* * *
Так начался первый год близнецов в Хогвартсе. Восхищенные и жаждущие знаний, они впитывали информацию, как губки. Когда первое оглушающее впечатление прошло, близнецы вгрызлись в учебу, стремясь стать лучшими во всем. Том — в силу врожденной гордыни, как, собственно, и Магдалина, хотя она и пыталась найти этому более благозвучное объяснение. Первое время они учились красиво писать перьями, изводя десятки страниц прописей и мучаясь от боли в запястьях. Но когда дело дошло до практики, оказалось, что палочкой гораздо проще управлять, если уже разработал руку, вырисовывая разнообразные закорючки. На зельеварении их учили правильной нарезке ингредиентов, настолько мерзких на вид, что Том только на чистом упрямстве выполнял задания декана, не переставая удивляться, почему Магдалина влюбилась в этот предмет с самой первой лекции. Он списывал это на девичью натуру, ведь и копалась в земле с абсолютно непривлекательными кустами она тоже с восторгом. Иногда он радовался тому, что сестра не могла слышать его мысли, потому что, узнай она, что он списывает ее успехи в зельеварении на то, что женщине положено уметь готовить, пустила бы на удобрения своим любимым аморфофаллусам. Начавшиеся практикумы по волшебным наукам привнесли в жизнь близнецов не только первый восторг от левитируемого перышка или первой спички, превращенной в корявенькую иголку, но и километры эссе, которые вызывали у Магдалины жуткую головную боль. Она совершенно не умела растекаться мыслью по древу, выписывая необходимый объем, с чем легко справлялся Том. Играючи строя многоуровневые предложения, не содержавшие ничего, кроме воды, он ухитрялся не только исписывать свитки пергамента целиком, но и получать высокие оценки от преподавателей. Хватаясь за голову, девочка часами перечитывала сочинения брата, пытаясь понять логику его работ. Взыгравшая гордость не позволяла принять его помощь, и Лина продолжала проводить вечера в библиотеке, снова и снова переписывая злополучные эссе. Со временем близнецы определились в своих сильных сторонах, перестав невольно соревноваться друг с другом. Магдалина могла сварить почти любую бурду из учебника зельеварения. Ее слушались растения: даже крайне вредные и вонючие кирказоны, кажется, вели себя приличнее, если она негромко разговаривала с ними, пока занималась сбором ядовитого сока или подрезала разросшиеся листья. Чары и трансфигурация лучше давались Тому, который обладал более тонким чутьем и принимал волшебство, как неотъемлемую часть себя. Ему нравилось плести заклинания и изменять реальность. Профессор Лингрейм отмечал его на уроках чар, часто повторяя, что при должном старании в будущем у него есть все шансы на мастерство. А профессор Дамблдор жалел Магдалину, упорно зазубривавшую каждую непокорную формулу, и иногда помогал ей разобрать материал, который девочке ни в какую не давался. Друзей среди однокурсников близнецы не завели, как и раньше предпочитая общество друг друга. Они ровно общались со всеми членами факультета, больше слушая и запоминая, чем рассказывая о себе. Конечно, они не могли не узнать о весьма специфическом отношении чистокровных волшебников к магглорожденным. Но за все время учебы они еще ни разу не сталкивались ни с оскорблениями, ни с издевательствами. Однажды Магдалина не выдержала и насела на Марту с расспросами, на что та только пожала плечами: — Зачем нам на вас кидаться? — она посмотрела на нее, как на блаженную. — Те, кто на самом верху, наследники родов, о вас и знать не знают. Кто вы такие, чтобы наследник Блэк или наследница Кэрроу на вас время свое тратили? А тем, кто попроще, и того сильнее дела нет. Пока вы порядки маггловские не насаживаете и в дела благородных не лезете, никто вам и слова не скажет. Такой расклад вполне устраивал Магдалину, стремившуюся спокойно жить и строить очередной простой и понятный план на будущее. Однако Тома влекли тайны магической аристократии и древних родов. Он мечтал войти в этот узкий привилегированный круг и как следует изучить его изнутри. Впрочем, ему хватало ума не лезть к наследникам с расспросами и не навязывать им свое общество. Поэтому пока он изучал лордов издалека — по книгам в библиотеке. Загоревшись идеей о собственном благородном происхождении, Том часами листал архивы выпускников Хогвартса, безуспешно ища отцовское имя и фамилию. Магдалина быстрее смирилась с грустной правдой жизни, когда вместе с братом просмотрела альбомы вплоть до 1815 года. — Мы же знали, что так и будет, — говорила она расстроенному брату. — Мы ничем не хуже них, просто мы обычные. Том, не веря сестре, вновь взялся за архивы, разыскивая имя матери. Не