Королевская пара

      Когда Магдалина появилась в гостиной, прямая и безупречная, как и всегда, Том не сразу заметил в ней изменения. На одном из тонких пальцев, которые сжимали темный переплет блокнота старост, блестел тонкий ободок кольца. Она улыбнулась ему, чуть кивнув в знак приветствия, и отвлеклась на проходивших мимо однокурсниц. Спокойная и уверенная, словно в ее жизни не произошло ничего из ряда вон. Том бросил короткий взгляд на диван у камина, на котором в кругу почитательниц расположилась Иванна Долохова. Кто еще мог убедить его сестру принять терновый венец и носить его, как корону.       Чертовы Долоховы и их страсть лезть не в свое дело.       — Мы опоздаем на собрание, — тихо сказала Магдалина, осторожно трогая его за плечо. Том кивнул и привычно подал ей руку. Тонкие пальцы невесомо легли на его локоть.       Кольцо с непривычки натирало палец. И хотя оно сидело как влитое, Магдалина подсознательно боялась случайно его потерять. Тяжело было сдерживать себя и не прокручивать его на пальце.       Первое время она переживала, что тонкий золотой ободок, словно огромный транспарант, каждому встречному говорил о том, что она стала женой своему же брату. Но на самом деле, как обычно и бывает, близнецы Гонт были интересны очень узкому кругу людей, которые не выказали никакого удивления. А остальные, если и заметили, то либо не поняли, либо не придали значения.       Очень скоро Магдалина и сама перестала обращать внимание, переварив и смирившись. И как только это произошло, она поняла, что с плеч упал огромный камень. Магдалина любила определенность, и теперь часть ее жизни устаканилась.       Где-то в глубине души она даже была довольна. Ее минует участь благородных девиц, которых использовали, чтобы поправить положение семьи. А про то, что леди нужна для выполнения вполне конкретной задачи, Магдалина старалась не думать. Она едва привыкла к своему новому статусу. Сейчас довольно и этого.       Тома ее спокойствие коробило. Он ждал злости, обвинений. Чего угодно, но не умиротворенной улыбки, с которой она неизменно его встречала. Хотя больше его коробило собственное глухое удовлетворение, тщательно скрываемое и лелеемое очень глубоко внутри. То, которое нашептывало ему бессоными ночами, что теперь никто не посмеет отнять у него Магдалину, его сокровище. Никто не посмеет приблизиться к жене лорда Гонта.       Она его. Как и должно было быть.       Том и ненавидел этот шепот, и упивался им. Он все еще пытался бороться со своей нездоровой одержимостью, которая с каждым днем успешно подтачивала его. И Магдалина, с полуулыбкой переплетавшая с ним пальцы и прижимавшаяся к груди, никак ему не помогала. Том боялся однажды выдать то, что еще помнил прикосновение ее губ.       И подозревал, что для нее это уже давно не было секретом.       Магдалина окончательно запуталась в собственных чувствах. Том несколько переоценил ее догадливость: она чувствовала разве что темные и странные желания, клубящиеся внутри брата, и от них ее бросало то в жар, то в холод. Устав анализировать то, что было выше ее скромных познаний в людских отношениях, она просто сдалась на милость Тома, решив просто наблюдать и не мешать.       Ей вдруг стало интересно, к чему это все может их привести.       И вся эта драма тщательно скрывалась ими обоими — в умении держать лицо близнецы Гонт не уступали никому на змеином факультете. Будучи посвященной в их тайну, Иванна наблюдала за ними с интересом естествоиспытателя и находила их метания очаровательными. Магдалина не обсуждала с ней подробности своих отношений с Томом, но этого и не требовалось. Куда ярче слов были взгляды, которыми они обменивались, когда думали, что на них не смотрят. Еще пару месяцев, и они, наконец, сами все поймут.       По крайней мере, Иванна была в этом уверена. Со стороны ей все виделось яснее.       Поэтому на рождественские каникулы леди Долохова уезжала с мыслями о том, что либо по возвращении она найдет голубков Гонтов, либо ничего не смыслит в людях.       