вторые руки

      В городе снова ливень столбом. Кажется, что от него нигде не укрыться, что ветер настолько пронизывающий, словно стоишь на пирсе самого холодного моря, а крупные капли дождя, сливающиеся в мощные потоки, готовы выбить стекла в магазинах. Осень здесь всегда непослушна и капризна. Она похожа на вредную кошку: сама по себе, ни от кого не зависит и действует так, как хочется ей. Осень в Англии нагоняет серо-желтые тучи, которые похожи на ватные облака, лишь во время заката загорающиеся на оборванных краях розовыми и рыжими оттенками. Осень в Англии ломает прозрачные зонты на улицах, заражает особенно слабых людей ангиной и укладывает в смятую постель с чаем из облепихи.       Стефан думал, что никогда не привыкнет к такому климату. Он постоянно мерзнет и надевает несколько слоев одежды под шерстяное пальто на заклепках. А еще его греет жилетка в кофейный ромб, натянутая поверх розовой неглаженой рубашки, и вязаный кардиган, обнимающий своим теплом руки писателя, что сейчас прижимают плотную пачку рукописей из редакции. Мужчина боялся не столько промокнуть до кончиков пальцев, сколько испортить свой любовный роман, над которым он работал последние несколько дней. Стефана мог бы спасти зонт или дождевик, если бы он не убавил утром звук на прогнозе погоды, судорожно собирая сумку с бумагами, поэтому, ускоряя шаг и временами срываясь на бег, он шел сквозь толпу, будто идущую напролом, как сильное речное течение, не дающее доплыть до противоположного берега. Стефан искал укрытие от проливного дождя, стуча зубами от холода, жмуря намокшие от холодной воды глаза и еще сильнее кутаясь в теплое пальто.       Он нашел это укрытие в ближайшем Бургер Кинге, что находился за углом одной из центральных улиц. А вместе с ним еще сорок таких же продрогших человек, пытающихся найти хоть один свободный столик в двухэтажном здании. Кажется, что только детям в радость бегать между рядами взрослых дядь и теть, выпрашивая у родителей игрушку из обеда и приторно-сладкую содовую в ярких стаканчиках. Внутри пахнет пряной курицей и картошкой фри, и это согревает дрожащего от холода Стефана, что он позволяет себе снять пальто, с которого сразу же начинают стекать дождевые капли, и облегченно улыбнуться, стоя в очереди.       — Чизбургер, средний американо с сиропом и картошка фри, — устало говорит он такой же усталой официантке и кладет рядом с кассой пару сложенных в три раза купюр, смотря, как девушка небрежно складывает бумажные обертки на красном подносе и иногда выкрикивает что-то поварам на кухню. — Спасибо, — быстро кидает Стефан, когда его начинает толкать в плечо пожилой мужчина с недовольно поджатыми губами, и отходит от кассы, крепко держа поднос в руках.       В зале людно и чересчур шумно, все стулья увешаны куртками и сумками, а найти свободное место сродни игре в русскую рулетку. Но, кажется, сегодня Стефан в нее победил: возле окна как раз было свободное место для него и фигуры в черном. Издалека было сложно разглядеть, кто это был, но попытать удачу и попроситься присесть рядом все-таки стоило.       — Привет, я присяду... — Стефан хочет добавить что-то вроде «если ты, конечно, не против» или «все места заняты», но смущенно поджимает губы, видя перед собой слегка возмущенного брюнета с Туборгом в руках.       — Oh, mon Dieu, ты следишь за мной? — его волосы растрепанные и влажные после улицы, а дешевая тушь каплями собралась под глазами. Комичность ситуации выбивает его из колеи, но и отказывать парню, который так заботливо носит специально выбранный для него шарф, не хочется, поэтому он просто вздыхает и, взмахнув рукой мол «черт с тобой», садится за стол, отодвигая свой бумажный пакет с картошкой фри в сторону.       Стефан чувствует себя неловко и глупо и смущается, отведя взгляд на широкое окно с быстро стекающими с него струйками воды. Он мог завести диалог с парнем из дешевого магазина, но детские крики и радио, создающие неприятную какофонию из звуков, давили на голову и скрипом мела по доске раздражали нервы. Стефан редко когда был общительным, предпочитая слушать и слегка кивать головой в знак того, что он все-таки слушает, нежели брюнет, что мог абсолютно точно разговорить каждого и заобнимать до смерти в теплых объятиях. Только вот сейчас молчат оба. Им неловко и тоскливо в маленьком помещении, где тебя готовы проклясть за свободный столик.       — Что это? — решив начать разговор, бросает Брайан и показывает тонкими пальцами на стопку бумаг. Он без интереса ест картошку, ожидая ответа с головой, устало расположенной на согнутой в локте руке. Брайан перебирает черные пряди ногтями с почти слезшим маникюром и смотрит мужчине прямо в глаза.       — Рукописи, — лаконично отвечает писатель, проводя рукой по продавленной от ручки бумаге, чтобы ощутить подушечками пальцев ее плотность и весь тот проделанный за месяц труд.       — Так ты... писатель?       — Ага, — слышится тихий вздох и звук отпитого из бумажного стаканчика кофе со сладкой пенкой, оставшейся в уголке пухлых губ.       Брайан не хочет быть навязчивым и беспокоить молчаливого блондина, уставившегося в окно, поэтому не лезет с лишними расспросами. Но иногда интерес все же берет верх, и он краем глаза заглядывает в рукописи, словно пытаясь мельком узнать сюжет целого романа. И Стефан замечает это, но не подает виду, лишь улыбается кончиками губ, попивая кофе из бумажного стаканчика и с прищуром смотря на брюнета. Он никому не мог признаться, даже себе, что ждал этой встречи вот уже несколько дней, постоянно высматривая странного знакомого в толпе, все время куда-то бегущей и стремящейся. Стефан иногда проходил мимо магазина одежды в надежде рассмотреть худощавый силуэт в окне с радио на подоконнике и каждый раз немного грустно вздыхал, встречая лишь темноту и длинную антенну проигрывателя из-под топорщащейся занавески.       Возможно, сейчас сама судьба дала ему очередной шанс, заставив небеса рыдать и густиться над городом. Скорее всего, именно она привела его в небольшую забегаловку с кучей людей, среди которых был и сам Брайан со стеклянной кружкой Туборга на столе и картошкой, обильно политой кетчупом. И судьба бы точно разозлилась, если бы Стефан не продолжил разговор хотя бы одной из глупейших фраз в его голове.       — Красивая юбка, — решается начать он, взглянув на плотную ткань, шуршащую по щиколоткам. Она слегка намокла у подола и липко касалась бледной кожи, от чего парень сам немного ежился.       — Спасибо, — и парень нагибается вперед, упираясь грудью в сложенные на столе руки. — Так про что твоя книга? — спрашивает, приподняв голову, чтобы было лучше слышно, и улыбается, когда писатель начинает долгий рассказ с умалчиванием некоторых подробностей.       Стефан говорит размеренно, иногда задумываясь над тем, как интереснее продолжить повествование, и прикусывает нижнюю губу, подбирая нужные слова. Его собеседник все это время внимательно слушает и даже старается не перебивать, лишь иногда отвлекаясь на длинные картофелины, которые он ловко подхватывает и кладет в рот, сразу сжимая острые зубы. Из Бургер Кинга почти все ушли, оставив после себя грязные подносы и где-то пролитую на пол газировку, как только закончился ливень. Но, как банально бы то не было, парни даже не сразу заметили, что внутри слышно только радио с ведущей, объявляющей о завершении мощного дождевого потока, и размеренно скользящую по коричневой плитке швабру уборщицы. Брайан сидит, показывая иногда в доброй улыбке небольшие клыки, а Стефан уже давно закончил обсуждение книги, переключившись на разговор о предпочтениях в одежде.       — Мне плевать, из какого отдела одежда, если она круто сидит на мне, — отвечает Брайан, как только разговор заходит о юбках и платьях. — Хотя в моей семье раньше и не было проблем с деньгами, я все равно отбирал свитера и кофты матери и ходил в них в школу. И знаешь, все равно, что говорили за спиной, когда я мог надеть то, что хотелось мне.       — Понимаю, иногда кажется, что система заставляет тебя делать то, чего тебе абсолютно не хочется, — бросает Стефан, и Молко ( так представился брюнет) фыркает и встает из-за стола.       — Пошли на улицу, дождь прошел, — Брайан достает из кармана вязаного кардигана пачку сигарет с зажигалкой внутри и идет выходу, прокрутившись на каблуке черных ботинок.       На улице зябко и влажно, а еще пахнет поднявшейся во время дождя пылью и сигаретами Брайана, которые он с удовольствием выкуривает, крепко держа фильтр меж двух пальцев. Он выглядит немного сонным и грустным, но это не мешает ему болтать без умолку подобно парикмахеркам из маленьких салонов красоты, в которых всегда пахнет благовониями и зеленым чаем, а на стойке регистрации стоит медная жабка с монетой во рту. Его голос, приятный и чуть сиплый, скользит вместе с сигаретным дымом и головой, что иногда поднимает вверх свой подбородок и устремляет взор прямо на Стефана. Тот непринужденно рассказывал о своей работе и увлечениях, которые ему казалось сложным совмещать.       — Так, что, ты говоришь, тебе нравится? — спрашивает Молко, пряча замерзшие пальцы в карманы кардигана.       