Мир плоский, и это — его край

Цзян Чэн решил, что время пришло. С тех пор, как Вэй Усянь приехал к нему весь в слезах, прошло уже два дня. Этого ведь хватает для того, чтобы пережить расставание, залатать душевные раны и подготовиться к конструктивному диалогу? Не может же Цзян Чэн постоянно оставаться в неведении и не знать, из-за чего весь сыр-бор! Вэй Усянь всегда был болтливым и открытым человеком, а тут уже пару дней обходит скользкую тему стороной и даже слабым намеком не обмолвился. Нет, не то чтобы Цзян Чэну было интересно. Просто должен же он знать, в чем, собственно говоря, дело. Весь вечер он выжидал подходящего момента. Приготовил на ужин штрудель (а что? Он ведь взрослый человек, может и яблочный пирог себе на ужин позволить), поставил бутылку вина на видное место, достал салфетки и обезболивающее. Последнее пригодилось бы на тот случай, если разболится голова. У самого Цзян Чэна или Вэй Усяня — не так уж важно. И, несмотря на все эти ухищрения, его брат оставался нем как рыба! Заперся в ванной, объявив, что у него сегодня «банный день» и он «покажет Цзян Чэну, что такое космические счета за воду». Как следует выругавшись и объяснив Вэй Усяню, что он тот еще придурок, Цзян Чэн принялся терпеливо ждать. А заодно налил себе в бокал немного вина, отрезал кусочек штруделя. А то пока этого несчастного дождешься — и пирог остынет, и вино нагреется. — Гуль тебя дери! — раздался вопль из ванной. — Ты почему не сказал, что у тебя тут мыло такое?! — Это еще какое такое?! — крикнул в ответ Цзян Чэн. — Чем тебе мыло не угодило?! — Так оно!.. Мало того, что женское, так еще и стоит сорок баксов!!! — Оно унисекс, придурок! — Мыло от прада, а придурок я?! Это расточительно! Я отказываюсь пользоваться этим! И вообще, прада? Серьезно? Ты не мог выбрать что-то менее попсовое? Цзян Чэн тихонечко скрипнул зубами, но в ванной этого, конечно же, слышно не было. — Не нравится — так не пользуйся. Чего пристал-то вообще? Мыло и мыло. Пахнет приятно, отвали. — В смысле мыло и мыло? Его лимитированной линейкой выпускали несколько лет назад, а сейчас уже сняли с продажи. Их сейчас только коллекционеры всякие собирают. — А ты откуда это знаешь? — нахмурился Цзян Чэн. Ответом ему было молчание. Вот странный человек: сначала обвиняет ни с того, ни с сего, да и непонятно в чем. А сам ни объясниться не может, ни веские аргументы привести. — Лань Чжань очень любит всю эту парфюмерию… Я ему на нашу прошлую годовщину искал это мыло, — голос из ванной звучал слегка приглушенно. По всей видимости, Вэй Усянь намеренно включил душ, чтобы его было хуже слышно. — А я что? Я в этих мылах ни черта не понимаю… Цзян Чэн удивленно моргнул, потянулся к бокалу с вином, сделал несколько глотков. Подобные увлечения совсем не были в духе Лань Ванцзи. Тот никогда не питал никакой привязанности к элементам роскоши, да и сам по себе предпочитал не перегружать свой образ. Что в одежде, что в жизни, что в своем поведении Лань Ванцзи придерживался очень аскетичного и минималистичного стиля. Пристрастие к парфюмированному мылу сюда совершенно не вписывалось. Практичная и реалистичная часть Цзян Чэна подсказывала ему, что что-то здесь не так. — Ну, похоже, с прошлой годовщины знания у тебя все же остались. Что-то да понимаешь, — отмахнулся Цзян Чэн. Ему вообще весь этот разговор казался каким-то странным. — Да если бы! Только про это мыло и запомнил, — отозвался Вэй Усянь. — Сам-то я таким не интересуюсь. Хотя Лань Чжань всегда говорил, что с моим типом кожи следовало бы об этом позаботиться. Но мне как-то не хотелось заморачиваться. Да и некогда. Представь себе стопку студенческих работ, которая набирается за неделю. А их еще и проверять надо… — Всего-то, — буркнул Цзян Чэн. — А с кожей-то что? — А?.. Какой кожей? — Твоей, балда! Ты же сам сказал, что с твоим типом кожи бла-бла-бла… — А! Это! Ну… — звук воды в ванной наконец затих, оттуда теперь слышалось только неясное копошение. — Сухая она у меня очень. В детстве не особо чувствовалось, а потом как-то… Мы ведь с тобой и Яньли росли в немного другом климате, ближе к востоку. Там и воздух более влажный, и море рядом, и рек много! А когда уехали учиться и остались тут… Да сам знаешь! Воздух суше, грязи