Пользуясь своим положением, близнецы сбросили большую часть своих обязанностей на оставшихся в школе старост и занимались только своими делами, делая исключения разве что ради вечерних дежурств.       Практически все время Магдалина проводила в библиотеке. Программа за последние несколько лет менялась очень мало и, имея на руках вопросы, вполне можно было успешно подготовиться. Том этот аспект учебы успешно игнорировал, считая, что и без того прекрасно справится со всем, что ему смогут предложить. Свое свободное время он тратил на изучение выторгованных у приятелей трактатов. Эти книги запрещенными не считались, но и особого одобрения не вызывали. Поэтому Том практически не покидал свою комнату, отвлекаясь только на дежурства и контроль за перемещениями сестры.       Но вечера близнецы непременно проводили вдвоем. В основном запирались в комнате Тома, не желая, чтобы их отвлекали даже случайно. Магдалина оставляла на прикроватной тумбочке брата очередной роман, который ей прислал Тони, а Том брезгливо перекладывал его на соседнюю кровать, будто одно присутствие на его территории художественного произведения глубоко оскорбляло его нежные чувства. Магдалина только фыркала на это и, лукаво улыбаясь, скидывала туфли и садилась подальше от брата, опираясь спиной на стену.       Том никогда не заподозрил бы в ней того женского коварства, с которым их однокурсницы заманивали в свои сети ничего не подозревающих жертв. Но когда она рассеянно прикусывала губу и тихо вздыхала, полностью погруженная в свою романтическую бредятину, он ловил себя на том, что не может сосредоточится и осмыслить абзац, который перечитывает последние пять минут. Впрочем, когда Магдалина расслабленно откидывалась ему на плечо и позволяла обнимать себя, все попытки отвлечься от сладкого аромата ее духов неизменно проваливались. Том закрывал глаза, запускал пальцы в ее волосы и просто лежал, стараясь угомонить неуместные мысли, бушующие внутри.       Шальное желание рискнуть укреплялось в нем с каждым таким вечером.       И будь что будет.       Магдалина не была слепой и прекрасно чувствовала внутренние метания Тома. И где-то очень глубоко в душе это тешило ее женское самолюбие. Умом она понимала, что неправильно наслаждаться темными желаниями по отношению к собственному брату. С другой стороны, она уже была его женой, и абсолютно никого среди чистокровных волшебников это не смущало. Единственными, кто мучился от сомнений, были они сами.       Именно этим уговаривала себя Магдалина, позволяя обнимать себя за талию и запечатлевая будничный утренний поцелуй все ближе к его губам. И сама не замечала, какая улыбка проскальзывала у нее, когда глаза у Тома темнели, предательски выдавая его состояние.       Рано или поздно должен был произойти взрыв.       Том сам удивлялся неисчерпаемости своего терпения, но все же и у него, как оказалось, были свои границы. И Магдалина опасно балансировала на самом краю, каждой своей улыбкой и случайным прикосновением расшатывая его нервы.       Глядя на умиротворенное лицо задремавшей сестры, Том мягко поправил растрепавшиеся волосы. Магдалина поморщилась, но не проснулась. Он почувствовал, что старается не дышать. Она была так близко, что бороться с собой становилось почти невозможно. Это было наваждение, темное и тягучее.       И он ему поддался.       Прикосновение было совсем невесомым. Но его оказалось достаточно, чтобы губы Магдалины дрогнули. Она обожгла его дыханием и совершенно неожиданно для них обоих чуть подалась вперед, прижимаясь к его рту.       И небеса не рухнули.       Отстранившись Том взглянул в глаза Магдалины, совершенно черные, затуманенные. Она чуть улыбнулась и ласково погладила его по щеке. Том обнял ее, крепко прижав к себе.       Он вдруг резко, почти до боли, прочувствовал все, что чувствовала сейчас Магдалина. Цепь, которая была натянута между ними с самого рождения, стала крепче, чем когда-либо.       Они принадлежали друг другу.       Сейчас это стало очевидно.

