***
Иногда в жизни бывают такие моменты, когда ничего особенного не происходит. Стрелки на циферблате часов вращаются все также монотонно, чайник свистит до невозможности противно, сестра улыбается широко и искренне, чай, самый обычный, из пакетика, наполняет комнату запахом полевых цветов и тыквы. Апельсины, у которых сейчас не сезон, слегка кислые, и жевать их не так уж и вкусно. Один проигрыш в монополии, одна победа… Фильм с любимым актером Цзян Яньли, недовольное сопение Цзян Чэна из-за этого (если бы у него было право голоса, он бы сказал, что ненавидит этого актера). И все это как по отдельности, так и вместе не является чем-то экстраординарным. Но прямо сейчас, в этом месте и в эту минуту, Вэй Усянь не чувствует ничего, кроме любви. К сестре и брату, к тому, как они смеются, к тому, как Цзян Чэн сдерживает себя, чтобы не закатывать глаза по нескольку раз подряд. К тому, как Цзян Яньли моргает сонно и устало, отводит плечи назад, пытаясь их немного размять. …Просто к тому, что у него это есть. Вся та грусть, что накопилась в нем, сейчас стала маловажной, неактуальной, второстепенной. На ее месте теплились умиротворенность и ощущение собственной полноценности. Словно этот вечер помог ему закрыть дыру в собственном сердце. Может, так оно на самом деле и было. — А-Лин уже спит, — Цзян Яньли пролистывает последние сообщения у себя в телефоне, а потом начинает печатать ответ. — Может, и нам пора? Цзян Чэн кивает: — Я отвезу тебя обратно. — Ли-цзе, не надо обратно, — Вэй Усянь поджимает нижнюю губу и голосом капризного ребенка продолжает: — останься с нами. Твой муж и сын видят тебя каждый день, а мы… Совсем брошенные! Останься. Мы с Цзян Чэном можем на диване спать. Цзян Яньли тихо рассмеялась, на секунду представив, как эти двое ютились бы на диване в гостиной. Это Цзян Чэн еще не успел ей пожаловаться о том, что один наглец и без того повадился занимать его кровать. — Тогда ты сам будешь объяснять А-Сюаню, почему я не вернусь домой, — в уголках глаз девушки спрятались маленькие хитринки, которые в совокупности с ее улыбкой придавали ей вид затаившейся лисы. — А что ему объяснять? Счастьем надо делиться! — Тогда я сейчас позвоню ему, и ты повторишь это снова. Пока Вэй Усянь пытался придумать достаточно убедительную отмазку для того, чтобы не говорить с Цзинь Цзысюанем, Цзян Яньли уже успела набрать его номер и поставить звонок на громкую связь. — Да, моя принцесса? Цзян Чэн и Вэй Усянь одновременно несдержанно и весело фыркнули. Принцесса! Этот павлин умеет удивлять. — Кхм, — сдерживая улыбку, Вэй Усянь придвинулся поближе к телефону. — Не то чтобы меня нельзя было назвать принцессой… Но даже если так, то явно не твоей. — Вэй Усянь?! — голос Цзинь Цзысюаня хоть и звучал возмущенно, но приглушенно и как будто шепотом. Яньли была права, когда говорила, что их малыш уже спит. Мужчина действительно очень старался вести себя тихо. — Почему ты звонишь с номера Яньли? — Чтобы поговорить с тобой! Что за глупый вопрос… Через динамики телефона было слышно, как Цзинь Цзысюань оглушительно страдал. Он не мог говорить громко, не мог ругаться с Вэй Усянем (разве может он расстраивать жену?) и был вынужден выслушивать вот это. — Говори. — Ли-цзе собирается остаться у нас на ночь. Уже довольно поздно, так что сегодня, по всей видимости, тебе придется спать одному. Просто хотел тебя предупредить, чтобы ты ее не ждал и не волновался. Послышался глубокий вдох, потом короткое молчание, а потом очень тихий выдох. — Дай телефон Яньли. — Я здесь, — незамедлительно отозвалась девушка. — Почему ты заставляешь меня говорить с ним? Ты могла бы и сама позвонить. Я в любом случае не собираюсь ничего тебе запрещать. — Я знаю, — улыбнулась она. — Просто это была идея А-Сяня, так что я подумала, что и ему нужно сообщить об этом