1.

Он вынырнул из сна. Он находился... там же? Все в той же комнате? Человек с неприятным чувством огляделся. Нет... В коридоре. ...Что-то странное ощущал, чувствовал он здесь. Как дрожит что-то невидимое в комнате, колыхаясь потоками высвобожденных из этих стен сил. Он огляделся. Снова. Пространство вокруг было живо. Шумело, дышало. Неспешно... Он неприязненно дернулся. Коридор выглядел обыкновенно. Человек сделал глубокий вдох и снова огляделся, в попытке найти и отыскать хоть что-то, найти остальных. Их не было. В сознании его снова ударила вдруг вспышкой мысль о том, что он видел... Из широких окон сыпался неуловимый свет. Внезапно... и, внезапно, как будто что-то мелькнуло позади него. Он повернул голову... Нацуки. Моника. Он видел, заметил их неподалеку от себя. Они стояли перед окном. И, похоже, уже давно. Но его они пока что явно не замечали. Моника, прокашлявшись, начала первой. - Все это... наводит на размышления, ты так не думаешь? Нацуки не отвечала. Она стояла к человеку спиной. Моника вздохнула. - Тем не менее... Я все еще не знаю, что нам... делать с ней сейчас... Все это просто ужасно. - Глаза ее простодушно и тесно блеснули, когда человек вошел в поле ее зрения. - О... Ты уже здесь?.. Так здравствуй. Человек облизнул пересохшие губы. Странная интонация ее голоса, по-особому тонкие его нотки, и предмет разговора сильно тревожили его. - Мы говорили... Да, ты наверное знаешь - она взглянула ему прямо в глаза - Ты точно знаешь. Человек молчал. Он с трудом разлепил пересохшие губы. Он чувствовал страх. - И-и где... и где же Юри? - Он обращался к этой высокой и стройной девочке с каштановыми волосами. Моника промолчала. Она стояла, замерев с положенной рукой на бедро. Улыбка, наносная, как будто нанесенная ветром, тяжелая и странная ее, ничего не говорила ему. - Она сейчас в классе. - Неживой и хриплый голос Нацуки вдруг разорвал собою напружиненную паузу. - Мы заперли ее. И хорошо было бы, если бы она оттуда вообще не вышла... Человек шел по длинному, темному коридору. Мысли путались. Ноги утопали во тьме, обливающей пол. А в памяти его, трескавшийся, усталый дрожал и пенился где-то на краю сознание живой образ... Маленькая белая собачка, покоящаяся на руках Нацуки. " - Я пойду к ней. - обреченный, ровно-бесчуственный голос его разрушил тишину. Моника с тонко деланой озабоченностью покачала головой. - Как хочешь... Но только теперь - будь осторожен. Как знать, что тебе от нее ожидать..." ...Нацуки ничего не говорила. Девочка выглядела так, будто почти умерла. Глаза были мертвенно невыразительны, и все же... Сквозь этот слом, сквозь нанесенный по ней удар он видел начинающую уже кипеть у нее в глубине глаз отчаянную ненависть... Всю жизнь неуверенная и нелепая, она в саморазрушительном этом взрыве готовила сейчас все свои последние силы... Он видел это... Он очень устал. И, хотя при мысли о Юри его теперь опять охватывали озноб и с трудом давимый ужас, он содрогался и при мысли о том, что встреча с Нацуки станет для нее в мгновение последней... ... Он сказал им все. Человек теперь шел вперед. Дверь распахнулась неслышно... В классной комнате была ослепляющая, и темная тишина. И мрачно-кровавая, высокопарная торжественность наполняла собой ее . Человек уже и так видел то, о чем все они говорили. ....Она сидела на стуле, закинув ногу на ногу, и длинные, фиолетово-чернильные, и тонкие, густые волосы плескались у самых кончиков ее ног. Она выглядела необычно, непривычно уверенно. На фоне, позади нее, он увидел листок с изображением нарисованного чем-то глаза... Человек остановился. Глаза защипало. Что-то подобное он уже, казалось, видел... Юри, увидев его, грациозно поднялась... ...