* * *
Том порывался трансгрессировать в Литтл-Хэнглтон прямо с вокзала. Только вид уставшей с дороги сестры, которая морщилась от приступов мигрени, заставил его отложить визит. Магдалине хотелось домой, в привычную комнату в тихом приходе, где у нее не возникнет желания метать проклятия направо и налево из-за каких-то бешеных детей. Она рассчитывала провести дорогу за разговорами с со своими девичьим кружком или в уютном молчании с братом, а не разнимая подростков, которые непонятно что не поделили. Кто же знал, что спокойные обычно хаффлпафцы способны на такие фортели. Никто так и не смог объяснить взбешенной старосте, в какой момент спор перерос в мордобой. Тома вся эта ситуация повеселила. Сдерживая злорадную улыбку, он пообещал огрызающимся подросткам начать новый учебный год со штрафов. Те только мрачно смотрели на него исподлобья, прекрасно осведомленные, что Том Гонт обладает и хорошей памятью и привычкой записывать свои обещания. Оставшийся путь прошел в относительном спокойствии. По крайней мере, никто больше не нарушал покой слизеринских старост. Идти пешком через весь Лондон, когда они оба не только могли колдовать вне школы, но и успешно завершили курс трансгрессии, Тому казалось кощунством. Подав руку сестре, он отвел ее подальше от толпы встречающих и встречаемых и, совершенно по-мальчишески улыбнувшись, трансгрессировал. Магдалина успела только покачать головой, прежде чем магия сдавила ее, выбив воздух из легких, и протащила сквозь пространство вслед за братом. Оказавшись в тупике неподалеку от прихода, она прислушалась к себе, пытаясь понять, не оставил ли горячо любимый брат часть ее тела на вокзале. Том посмотрел на нее с укоризной, осудив за такое неверие в его силы. Однако Магдалина угрызениями совести не страдала и укоризненными взглядами ее было не пронять. Отец Иаков нашелся на крошечной кухне. Близнецов он встретил как всегда тепло, отметив, что они стали совсем взрослыми. Магдалина была рада вернуться сюда. В приходе она всегда чувствовала спокойствие. Ненавязчивая забота отца Иакова, тишина и едва заметный запах ладана. Она любила это место. Она могла здесь отдохнуть. Даже тягучие темные желания, обуревавшие ее последнее время, становились тише. Она могла смотреть на брата почти без стеснения. Но на пороге их комнатки она замерла, не решаясь войти. Было ли это разумно? Магдалина боялась то ли оставаться с Томом наедине, то ли того, что он поймет, как на самом деле она хочет остаться с ним наедине. Том протянул ей руку и улыбнулся краем губ. Глаза у него стали совсем темными. Магдалина качнулась, как зачарованная, и, задержав дыхание, вложила свою ладонь в его руку. Дверь за ней закрылась совсем неслышно.* * *
Несмотря на данное брату обещание непременно посетить Литтл-Хэнглтон, Магдалина старалась оттянуть этот день. Неясное тревожное предчувствие терзало ее. Том со свойственной ему целеустремленностью рвался туда. А она малодушно боялась, избегала разговоров об этом, отговаривалась делами и пряталась за ничего не значащими занятиями. Том дураком не был и прекрасно видел ее состояние. Когда его и так не великое терпение подошло к концу, он просто поставил сестру перед фактом: либо они завтра же отправляются вместе, либо он пойдет один. И будь что будет. Конечно, она не могла отпустить его одного. Конечно, он об этом знал. На следующий день, едва успев предупредить отца Иакова, они трансгрессировали прямо к дому Морфина. Магдалина бросила взгляд на брата и поежилась: неприятные воспоминания захватили ее. По спине пробежали мурашки, волосы встали дыбом. Словно наяву она вновь ощутила пальцы Морфина, которые сжимали ее плечи. В ушах вновь зазвучал его хриплый голос. Дом смотрел на них, подслеповато щурясь грязными окошками. Том решительно поднялся по сбитым ступеням и распахнул дверь. На него пахнуло спертым воздухом, который отдавал застарелым потом и дешевым алкоголем. От резкой вони у него заслезились