зная о ней ничего, он закономерно ничего и не нашел. Это разрушило светлую, еще детскую мечту, которую Том тщательно хранил от всей грязи окружающего мира. И это его подкосило. Магдалина никак не могла помочь брату, распространявшему вокруг себя волны отчаянной злости. Она просто находила его, прятавшегося в одиночестве в самых темных уголках замка, по крепкой нити, связывавшей их сердца. Находила и подолгу сидела неподалеку, читая учебники или повторяя задания, но не пыталась подойти и заговорить, потому что знала, что Тому нужно переварить свое разочарование самостоятельно. Он не просил, но она чувствовала. Это длилось до тех пор, пока, наконец, Том сам не подошел к ней, сидевшей на подоконнике в другом конце коридора, и не уткнулся лицом в ее плечо, безмолвно прося поддержки. Тогда Магдалина так же молча гладила его по спутанным темным волосам и невесомо целовала в висок, успокаивая его мечущееся сердце. А вот от другого своего желания — стать своим в высшем свете — гордый Том отказываться не собирался. И если это не доступно ему по праву рождения, то он добьется своего силой и умениями. С удвоенным рвением взявшись за учебу, он загнал себя до седьмого пота, попав в итоге в Больничное Крыло с истощением. Выслушав лекцию от декана о том, что “некуда спешить, мистер Реддл, вы познаете магию всего пару месяцев, а впереди у вас еще долгая жизнь”, Том, которому не понравились последствия истощения, решил сбавить обороты. Бледная, как смерть, Магдалина проводила у его постели все свое время. Она ничего ему не говорила, но Тому не требовалось лезть к ней в голову, чтобы понять, что сестра в ярости. Когда ему стало лучше, Лина просто сказала, что он чертов эгоист и может делать, что хочет, раз на нее ему плевать. И ушла. И не появлялась вплоть до выписки. И игнорировала его в гостиной, предпочитая сидеть в своей комнате, куда Том попасть не мог. Она обиделась на него, кажется, впервые в жизни. Даже тогда, когда в глубоком детстве он говорил ей гадости — чем сейчас не гордился, — сестра только молча смотрела на него, но никогда не злилась и не плакала. Сейчас ее поведение ему категорически не нравилось, но выловить Магдалину не получалось. Она уверенно избегала его, садясь отдельно на уроках и обеде, а все остальное время растворялась в замке. И самое паршивое — она закрылась от него. Ее мысли спрятались в ракушку из злости и обиды, не давая Тому и шанса понять, что именно он сделал не так. И мало ему было заскоков сестры, как в ее жизнь ворвался Долохов. С изяществом взрывопотама заскучавший Тони влез в рассорившуюся пару и непринужденно захватил внимание Магдалины. Теперь их повсюду видели вместе. Они вместе сидели на уроках, вместе обедали в большом зале, вместе ходили к Черному озеру. Конец итак невеликому терпению Тома настал, когда из окна замка он увидел эту щебечущую парочку. Магдалина сидела на расстеленной мантии, держа на коленях книгу, а смеющийся Долохов надевал ей на голову венок из ярких оранжевых листьев. Она выглядела такой счастливой, принимая внимание Тони, что у Тома засосало под ложечкой. Мелькнула ядовитая мысль, что сестра променяла его на этого лощеного выскочку, но он отбросил ее. Они же близнецы. Всегда друг за друга. Она просто не могла так поступить. На мгновение показалось, что Магдалина посмотрела ему прямо в глаза, безошибочно найдя его среди сотен окон. Том со всех ног бросился по коридору. К лестнице. На улицу. К ней. Но когда он оказался на берегу, задыхаясь после бега, их там уже не было. С каждым днем болезненная ревность грызла его все сильнее. Мысль избавиться от Долохова уже не казалась безумной. Ведь тогда Магдалина сама придет к нему. И все станет так, как было раньше. Однако с другой стороны, существовал риск того, что он потеряет сестру навсегда. И только это сомнение спасало жизнерадостного Тони, при одном взгляде на которого Том начинал скрипеть зубами от едва сдерживаемой ярости. Лелея свою злость, он избегал шумных сборищ других учеников. Предпочитал ходить в одиночестве подальше от гостиной. Методично прочесывать коридоры один за другим, страстно желая найти Магдалину и вытрясти из нее душу за то, что она так поступает с ним. Но одновременно с этим Том отчаянно боялся увидеть ее в компании Долохова и окончательно понять, что больше ей не нужен. В очередной вечер Том настолько погрузился в мрачные мысли, пока бродил по коридорам, что даже не сразу заметил ее тонкую ломаную фигуру, зябко жавшуюся к обледенелому окну. Магдалина смотрела на него покрасневшими влажными глазами. Мокрые дорожки слез блестели на впалых щеках. Гордыня подняла голову, нашептывая Тому пройти