* * *
Услышав негромкий перезвон дверного колокольчика, Том оторвался от купчей и вежливо улыбнулся вошедшим в лавку мужчинам. Один из них, невысокий и худощавый, затянутый в темный сюртук, видневшийся из-под щегольской мантии, знаком приказал сопровождающим остаться у двери. У него было приятное лицо с мелкими морщинками у глаз, аккуратная бородка и тронутые ранней сединой волосы на висках. Он улыбался, но взгляд оставался внимательным и холодным. Пройдя к прилавку, мужчина положил на столешницу темные кожаные перчатки и начал постукивать пальцами, с отстраненным интересом рассматривая Тома. Тот немедленно оторвался от своей работы и, отзеркалив улыбку клиента, приблизился к нему. — Чем я могу быть вам полезен? Мужчина чуть склонил голову к плечу, остановив Тома небрежным жестом, и тот послушно замер, всем своим видом выражая готовность исполнить любую его просьбу. Мужчина продолжал оценивающе смотреть на него, не выражая никаких эмоций. Только едва уловимая улыбка иногда проскальзывала по тонким губам. Поймав его взгляд Том привычно мысленно скользнул внутрь темных зрачков, пытаясь уловить в их глубине скользкие хвосты воспоминаний. Но так и не смог ничего нащупать в мутной воде чужого сознания. Мужчина улыбнулся шире, словно поняв, что Том пытается сделать, и будто бы позволил ему увидеть слабый отблеск под мутной толщей. — Мистер Гиллен, рад видеть вас, — сказал поспешно вышедший в зал Бэркес, прервав их странную игру. — Чем я могу быть полезен? Гиллен медленно перевел взгляд на лавочника, обрывая едва установившуюся связь. — Мне нужны твои непревзойденные способности перекупщика, — негромко ответил он. Голос у него был мягкий и негромкий, но каким-то невероятным образом заставляющий прислушиваться, ловить каждое слово. — Конечно, — мелко закивал Бэркес и, угодливо склонившись, указал на дверь своего кабинета. — Не откажите мне в чести угостить вас. — Как можно. Гиллен прошел следом за то и дело пригибающимся лавочником и, остановившись в проходе, бросил на Тома короткий заинтересованный взгляд. Разговор был долгим. Том успел заполнить три ведомости, а сопровождающие Гиллена, казалось, вообще уснули с открытыми глазами, не проявляя никакого интереса к окружающим раздражителям. Оживились они только в тот момент, когда дверь кабинета негромко хлопнула. — Я рассчитываю на тебя, — говорил Гиллен, мягко похлопав лавочника по плечу. — Конечно, сэр, — угодливо улыбался Бэркес, провожая его до дверей лавки. Гиллен посмотрел поверх склоненной головы лавочника и, встретившись взглядом с Томом, улыбнулся краем губ. Том ответил едва заметным кивком, и где-то внутри появилось неприятное тянущее чувство. Едва за Гилленом закрылась дверь, Бэркес сразу вернул себе привычное выражение лица. Бурча себе под нос что-то явно нецензурное, он раздраженно дернул плечом и, резко развернувшись, смерил Тома внимательным взглядом. — Пойдем, Томас, есть разговор. Отложив бумаги, Том послушно прошел в кабинет. Бэркес открыл небольшой шкафчик, в котором хранил алкоголь, и, звякнув горлышком бутылки о край бокала, щедро плеснул себе виски. Опустившись в свое кресло, он указал Тому на стул напротив и сделал большой глоток. — Мистер Гиллен заинтересовался тобой, — после недолгого молчания начал Бэркес, задумчиво потирая подбородок. — Это можно назвать неплохим шансом. С некоторыми оговорками, конечно. — Оговорками, сэр? Бэркес повертел в руках бокал и осушил его одним глотком. Отвечать он не спешил. Смотрел как будто сквозь Тома, размышляя о чем-то своем. — Деятельность людей, на которых работает мистер Гиллен, — осторожно подбирая слова, сказал Бэркес. — Зачастую расходится с тем, что принято считать законным. Я не знаю подробностей, Томас. Но репутация у его работодателей весьма своеобразная. Но разговор не об этом. В нашей работе в благородство не играют: выполнишь для него пару заданий, а там видно будет. Заодно покажешь себя. — На какую сумму я могу рассчитывать? — помедлив, спросил Том, мысли которого в этот момент больше занимал Гиллен и его таинственные наниматели. — На любую. Гиллену нужны письма, которые много лет назад мистеру Буту писал его сослуживец-маггл из шестьдесят третьей дивизии. Эдвард