глаза. Том сделал шаг назад, сплевывая на землю, и резко махнул рукой, приказывая сестре оставаться на месте. — Это все только сжечь к чертям собачьим. Конечно, Магдалина его не послушалась. Подошла и, встав за плечом, осторожно заглянула в темную комнату. Ее спокойное лицо даже не дрогнуло. — Все бы тебе сжечь, — с осуждением сказала она, закрывая дверь и запечатывая ее несколькими заклинаниями. — Или ты скрыл от меня еще один дом? — Ага, и сундук с галлеонами. Том улыбался, подавая ей руку. Магдалина качала головой, но искренняя улыбка брата всегда вызывала у нее тепло внутри. Она обняла его за пояс, спрятав лицо у него на груди. Том поцеловал ее в макушку и, тяжело вздохнув, посмотрел на темные провалы окон разрушенной усадьбы. — Пора. — Мы не взяли кольцо, — слабо запротестовала Магдалина, цепляясь за него в безуспешной попытке удержать. — Сейчас это неважно. Пойдем. Том осторожно отцепил от себя ее руки, обнял за талию и повел в сторону усадьбы. Магдалина обхватила себя за плечи. Ее не покидало неприятное чувство, будто из провалов окон за ними наблюдало что-то сильное и совершенно точно не дружелюбное. Тома, казалось, это ни капли не волновало. Он уверенно шел по едва заметной тропинке, прижимая к себе сестру. С каждым шагом ее трясло все сильнее. Усадьба высилась над ними скелетом своих стен. В прошлый раз у них не было возможности рассмотреть ее, но сейчас близнецы замерли перед крыльцом в каком-то полумистическом ступоре. Здание на удивление хорошо сохранилось. В нем давно уже не было окон, кое-где обвалилась крыша, а практически все стены заросли диким плющом. Много лет назад наемники ободрали даже панели из дорогих пород дерева и кованые подставки под факелы, хотя те не имели никакой ценности. Это была демонстрация силы. И все же в чудом сохранившейся мозаичной плитке, мраморных плитах, потрескавшейся и поблекшей росписи чувствовались остатки былой роскоши. На вкус Магдалины это было слишком. Сама того не замечая, она рассматривала комнаты взглядом хозяйки. Придирчиво отмечала, что бы она поменяла, а что бы сохранила. Хотя где-то в глубине души поселилась неприятная мысль: хозяйкой в этом доме будет не она. Магдалина — леди Гонт по рождению, но править усадьбой будет другая. И от этого становилось горько. Том уверенно шел по коридорам, ведомый одному ему слышному зову. Спроси его кто о будущей хозяйке усадьбы, он бы твердо ответил, что это будет Магдалина. В то время, когда он сможет позволить себе восстановить семейное гнездо, кому еще он смог бы его доверить? Но сейчас этот вопрос волновал его куда меньше, чем темная дверь, за которой скрывался алтарный зал. Магдалина замерла за его плечом, едва слышно вздохнув. Она чувствовала в брате какую-то злую решимость. Том сжал ее ладонь и толкнул дверь. В алтарном зале едва слышно гудел массивный темный камень. Сквозь узкие слуховые окна пробивался дневной свет. Близнецы осторожно прошли внутрь и остановились в нескольких шагах от алтаря. Магдалина невольно вжала голову в плечи, когда что-то древнее и очень могущественное коснулось ее. Том подошел к камню вплотную, рассматривая неровную поверхность, на которой отчетливо виднелись следы долота. Кто-то из их предков вручную выбивал этот кусок породы, тащил его сюда и проводил многочисленные ритуалы, большая часть которых бесследно исчезла в веках. Том замер, не зная, что, собственно, от него требовалось. Морфин не удосужился сообщить племяннику подробности принятия титула. А больше никто не смог бы рассказать, что магия потребует от претендента: среди благородных не было дураков, готовых раскрывать семейные тайны. — Лорд умер, — зачем-то сообщил камню Том, осторожно положив ладонь на шершавую поверхность. — Да здравствует лорд, — в тон отозвалась Магдалина, встав за его плечом. Темнота, клубившаяся в углах, словно ожила, протянула невидимые лапы, коснулась близнецов холодными когтями. Старый зверь шевельнулся, принюхался. Тяжелое