Стефан сначала хочет ответить, но потом смотрит на наручные часы с кое-где потертой кожей на ремешке и выцветшим циферблатом, сверяет время и произносит:       — Хочешь увидеть это сам? У нас еще есть время.       — Время на что? — недоумевает парень и ускоряет шаг, когда Стефан начинает стремительно идти куда-то меж центральных улиц. В алмазных лужах отражаются каменные дома викторианской эпохи, на которых пестрыми лентами привязаны вывески очередных кафе и ресторанов с плетеными креслами на верандах. Ночь еще не до конца успела опуститься на небесный купол, только начиная зарождаться в желто-синем закате. Только вот толпа не видит этого, продолжая все так же монотонно болтать по кнопочному телефону, зажатому между шеей и плечами, и бежать куда-то, постукивая каблуками по брусчатке.       Город после дождя перерождается, словно Феникс, восставший из тьмы и пепла. Все кажется новым и более ярким, даже старые деревянные оконные рамы переливаются подобно перламутровым устрицам на берегу. Стефан это замечает, он хочет ощутить это на кончиках пальцев, а затем перенести черной ручкой на бумагу. Ему нравится каждый раз замечать эти изменения и запоминать каждую деталь, которая совершенно точно отразится на белых страницах в твердой обложке. Брайан не такой. Он воспринимает это как часть своей обыденности и изменения в привычной жизни. Окружающий мир влияет на его чувства и эмоции, мысленно приводя его в различные уголки сознания.       Они на главном проспекте в городе. Стефан вдыхает свежий воздух, подмечая его сладковатый запах, Брайан где-то в центре своего мироощущения, пытается понять, почему он вообще сегодня вышел на улицу и пошел куда-то с едва знакомым парнем. Точно. Гороскоп так сказал.       — Ты уверен, что нам сюда? — с опаской спрашивает он, поднимаясь по темной лестнице полужилого дома возле кофейни.       — Более чем, — Стефан улыбается и подает парню руку, боясь, что он запутается в собственной юбке. В здании прохладно и мертвенно тихо, лишь тусклый свет освещает каменные лестничные пролеты. Олсдал подводит брюнета к выбеленной двери. На площадке темно, даже из маленьких окон не сочится вечерний свет. На площадке тихо — так думается Брайану. Он ничего не понимает и уже собирается уйти, начиная бояться за свою жизнь и искать все возможные варианты побега. — Не бойся, я не причиню тебе вреда, — с этими словами он открывает дверь, за которой виден кусочек освещенного свечами и теплыми лампочками зала. Мужчина, видя, что Брайан немного успокоился, в жесте приглашает зайти его внутрь.       Зал отличался от мрачной и гнетущей атмосферы всего здания. Он был больше похож на последний зеленый лист на обнаженном дереве. По белому паркету с кое-где выпирающими досками скользили танцевальные каблуки и лакированные туфли, тихо поскрипывая в такт мелодии. Кто-то стоял у столика в углу, тихо обсуждая прошедшие выходные и посмеиваясь в ладонь, кокетно приложенную к губам. Здесь было спокойно и умиротворенно. Так, как любил Стефан. Ему нравится это место: этот тихий шорох туфель и размеренная пластинка с испанскими песнями о любви.       — Стефан, ты все-таки пришел! — радостно приветствует девушка с бокалом шампанского в руках.       — Да, представляешь, попал под ливень и встретил своего знакомого, — Олсдал представляет брюнета высокой девушке в мешковатых штанах и потертых джазовках. — Это Натали – моя преподавательница.       — Брайан, — улыбчиво представляется парень, протягивая руку в приветственном жесте. Кажется, что его ничего не смущает. Молко сразу располагает к себе, садясь на один из мягких стульев возле окна. За несколько лет, проведенных в Лондоне, он увидел многое на центральных улицах, но о существовании этого зала не мог и представить. Он с интересом наблюдал за плавными изгибами, двигающихся фигур и то ли нервно, то ли восхищенно перебирал складки своей юбки.       — Это то, о чем я говорил, — подсаживается Стефан с двумя бокалами шампанского.       — Pardon?       — Милонга*. Знаешь, я сталкиваюсь с осуждением каждый раз, когда говорю о том, что мне это действительно нравится. Сразу слышу, что я, как женщина, будто делать что-то стереотипно женское – позорно. Но это то, что мне по-настоящему нравится.       — И мне, — говорит Брайан, держа бокал в пальцах.       — Звучит, как тост.       — Тогда выпьем за то, что нам нравится?       — Я за, — тихий звон стекла и сменившаяся музыка завершают шумный проливной день, когда последний луч солнца еле успевает протиснуться сквозь потемневшее небо и пробежать по лицу Брайана, дальше скользнув по серебряной сережке Стефана. Они выпили не только за одежду и латинский танец. Они выпили друг за друга.