Кэмпбелл. — Это было больше тридцати лет назад. Каковы шансы, что они вообще сохранились? И зачем вообще нанимать нас для выкупа маггловских писем? — Они есть, и старик с ними не расстается. Гиллен почему-то уверен, что у тебя выйдет. Предлагай Буту все, что посчитаешь нужным. Мистер Гиллен всегда был щедр на чаевые. А по поводу писем... Черт его знает, на кой ляд ему эти письма сдались, но я в чужие дела не лезу и тебе не советую. Хочет получить — значит, есть зачем. Свободен. Том немедленно поднялся и, вежливо кивнув Бэркесу, который даже не смотрел в его сторону, вернулся за прилавок. Подобные задания были для него не в новинку. Пользуясь своей особой способностью, Том был хорош в таких неординарных поручениях. Ему удавалось втереться в доверие к человеку и, читая его память, надавливать на нужные рычажки, чтобы получить желаемое. Люди, обманутые понимающим видом и правильными словами, легко шли навстречу Тому, который ювелирно наводил их на нужные ему мысли. И еще никогда он не встречал человека, способного понять его действия и противиться им. Гиллен понял и воспротивился. Возможно, именно это и привлекло его внимание. И к чему это приведет, Том предсказать не мог. Он решительно не понимал Гиллена, который весь — от сеточки морщин вокруг темных глаз до застывшей на губах полуулыбки — был как мутная вода, в которой прятались его воспоминания. Том не смог его прочитать, и это вызвало неприятный холодок дурного предчувствия.* * *
Получить согласие на встречу с мистером Бутом оказалось нетривиальной задачей. Будучи старым непубличным человеком, он жил уединенно в тихом пригороде Престона и не хотел видеть гостей. Тому понадобилось все его красноречие, чтобы убедить мистера Бута на одну единственную встречу. Он писал, что настаивает на личной встрече, потому что не может доверить такой разговор бумаге. При личной встрече Том сможет влезть в его память, найти нужные лазейки, надавить на больные места и получить желаемое. И мистер Бут согласился. А значит, Том стал на один шаг ближе к цели. Трансгрессировав в пригород Престона в назначенный день, Том неспешно шел по улице, разглядывая аккуратные дома с ровно подстриженными лужайками и обширными клумбами. Оценивая окружение, он готовился к непростому разговору. Он любил приходить к клиентам пешком, используя эти несколько минут для того, чтобы настроится на нужный лад. И обычно имел какое-никакое представление о том, с кем придется иметь дело. Сейчас же Том шел в неизвестность, к человеку, о котором ничего не знал и который изначально относился к нему с подозрением. Дело будет сложным, но Том не привык опускать руки и легко сдаваться. Остановившись перед аккуратным двухэтажным домом, выкрашенном светлой краской, он окинул взглядом газон, который явно нуждался в стрижке, и клумбы с увядшими цветами. Поднявшись на небольшое крыльцо, Том постучался в дверь и сделал шаг назад. Спустя несколько минут с другой стороны загремели дверной цепочкой, и в приоткрытом проеме показался пожилой мужчина. Смерив Тома внимательным взглядом, он открыл дверь чуть шире и, пожевав губами, слегка шепеляво спросил: — Это ты просил встречи? — Да, мистер Бут, — вежливо улыбнулся Том и слегка суетливо пригладил волосы. — Спасибо, что согласились поговорить со мной. Старик хмыкнул и отошел назад, приглашая Тома пройти внутрь. Пройдя сквозь небольшой коридор, они оказались в небольшой, но уютной гостиной. Цветочные обои кое-где пожелтели от старости, пузатые комоды, накрытые кружевными салфетками, были заставлены колдографиями и статуэтками. Мистер Бут с кряхтением опустился в большое кресло и жестом указал Тому на соседнее. — Напомни, как тебя зовут? — Томас, сэр, — Том аккуратно опустился на краешек и, опустив взгляд в пол, едва слышно вздохнул. Он прекрасно понимал, что выглядит как нервный студент семинарии. Нервничающие, смущающиеся юноши располагали к себе куда лучше, чем те, кто пытался выпятить свою уверенность и превосходство. Внутри Том был абсолютно спокоен, он ждал первого шага, от которого можно будет начать игру. — Что ты хотел от меня, Томас? — мистер Бут откинулся на спинку кресла и, положив перекрученные венами руки на подлокотники, выжидающе