Чуть в отдалении от нее, на полу, был выведен алый, и трескающийся кровью круг... Человек замер. Дверь за ним оставалась открытой. И будто что-то вдавило его фигуру в пол. Посреди него, круга, неведомого символа, освежеванная, и жутко изуродованная, лежала тушка знакомой ему от Нацуки собаки... - Чем ближе день, тем гуще ночь. - Юри облизнула длинным розовым языком вымазанную алым руку. Неспешно подняла мерцающий прицельно-огненный взгляд на него. - Ты знаешь ведь, чего мне хочется больше всего на свете. - Юри остановила взгляд на нем, рот раскрылся, из него полилась на пол розовато-алая слюна. - Ты знаешь, чего я хочу. Что нужно. - Мраморная россыпь оскаленных острых зубов впечаталась в сознание. Человек еле устоял на ногах. Волна мрака дробила его сознание и выжигала разум. ...Юри облекала в себя весь мир. Паутиной расходились от нее по краям комнаты нити изображения комнаты, гнулись, преломлялись, будто в цветном, напоенном туманном зловещем солнцем в дымке, витраже... А она шла вперед, стягивая весь этот узелок из картинок прямо, и вплотную к нему. Человек болезненно закусил губу, и в муке ощутил, как горит болью, смыкаясь в нем с шумом тысяч других ручейков, невидимая страшная рана. Человек закрыл, захлопнул накрепко глаза. Зажмурился. И это движение отозвалось в нем алой вспышкой. Он ощутил движение за пылающим барьером век... Он видел, как в руках у девочки был, появился он... Словно из ниоткуда вновь длинный и острый клинок. Юри тяжело и черно выплеснула изо рта улыбку... Она не вмещалась на небольшом лице. А оно было полу-развалено от этого пылающими кровью трещинами. А выражение лица... Жуткое, твердое и жесткое как камень, стянувшее рот в напряжении, и не ее, а чье-то еще, это движение чужой и черной силы, растягивающее рот - чудовищное и дикое... Юри улыбалась, а глаза ее хлюпали, хрипели, вращались и бултыхались в глазницах, заливая мир, вокруг какими-то вдруг приходящими в него, по ее зову, вспыхивающими вокруг цветами мрака... И он снова видел мысленно, и с внутренним ледяным ужасом, как заносится над нею нож... От Юри стелился в воздухе проходящий резонансный в его сознании тяжелый, непонятный страх... Что-то сокрыто-чудовищное смотрело на него из черных глубин этой изуродованной, страшной, и закрытой от других души. Он, судорожно дернувшимися мышцами, в нечеловеческом усилии выплеснул, вырвал из себя в одном движении все жилы, выплескивая в броске, мобилизуя все, что в нем оставалось. ...Он, став одним комком из лопающихся от животного и непонятного страха нервов, ринувшись, и сжигая их в противостоянии, стремительно шагнул вперед, и перехватил, удержал у запястья ее чуть вниз сдвинувшуюся, готовую к этому руку... Он вытащил нож из цепких, и слабеющих пальцев. ...И мигом жутко застывшая перед ним Юри обмякла в его руках. И он отчаянием пронизывал взглядом ее лицо... Он видел. Видел... Все рухнуло. Лицо Юри вдруг стало бледнее обычного... Пальцы ее задрожали. Взгляд заметался. Она поднесла к лицу руки, разглядывая их. - Нет... Нет. - Юри дрожала, шипела, бормотала, шептала, все быстрее, и быстрее, неостановимым лавовым, лавинным, набирающим мощь потоком. - Нет... Нет... Нет... Нет... - Она впилась руками в лицо с такой силой, что брызнула кровь из под процарапавших плоть ногтей. Он видел, как она с надеждой ищет сейчас что-то, в пограничье между ее черным приступом и ужасающей реальностью. И Юри, на его глазах, нашла его. Она лихорадочно и мертво