давящее присутствие древней силы стало физически трудно переносить. Ладонь, которую Том прижимал к алтарному камню, закололо. Боль в ней все усиливалась. В какой-то момент ему начало казаться, что он прижимает руку к раскаленному металлу, но как бы он ни пытался, оторвать ладонь не получалось. В глазах начали плавать кровавые пятна, в ушах зашумело, и Том пошатнулся, едва не потеряв сознание. Магдалина прижалась к нему, пытаясь удержать куда более увесистого брата на ногах. Она что-то говорила, но он не разбирал ни слова. Взволнованное лицо сестры расплывалось перед глазами. Том держался на голом упрямстве, до боли в челюстях сжав зубы. Боль исчезла резко, словно еще секунду назад раскаленные иглы не пронзали его ладонь. Только судороги в сведенных мышцах и абсолютно мокрая спина напоминали о пытке, которую он только что пережил. И вместе с этим пришло осознание, что его взвесили, разложили по полочкам, оценили и признали хоть и не достойным, но… приемлемым. Зверь из усадьбы довольно урчал, наблюдая за своим новым лордом, и тот, словно услышав его, резко вскинул голову, полубезумным взглядом уставившись в темноту. Ему еще понадобится время, чтобы освоиться со своим новым положением, научиться понимать и слышать. Время еще есть. Зверь терпелив, и ждать он умеет. Магдалина с трудом довела брата до стены, по которой тот обессиленно сполз. Алтарный камень продолжал издавать едва слышное гудение, но давящее ощущение чужого пристального взгляда пропало, сменившись мягким ненавязчивым вниманием. Глубоко внутри зарождалось теплое чувство, какое дарят только родные стены. Усадьба медленно принимала близнецов, из жутких развалин становясь печальным, забытым домом, который так долго их ждал. Том устало потер лицо, морщась от резкого приступа головной боли. Магдалина обеспокоенно заглядывала ему в глаза. Ее руки дрожали, когда она обхватила его виски пальцами, чтобы, как в далеком детстве, поделиться своими силами. Мигрень отступала под ее прохладными прикосновениями. Том слабо улыбнулся и, перехватив ее руку, замер, разглядывая проступившие на бледной коже тонкие нити магического обета. Его собственное запястье было обвито такими же нитями, мерцавшими в полутьме алтарной. Он понятия не имел, когда и в чем они успели поклясться. Судя по тихому вздоху, вырвавшемуся у Магдалины, она тоже их видела и тоже ничего не понимала. Том с трудом поднялся на ноги, опираясь на тонкие руки сестры. Оставаться здесь у него не было никакого желания. Видимо, он сделал все, что требовал от него род. На какое-то время их оставят в покое. Магдалина трансгрессировала их обоих прямо с крыльца, чувствуя, что Том настолько вымотан, что вряд ли сам смог бы переместиться на такое внушительное расстояние. Зверь из усадьбы урчал, устраиваясь в своей колыбели. Скоро он вновь погрузится в дремоту. Они вернутся. Или он натянет поводок.* * *
Отец Иаков искренне поинтересовался, откуда Магдалина притащила полуживого брата и не нужна ли им помощь. Та только качала головой, не собираясь объяснять то, что сама не до конца понимала. Том вообще не был способен на членораздельную речь, но упрямо качал головой и шел вперед, с трудом переставляя ноги. Сестра не пыталась ему помочь, только шла следом. Иаков хмыкнул и назидательно напомнил, что гордыня не просто так названа грехом, однако вмешаться не попытался. Он мог понять нежелание гордого подростка показывать свою слабость, а у его сестры хватит ума, чтобы просить помощи, когда это действительно нужно. Магдалина уложила брата на койку, обеспокоенно потрогала лоб и накрыла одеялом. Том почти не отреагировал на ее прикосновения, обессиленно закрыл глаза и, кажется, провалился в сон. Она присела на край его кровати. Нервное напряжение, которое не отпускало ее с самого утра, сменилось усталостью. Виски неприятно ныли, а от головной боли резало глаза. Магдалина поднялась, покачнувшись, и достала из-под своей кровати чемодан, в котором была