посмотрел на Тома. Том вздохнул, словно собираясь с силами, и посмотрел в мутные глаза старика, мягко проникая внутрь его воспоминаний. Осторожно и ненавязчиво, чтобы он ничего не сумел понять. — Я знаю, что вы ветеран и герой Первой мировой войны и служили в королевском флоте. В темной глубине начали появлятся первые, еще совсем слабые картинки прошлого, которые сейчас не имели для Тома никакой ценности. — Если я не ошибаюсь — в шестьдесят третьей дивизии. — Верно, — кивнул Бут. — И что тебе нужно? Мемуары хочешь мои написать? Том позволил себе слабую улыбку и покачал головой. — Не совсем, — он замялся и ненадолго отвел взгляд. — Я надеялся, что вы расскажете мне о человеке по имени Эдвард Кэмпбелл. Воспоминания стали ярче. Старик хмыкнул, покачал головой и попытался отвести взгляд, но Том надавил чуть сильнее, удерживая контакт. Он видел нечеткие, подернутые дымкой короткие отрывки, в которых мелькали Бут и неизвестный улыбчивый мужчина на вид не старше сорока лет. Слишком далеко в памяти были спрятаны эти воспоминания, слишком много времени прошло, но внимательный Том смог уловить среди быстро мелькавших вспышек нужное и важное. — И зачем тебе это? — голос у Бута похолодел, крючковатые пальцы дрогнули, сжав подлокотники. — Я думаю, что он может иметь отношение к моей семье, — негромко ответил Том, продолжая вглядываться в мутную дымку воспоминаний, где среди сотен вспышек, всего на несколько мгновений мелькнул портсигар, в котором, по-видимому, Эдвард Кэмпбелл хранил выцветшую от времени фотографию, маггловскую, на которой были изображены он сам, женщина и совсем маленький ребенок. Все они были светловолосы, ширококостны и круглолицы, и заподозрить в них сходство с темноволосым, остроскулым Томом было решительно невозможно. Впрочем, он и на собственного дядю был не похож, мало ли, как извернулась природа. — Боюсь тебя расстроить, парень, — скрипуче протянул Бут. — Но у старины Эдварда осталось два сына, и оба они семейные. Неучтенных детей у них точно нет. Том едва сдержал разочарованное цоканье: воспоминания снова начали меркнуть. И все же, он сумел зародить какую-то долю сомнения, потому что среди угасающих картинок мелькнула совсем короткая, в которой смеющийся Кэмпбелл прижимает к себе полноватую женщину, а та, игриво надув губы хлопает его по рукам. Зацепившись за это, Том решил рискнуть и, тяжело выдохнув, опустил голову и тихо и обреченно сказал: — Моя мать не знала отца. А бабушка говорила, что в молодости за ней ухаживал военный из флота, — махнув рукой, Том устало улыбнулся. — Я пытался выяснить хоть немного, но она не помнила ничего, кроме имени. Вы не представляете, сколько Эдвардов служило в то время. Простите, что потратил ваше время. — Как звали твою бабку? — внезапно спросил Бут, и Том вновь поймал его взгляд, осторожно перебирая мелькавшие воспоминания, пытаясь разыскать среди них подсказку. И она нашлась. Подпись на небольшом письме, которое Кэмпбелл раздраженно смял, отмахнувшись от вопроса Бута. И сейчас Том либо угадает верно, либо на этом его игра и закончится. И ему придется уйти ни с чем. Предчувствие, которому Том привык верить, подначивало назвать увиденное имя. — Патрисия Стивенс, — неуверенно ответил Том, всем своим видом изображая робкую надежду. Бут внимательно рассматривал лицо Тома, словно пытаясь найти в нем черты, которых в нем и быть не могло. А сам Том давно усвоил, что человек всегда найдет подтверждение своей догадке, если верит в нее хотя бы на грамм. И, видимо, ответ был верен, потому что Бут вдруг скрипуче рассмеялся. — Эдди, кобелина этакая, — старик покачал головой. — Значит все-таки врал, что верен жене и отчизне. Том позволил себе неуверенную улыбку, словно до конца не поверил в свою удачу. Он смотрел на Бута с тщательно скрываемым предвкушением, глубоко внутри довольный тем, что игра удалась. Старик поверил. Теперь дело за малым: нужный рычажок найден, осталось вовремя на него нажать. — Пойдем, — Бут поднялся, тяжело опираясь на подлокотники, и, махнув рукой, позвал Тома за собой. — Чайник поставим. Они прошли на крохотную кухню, где, усевшись за застеленный клеенкой стол, проговорили до самого вечера. Бут, заметно