мимо. Но он подавил ее. Остановился. Подошел осторожно, словно боялся спугнуть. Облокотился на подоконник в двух шагах от сестры, глядя в окно. Они долго молчали. Том столько раз вел с ней диалог внутри себя. Ругался. Просил. Задабривал. А сейчас говорить было нечего. Он сжал челюсти. Посмотрел исподлобья. Почему она плачет? Мысли роились в голове. Выскакивали отдельными фразами. Он не умел успокаивать так, как она. Сделал шаг ближе. Она даже не смотрит. Сидит и сверлит темный коридор мокрыми глазами. Черное платье болтается на тощих плечах. Совсем перестала есть. Снова. Еще шаг, совсем маленький, чтобы не взлетела с подоконника, как птица. Не поймаешь потом. Взял ее за руку. Холодная. Маленькая. Дрожит. Или это его трясет? Потянул на себя, словил в руки, прижал. Одним движением. Взорвался. Магдалина обмякла в его руках, как тряпичная кукла. Открылась ему и оглушила. Там были и стыд, и радость, и ярость. И огромный страх, который заглушал все остальное. Том буквально видел себя самого, бледного и осунувшегося, на больничной койке. Чувствовал, как отлегло у нее на сердце, когда он очнулся. И какая пришла ярость, а затем и страх, что он посмел бросить ее одну. Даже не подумал, что будет с ней. И как она закрылась в своей обиде. Как посчитала, что не нужна ему больше. Ведь глупая, навязчивая младшая сестра годилась только на то, чтобы развлекать его, когда вокруг не было никого и ничего интересного. А в его новом мире ей не было места. Том взял бледное лицо Магдалины в ладони, прислонился к ней лбом. Душившие его демоны отступили. Они оба идиоты. Даром, что близнецы. Он утер ей слезы и неловко улыбнулся: — Простишь? Магдалина слабо кивнула и, разомкнув потрескавшиеся губы, прошептала: — А ты? Он поцеловал ее в лоб и прижал к себе еще сильнее. Раздрай в душе медленно приходил в порядок. Забравшись к сестре на подоконник, Том укутал Магдалину в свою мантию и просто сидел рядом, грея ее вечно холодные руки. Он слышал ее мысли. Она знала его чувства. Им не нужны были разговоры. Долохов был временно помилован. Он, несомненно, обрадовался бы этому факту, если бы знал, что ходил по краю. Заметив, как Том крепко сжимает ладошку сестры, с вызовом глядя на него, когда думал, что Магдалина не видит, только усмехнулся и, щуря глаза, поздравил их с примирением. — Наконец-то! Вы высасывали всю радость из окружающих как два дементора, — поделился он с ними, предусмотрительно держась подальше от Тома, который сверкал глазами. — Рад, что в семейство Реддл вернулся мир. Были бы у него усы, то он непременно по-щегольски подкрутил бы их. Поймав узкую ладонь Магдалины, Тони изобразил над ней поцелуй, почти услышав, как ее брат скрипнул зубами. — Моя милая леди, мне жаль покидать вас в канун Рождества, но семья требует присутствия, — он подал руку проходившей мимо кузине. — Надеюсь маленький сюрприз, который я подготовил, скрасит нашу разлуку. — Брось его в камин, не открывая, — посоветовала Иванна, и Том был с ней полностью солидарен. — Ничего достойного там точно не будет. — Все недостойное я отложил тебе, дорогая кузина! — воскликнул Тони и, подмигнув на прощание Магдалине, удалился из гостиной. Практически все студенты Слизерина разъезжались по домам. С их факультета остались только близнецы и несколько старшекурсников, настолько погруженных в учебу, что они, видимо, даже не осознали, сколько пролетело времени. Праздничный Хогвартс был прекрасен. Он дарил предвкушение чуда. Надежду на лучшее будущее. Даже Том, вечный противник Рождества и заодно их с Линой дня рождения, не мог не признать, что замок просто сказочный. Впрочем, это никак не повлияло на его нежелание праздновать. Но Магдалина и не настаивала. Они много гуляли, наверстывая упущенное в ссоре время. Читали вместе, сидя вечерами перед пылающим камином. И много молчали, наслаждаясь спокойствием и обществом друг друга. Рождественский пир прошел с королевским размахом. И в этот раз Магдалина смогла по достоинству оценить все мастерство хогвартских поваров. Даже выпавшие из времени и пространства семикурсники перестали быть похожи на измученных сов и вовсю веселились. Гуляние продолжилось в слизеринской гостиной. Кто-то принес контрабандный алкоголь. Заиграла музыка. И взрослая вечеринка пошла набирать обороты. Близнецы, вернувшись после прогулки, обнаружили весьма пьяных старшекурсников, завывавших популярные песни магического мира под хрипевшее колдорадио. По стеночке пробравшись в комнату Тома — она была ближе, — брат и сестра заперли двери и остаток ночи отчаянно жалели, что не знают заглушающих чар. Утром бледно-зеленые лица гуляк радовали темные сердца невыспавшихся