде чем ответил на вопрос Расмы. — Когда-то она носила имя Фаэса’Ксир вас Морех. Теперь она носит другое имя, но ты можешь называть ее так, если тебе вообще нужно ее называть. Лизелль лично показалось любопытным, что им отказались говорить ее новое имя. По ее опыту общения с теми, кто приезжал на Омегу, обычно случалась обратная ситуация, когда старое имя забывалось и переходило на новое. — И кто же она такая? — спросил Малак у дерзкого кварианца. — Кто остальные из вас? Не видя способа уклониться от вопроса, не причиняя вреда своим личностям, он ответил на него. — Виль’Эльва вас Морех, в более счастливые времена. Это Хасин’Тирул, — он кивнул на того, кого Малак схватил лично. — И тот, кто ошибочно доверился вам, — это Кейлит’Шао. — Он работал на Ватесу! — воскликнул Кейлит’Шао. — Он приводил к нам ее пациентов! Почему я должен был ему не доверять?! — Турианец Ватесы. Презренный предатель. — Серьезно? — спросил Даус. — Я здесь предатель? И что же четыре кварианца с Мигрирующего флота делают на Омеге, где вы, очевидно, прожили несколько лет? Не говоря уже о том, что ты, Виль’Эльва вас Морех, звучишь так, как будто ты далеко за пределами своих лет паломничества. — Что ты знаешь о кварианских традициях? — Достаточно, чтобы понимать, что ты не вернешься домой в ближайшее время. В тот момент, когда Виль’Эльва начал подниматься с дивана, Малак положил твердую руку ему на грудь и толкнул обратно. — Сядь на хрен обратно, или я всажу несколько пуль тебе в колени, — прорычал он. — Ты тоже успокойся, Даус, — посоветовала Расма возмущенному турианцу. — Не порть этот допрос своими мелкими ссорами, — она повернулась, чтобы обратиться к кварианцам. — И вы… все вы объясняйте, что за проект ведется у вас здесь. И если вы нам солжете, мы это выясним. А еще лучше, Ария Т’Лоак выяснит. Так кто же вы, ученые? Вы разрабатываете какую-то вакцину для восстановления кварианской иммунной системы? — Нет, — с горечью ответил Виль’Эльва. — Мы… пытаемся решить еще одну проблему, с которой борется наша раса. Геты. Недовольство охватило оперативников Арии. Разочарование Расмы стало очевидным в ее следующем вопросе. — И как все это медицинское оборудование связано с гетами? Как она связана с гетами? — Расма указала на кварианку. Молчание объясняло нежелание кварианцев отвечать. Они неловко заерзали на своих местах и оглядели комнату, словно в поисках пути к отступлению, но их пленители оставили их ни с чем, с чем можно было бы работать. Кварианец по имени Хасин’Тирул оказался достаточно смелым, чтобы бросить ей вызов. — Вы не имеете права вот так врываться в наш дом, избивать нас и ломать наше оборудование, а затем требовать, чтобы мы просто отдали все, над чем мы работали. Хрен вам. Пошли вы все к черту, бош’теты, и Ария тоже. Расма быстро кивнула, и Сэрирн приблизился к нему с пистолетом в руке. Он бы ударил Хасина’Тирул, если бы кварианка без скафандра не заговорила, вполне возможно, чтобы пощадить его. — Я могу взаимодействовать с ними, — сказала она, привлекая всеобщее внимание. — С гетами. Я могу слышать их и говорить с ними. Напряженность и ужас их взглядов при этой мысли, казалось, не смутили ее. Лизелль не знала, правильно ли она расслышала. Она не знала, было ли такое возмутительное заявление вообще правдоподобным. Но встреча Арии со Спектром Совета Цитадели, которую Ария и ее администрация считали мертвой, а потом увидели, как та восстает, на этот раз дополненная технологией гетов и наделенная такой силой, что она дала Арии один из самых сложных боев в ее жизни, заставила Лизелль задуматься. В этот момент было невероятно трудно провести четкую границу, отделяющую невозможное от просто невероятного. Что происходит, гадала Лизелль? Какие огромные силы, скрывающиеся в самых темных глубинах Галактики, позволили произойти этим непостижимым вещам; гетам из Вуали Персея, искажению естественного хода жизни через реанимацию, смерти десятков банд Омеги, которые надежно удерживали свою территорию на протяжении поколений, растворились, как струйка дыма