аккуратно упакована аптечка. Среди небольших пузырьков из темного стекла нашла нужное зелье. Лекарство было горьким, но подействовало почти сразу, сняв резкий приступ. Магдалина поставила еще один пузырек рядом с кроватью Тома, зная, что его после короткого сна всегда мучает головная боль, а после сегодняшнего вряд ли что-то будет иначе. Но Том сильный, куда сильнее ее. Он придет в себя и станет еще крепче, чем раньше. Жалости к себе он не терпел с детства, особенно от Магдалины, всегда жестко пресекая все попытки пожалеть его. Том всегда был кремнем, не позволявшим себе никаких внешних проявлений слабости. Как бы сильно ему ни перепадало, какие бы шишки он ни набивал, Том всегда уходил на своих двоих. Став старше, он все же позволил сестре проявлять заботу, зная, что в ее действиях не будет унижающей его жалости. Магдалина ласково погладила брата по волосам, глядя на него с невероятной нежностью. Желая отдать ему часть своих сил, словно под наваждением, она наклонилась и, чуть помедлив, едва коснулась губами его рта. И тут же отпрянула, испугавшись. Том дышал ровно, его глаза были закрыты. Магдалина отступила, неслышно выскользнула из комнаты и, аккуратно закрыв дверь, замерла прижав ладони к лицу. Что же она наделала? По другую сторону двери Том молча смотрел в потолок, все еще чувствуя на губах ее невесомое прикосновение. Они оба старательно делали вид, что ничего не произошло. Магдалина могла, если хотела, прятать от брата определенные мысли, а Том всеми силами не смотрел на ее губы, чтобы она даже случайно не уловила отголоски его чувств. Они оба не знали, что делать с напряжением, которое повисло между ними, и оба предпочли забыть, забить голову повседневными делами. Спустя несколько дней Том окончательно пришел в себя. И тут же предложил отправиться в Гринготтс. Они ни разу не посещали сейф своей семьи, потому что не видели в этом особого смысла. Ничего действительно ценного там не было: все, что можно было продать в уплату долга, было давно продано. Вряд ли там можно найти что-то, кроме старых дневников и палочек, которые принадлежали почившим членам рода, но перстень забрать все же стоило. На фоне посещения родового гнезда, визит в банк оказался совершенно будничным. Гоблины долго и въедливо проверяли все документы близнецов. Так и не найдя к чему придраться, очень неохотно выдали новому лорду ключ от хранилища. Пережив несколько неприятных минут в тележке, которая везла их в гоблинские подземелья, близнецы оказались у массивной стальной двери, богато расписанной рунами. Гоблин-сопровождающий загремел своей связкой, отпирая замки. Последний, символический, предстояло отпереть Тому. Хранилище предсказуемо оказалось пустым. Вдоль стен стояли большие сундуки с распахнутыми крышками, на полках пылились несколько книг и десятки простых коробочек с палочками. Любопытная Магдалина прошлась вдоль стеллажей, заглянула в сундуки и перелистала взятый с полки дневник. Перстень нашелся в небольшой бархатной коробочке, выцветшей и пообтрепавшейся от времени. Том мельком заглянул в нее и, кивнув, покинул хранилище. Рассмотреть кольцо он сможет и позже. Уже вечером, когда со всеми делами было покончено, Том достал футляр и с каким-то неясным волнением открыл его. Колец в коробочке было два. Одно — массивный золотой перстень, увенчанный черным камнем, украшенный резьбой, напоминающей змеиную чешую, — и второе, куда более скромное, из черненого золота, но с тем же узором. — Оно, видимо, для леди, — тихо сказала Магдалина, заглядывая в футляр из-за плеча брата. Том вытащил перстень и повертел его в пальцах, рассматривая камень. Тот был глубокого черного цвета, почти не просвечивал и не сверкал даже под прямым светом. Но под определенным углом в нем можно было разглядеть клеймо — разделенный пополам круг, заключенный в треугольник. Видимо, знак мастера, который и создал этот перстень. Том надел его на средний палец и ровным счетом ничего не почувствовал. Несколько разочарованно хмыкнув, он протянул оставшееся кольцо Магдалине. — Это невероятно мило с твоей стороны, — рассмеялась та и, покачав головой, захлопнула футляр. — Но оставь его для своей жены. Том криво усмехнулся и забросил футляр в чемодан. Магдалина прижалалась к нему со спины всем телом, положив голову на плечо, и потрогала тонким пальцем камень в перстне. А Том только и мог думать о том, как сладко от нее пахнет цветами.* * *