близнецов. Когда настало время прилета почтовых сов, перед удивленной Магдалиной приземлилась большая сова, такая же лощеная, как и ее хозяин. Протянув лапку с привязанной к ней коробочкой, птица нетерпеливо ухнула и, сощурив желтые глаза, вздыбила серые перья на голове. Девочка отвязала посылку и тут же вскрыла желтую пергаментную упаковку. В небольшой коробочке лежал круглый серебряный медальон на тонкой цепочке. На его выпуклой поверхности красивыми завитками была выгравирована буква “М”. Обещанный сюрприз от Тони. На красной открытке под медальоном его округлым почерком было выведено: “Для самого дорогого”. Магдалина приложила кулон к себе и повернулась к брату. Том кисло улыбнулся, но помог оживленной сестре застегнуть цепочку. Медальон внутри был полым и закрывался на маленький замочек сбоку. Девочка мечтательно улыбнулась, представляя, что именно вложит в него и будет хранить на долгую память. Том же решил, что если это, не дай Бог, будет фотография Долохова, то он сделает все, чтобы сестра свой подарок потеряла. Вернувшись в гостиную, Магдалина вооружилась маленькими ножницами, привезенными с собой из приюта, и, усевшись на диван рядом с задумавшимся братом, осторожно отхватила небольшую прядь его волос. И, пока Том не успел высказать возмущение незапланированной стрижкой, перевязала его волосы ниткой и спрятала в медальон. — Ты у меня самое дорогое, — объяснила она, грея подарок в ладонях. Брат улыбнулся и протянул к ней руку, но девочка спохватилась и, подобрав ножнички, побежала в комнату, на ходу воскликнув: — Надо написать Тони! Том скривился и, пробурчав что-то невнятное, погрузился в чтение, время от времени бросая ревнивые взгляды в сторону женского крыла. Короткие каникулы пролетели совершенно незаметно. По крайней мере, соскучиться по однокурсниками Том не успел. А некоторых лучше бы и совсем не видел. Магдалина встретила Тони, гордо демонстрируя его же подарок на шее. Горячо поблагодарила его, сокрушаясь, что ничего не приготовила в ответ. Обменявшись любезностями, они уселись рядом и стали делиться новостями, как две престарелые сплетницы. Том молча смотрел на них, поражаясь, что вообще Магдалина нашла в Долохове. Если не брать в расчет легкий нрав, остроумные шутки, общую начитанность и приятную внешность, тот был пуст, как болванчик. Внутренне понимая, что ревновать сестру неправильно, Том ничего не мог с этим поделать. И тщательно следил, чтобы большую часть своего дня Магдалина проводила с ним, с некоторой грустью подмечая, что так она гораздо реже смеется. С наступлением теплых весенних деньков Тони стал насильно вытаскивать близнецов на улицу. Он как-то незаметно влился в их пару, став, как шутил Том, лучшей подружкой Магдалины. Та только отмахивалась и, смеясь над шутками Тони, с удовольствием делилась с ним своими нехитрыми секретами. Том продолжал недолюбливать жизнерадостного Долохова, но уже не охранял свою сестру с прежней непримиримостью. В конце концов, Магдалина никогда не выбирала между ними. Брат всегда был для нее на первом месте. И это тешило его самолюбие. Незаметно подкрались экзаменационные дни. Хогвартс накрыла волна паники. Старшекурсники сделались одинаково бледными, обзавелись черными кругами под глазами и практически не разговаривали, с головой уйдя в бесконечное повторение того, что надо было учить семь лет. Близнецы и прибившийся к ним Долохов наблюдали за ними с интересом естествоиспытателей. Экзамены их не волновали. Близнецы были уверены в себе, а Тони исповедовал здоровый пофигизм, говоря, что оценки никак не влияют на уровень знаний. Тем не менее, общее волнение перед первыми в жизни волшебными экзаменами затронуло и их. Преподаватели относились к первокурсникам лояльно, по-отечески посмеиваясь над бледно-зелеными лицами некоторых учеников. Ничего сверхъестественного делать не пришлось. Зелье Магдалина могла сварить с закрытыми глазами, Витания Снотворная послушно дала себя пересадить. Консультации Дамблдора помогли превратить белую мышь в простой стеклянный кубок с острыми гранями. Магдалине не хватало изящества: мышь Тома стала роскошным серебряным кубком с витыми узорами, а Долохов изобразил что-то помпезно-вычурное, но пищащее, если взять его в руки. Ананас послушно исполнил несколько простых па. У мальчишек получилось значительно лучше, но по зельеварению и гербологии Магдалина была однозначным лидером. Когда экзамены остались позади, студенты впали в блаженное ничегонеделание. Солнечная погода располагала к долгим прогулкам по берегу озера, а томные вечера к тайным свиданиям. В силу возраста, последнее друзьям было не доступно. Но дни Магдалина и Тони