на легком ветру? Сама жизнь разваливалась на части. — Ты, — сказала Расма, снова повернувшись к Виль’Эльве. Строгость ее тона была пугающей. — Ты расскажешь все, с самого начала. Почему вы на Омеге? — Я… мы… ну, видите ли, на Морехе мы все были учеными. Кроме Кейлита’Шао. Он много помогал нам. Выполнял поручения для команды. Фаэса’Ксир отвечала за проект, в котором участвовали мы… И, в конце концов, нас изгнали. Она была так близка к прорыву, когда Флот узнал, что мы используем активные процессоры гетов в нашей лаборатории. Это не редкая причина для изгнания. То есть, обладание гетами. Вы не знаете, каково это — не иметь мира, который можно назвать домом. Вы не представляете, каково это, когда сама ваша культура находится на грани краха, осознавать, что для вашего народа уже никогда ничего не будет прежним. Мы были в отчаянии. Мы подумали, что если сможем объединить гетов и органическую плоть, то будем шпионить за ними. Узнаем о них, о том, как они эволюционировали с течением времени и в чем их слабые стороны. И мы подумали, что, возможно, после нескольких итераций этой технологии мы могли бы позволить себе влиять на консенсус гетов и переопределять его без риска ассимиляции вычислений. Разве вы не понимаете? Мы увидели возможность контролировать их, вытеснить их с родной планеты! Это стоило любого риска. Это даже стоило изгнания. Мы последовали за Фаэсой’Ксир на Омегу, где смогли получить доступ к черному рынку и импортировать запчасти гетов без вмешательства властей. В нас жил шанс на искупление, если мы добьемся успеха. Конечно, Флот принял бы нас обратно, если бы мы разработали оружие, способное победить гетов. И мы до сих пор лелеем эту надежду. — Так почему же Фаэса’Ксир такая, какая она сейчас? — спросила Расма. — Как она выживает без защитного костюма и почему она утверждает, что взаимодействует с гетами? Был ли ваш проект успешным? — На... я имею в виду Фаэса’Ксир… Этот проект был работой всей ее жизни. Она была действительно предана этому делу. Настолько предана, что она… она вызвалась стать добровольцем на вживление экспериментальных имплантатов гетов. Как вы можете себе представить, для этого потребовалось несколько инвазивных операций. Несмотря на то, что мы в совершенстве квалифицированы для их выполнения, никакая медицинская подготовка не может полностью защитить от риска заражения, когда пациент подвергается воздействию окружающей среды. Она дважды заболевала и оба раза выздоравливала, но имплантат так и не заработал в соответствии с нашей конструкцией. Я с сожалением должен сказать, что это сделало только хуже. Так что мы его вытащили, но… инфекция, которой Фаэса’Ксир заразилась после третьей процедуры, убила ее. В своем завещании она оставила нам только одно условие, которое мы должны были выполнить. Чтобы ее тело не было потрачено впустую, а использовалось для продления работы всей ее жизни как можно дольше. Поэтому мы положили ее тело в криокамеру, чтобы уважать ее желания. Еще два года мы работали, копили деньги, продавали операции нуждающимся в них людям. За это время мы подружились с Киавой Ватесой, хотя технически никогда не были партнерами, потому что не могли поддерживать ее бизнес-модель. Мы не могли позволить себе предоставлять бесплатную медицинскую помощь. Нам нужны были деньги на новые части гетов. Но иногда она платила нам, чтобы мы попробовали свои силы на ее самых безнадежных пациентах, и мы, конечно, брались за эту работу. Нам потребовалось шесть месяцев, чтобы накопить достаточно на один гетский фоторецептор, хотя нам в то время они даже не были нужны. Эти вещи были просто диковинкой. Мусором. Нет, мы отчаянно нуждались в процессорах. Неповрежденных или подлежащих ремонту, которые встречаются крайне редко и их трудно достать. В конце коцов мы получили один такой. Еще один шанс сделать все правильно. И вот как появилась Фаэса’Ксир, какой ты видишь ее сейчас. — Итак, она, — тревога в голосе Лизелль была очевидной, когда она озвучила самую распространенную мысль в комнате. — Она… мертва, — ее