принялась искать у себя нож. Человек стиснул его в руке, чувствуя, как кусает его пальцы от холода лезвия, и завел его за спину. Юри в черном безумном движении запрокинула голову, обнажив белую шею... Человек слегка шагнул назад, все еще готовый помешать ей, и удержать при случае вновь ее руку... Юри обернулась. Она огляделась, и впилась взглядом в алый круг. На то, что осталось от маленькой тушки. Она съежилась, и, осев на пол, прижав руки к лицу, давимым от слез криком закричала. Он с силой сотряс ее за плечи, заставив ее смотреть в глаза. Юри с ужасом встретила его взгляд. К нему пришло понимание: Еще немного, и она убила бы себя. - Извини... Извини! - Она слепо, неловко бросилась к нему, и стиснула руки в объятии, ища защиты. ... И человек почувствовал, как перед глазами, снова, набирая мощь и силу, развились, раскачиваясь, набирали мощь, темные жабьи круги. Все вновь исчезло. И с него как будто резко начали сдирать кожу. Прикосновение Юри заставило внутренне его реветь от боли. Он не выдержал, и, подняв голову, издал сквозь зубы свой стон. И крика этого никто не слышал. И не видел разбрызгиваемой до потолка его, и дальше, дальше, и в бесконечность, крови... Юри неспешно отстранилась от него. Рука ее ослабла... И боль тоже исчезла. Человек, шипя от боли, покачал головой. - Я здесь, я рядом... Но Нацуки... Нацуки убьет тебя... - Все кончено. - Юри дрожала, как в лихорадке, метаясь взглядом из стороны в сторону. - Так дай мне умереть. - Не дам. - человек покачал головой. Он почему-то был убежден, что нож не у нее. Она не сможет. - А ты жестокий человек... - Юри села за парту. Человек хотел было открыть рот. - Что... Но Юри не дала ему договорить. - Не надо. Подожди... Мне надо... - глаза ее забегали по комнатным окнам и по стенам. Зрачки ее были сильно расширены. Человек молчал. Юри подобрала руки, и, слегка согнувшись, опустила сложенные домиком пальцы себе на колени. Наступила тишина. Только, казалось, подрагивали окна от тихого юриного дыхания. - Он здесь. Глаза ее в ужасе расширились. Человек настороженно нахмурился. - Он смотрит на это... На все. Он здесь. И ему... нравится... Человек ощутил покалывание в животе. Голос вновь звучал отстраненно. И не было в ней и следов только что наблюдаемой им паники. Юри провела рукой по краешку парты. Тонкие пальцы огладили собою краешек. Она встала. Усмехнулась, отошла слегка назад, и уселась прямо на парту. Человек смотрел на нее. - Нет уж опор, и нет преград... Спокойный и очень тихий, отстраненный голос. Внезапно взгляд ее остановился на нем. Глаза опять дрогнули, и раздулись... - Он здесь... Я чувствую его... Здесь все его. Юри задумчиво подняла искаженный взгляд вверх... И сделала стремительный шаг вперед. Бросилась на него. Она прижалась к нему, и на мгновение лица их соприкоснулись. Все случилось в мгновение ока. И прежде, чем он успел что-либо сделать, лицо Юри исказилось вдруг маской восторга и боли. Глаза опять расширились, а тонкая, небольшая полоска рта окрасилась красным. Она раскрыла рот, и взгляд ее остановился на нем... Юри осела. И прежде чем она окончательно упала, заливая все вокруг своей аловатой кровью, человек заметил в своих выставленных вперед руках блестящее сыто лезвие. И огнедышащую алую рану на груди Юри, протягивающую к нему свои алые нити... Человек остался стоять. Тишина оглушила его, и бросила тут одного. Голова его закружилась. Перед глазами плыло остывавшее на полу в крови громоздкое тело. Оно было привалено к столу, и глаза, стекленея, в последнем умирающем отчаянном усилии глядели на него. Все кончилось.