расслабившийся и подобревший, охотно делился с Томом воспоминаниями о боевой юности. Узнав, что Тому тоже пришлось пережить боевые действия в осажденном Лондоне, он проникся к нему каким-то своим особым уважением. Том, усвоивший, что в любой хорошей лжи должна быть доля правды, рассказал о бомбежке, заменив сестру на выдуманную мать. Эти скупые истории, о которых он сам не любил вспоминать, укрепили зародившуюся между ними связь. Старик, переживший две войны, мог понять ужас ребенка, брошенного посреди бомбежек. Уже прощаясь, Том вдруг остановился в прихожей и спросил с той же робкой надеждой: — Мне неловко спрашивать, но, может, у вас есть что-нибудь от Эдварда? На память. Может, фотокарточка какая. Матери показать. Бут посмотрел на него долгим нечитаемым взглядом, а потом, решив что-то для себя, поманил за собой. В уже знакомой гостиной он подошел к книжному шкафу и, достав узловатую вытертую палочку, пробормотал себе под нос короткие слова заклинания. Достав из зачарованного ящика толстую пачку писем, он начал аккуратно перебирать их. Том, неслышно приблизившийся со спины, заглянул через плечо и увидев на желтых от старости листах знакомый по воспоминаниям Бута почерк, осторожно вытащил из кармана пиджака собственную палочку. — Прости, парень, но фотокарточек он мне не присылал. — Очень жаль, — спокойно ответил Том и, приставив палочку к затылку старика, одними губами произнес. — Ступефай. Поймав ослабевшее тело, он осторожно усадил его в кресло и, присев перед находящемся в беспамятстве Бутом, уже не особо миндальничая, проник в его воспоминания. Том знал, что можно стереть воспоминания простым заклинанием, но оно оставляло провал в памяти, а значит, не подходило в его случае. Ему было интересно, сумеет ли он изменить уже имеющиеся воспоминания, ослабить их, обмануть разум. Менять несопротивляющееся сознание оказалось довольно просто. Просто для того, кто видел чужую память, как альбом с колдографиями, которые можно вытащить при должном желании, можно скопировать, можно спрятать. Том аккуратно и филигранно затирал в памяти Бута последние минуты их общения, заменяя их придуманными. Ослаблял их, внушал его разуму, что, проводив юношу, он просто уснул в кресле, утомленный общением. Покрывал свежие картинки дымкой, заставлял считать их старыми и неважными. А главное, стирал из них всех свое лицо, делал его невыразительным, незапоминающимся. Таким же, как у сотен других молодых англичан. Когда с памятью Бута было покончено, Том едва удержался на ногах. От нахлынувшей слабости закружилась голова, на губах стало солоно от крови, тонкой струйкой стекающей из носа. Запрокинув голову, Том постоял немного, пережимая переносицу пальцами. Завтра он будет умирать от мигрени, но это того стоило. Стоило каждого лопнувшего капиляра в глазах. Это был его личный триумф. Никогда еще Том не чувствовал себя настолько сильным. И пусть победил он старика, чей разум был как открытая книга, это все равно был внушительный шаг. И этот шаг открыл совершенно новые горизонты. Это окрыляло. Взмахнув палочкой, Том уничтожил все следы своего присутствия, чтобы не оставить случайно упавшие волос или каплю крови. И, перелистав толстую пачку писем, уменьшил и убрал ее во внутренний карман пиджака. Закрыв зачарованный ящик и убедившись, что он не выглядит просто не плотно прикрытым, как если бы Бут сам не до конца задвинул его, бросил последний взгляд на комнату. Выйдя на кухню, заклинанием очистил чашку, и только убедившись в том, что о его присутствии больше ничего не напоминает, покинул дом. Совесть его не мучала. Проведя почти весь день в компании старика, Том понял, что получить так необходимые Гиллену письма он попросту не сможет. Упрямый Бут бережно хранил их, как память о дорогом друге, погибшем много лет назад. Друге, который несколько раз спасал его жизнь на фронте и о котором он долгое время горевал. Будь на месте Тома другой человек, то, возможно, он не стал бы забирать у одинокого старика дорогую сердцу вещь. Но Тома никогда не волновали чувства посторонних людей. У него была своя цель, ради исполнения которой он был готов на все. Его ждала Магдалина. И он не собирался заставлять ее ждать слишком долго.