тебе. — Ясно, — еще один тихий вздох. — Тогда… до завтра? — Я напишу тебе утром, — она незаметно поправила прядку волос, глядя на экран смартфона, где было написано имя ее мужа, теплым взглядом. — Добрых снов. — Спокойной ночи! — вклинился Вэй Усянь. — Ты можешь обнимать ее подушку, чтобы тебе не было так одиноко! — А-Сянь… Из динамиков послышалось невозмутимое: — Именно так и сделаю. Добрых снов. И на том разговор был окончен. Вэй Усянь с глупым лицом уставился на Цзян Чэна, пытаясь понять, что произошло. Он ведь хотел подразнить Цзинь Цзысюаня, но тот отреагировал совершенно не так, как предполагалось. — Он тебя обыграл, — хохотнул Цзян Чэн, наблюдая за замешательством Вэй Усяня. — Ли-цзе, у тебя абсолютно бесстыжий муж… — Может быть, — Цзян Яньли улыбалась то ли смущенно, то ли довольно. — Он никогда не был таким плохим, как ты о нем думал. Вэй Усянь был готов спорить об этом, но не стал. У его сестры было просто слишком большое и доброе сердце. Даже когда этот павлин отказал ей в первый раз, она не злилась на него. Когда он демонстративно отвергал ее чувства и сбегал с назначенных свиданий… Она никогда не упрекала его этим и не держала на него зла. Какое все же ужасное чувство, эта любовь. И какие она ужасные вещи творит с человеком. Вэй Усянь все же предпочел бы не знать, что кто-то называет его сестру принцессой и обнимает подушку с мыслями о ней. Цзян Чэн, хоть и никогда бы не признался, но был солидарен в этом вопросе с братом. — Перестань ее донимать, — фыркнул Цзян Чэн, поднимаясь со своего места и убирая посуду со стола (да, сегодня готовил Вэй Усянь). — Цзецзе, ты уверена, что хочешь остаться? Если это только из-за того, что этот наглец надавил на тебя… Цзян Яньли не дала ему продолжить: — Вовсе нет, А-Чэн. По правде говоря… Я рада сегодня остаться у вас. Быть мамой — сложно. С вами же мне легко. К тому же, А-Сянь сейчас нуждается в нас. — Ли-цзе, должно быть, очень устала… Как насчет, почаще сбегать от своего мужа к нам? — От своего мужа и сына, — поправила его девушка. — Если будет случай, почему нет? — Я думаю, ты не совсем правильно поняла… Не нужно использовать повод и случай! Мы можем сами их создать. Когда ты чувствуешь, что слишком устала или просто хочешь отдохнуть от всего этого… Ты могла бы приезжать к нам. — Это было бы не очень честно… — А ты никому ничего не говори! — перебил ее Вэй Усянь. — Не надо ничего объяснять ни нам, ни мужу, ни кому бы то ни было еще… Ты можешь написать мне какую-нибудь секретную фразу, и я создам для тебя повод выбраться на вечер из дома. — Я чувствую в этом аферу, — пробормотал Цзян Чэн. — Так оно и есть! — радостно отозвался Вэй Усянь. — Ли-цзе, что скажешь? — Думаю, А-Чэн как юрист должен пояснить нам, какое наказание предусмотрено за аферизм. — Хм… Одни крепкие объятия и кастрюля супа? — И круассаны Цзян Чэну, — шепотом подсказал Вэй Усянь. — Эй! — Объятия, суп, круассаны… Думаю, что смогу расплатиться за это маленькое мошенничество… — Вот и отлично! Ли-цзе… Давай секретной фразой будет малиновый джем и кунжутная посыпка? — Хватит! — вскипел Цзян Чэн, даже оторвавшись от мытья посуды и развернувшись к ним в пол-оборота. — Я чувствую, что вы меня дразните, и мне это не нравится! Цзян Яньли могла ответить на это только ободряющей улыбкой. В самом деле, что такого постыдного было в круассанах?***