Седьмой курс — самый ответственный за все время обучения в Хогвартсе. И если обычные студенты могли переживать разве что о предстоящих экзаменах, то у старост причин для волнения было куда больше. А старосты школы и вовсе оказались погребены под целым ворохом обязанностей. Координация работы факультета, контроль за работой старост и еженедельные отчеты декану были лишь малой долей их постоянной работы. Вечерние дежурства никуда не делись. А количество внеурочной учебы и домашних заданий заставляли искренне жалеть, что в сутках всего двадцать четыре часа, и минимум четыре из них надо тратить на сон. Кого-то это могло выбить из колеи, но близнецы Гонт имели немаловажное преимущество: они умели разделять обязанности. И пусть часть их докладов и эссе были списаны практически слово в слово, а решения рунных цепочек не отличались оригинальностью, преподаватели предпочли вовремя закрывать глаза, понимая, что иначе уже через месяц у старост сдали бы нервы. Они все равно ухитрялились учить все заданные темы, явно не бездумно копируя работы друг друга. Пусть это и стоило им регулярного недосыпа. Но помимо учебы и обязанностей старост в их жизни были и личные переживания, о которых посторонним знать было не обязательно. Они почти не виделись, по горло нагруженные делами, поэтому использовали любую возможность побыть наедине. Особенно вечерние дежурства. Бродя по пустым коридорам, можно было держаться за руки и просто отдыхать от людей. Магдалина заботливо поправляла расслабленный галстук брата, скрывая за этим желание прикоснуться к нему. Том, устало улыбаясь, обнимал ее за плечи, но спустя какое-то время его рука все чаще оказывалась на ее талии. И они оба делали вид, что в этом не было ничего сверхъестественного. Но разнимать руки становилось все сложнее, а случайные прикосновения обжигали все сильнее. За всем этим Том почти забыл о тонких нитях обетов, которые опоясывали их запястья. Магдалина не задавала вопросов, решив для себя, что это часть принятия в род и что Морфин взял с них клятвы верности. Но Том чувствовал, что все не так просто, как кажется на первый взгляд. Он пережил незабываемые моменты единения с родом и понимал, что никакие клятвы ему не нужны. Чудовищная сила не поскупится на наказание для потомка, задумавшего предательство. Ей вполне хватало крови. К тому же, он точно помнил, что ни в чем не клялся. В магическом мире незнание подробностей обета не освобождает от ответственности. Целые главы в трактатах, которые он изучал ночами, были посвящены магам, которым хватило глупости поклясться, не уточнив подробностей, и случайным клятвам и клятвам, которые были даны под принуждением. Отдельным разделом шли родовые клятвы, естественно, без подробностей. Том провел немало времени, размышляя о превратностях судьбы и желая почившему дяде, который подложил им такую свинью, самого горячего котла. Главу, посвященную брачным клятвам, он пролистал, почти не вчитываясь, и едва не пропустил ответ, который заставил все внутренности встать колом. Автор бесстрастно описывал самые различные варианты: от помпезно-торжественных, предназначенных для публичных церемоний, до тех, которые использовались в глубокой древности, когда маги жили очень недолго и из-за постоянных войн вымирали целыми ковенами. Сейчас это было сущим ретроградством даже по меркам магического мира, но законы все еще работали, и лорд вполне мог обвенчать своих детей, не спрашивая их согласия. До совершеннолетия дети не обладали