проводили на берегу озера под неусыпным контролем Тома. Долохов рассказывал Лине о прочитанных романах и плел венки из полевых цветов. Ему нравилось дразнить Тома, и он галантно подавал руку его сестре и читал ей стихи на русском. Будь они старше, Магдалина непременно бы влюбилась, а Том запер бы ее в комнате и запретил приближаться к этому прожженному хлыщу. Но девочке просто нравилось узнавать мир глазами Тони. Она мало что видела в жизни из-за серых стен приюта. Им было не до возвышенных мечтаний. За тяжелой работой не думается о трагической любви. Однако Магдалине тоже хотелось хоть на короткое мгновение стать девушкой того круга, в котором вращался Долохов. Как его надменная кузина Иванна, мягким голосом певшая романсы, или задумчивая Вальбурга Блэк, любившая читать стихи на французском, или невинно-кокетливая наследница Кэрроу, небрежными акварельными мазками писавшая портреты своих друзей. Магдалина до сих пор помнила, как на том единственном матче по квиддичу, что они посетили, невеста Нотта-старшего повязала ему на отворот формы нежную лавандовую ленту. И всю игру стояла у борта трибун и, заламывая тонкие руки, тихо охала и прижимала к груди кружевной платочек. Все они были как те девушки из романов Долохова, и Магдалине отчаянно хотелось стать хоть на десятую часть такой же. Том этого не понимал. Его раздражали эти разговоры, злили случайные прикосновения Тони к сестре. Но он физически не мог отпустить контроль. Поэтому шел за ними и, садясь в отдалении, читал какой-нибудь трактат по чарам или трансфигурации, пока невыносимый Долохов, полностью завладев вниманием Магдалины, рассказывал очередную историю про любовь. Сущая ерунда, считал Том, злясь, что сестра забивает себе этим голову. Отъезд в Лондон он принял как избавление от навязчивого однокурсника, но одновременно с этим грустил, что придется вернуться в приют, оставив прекрасный и неизведанный мир. В Хогвартс-экспрессе Долохов, к вящей радости Тома, большую часть времени провел среди наследников, обсуждая планы на лето. Они же с сестрой мирно ехали в своем купе: он перечитывал конспекты, а она дремала, положив голову ему на плечо. Дорога обратно заняла совсем мало времени. А может, так только казалось. Но, когда состав затормозил у светлой платформы, наполненной встречающими, Том отчаянно загрустил. Возвращаться в серый приют не было никакого желания. Магдалина распрощалась с Долоховыми и, взяв брата за руку, пошла за ним к выходу в маггловскую часть вокзала. Ей тоже было грустно, но, с другой стороны, нужно было потерпеть всего два месяца. Они пролетят незаметно, уж она-то знает. Приют Вула встретил их грохотом начавшегося ремонта. Настоятельница решила не тратить время на поездку к морю в этом году, а привлечь сирот к отделочным работам, сэкономив немного фунтов на услугах разнорабочих. Поэтому на следующий же день близнецы вооружились шпателями и ведрами с водой и отправились отдирать обои в зале на первом этаже. Тоскливо вазюкая ледяной тряпкой по стене, Том думал о том, как легко было бы все сделать волшебством. Но декан строго-настрого запретил пользоваться волшебными палочками вне Хогвартса, угрожая отчислением и изгнанием из волшебного мира. Действительно ли наказание будет настолько жестоким близнецы проверять не планировали, послушно выполняя грязную работу руками. Под вечер Том без сил падал на кровать и забывался мертвым сном. Магдалина, с которой их переселили в отдельную комнату, размерами больше напоминавшую чулан, находила силы, чтобы подолгу читать романы, взятые в приютской библиотеке. Раньше она мало ими интересовалась, слишком приземленная, чтобы читать о несчастной любви и проблемах аристократии восемнадцатого века. Но после длительного общения с Долоховым, дурно на нее повлиявшим, как считал Том, она загорелась идеей найти и прочитать все, о чем он ей рассказывал. И теперь по ночам, сгорбившись рядом с огарком свечи, она закусывала губы и роняла крупные слезы на страницы “Джейн Эйр”, “Гордости и предубеждения”, и черт знает чего еще. В конце концов у Тома сдали нервы. Бледная сестра, смотревшая сквозь него затуманенными глазами, категорически ему не нравилась. А особенно не нравилось ее состояние после бессонных ночей, проведенных за очередным бесполезным романом. Он упрашивал, спорил, приказывал, но она только мечтательно улыбалась и нежно гладила очередной потрепанный корешок. — Как ты не понимаешь, Том, здесь целая жизнь. Так много жизней, и я могу прожить их все, — она обнимала его ледяными руками, и он сдавался раз за разом. В один из таких разговоров, к несчастью для себя, влез Бишоп. Из его короткой памяти успели