больше. Вэй Усянь замолк ненадолго, дверь из ванной открылась. Оттуда показался силуэт мужчины, который вальяжно прошел к Цзян Чэну на кухню. — Я там это, твою спортивную одежду одолжил, ничего? С собой-то не взял ничего. — Забей, — кивнул Цзян Чэн. — Ну переехали, кожа сухая и что? Ты на полуслове-то не останавливайся. — Так и все! — всплеснул руками Вэй Усянь, плюхнувшись на соседний от брата стул. — М-м-м! Штрудель! Выглядит замечательно, А-Чэн. Никогда не думал из адвокатов в повара переквалифицироваться? — Не надо лебезить. — Я и не! Излагаю сухие факты. Вздохнув, Цзян Чэн налил и в бокал Вэй Усяня вина. Сам тем временем устроился поудобнее и чуть откинул голову назад. — У вас ведь дома мыло всегда оливковое было, — внезапно вспомнил Цзян Чэн. — Э-э-э, да? — удивленно переспросил Вэй Усянь. — Да обычное оно было. На жировой основе или как его? Не особо в курсе, из чего там мыло делают. — Ага. Ты же меня к себе в гости звал всегда, сам никогда не приходил ко мне из-за собак. И у вас дома всегда было оливковое мыло. — Ну было и было. Мылами и всеми этими вкуснопахнущими штуками заведовал Лань Чжань. — …Оливковое мыло хорошо подходит для сухой кожи. Гуль тебя дери, да почему ты такой бестолковый? — …Эм. Цзян Чэн вздохнул и едва удержался от того, чтобы не закатить глаза. Теперь все встало на свои места. Не у Лань Ванцзи была страсть к парфюмированному мылу и его экзотическим видам. Это у бестолочи Вэй Усяня была сухая кожа, и его драгоценный парень решил взять на себя заботу о ней. Сам бы Вэй Усянь вряд ли бы занялся этой проблемой, да и вообще бы не стал разбираться во всех этих мылах. По крайней мере, точно не для себя. Он был готов сделать что угодно и разобраться в чем угодно, когда дело касалось его близких. И почти никогда — для самого себя. Но было ли это важно, когда у Вэй Усяня был Лань Ванцзи, который готов был вместо него ухаживать за сухой кожей, разбираться в мылах и оберегать от всякой бытовой ерунды? А еще Цзян Чэн подумал о том, как глупо получилось все. Вэй Усянь всегда старался участвовать в его жизни: в гости звал, про свою работу байки травил, со всеми праздниками первый поздравлял, помогал обустроить адвокатское бюро, подтолкнул поближе общаться с Мо Сюаньюем… А Цзян Чэн не помнит, когда последний раз видел его у себя в квартире, помимо этого случая. — Чего вы с Лань Ванцзи поссорились? Или расстались, что у тебя там… — больше не растрачиваясь на пустые разговоры, Цзян Чэн решил спрашивать в лоб. Вэй Усянь от такой беспрецедентной прямолинейности подавился пирогом и закашлялся: — Кхе! Твою мать, Цзян Чэн! Кх-кхе! Да ну тебя! Хоть бы немного о моей жизни побеспокоился. А я ведь мог бы сейчас подавиться и умереть! И что бы ты тогда делал? — Лань Ванцзи бы позвонил. Он бы твой труп забрал, да похоронил со всеми почестями. Того смотри, и храм бы в твою честь еще построил. От темы не уходи. Что у вас? — … — Ну давай уже. А то я сейчас у тебя вино заберу. Будешь штрудель с чаем есть! — Ладно! Не надо вино. Понял я. Ты не отстанешь, да? — Да, — важно кивнул Цзян Чэн и подлил себе и брату еще вина в качестве маленькой награды за то, что тот наконец поддался. — Рассказывай. Вэй Усянь нервно вздохнул, повел плечами и приложился к бокалу. И только осушив его до дна, начал говорить: — Оно само как-то так вышло. Все началось месяц назад. Выходные, у нас обоих куча работ от студентов. Лань Чжань еще и двоих дипломников в этом году готовит. Работы, в общем, непочатый край. Мы и остались на все выходные дома. А Лань Чжань нервный какой-то был… Весь в своих мыслях, как будто и не слышал меня. Еду стал пересаливать, заметки студентам писал слишком уж мягкие. И у нас никакого… Ну. Интимной жизни, в общем, никакой. Раньше стоило мне только вздохнуть — и он уже готов! А тут я перед ним и так, и этак кручусь — никакого эффекта. Просто не реагирует. Ладно бы сказал что-нибудь, так нет же! Просто игнор, понимаешь? Меня это уже и раздражать начало! Спрашиваю напрямую — говорит, что все хорошо. Пытаюсь намеками узнать правду — опять игнорирует. Ну, думаю, ладно. Может, из-за работы так? Нам и раньше приходилось за раз много домашки проверять, это не впервой. Но я решил, что мало ли? Устал, может, человек! Всякое-то