Вопреки своим словам о том, что он может и на диване спать, Вэй Усянь не смог там долго оставаться. Хоть и прошел уже не один день, но в гостиной по-прежнему очень явственно пахло собаками, а диван и вовсе казался чуть ли не вражеской территорией. Так что Вэй Усянь покрутился там полчаса, пару раз пихнул локтем в бок Цзян Чэна, чтобы тот храпел потише, смял всю простынь, а потом поднялся и направился на кухню. Бросив подушку на маленькую угловую кушетку, он кое-как пристроился там. Это было не особо удобно, но значительно спокойнее, чем на диване. А к Цзян Яньли в комнату он бы, несмотря на все свое бесстыдство, не решился пойти. Он слишком уважал и любил свою сестру, чтобы позволить себе нагло вторгнуться в ее личное пространство посреди ночи. Благодаря всему этому на утро у Вэй Усяня болела спина из-за неудобной позы, а Цзян Чэн смеялся над ним еще минут двадцать, после того как увидел спящим на кухне. Цзян Яньли была к нему милосерднее и смеяться не стала, лишь улыбнулась. — Никакого сочувствия в этом доме… — причитал Вэй Усянь, разминая затекшую спину. И хоть он и пытался звучать оскорбленно и недовольно, в груди у него приятно покалывало, когда он мог наблюдать за веселящимися с самого утра братом и сестрой. Выезжать из дома пришлось немного раньше привычного. Утро выдалось необычно холодным, на улице был ливень, а завывание ветра было слышно даже в доме. Цзян Чэн не гордился собой, но, помимо того, чтобы отвезти домой сестру, он предложил подбросить и Вэй Усяня до университета. Цзян Яньли, к слову, выглядела сейчас несколько лучше, чем вчера днем. Плечи ее были расслаблены, а взгляд живой и яркий. Усталость, которая раньше читалась в каждом ее жесте, исчезла. Она снова выглядела бодрой и несомненно прекрасной. Все утро она улыбалась и, после того как позвонила мужу, начала еще и переписываться с ним. Судя по всему, эти двое успели соскучиться друг по другу всего за один вечер. Прощаясь с сестрой, Вэй Усянь напомнил ей о секретной фразе и подмигнул. С Цзян Чэном же он прощаться не стал. А смысл? Все равно вечером снова увидятся. — Может, ты меня потом еще и обратно домой заберешь? — поинтересовался Вэй Усянь, когда машина остановилась на парковке университета. — Даже не мечтай, — беззлобно бросил Цзян Чэн. — Но там действительно холодно! А если к вечеру не распогодится, то что тогда? — Тебе до метро отсюда две минуты. — Это да! Но зато от метро до твоего дома все пятнадцать! Цзян Чэн вздохнул, бросил на него недовольный взгляд через зеркало заднего вида и слабо кивнул. — Как замечательно! Я знал, что в душе ты самый добрый человек на свете. Хорошего дня, А-Чэн! — сказал Вэй Усянь и громко хлопнул дверью машины на прощанье. Цзян Чэн по какой-то причине не стал на него за это злиться. Возможно, он еще сам не отошел от этой маленькой семейной эйфории. … Вэй Усянь чувствовал себя так, будто снова был готов на подвиги: гоняться за студентами по коридорам и возить обеды-ужины Цзян Чэну на работу. Ровно до того момента, как появилась необходимость зайти на кафедру. Утренние лекции всегда тяжело давались что Вэй Усяню, что студентам. Так что он решил приободрить и себя, и группу, у которой сейчас вел занятия, парой стаканчиков кофе. Да так и замер на входе, забыв и про пары, и про то, что хотел вскипятить воду. На его стуле лежала безупречно сложенная теплая кофта, а рядом с ней зонт. На столе же — несколько белых роз и аккуратно свернутый листик бумаги. Ему понадобилась вся смелость, чтобы подойти поближе и просто рассмотреть эту изумительную композицию. Сердце его ухнуло куда-то вниз, и на место той теплой и успокаивающей любви, что подарили ему брат с сестрой, пришла другая, болезненная. Получить подобный знак внимания — приятно. Но мысль о том, что это сделал теперь не его человек, перекрывала все хорошее, что было до этого. Нервно и прерывисто вдохнув, Вэй Усянь потянулся к записке на столе. Раскрыл ее и непонимающе уставился на рисунок. На листке не было ни единого слова. Зато там был нарисован грустный человек, что сидел рядом с разрушенным домом. Ни звезды, ни луна ему не светили. На чистом, почти черном небе не было совсем ничего. А на бумаге даже не было красок… Все линии четко выведены черной ручкой. Вэй Усянь как стоял, так и сел. И что ему теперь прикажете с этим делать?