* * *

      Экзаменационная неделя приближалась неотвратимо, принося в жизнь семикурсников бессонные ночи и нервные срывы.       На фоне общего напряжения на задний план уходили все личные переживания. Профессора умело нагнетали обстановку, вкрадчиво напоминая, что от результатов этих экзаменов зависит успех в будущем. И пусть для большей части чистокровных не было никакого секрета в дальнейшей судьбе, их не могла не коснутся захлестнувшая Хогвартс паника.       Даже обычно безалаберный Тони обложился книгами и конспектами, пытаясь запихнуть в голову то, что должен был выучить за семь лет. Том не упускал возможности подколоть его и впервые за все семь лет их дружбы нарвался на сглаз. Позже Тони, конечно, извинился перед ним, но злопамятный Том не забывал ехидно припомнить ему о том, как жестоко обманулся их добрыми отношениями.       Младшекурсники опасливо обходили весь седьмой курс по стеночке, стараясь не попадаться под горячую руку. Старосты школы, которым приходилось отвлекаться на организационные дела, ласково обещали устроить веселую жизнь всем, кто будет дергать их по пустяковым вопросам. Старосты факультетов, которым накрутили хвосты, пачками снимали баллы, установив в школе приятный глазу близнецов полувоенный режим.       Тома экзамены волновали мало, но он заботился о сестре. И если для ее спокойствия нужно было довести подопечных до предынфарктного состояния, что ж, чего не сделаешь ради любви?       Чем ближе становился день, который многие старшекурсники обвели в календарях черным цветом, тем больший разброс приобретали настроения. Кто-то бросал все свои конспекты и предавался меланхолии, кто-то начинал зубрить, забывая про сон и еду, кто-то искал помощи со стороны. Самые ушлые и беспринципные из студентов развернули целую подпольную сеть по торговле самыми разнообразными средствами, которые должны были усилить концентрацию и улучшить память. На такое обычно велись магглорожденные, но и некоторые чистокровные, у которых уже сдали нервы, тоже готовы были заплатить за чудо-зелье. Старосты смотрели на это сквозь пальцы, зная, что под видом волшебной микстуры обычно впаривалась разведенная настойка пауллинии. Она действительно давала кратковременный эффект бодрости и повышала активность, но с тем же успехом можно было выпить крепкий кофе.       Точку в этой истерии поставил декан, собравший седьмой курс на последнее собрание перед экзаменами.       — Со следующей недели вы начнете сдавать Т.Р.И.Т.О.Н.ы, — говорил он, с ласковой улыбкой рассматривая одинаково замученные лица своих студентов. — Никакой особой разницы с С.О.В. нет, кроме, конечно, уровня знаний, которые вы должны продемонстрировать нашей уважаемой комиссии. Кроме того, я должен предупредить вас, что на ваши экзаменационные принадлежности будут наложены исключительно жесткие антиобманные заклятия. Использование напоминалок, а также самоотвечающих перьев, накладных манжет-шпаргалок и самоправящихся чернил запрещено. Все вы слышали истории про уникумов, которые считали, что смогут обвести экзаменационную комиссию вокруг пальца. Искренне надеюсь, что среди вас таковых не окажется. Есть вопросы?       Факультет ответил ему обреченным молчанием.       — Позвольте дать вам совет: отдохните как следует, выспитесь, выдохните. Экзамены вовсе не так страшны, — Гораций махнул рукой, отворяя дверь класса. — Свободны.       — Силы небесные, — тихо простонала Магдалина, вчитываясь в расписание. — У нас дежурство в воскресенье, а в понедельник трансфигурация. Это конец.       — Брось, — легкомысленно фыркнул Том, заглядывая в пергамент через плечо сестры. — Что ты там можешь не знать?       — Я знаю, что ничего не знаю, все забуду и не смогу ничего трансфигурировать.       — Я могу отдежурить и один, если тебе так хочется провести вечер в теплой компании учебников.       — Ну уж нет. Декан прав: надо отвлечься. Иначе я скоро сойду с ума, и ты сдашь меня в бедлам.       — В нашем кругу это не принято. Скорее, я запру тебя в комнате на чердаке и буду делать таинственный и трагический вид, пока ты, обезумев окончательно, не подожжешь дом.       — Том! — Магдалина остановилась и, широко улыбнувшись, заглянула ему в глаза. — Не может быть…       — Тони не давал мне спать, рыдая над конспектами по зельям, — буркнул тот в ответ. — Мне было скучно.       Магдалина обняла его за пояс и, запрокинув голову, звонко рассмеялась. Том положил руку ей на талию, любуясь ее сияющим лицом. Ему бесконечно сильно хотелось поцеловать ее, но вокруг было слишком много любопытных глаз. И он не был до конца уверен, что она вообще одобрила бы такую вольность, даже если бы они были наедине.       — Пойдем, пока от моей мрачной репутации еще что-то осталось.       Прибывшую во время ужина комиссию студенты встречали, как расстрельную бригаду. Кто-то из них мрачно пошутил, выкрикнув:       — Ave, magister, morituri te salutant! — и с силой ударил кулаком по столу.       Один из уважаемых ученых нашел его взглядом и, лукаво улыбнувшись, погрозил пальцем:       — Смело, молодой человек. Надеюсь, что завтра мне не придется говорить вам “pollice verso”.       Профессор Дамблдор, провожавший членов комиссии, рассмеялся и что-то негромко сказал. Те закивали, заулыбались и прошествовали к подготовленным для них местам.       Том внимательно посмотрел на декана и, увидев на его лице вполне миролюбивую улыбку, едва заметно кивнул старосте этого безмерно смелого студента. Пусть сделает внушение своему шутнику.       — Это было вызывающе, но очень четко описало ситуацию, — задумчиво проговорила Иванна, наклонившись к плечу Магдалины.       — А главное — внушило оптимизм, — в тон ей ответила та.       — Запомни эти слова и завтра входи в аудиторию с ними, — заботливо посоветовал Тони Том.       — Только если ты ко мне присоединишься, друг мой, — хмыкнув, ответил тот и продолжил листать учебник.       Магдалина поднялась со своего места и, подойдя к брату, положила руку ему на плечо.       — У нас еще дежурство, Том. Надеюсь, сегодня никого не понесет гулять на ночь глядя. Что-то у меня нет настроения на всепрощение.       — Из нас двоих людей должен пугать я. Но мне нравится твоя кровожадность.       — Вы такие милые, что меня сейчас стошнит, — Тони кисло улыбнулся и махнул рукой, подгоняя близнецов. — Исчезните с глаз моих.       — Расслабься уже, милый кузен. Перед смертью не надышишься, — елейным тоном сказала Иванна и сделала небольшой глоток чая.       — И я тебя люблю.       Несмотря на свое желание отвлечься от бесконечного повторения, Магдалина все равно то и дело замирала, тихо проговаривая формулировки. Том, обладавший почти идеальной памятью, иногда поправлял ее. Он привычно обнимал ее за талию, больше для того, чтобы задумавшаяся сестра не осталась где-то позади. Хотя нельзя было сказать, что это не приносило ему удовольствия.       Когда Магдалина в очередной раз встала, пытаясь припомнить особенно хитрое определение, он развернул ее к себе и, осторожно убрав выбившийся локон за ухо, тихо сказал:       — Ты просто ужасна в том, что касается отвлечения.       — Это сильнее меня, — улыбнулась Магдалина.       Они были совершенно одни в полумраке коридора, скрытые от случайных свидетелей резким поворотом. Том не спешил убирать руку, продолжая поглаживать мягкую кожу на ее лице. Глаза Магдалины потемнели. Она смотрела на него не отрываясь, не делая попытки отойти и сбросить то темное наваждение, которому однажды они уже поддались. Том медленно приблизился к ней, готовый в любой момент отступить, и ему показалось, что Магдалина подалась навстречу, как зачарованная.       Он почти коснулся ее губ, когда в коридоре, скрытом от них поворотом, раздались невнятный шум и приглушенные голоса.       Наваждение отступило. Магдалина резко отвернулась, бросив настороженный взгляд в сторону, с которой к ним явно кто-то приближался. Том сжал челюсти до скрипа зубов, подумав, что он еще никогда не был так близок к убийству во время дежурств. Он сделал шаг назад и выпрямившись посмотрел на показавшихся из-за угла студентов. На их удачу это оказались факультетские старосты, которые поприветствовали близнецов кивками и продолжили свое патрулирование. Том смерил их холодным взглядом, сдерживая клубящуюся внутри злость. Магдалина, успевшая сделать пару шагов, обернулась на брата и тихо сказала:       — Идешь?       Том только кивнул, избегая смотреть на сестру. Она взяла его за руку, переплетаясь пальцами, и медленно пошла вперед.       Момент был упущен. И их обоих терзали одинаковые чувства: раздражение и разочарование.       Сразу после завтрака Большой зал закрыли на короткое время, чтобы подготовить место для проведения первого экзамена. Студенты являли собой все стадии принятия неизбежного: от тех, кто почему-то был уверен, что сегодня экзамен точно не состоится, до тех, кто смирился и теперь меланхолично пересчитывал драгоценные камни в песочных часах факультетов.       