последнее слово едва ли было произнесено шепотом. — Да, Фаэса’Ксир мертва, — подтвердил Виль’Эльва. — Но женщина перед вами… это не совсем она. У нее есть лишь фрагментарные воспоминания о своей прошлой жизни, но эта личность находится в конфликте, скажем так, с тем, кем она считает себя сейчас. Подавляющее большинство мозга не повреждено, но значительное количество неврологических процессов было заменено процессором гетов, который мы приобрели. Примечательно то, что процессор помогал в дыхательной реанимации, что синтетические сердечно-сосудистые имплантаты, выстланные внутри специальными ионизированными каналами, оказались способны предотвратить бактериальную и вирусную инфекцию, что ни один трансплантат не был отвергнут. Это как если бы процессор знал и понимал, как использовать и регулировать новые функции аутоиммунного ответа. Она действительно медицинское чудо. Наше и ее собственное величайшее достижение. И то, что она тебе сказала, — чистая правда. Она может взаимодействовать с гетами, но только с платформами на определенном расстоянии. С теми, что живут в Сарабарике в настоящее время. Наша нынешняя цель — найти способ улучшить коммуникацию. — Здесь есть другие геты? На Омеге? — потребовала ответа Расма. — Сколько их? — Только двое. И один из них не разговаривал с ней уже несколько дней, — Виль’Эльва повернулся к бывшей Фаэсе’Ксир за подтверждением. — Он мертв, — мрачно сказала она. — Мертв? — переспросил Малак. — Откуда ты это знаешь? — Я просто знаю. Расма подняла свой Омни-инструмент. — Ария должна знать о гетах. Это большая новость. Духи… это новость века. — Она уже знает, — сказала Лизелль, хотя вскоре пожалела об этом. Как и ожидалось, Расма вопросительно наклонила голову, медленно опустила свой Омни-инструмент и посмотрела на нее с уважением, которое она могла позволить только равным себе. — Хорошо, Лизелль. Что еще ты знаешь? Пути назад не было. — Ария сражалась, — неуверенно начала Лизелль, — с кем-то вроде… нее, — дева бросила на кварианку настороженный взгляд. — С кем-то, кто раньше был мертв, и кого вернули к жизни с помощью частей гетов. Это существо стало еще сильнее, чем раньше. — Понятно, — сказала Расма, демонстрируя пресловутое затишье перед бурей. — Если это так, то наша миссия ясна. По распоряжению Арии Т’Лоак мы занимаем это здание до дальнейшего уведомления. Вы будете подвергнуты тщательному допросу, и вы будете подчиняться в течение всего времени, пока мы остаемся здесь. Мы обрываем вашу связь, и все вы будете находиться под постоянным наблюдением. Мы доберемся до сути. Здесь и сейчас, — она проигнорировала залп протестов кварианцев на диване и повернулась лицом к той, кто спокойно сидела в своем инвалидном кресле. — Ты. Меня не волнуют гребаные мерзкие привилегии, которые по твоему мнению, у тебя здесь есть. Когда мы зададим тебе вопрос, ты ответишь на него в меру своих возможностей. Ты меня поняла? — Я поняла тебя. — Хорошо. А теперь как нам тебя называть? Фаэса’Ксир? — Я бы предпочла другое имя, — ответила она, но больше ничего не сказала. Заметив вспыхнувшее раздражение на лице Расмы, Виль’Эльва ответил вместо кварианки. — Она называет себя… ну, это не традиционное кварианское имя. По крайней мере, я такого раньше не слышал. Я не могу понять, откуда она его взяла, и когда она пытается объяснить, я чувствую, что только еще больше отдаляюсь от понимания. Она называет себя Назарой. — Почему Назара? — спросила ее Расма, очевидно, уверенная в своей способности интерпретировать объяснение более успешно, чем смог Виль’Эльва. — Почему именно это имя и что оно означает? — Это… первое, что они мне сказали. Я услышала это как эхо. Путешествующее тысячелетиями. Оно дошло до меня тихо, как шепот. Они видят это имя в темноте. Наблюдая, как оно ждет, наблюдая, как оно спит. Это слишком возвышенно, чтобы понять, — на какое-то время она замолчала, оставив их в напряженном ожидании, пока не смогла прийти к выводу. — Это было прекрасно, и я стремлюсь к этому. Как и все существа во вселенной.