выветриться переполненные страхом часы, которые он провел в пещере в прошлом году. — Что, Томми-бой, даже девка твоя тебя не слушается? — он вальяжно подошел к ним, сплевывая сквозь дыру выбитого зуба. — Может, нам отдашь на перевоспитание? Трое его подпевал угодливо заржали. Пока близнецы постигали колдовство, Бишоп постигал нехитрое мастерство мелкой сошки бандитской группировки. И пусть его работа в основном заключалась в нападениях на таких же мелких сошек из других банд, приютская шпана его зауважала. Бандиты были для мальчишек кем-то вроде мушкетеров или рыцарей. У них была опасная жизнь, перестрелки, деньги и красивые женщины. И Бишоп был одним из них. Им можно было восхищаться и брать с него пример. Страх перед нелюдимым и опасным Томом Реддлом поблек, а прибрать его красавицу-сестру к рукам означало поднять свой авторитет до небес и стать в приюте негласным главарем. — Язык свой придержи, щенок, — негромко, но очень четко произнес Том, мгновенно потемнев лицом. Он задвинул сестру себе за спину, и та положила руку ему между лопатками, послав по хребту целый сонм мурашек. — Какой ты смелый, Томми-бой, — криво ухмыльнулся Бишоп, щелкнув лезвием ножа. — Обещаю, вернем почти новую. Шпана за его спиной отлипла от стен и, вытащив короткие ножи, стала загонять близнецов в угол. Первый удар новоявленный главарь нанес совершенно неожиданно, резко шагнув к Тому и дав ему по зубам рукоятью ножа. В уличных разборках — толпой на одного-двух — этого было достаточно, чтобы сбить спесь с загнанной жертвы. Том тряхнул головой, сплюнул кровавую слюну и посмотрел на него совершенно черными глазами. Руку Бишопа свело, а затем он отчетливо услышал хруст. Пальцы, державшие нож, разжались, изогнулись в обратную сторону и сломались, заставив его завизжать от невыносимой боли. Прижав руку к груди, он попятился, но Магдалина за спиной брата резко наклонила голову набок, и нога Бишопа предательски подвернулась. Он упал на спину и, скуля, начал отползать, по-животному чуя злую силу, исходившую от близнецов. Его прихвостни переглянулись и, сделав правильный выбор, отступили, не сводя глаз с девочки, чьи черные волосы шевелились сами по себе. Том улыбнулся окровавленными зубами, и Бишоп вдруг ясно понял, что его сейчас убьют. Магдалина обняла брата за пояс, прижавшись к его спине, и, положив подбородок ему на плечо, что-то прошептала в самое ухо. Том мягко вывернулся из ее рук и, шагнув к скулившему на земле отморозку, резко присел и с той же улыбкой пообещал: — В следующий раз я заставлю тебя сожрать собственный язык. Поднялся и, развернувшись на каблуках, обнял сестру за плечи, после чего увел ее в их комнату. Бишоп подполз к стене и, баюкая искалеченную руку, заплакал, тихо подвывая. Все его внутренности сводило от иррационального страха. Магдалина бросила напоследок на него злой взгляд, от которого кишки в животе скрутило, как от удара. Только когда за близнецами захлопнулась дверь, Бишоп смог подняться и, подволакивая ногу, убраться как можно дальше от этого дьявола и его проклятой сестры. В своей комнате близнецы упали на кровать, одинаково схватившись за головы. Колдовать без палочек было очень больно. Магдалина привстала на локтях, нависнув над братом, и накрыла его лоб холодной ладонью. — Зубы целы? Том провел языком, проверяя, и поморщился, когда нащупал надорванную щеку. — Целы. Лина улеглась на подушку рядом с ним, продолжая удерживать ладонь на его голове. Боль в ноющей челюсти стала проходить, и Том поспешил снять с себя руку сестры: — С ума сошла? — недовольно прошипел он, повернувшись к побледневшей Магдалине лицом. — Забыла, чего мне стоило истощение? — Я помочь хочу, — прошептала она, сворачиваясь подле него в клубок. Вымотавшееся тело затрясло мелкой дрожью. Том поспешно завернул ее в свое одеяло и сел рядом, гладя сестру по голове. Он не умел делиться своими силами, как это делала она. Оставалось только быть рядом и держать ее за руку, пока не уснет. — Само заживет. Спи лучше. Магдалина постепенно перестала дрожать. Ее дыхание выровнялось, и вскоре она мирно спала. Том подпер дверь комнаты стулом, разумно опасаясь, что ночью кто-нибудь может прийти, чтобы отомстить. После этого стащил с кровати сестры одеяло и, не удержавшись, лег рядом с ней. Ее присутствие всегда успокаивало. Даже в далеком детстве, когда он изо всех сил сторонился ее, именно холодная рука Магдалины прогоняла любой кошмар.Глава 4
26 июля 2020 г. в 21:19
Пробуждение было легким. Магдалина открыла глаза и долго лежала, вглядываясь в темный полог своей кровати. Мысли тяжело ворочались в голове. Вчерашний волнительный день казался давним сном.