какой-либо волей и находились в полной власти своего родителя или опекуна. В древности зачастую венчали даже младенцев, таким образом заключая союзы. Начиная с девятнадцатого века такие практики уже не использовались, но и забыты не были. Особенно в семьях настолько древних, как Гонты. Том отложил книгу и неверяще уставился на собственное запястье. Он ясно видел тонкие ленты характерного золотистого цвета, связанные строго определенным образом, точно соответствующие описанию из раздела. Не сдержавшись, он схватился за голову и громко выругался. Тони завозился на своей кровати, но не проснулся, только буркнул что-то неразборчиво. В ту ночь Том так и не смог уснуть. Перечитывал главу снова и снова, пытаясь найти опровержение, но только сильнее убеждаясь, что ублюдок Морфин не просто подложил им свинью, а буквально сломал им жизнь. Как рассказать обо всем Магдалине, Том не представлял. И как смотреть ей в глаза, он тоже не знал. Как и не знал, была ли в этом первопричина его одержимости, потому что об этом в трактате не было ни слова. Вот только легче от этого не становилось. Том впервые был благодарен своему загруженному графику. Он почти не видел Магдалину, и это дало крохотную возможность взять себя в руки. Том перерыл все, что смог найти в общем доступе и даже в Запретной секции, но никаких способов расторгнуть подобные клятвы не нашел. Магия не давала бездумно разбрасываться клятвами. И за пренебрежение данным словом следовало жестокое наказание. Утаивать от Магдалины открывшуюся правду больше не было смысла. Выхода Том все равно не видел, но от одной мысли рассказать ей все внутри холодело. Сестра, конечно же, чувствовала в нем этот надлом, смотрела обеспокоенно, заглядывала в глаза. И от всего этого на душе становилось только гаже. Том выловил Магдалину после окончания уроков, завел в один из заброшенных классов, ничего не объясняя, и тщательно запер двери. Стараясь даже не смотреть на нее, он положил на парту книгу, в которой вычитал подробности их непростого положения. Его сестра всегда была умницей и быстро все понимала. Наблюдая за Магдалиной сейчас, Том видел, как быстро сменяются эмоции на ее лице. Вот она едва приподняла бровь, прочитав заглавие раздела, который он для нее подготовил. Вот между бровей залегла морщинка, и она бросила на него быстрый взгляд, словно спрашивала, не шутит ли он. И наконец закусила губу и едва слышно зашипела. Поняла. Том видел, как она посмотрела на свое запястье, покачала головой и начала быстро шуршать страницами. В точности как и он сам несколько дней назад. Магдалина обернулась к нему, обхватила себя руками, пытаясь скрыть дрожь в пальцах. — Что теперь будет? — едва слышно спросила она. Том ответил ей усталым больным взглядом, признавая свое поражение. Ответов у него не было, как не было и решения. Криво улыбнувшись, он достал проклятый футляр из внутреннего кармана пиджака и, положив его на столешницу, прохрипел: — Кажется, это твое.* * *
Жизнь любит удивлять. А Магдалина терпеть не могла сюрпризы, которые практически всегда выходили ей боком. Долгое время она ходила оглушенная, отвечала невпопад и по рассеянности забывала о делах. В мыслях царил бардак, который Магдалина никак не могла привести к единому знаменателю. Она подолгу лежала без сна, пытаясь осознать все произошедшее. Брата она не винила, но все равно Том был пропитан горьким сожалением и смотрел на нее глазами побитой собаки. Виноват был Морфин. И с каждым днем в душе Магдалины зрела ярость, грозящая однажды выплеснуться полноценной истерикой. Однажды всего стало слишком много. Слишком много дел, слишком много вины, слишком много злости, слишком больные глаза Тома. Слишком для человека, удерживаемого в границах только голой волей и правилами приличия. Магдалина ворвалась в спальню Иванны, чувствуя, что больше она не может удержать внутри этот кипящий комок. — Вон, — почти на парселтанге прошипела она, и соседка Иванны поспешила