***
Кому доступна формула идеальной жизни? В которой всё рассчитано до мелочей и в которой нет места противным форс-мажорам в самый неподходящий момент. Потому что такая жизнь была куда приятнее и не портила столько нервов по дурацким пустякам. Арсений бы лично допросил с пристрастием того человека, которому удалось прожить свою жизнь без курьёзных ситуаций, промашек и просчётов. Потому что у Арсения вещи хаотично накиданы в чемодан, когда мерный шум квартиры прорезает громкий голос отца: — Чтобы успеть в аэропорт вовремя, мы должны выехать через пятнадцать минут! Парень закатывает глаза, поражаясь то ли собственной безалаберности, то ли раннему вылету. По правде говоря, вылет не ранний. Арсений недовольно ерошит волосы, понимая, что одежду погладит как-нибудь потом, и с силой закрывает крышку чемодана, придавливая его своим весом. Воздух в квартире душный, поэтому Попов оттирает выступившую испарину, оглядывая собранные вещи: чемодан готов в любую минуту взорваться, давая одежде заслуженную свободу; рюкзак, так благоразумно собранный с вечера, гарантирует полный набор нужных документов и мелочи жизни, которые точно не влезут в чемодан; тёмно-синий синтетический продолговатый чехол, небрежно висящий на ручке двери, позволяет окунуться в лёгкую ностальгию по прошлому лету. Деревья за оконным стеклом тихо шелестят свежей сочной листвой. Арсений отвлекается от сборов, выглядывая в окно, и с грустной улыбкой прощается с домом на пару недель. В следующем году парню восемнадцать, поэтому этим летом выдаётся последний шанс потусить в лагере, в котором Попов проводил свои каникулы лет пять подряд. Арсений не меланхолик от слова «совсем», но, сознавая собственное взросление, отделение от детства, хочется манерно сесть на подоконник и писать стихи о прошедших годах. Но деревья всё также шелестят, когда отец кричит, чтобы Арс выносил свой багаж к лифту, и парень старательно жмурится, выходя из минутной прострации.***
— Какой терминал? — чуть нервно спрашивает Антон, елозя кольцом по указательному пальцу. — F, — терпеливо отзывается мама, заруливая на парковку Шереметьево. — Я знаю, — хмурясь отвечает парень и выглядывает из приоткрытого из-за жары окна. — Зачем тогда спрашиваешь? — Вдруг ты забыла, — лаконично заключает Антон, снова садясь ровно, потому что с парковки окна терминала видно плохо. Солнце греет неестественно сильно, как для столицы, чуть ли не расплавляя приборную панель малолитражки, в которую еле уместился необъятный Шастунский чемодан. Бархатная собачка перед глазами маячит, выбешивая абсолютно. Но маме нравится, поэтому Антон борется с внутренним желанием сорвать пластмасску и с яростью выкинуть в окно. Волнение от грядущей встречи нарастает в геометрической прогрессии, от чего парень резко кладёт ладонь на дверь и начинает нервно барабанить по покрытию, звеня кольцами. — Да не опоздаем мы, — доверительно произносит мама, даже не отвлекаясь от выискивания свободного парковочного места. — Ты же знаешь, как это бывает: пока все соберутся, пока Дима зачитает инструктаж, пока Оксана соберёт документы. Каждый год же проходишь. А до вылета ещё два с половиной часа. — Антон хмурится и пристально смотрит на профиль женщины, которая считывает его тревогу лишь по стуку пальцев о пластмассу. — Не волнуйся. И всё-таки не все детали доступны прозорливому материнскому сердцу. Антон действительно волнуется из-за опоздания, но далеко не из-за того, что группа может уйти без него. Все эмоции концентрируются лишь в том моменте, когда его зелёные глаза встретятся с голубыми.***
— Оксана, — широко улыбаясь, зовёт Арсений, вынуждая обернуться на знакомый голос девушку в ярко-оранжевой форменной футболке с символикой лагеря. — Арсюша, — елейно произносит она и заключает парня в крепкие объятия после долгого года расставания. Фролова во времени не меняется вообще: всё те же гладкие русые волосы, «зефирные» вещи, кукольные глазки и искренняя улыбка. Попов обнимает её, с наслаждением утыкаясь подбородком в макушку, приятно пахнущую лавандой. — А Поз где? — интересуется Арсений, разглядывая людей, снующих по терминалу. — Как раз пошёл документы ваши забирать, — говорит девушка, садясь на широкий подоконник. — Ты, как обычно, первый. — Постоянство — залог успеха, — с учёным видом произносит парень фразу, которую когда-то слышал у одного бизнес-коуча. Девушка смеётся совершенно беззлобно, доставая список детей из своего объёмного рюкзака, набитого чем-то, что обещает интересную смену. Арсений садится с ней рядом, но оборачивается через плечо, чтобы смотреть на переполненную парковку. Слащавый голос диктора в динамиках объявляет посадку на дневной рейс в Питер.***