Когда двери зала отворились и студентов начали приглашать, Иванна и Магдалина, одинаково бледные, с искусанными губами и подрагивающими пальцами, переглянулись и, выдохнув, прошли внутрь. У Тони были воспаленные красные глаза и полный бардак в голове, но он храбрился и в зал вошел под саркастическое высказывание: “Со щитом или на щите, друг мой”. Том на это только хмыкнул. Он был спокоен и собран, полностью уверенный в уровне своих знаний.       Все две недели, во время которых шли Т.Р.И.Т.О.Н.ы, смешались в один смутный кошмар. Магдалина практически выпала из жизни. Она просыпалась, шла на экзамен, выкладывалась на полную и вечером падала без сил. Иногда где-то на самом краю сознания мелькали подруги и брат, но она едва ли могла вспомнить, о чем говорила с ними. Вроде бы они занимали диван в гостиной, распугивая одним своим видом всех случайных младшекурсников. Магдалина откидывалась на грудь брата, устало потирая глаза. Вечерние разговоры не клеились, все темы для обсуждения рано или поздно скатывались в воспоминания об экзаменах. Накручивать себя, рассуждая, не ошиблась ли она в каком-нибудь спорном вопросе или достаточно ли чисто выполнила практическое задание, Магдалина не хотела. А Том вообще не видел в этом смысла. Поэтому близнецы просто молчали, участвуя в разговорах больше в качестве наблюдателей.       Когда экзамены, наконец, завершились, семикурсники чувствовали себя выжатыми и пустыми. Их еще не успело накрыть волнительное ожидание результатов, и сейчас они без всякой цели слонялись по школе или заседали в гостиной, ощущая в головах блаженную пустоту.       Тони достал откуда-то несколько бутылок огневиски, поставив своих друзей перед фактом вечернего застолья. Возражений не поступило, и на следующий день вся его компания радовала окружающих бледно-зелеными лицами. Мучаясь головной болью, Тони отрядил Тома упросить Магдалину поделиться зельями. И та, сморщив нос и смерив брата крайне выразительным взглядом, все же выдала требуемое. Хотя в глубине души и хотела позлорадствовать и заставить их пострадать.       — Благодетельница, — говорил Тони, прикладываясь к руке Магдалины. — Святая Магдалина. Если бы не ты…       — Пришлось бы идти в больничное крыло? — насмешливо спросила та.       — Как тем несчастным, у кого нет такого хорошего друга, у которого такая великолепная сестра, — с готовностью подтвердил Тони.       — У твоей кузины тоже есть зелья.       — У моей кузины нет сердца, моя леди.

* * *

      До отъезда в Лондон оставалось совсем немного времени.       Раньше эти дни длились невыразимо долго, а не летели стремительно, неизбежно приближая пугающую взрослую жизнь. В гостиных все чаще звучали разговоры о будущем: в манорах будут проведены приемы в честь выпуска, благородные семьи начнут заключать помолвки, играть свадьбы, устраивать своих детей на выгодные должности. Люди попроще изучали все возможные вакансии, надеясь отхватить место пожирнее и начать медленное восхождение к успеху.       Все вокруг дышало этими намерениями и мечтами. Жизнь казалась простой и такой предсказуемой. Перед молодыми и полными сил юношами и девушками обязательно рухнут все стены. Горькая реальность еще не успела отравить их, а жизненные сложности пока не сломали крылья.       Мир казался открытым и доступным. И был каждому из них по силам.       У Тома тоже был свой план. Он казался вполне выполнимым, простым и понятным. Его не интересовала должность в Министерстве, ведь, не имея покровительства, на что-то приличное он мог не рассчитывать. А просить протекции было и не у кого, и ниже достоинства лорда. Магическое общество консервативно, и в высших эшелонах никогда не забудут, под чьим крылом начал свой путь лорд Гонт. Это повесит на него обязательства, которые ему не хотелось выполнять.       Хороший вариант, сам того не осознавая, Тому подсказал Ройнар. Имя того человека промелькнуло в одном из вечерних разговоров. Ройнар говорил, что этот ушлый делец умеет подбирать работу людям, весьма вольным в отношениях с совестью, и что он удачно пристроил нескольких людей, которые раньше работали на семью Мальсиберов. Том это запомнил, и эта идея показалась ему привлекательной.       Осталось только убедить Магдалину. Точнее, донести до нее неприятную необходимость, которая и ему самому поначалу казалась дикостью.       Том подолгу сам с собой вел молчаливый диалог, пытаясь предугадать реакцию сестры. И все равно не мог точно сказать, что она ему ответит.       Хороший момент для разговора все никак не находился, а времени становилось все меньше. В конце концов он просто остановил ее у витражного окна во время одной из их обычных прогулок. Обнял со спины, сжал в руках и замер, невидящим взглядом глядя в окно. Правильные слова все никак не приходили в голову.       — Том, — мягко позвала Магдалина, откинув голову ему на плечо. — Что с тобой?       — Ничего.       — Конечно.       Том выпустил ее из рук и, сделав пару шагов, оперся на подоконник. Магдалина встала рядом, молча рассматривая студентов, заполнивших берег Черного Озера. Она не пыталась заговорить первая, ожидала, пытаясь понять, чего именно он так опасается.       — Я нашел один вариант, куда можно пойти, — осторожно начал Том, скрестив перед собой руки.       — Хорошо.       — Если все выгорит, я смогу неплохо заработать и получить назначение.       Магдалина кивнула и, улыбнувшись краем губ, спокойно спросила:       — В чем подвох?       — Я должен поехать один.       — Исключено.       Том устало прикрыл глаза. Именно такой реакции он и ждал. И как именно убедить ее в своей правоте, он так и не придумал. Бросив быстрый взгляд на точеный профиль сестры, Том вздохнул и как можно спокойнее повторил:       — Я должен поехать один, потому что тебе там не место.       Магдалина молчала, обманчиво спокойно глядя в окно. Он чувствовал в ней нарастающее возмущение.       — Это не навсегда.       — Что должно помешать мне поехать с тобой?       — Это не место для леди.       — Под немецкими бомбами леди тоже было не место. Это не аргумент, Том.       Том сжал пальцами переносицу и, опершись на руки, искоса посмотрел на сестру. Ее лицо было спокойным, только чуть подрагивающие крылья носа выдавали то, насколько она была раздражена.       — Тогда у нас не было выбора.       — И это все еще не аргумент.       — Лина, — выдохнул Том, начиная злится на упрямую сестру. Магдалина посмотрела на него холодным взглядом почерневших глаз. — Подумай о репутации.       — Мне на нее плевать.       Магдалина отвернулась, всем своим видом показывая, что разговор считает оконченным. Том успел схватить ее за руку и без усилий развернул к себе. Глядя в черные от ярости глаза Магдалины, он сжал челюсти до скрипа зубов.       — Тебе там не место.       — Это решать не тебе.       Магдалина чувствовала в брате мрачную решимость. Вот только она сама была не менее упрямой и так просто отступать не собиралась. Один раз он уже пытался. Не получилось тогда, не получится и сейчас.       — Мне, — вдруг резко сказал Том, посмотрев на нее каким-то отстраненным взглядом. — Без тебя будет легче.       Это было сродни пощечине. Магдалина отступила на шаг, пораженно посмотрев на него. Она потянулась к брату, пытаясь нащупать в его словах ложь, но он источал только усталость и раздражение. И правда верил в то, что говорил.       Что-то внутри нее оборвалось.       — И ты сделаешь так, как я сказал, — добавил Том, чтобы поставить точку в их споре. И эти слова, сказанные каким-то чужим тоном, заставили Магдалину замереть и… подчиниться. Она смотрела на него и не узнавала.       Как он мог?       Магдалина едва сдерживала рвущийся изнутри хрип. Том отвернулся от нее, вновь уставившись в окно. Так отчего же у нее не проходит чувство, что он сжимает ее горло?       Магдалина хотела бы воспротивиться. Оттолкнуть брата. Сказать гневно, что он слишком много на себя берет. Но все слова застревали внутри, и она не могла выдавить ни звука. Только зло смотрела, но почти не видела его лицо за мутной пеленой.       Что-то, что было куда сильнее ее, заставляло сжать зубы и принять его волю, как свою. Ломало ее изнутри с хрустом и болью, сдавливало голову стальным обручем до кровавых пятен перед глазами. Она всеми силами пыталась бороться с этим наваждением, но боль в голове и груди только становилась сильнее.       И она сдалась.       И боль отступила. То, что душило ее и рвало, отступило тоже. Только холодные пальцы, так и не отпустившие ее горло, остались. Ослабили хватку, но не исчезли, обвили шею, мешая дышать. В эту минуту ей показалось, что они остануться с ней навсегда.       Магдалина хотела бы расплакаться. Но где-то в голове звучал холодный голос с интонациями Иванны, приказывающий ей держать себя в руках. Она цеплялась за него, пытаясь сохранить остатки самообладания. Том ее слез не увидит. И слезы застряли внутри, до боли царапая глаза.       — Посмотри на меня, — мягко попросил Том, и она подчинилась, еще оглушенная, почти не видящая его лицо. — Дай мне разобраться с этим. И я сразу вернусь. Обещаю.       Он верил в то, что говорил. Верил, что поступает правильно. Заботясь о безопасности сестры, Том не думал о том, что ей не нужна такая забота. Что слова, в которые он вкладывал совсем другой смысл, навсегда останутся выжженным клеймом.       И, закрывая глаза, она будет видеть их. До конца жизни.