Магдалина тихо поднялась, стараясь не разбудить соседку, и прошла в ванную. Умывшись и придирчиво рассмотрев себя в зеркале, она прибрала длинные волосы гребнем и вернулась в спальню. Большие часы над входной дверью показывали ровно шесть утра.
Лина всегда была ранней пташкой, в отличие от брата, который пользовался любой возможностью, чтобы поспать подольше. Открыв свой чемодан, она начала аккуратно раскладывать немногочисленные пожитки на полках в узком шкафу рядом с кроватью. Мелькнула мысль проверить, как это сделал Том, но Магдалина быстро отмела ее, решив, что не будет позорить и брата, и себя заодно. В конце концов, он не младенец.
Разобравшись с чемоданом, девочка переоделась в белую рубашку, поверх которой полагалось надеть черное платье-сарафан длиной до середины икры. Натянув черные гольфы, Магдалина взялась за узкий галстук и завязала его узлом Виктория, единственным, который знала. Придирчиво осмотрев себя в узком зеркале на дверце шкафа, девочка пришла к выводу, что выглядит она вполне прилично, и даже миссис Коул не нашла бы изъяна в ее облике.
— Доброе утро, — раздался хриплый ото сна голос Марты. — Что-то я заспалась сегодня.
— Доброе утро, — улыбнулась Магдалина.
— Подожди меня, — попросила соседка, — выйдем вместе.
Лина кивнула и опустилась на застеленную кровать, рассматривая незамысловатый интерьер их комнаты.
Комната была небольшой, меньше их приютской, но и рассчитанной только на двоих, а не на шестерых. Большую часть пространства занимали массивные кровати из темного дерева под тяжелыми темно-зелеными балдахинами. Их можно было задернуть и наслаждаться подобием уединения. Впрочем, такие вещи мало волновали Магдалину, которая не знала, что такое одиночество, лет с пяти — с того момента, как Том, наконец, перестал винить ее во всех грехах и взялся опекать настолько настойчиво, словно пытался наверстать первые годы жизни. А когда за ней не ходил хмурый близнец, то окружали любопытные соседки.
Магдалина с грустью вспоминала, как совсем маленьким им с братом разрешали спать в одной кровати, но, когда им исполнилось по десять, миссис Коул это прекратила, сказав, что юной девушке неприлично ночевать в кровати мужчины. То, что этому “мужчине” от роду десять лет и он ее близнец, в расчет не бралось. Впрочем, это не мешало им по очереди бегать друг к другу, когда не спалось. Теперь, наверное, так не выйдет.
Девочка рассеяно окинула взглядом стены из грубого камня, украшенные полотнищем с гербом их факультета и маленьким витражным окном, выходившим на мутное дно озера. Из ванной вышла Марта, сосредоточенно заплетавшая в косу длинные русые волосы. Бросив взгляд на часы, она удовлетворенно кивнула и принялась разбирать вещи из своего сундука. Украдкой поглядывая на нее, Магдалина отметила, что хоть вещей и было больше, но они тоже были где-то поношенными, где-то перешитыми. Это придало ей уверенности. Вряд ли соседка будет высмеивать ее за старую одежду.
— У меня двое старших сестер, — сказала Марта, заметив ее взгляд. — Собрала все, что еще можно носить.
— У меня только брат, — поспешила ответить Магдалина, надеясь, что Марта не приняла ее любопытство за насмешку. Она уже сталкивалась с таким в приюте, а жить в одной комнате с обиженной ведьмой никак не входило в ее планы:
— За ним особо не подонашиваешь.
Соседка бросила на нее быстрый взгляд, и Магдалина поняла, что угадала верно.
— Вы же из магглов, да? — спросила Марта, раскладывая по кровати школьную форму.
— Мы сироты, — пояснила Лина.— Из магглов, наверное. Кто ж теперь скажет?
— Ну, может, и квартероны какие, если бабка в свое время с магом погуляла, — задумчиво протянула Марта, натягивая на ноги черные гольфы.
Магдалина неопределенно пожала плечами, показывая, что ей, в общем-то, все равно. Рассказывать незнакомой девочке о планах по поиску отца она не собиралась.