убраться, откровенно испугавшись абсолютно черных глаз и шевелящихся волос. Магдалина запечатала дверь и тяжело вздохнула, пытаясь унять трясущиеся руки. — Для такого поведения есть причины? — спокойно спросила Иванна, откладывая на прикроватную тумбочку пяльцы с вышивкой. Как и Магдалина, она всегда держала лицо, и такие истеричные припадки были нехарактерны для них обеих. Вместо ответа Магдалина вдруг резко всхлипнула, разом обмякла, опустилась на пол и расплакалась. Иванна удивленно приподняла брови, но поднялась и, поставив подругу на ноги, усадила ее на свою постель. Магдалина тихо рассказывала о том, какую шокирующую правду они с братом обнаружили. Роняя крупные слезы на сведенные руки, говорила, что не понимает, как ей поступать и как вообще жить дальше. Ее всю трясло от нервного перенапряжения. — Я не вижу никаких причин для истерики, — ровным голосом сказала Иванна, едва Магдалина замолчала. Та вздрогнула, словно подруга дала ей пощечину, и вскинула голову. — На твоем месте, я была бы благодарна, — добила ее Иванна, склонив голову набок. — Как ты можешь так говорить? — дрожащим от недавней истерики голосом спросила Магдалина. Она смотрела на спокойное лицо подруги с почти суеверным ужасом, пыталась разглядеть в правильных чертах намек на злую насмешку. — Он сломал нам жизнь. — Он позаботился о вас. И в первую очередь о тебе. Иванна поднялась, чтобы отыскать в ящике прикроватной тумбочки флакончик успокоительного зелья. — Он подложил меня под родного брата! Это ты называешь “позаботился”? — повысила голос Магдалина, яростно сжав в кулаках покрывало. — Я иногда забываю, что в некоторых вопросах ты сущая магглянка. И в этом есть моя вина, — сказала Иванна, бросив на Магдалину холодный взгляд. — Он был вашим лордом. Мы не будем обсуждать то, насколько вам фантастически повезло уйти от него принятыми. От звука ее голоса у Магдалины все леденело внутри. Она невольно отвернулась и вжала голову в плечи, избегая смотреть на властную и ледяную Иванну. — А ведь он мог убить обоих. Или убить твоего брата. Но он вас принял, — спокойно продолжала та и, подойдя к сидящей на кровати подруге и приподняв ее лицо пальцами, заставила смотреть на себя. — Он мог продать тебя в ковен. Он мог просто продать тебя за крупную сумму в какой-нибудь род, которому требуется свежая кровь. И совершенно необязательно, что в качестве невесты. Он мог забрать тебя себе. Ведь племянник — это все же не кровный сын. Но он, о ужас, “подложил” тебя под брата. Брата, который точно тебя не обидит. И не продаст. Магдалина судорожно выдохнула. Иванна опустилась рядом с ней, насильно заставив выпить зелье. Лихорадочный блеск в глазах Магдалины медленно угасал. Истерический припадок, постепенно сходил на нет. — С точки зрения лорда, он поступил ровно так, как от него ожидали. Я бы больше удивилась, если бы он этого не сделал. Вы и без того полукровки, куда же сильнее разбавлять кровь? Иванна тяжело вздохнула и позволила Магдалине уперется лбом в свое плечо, рассеянно гладя ее по волосам. — Мама говорила мне, что жизнь леди — это на девять частей грязь и только на одну красота... и та ее часть, которая кажется самой красивой, оказывается самой грязной. Магдалина всхлипнула в последний раз и, отстранившись, утерла слезы. Иванна была хладнокровна и безжалостна, и она была права. В конце концов, Магдалина твердо знала, что никогда, даже под страхом смерти, не подпустила бы к себе чужого человека. А Тома она любит. Возможно, сильнее, чем положено сестре. А что касается остального… это дело не завтрашнего дня. А проблемы стоило решать по мере их поступления. — Сейчас ты успокоишься, — тихо проговорила Иванна, легким движением руки накладывая на нее освежающие чары. — И выйдешь отсюда так, как полагается леди твоего статуса и положения. И никто не узнает об этой безобразной сцене. Магдалина встретила ее взгляд спокойно и улыбнулась краем губ. — Ничего и не произошло. — Умница.