бывает. А потом начались будни. Я, как обычно, каждый перерыв к нему на кафедру захожу. А его там почти нет. Как ни посмотрю — постоянно где-то со студентами пропадает. При том, с конкретными. Я у их группы тоже преподаю, знаю их. Лань Чжань всегда был человеком, который готов прийти на помощь в трудную минуту. Но обычно он и со мной всеми проблемами студентов делился. Вместе-то справляться проще! Да и я чаще вызываю больше доверия у студентов. На следующие выходные он просто уехал к семье. Я предлагал поехать вместе, но он посмотрел на меня почти испуганно и отказался. Ты представляешь?! Он испугался, что я могу поехать с ним! Снова будни, снова молчание… И… Был у нас секс. Один раз за месяц. Он весь дрожал. Мы даже не закончили. Он потом в конце воздуха побольше в грудь набрал, видно, что сказать что-то хочет… Да так и застыл. Ничего не сказал. И так весь месяц, А-Чэн! Ах, черт… Сейчас, подожди. Я… Да… Да, вдох-выдох. Все, полегчало. Не могу я так. Ему явно стало плохо со мной, некомфортно. А я что… Зверь какой? Лань Чжань бы первый вряд ли решился разорвать эти отношения. Он… Он все же очень тонко чувствует, побоялся бы причинить мне боль… Я ведь совсем ему не подхожу, ты и сам нас знаешь. Мы как лед и пламя. Я... Подумал, что досаждаю ему своим присутствием, а он не может об этом поговорить. Ну как человеку можно сказать, что его любовь для тебя оскорбительна?! Вот я и взял всю ответственность на себя. Да только храбрости в лицо сказать не хватило. Оставил ему записку, что так больше продолжаться не может, мне жаль и все такое… Сгоряча написал ему там всякого… Что смелости у него самого не хватает и что… Ай, ладно! Чего ворошить! Написал и написал. Сам только сильнее расстроился из-за всего этого. Так и ушел… Убежал. Пытался собрать свои вещи, но у меня сердце разрывалось каждый раз, когда я клал что-то в сумку. Так и бросил все там… В беспорядке, с раскиданными вещами и этой глупой запиской! Честное слово, А-Чэн, я себя таким трусом еще ни разу в жизни не чувствовал! Ну, а что я еще мог? Вэй Усянь замолк, взгляд опустил в пол. Подставил бокал Цзян Чэну, да тот удивленно застыл и не отреагировал. Вздохнув, он сам налил себе еще вина, выпил залпом. — Он не заслуживает того, как я с ним поступил, — тихо прошептал Вэй Усянь. — Но мне смелости не хватит встретиться с ним и нормально объясниться… — Да и к гулям его! — внезапно вспыхнул Цзян Чэн. — Ты-то чего себя винишь?! Ну сбежал на эмоциях, так хоть не мучал его неведеньем! Сопли вытри. Салфетки вон на столе. Вэй Усянь! А ну посмотри на меня! Я кому говорю?! Вэй Усянь шмыгнул носом, взял со стола салфетки, послушно вытер сопли. — Да я ничего… — пробормотал он. — Мне за Лань Чжаня больно, не за себя. — Сдурел, что ли?! Ты эту свою ахинею, давай, сворачивай. Штрудель жуй, вино пей. Купим тебе это твое оливковое мыло сюда, чтобы кожа не сохла. И за вещами съездим. Хочешь, Яньли позвоним? Она тогда с нами поедет. — Не надо Яньли! — при упоминании сестры Вэй Усянь перестал выглядеть так уныло. В грустных и заплаканных глазах проскользнула едва заметная радость. Цзян Чэн в этот момент понял — надо, еще как надо. — И без нее справимся. Да. Все, А-Чэн. Честное слово, все. Я в порядке. Цзян Чэн кивнул, больше не найдя других слов. Спустя пару минут молчания, Вэй Усянь неуверенно спросил: — Ты на меня не злишься? — Злился поначалу. Но сейчас — нет. — Ну и хорошо, вот и славно… Улыбнувшись, Вэй Усянь выдержал небольшую трагическую паузу, а потом с хохотом добавил: — Потому что я собираюсь сегодня снова оккупировать твою кровать! Хочешь — сам на диване спи! — Да чтоб тебя!.. Я обещал позвонить Лань Ванцзи, если ты умрешь. Так вот, смотри, я уже набираю!.. Прямо сейчас в этом доме точно появится один труп, и это буду не я! Вэй Усянь, больше не сдерживаясь, звонко рассмеялся и увернулся от подзатыльника, который был направлен прямо на его несчастную голову. Цзян Чэн сначала тихо цокнул, нахмурился. А потом, глядя на то, как смеется его брат, и сам не смог удержаться. Глупо хихикнул и тут же пристыженно прикрыл рот рукой. Когда Вэй Усянь начал икать от смеха, Цзян Чэн наконец позволил себе вздохнуть от облегчения и, испытывая чувства наподобие стыда и неловкости, широко улыбнулся.