Ровно в семь утра по коридорам пронесся громкий звон, словно кто-то ударил в огромный колокол.
— Ну вот, а я боялась, что просыпать буду, — улыбнулась Марта. — Пойдем в гостиную, хоть посмотрим, что там.
Девочки вышли из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Облицованный диким камнем коридор вывел их в большую комнату, центральное место в которой занимал камин настолько огромный, что в него мог не пригибаясь зайти взрослый мужчина. Рядом с ним стояли массивные кожаные диваны с небрежно раскиданными подушками. У стен приютились многочисленные книжные шкафы и узкие столы.
Первокурсницы робко присели на краешек дивана поближе к еще пламенеющим углям в камине. В гостиной было прохладно.
Вскоре комната стала наполняться студентами всех курсов. Помятые старшекурсники морщились от слишком громких звуков и безуспешно пытались придать своим опухшим и заспанным лицам хоть какое-то подобие бодрости. Студенты помладше оживленно рассыпались по своим компаниями и продолжали прерванные вчера разговоры. В толпе мелькнула черноволосая староста, что-то втолковывавшая своему напарнику.
Из коридора, ведущего в крыло мальчиков, вышли Том и Тони. Жизнерадостный Долохов о чем-то рассказывал, экспрессивно жестикулируя, а Реддл держался на полшага позади, чтобы активный собеседник не задевал его руками. Увидев сестру, Том окинул ее внимательным взглядом и, убедившись, что все в порядке, подошел и присел на подлокотник дивана рядом с ней.
— Чудесно выглядишь, милая Магдалина, — нараспев протянул Долохов, развалившись напротив.
— Благодарю, сэр, — шутливо ответила Лина. — Как спалось?
— Мягко, — сказал ее брат, начав накручивать на палец локон темных волос.
— Мало, — одновременно с ним произнес Тони и душераздирающе зевнул.
Ровно в половину восьмого старосты вышли к своим подопечным. Девушка взмахнула палочкой, и их маленькую группу словно накрыл купол, не пропускавший шум гостиной.
— Меня зовут Алисия Рамси, — начала староста. — Мой напарник — Михаэль Далтон. Мы старосты факультета Слизерин. С этого дня вы — наши подопечные. По любым вопросам касательно учебы и адаптации в Хогвартсе вы можете обратиться ко мне или к Михаэлю. Первое время мы также будем сопровождать вас на занятия. Сегодня после уроков кто-то из нас проведет вас по школе и покажет основные маршруты и важные места.
Она обвела первокурсников внимательным взглядом.
— Вы должны помнить, что любое ваше слово и действие отразится на репутации факультета. Будьте сдержанны. Думайте головой. Не заставляйте нашего декана краснеть за ваше поведение.
Ее напарник достал из сумки-почтальонки пачку желтоватых листов и, раздав каждому студенту, пояснил:
— Ваши расписания. Первый месяц вы будете учиться по этому плану. Потом расписание может измениться — все новости вы будут помещены на стенд, — он указал на большую классную доску, на которой висело множество объявлений. — Пароль от гостинной также меняется раз в месяц, но не забывайте проверять его время от времени. Предупреждая вопросы: да, вы можете позвать в гостиную ученика с другого факультета, но не устраивайте здесь табор. Ваши товарищи приходят сюда отдохнуть, не забывайте об этом.
Старосты переглянулись между собой. Алисия задумчиво пробежала глазами по листку, который держала в руках. Дверь в гостиную отворилась, и в комнату зашел невысокий полный мужчина. Его лысина поблескивала в свете свечей. Пригладив роскошные моржовые усы, он улыбнулся первокурсникам и громко произнес:
— Добро пожаловать на Слизерин! Меня зовут профессор Гораций Слизнорт, я декан нашего с вами любимого факультета. Мы с вами совсем скоро увидимся на зельеварении — не побоюсь этого слова, лучшем предмете в Хогвартсе. Надеюсь, среди вас окажутся настоящие звездочки. Двери моего кабинета всегда открыты для всех студентов. Если вас что-то будет тревожить, смело приходите ко мне, — он достал из нагрудного кармашка своего щегольского сюртука круглые часы, украшенные небольшими сверкающими камешками, и распустил первокурсников, одним взмахом руки сняв наложенный Алисией купол. — Бегите собирайте учебники, до завтрака осталось совсем немного времени.
Не теряя времени, Магдалина и Марта ушли в спальню, где быстро собрали школьные сумки. Благо, будучи аккуратистками, они потратили на это совсем немного времени. Накинув мантии и спрятав волшебные палочки в специальные кармашки, девочки вернулись в гостиную, полностью готовые к первому учебному дню.
Старосты пересчитали их по головам и повели в Большой Зал, попутно в подробностях объясняя ориентиры, по которым можно найти дорогу обратно.