Колёсики чемодана издают такой противный скрежет, когда едут по тротуарной плитке, что Антону кажется — стоит поднять его на руки. Но за плечами болтается рюкзак, мешающий двигаться полноценно, поэтому парень мирится с раздражающим звуком и катит чемодан дальше. Сердце начинает предательски быстро биться, когда Антон ставит вещи на ленту досмотра, а взгляд совершенно по наитию находит в столпившейся группе подростков поодаль знакомые тёмные волосы, бликующие на солнце серебром. Едва успокоившиеся руки снова начинают дрожать, и Антон не с первого раза подцепляет чемодан за ручку, когда ставит его вертикально. Теперь трескучий звук соприкосновения колёсиков со стыками плиток уходит на периферию, оставляя только всё приближающиеся голоса детей, почти синхронно смеющихся над остроумной Диминой шуткой. — О, Антошка, какими судьбами, — наигранно удивляется вожатый, когда Шастун машет ему ладошкой через головы остальных ребят. Несколько пар глаз оборачиваются к Антону, но самому парню важны лишь одни — лазурные с искрами-смешинками. Шастун не знает, как ему удаётся совладать со своим телом и чувствами, но он небрежно кидает рюкзак на чемодан и протискивается к довольному вожатому, который приобнимает его за плечо совсем по-родному. Антон улыбается лучезарно, здороваясь с ребятами, которых знает по предыдущим сменам, и не подаёт виду, что сердце уходит в пятки, когда к нему подходит Арсений и задорно произносит: — Ну вот, как будто и года не было, Шаст. Был год, Арс. И за этот год как Антон только не изводился, думая о тебе. Засмотрел твой Инстаграм до дырок в разноцветных фотографиях, наизусть выучил дурацкую подпись к каждому посту. Распечатал все совместные снимки, сделанные на предыдущих сменах, и расклеил над рабочим столом, чтобы сердце грели. Ловил триггер почти каждый раз, когда видел в глазах напротив знакомую голубизну. Сотни раз открывал диалог с тобой, в котором всего пара сообщений о прошлогоднем квесте на экватор смены, и заносил палец над клавиатурой, но ничего писать не мог. Был год, Арс. Триста пятьдесят один день с последней встречи и огромная пропасть в Шастовской голове. Попов обнимает так знакомо. Его движения всегда уверенные, поддерживающие. Антону кажется, что он — прирождённый лидер, который создан для чего-то большего, чем просто быть капитаном во время игры в волейбол. Голубые глаза доверчивые, такие обманывать не могут абсолютно. В них — глубина искренности, в которую Антон окунается с головой. И не думая о последствиях. — Ребята, — врывается в сознание командирский Димин голос, когда Арсений ещё не размыкает рук на Антоновой шее, — обьявили регистрацию на наш рейс, поэтому давайте перекличку и пойдём.***
— Тебе норм? — грубовато спрашивает Эд, приземляясь в кресло рядом с Шастуном. Уши чуть закладывает от фантомного ощущения полёта, хотя самолёт ещё стоит у терминала и рукав впускает в салон волну возбуждённых туристов. Антон хмурится и поворачивает голову в сторону друга, с которым успел закорефаниться в том году. Парень понимающе поджимает губы и подбородком указывает вниз на Шастовские руки: пальцы судорожно перебирают кожаные браслеты, звеня металлическими замочками. Выграновский смеётся, наблюдая за изменением лица друга: с неосознанно-потерянного до достаточно удивлённого. Шаст давит глуповатую улыбку и, прикладывая усилие, кладёт чуть мокрые ладошки на колени, пытаясь унять инфантильное волнение внутри себя. Эд смотрит на него непонимающе и протискивается к свободному месту у иллюминатора, стараясь не передавить Шастуну ноги. Но, по-честному, даже если бы Выграновский свалился бы ему на колени, любовно обняв за шею, Антон бы этого не почувствовал. Через три ряда справа виднеется смоляная макушка, играющая на рассеянном свете бликами, и полностью занимает мысли, вытесняя абсолютно всё. Как наваждение какое-то. Шастун мерно моргает, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, и отвлекается на первую же идею в голове, что не связана с Поповым. — Ну что, как ОГЭ сдал? — спрашивает Эда, который роется в своём рюкзаке в поисках наушников. Выграновский смотрит на него удивлённо, морщиня переносицу, и даже перестаёт копошиться в сумке. — Какой же ты ботаник, — на выдохе произносит парень и возвращается к поискам. Антон хмыкает. Смена обещает быть интересной.