Когда бездна всматривается в тебя

Когда Оби-Ван закончил наконец свой отчёт, мрачный магистр Винду сообщил, что он с ними свяжется, как только Совет примет решение. Пока что им приказали следить за двойниками и не спускать с них глаз. Оби-Ван не рассказал Совету про Палпатина — кто знает, насколько надёжна связь, — но подчеркнул, что о предложенной Вейдером сделке никому из Сената докладывать не нужно. Судя по суровому выражению Мейса, он понял, что Оби-Ван хотел этим сказать. — Да пребудет с вами Сила, мастер Кеноби, — попрощался Мейс. Оби-Ван едва не рассмеялся, когда выключил комлинк. В такой странной ситуации Сила ему точно понадобится. Он глубоко вздохнул, после чего покинул мостик и направился к жилой части корабля, где он оставил Анакина с двойниками полчаса назад. Он уж думал застать Анакина с Вейдером на ножах, но, к его удивлению, всё было спокойно. Охваченный любопытством, Оби-Ван замаскировал своё отражение в Силе и приоткрыл дверь. Вейдер распростёрся на кушетке и, по всей вероятности, спал. Судя по виду, он полностью расслабился, словно не его, единственного ситха, окружали одни джедаи. Оби-Ван оторвал от непостижимого зрелища взгляд и, стараясь не думать о том, как Вейдер похож на Анакина, когда не ухмыляется и не причиняет намеренную боль, посмотрел на Анакина с Беном. Те тихо разговаривали с серьёзными лицами. Заинтересовавшись, Оби-Ван сосредоточился и обострил Силой органы чувств. — Ты болен? — спросил Анакин. Оби-Ван нахмурился и посмотрел на двойника, чьё лицо невозможно было прочитать. — Прошу прощения? — отозвался Бен. Анакин поджал губы. — Ну, я же не дурак. Твоё отражение в Силе… тусклее, чем у моего учителя. А ещё я знаю себя. Ради очень немногих я пойду на такие жертвы, чтобы не дать им умереть. Вейдер сказал, что Падме… — он сглотнул. — В вашем мире она умерла. Если она и там стала моей женой, то и мама, скорее всего, мертва. Остаётся только Оби-Ван. Ты болен? Бен внимательно посмотрел на Анакина поверх чашки, после чего отхлебнул чаю и слабо улыбнулся. — Твой острый ум всегда недооценивают, друг мой. Выражение лица Анакина стало жёстче. — Значит, правда. Болен-таки. Что с тобой? — он внезапно потянулся сквозь связь и крепко обнял отражение Оби-Вана своим. Тот едва не упал, чуть не выдав своё укрытие. Он прикусил губу, глаза от удовольствия заволокла пелена. Надо бы прекратить, перестать смешивать отражения. Всё началось как взаимная поддержка, когда оба страдали от перенапряжения, но больше так продолжаться не могло. Чересчур опасно. Безответственно. Плохо и то, что они так и не разорвали ученическую связь; это же было во много раз хуже. Использовать ученическую связь вот так запрещалось. — Это не болезнь в привычном смысле слова, — ответил Бен и опустил взгляд. — Когда Анакин пал, магистр Йода приказал мне его убить. Мы сошлись в схватке, но я… так и не решился на смертельный удар. И я сбежал. Спрятался на Татуине, принял имя «Бен», но Вейдер нашёл меня и поймал несколько недель спустя. Он сохранил мне жизнь, но накачивал наркотиком, который мешал моей связи с Силой. Как ты, возможно, знаешь, эти наркотики ещё только тестируются, и долгое время их использовать нельзя. Уж точно не три года. Оказалось, что без доступа к Силе мои мидихлорианы не способны выживать так долго. Они начали умирать, и моему телу это не понравилось. Иммунная система не привыкла иметь дело с вирусами и болезнями и слишком опиралась на поддержку мидихлорианов. В конце концов, мне стало так худо, что я пролежал в постели два месяца. — Он печально улыбнулся в ответ на ужас, что отразился у Анакина на лице. — В защиту Вейдера скажу, что он не знал, чем всё обернётся. Когда же понял, что происходит, то прекратил накачивать меня блокаторами Силы, но было уже слишком поздно. Мидихлорианов во мне теперь меньше, чем у обычных людей, почти совсем не осталось, и с этим уже ничего не поделаешь. Анакин сглотнул. — И как это отражается на твоём здоровье? Бен слегка пожал плечами. — Чувствую слабость и легко заболеваю. Органы еле справляются со своей работой без мидихлорианов, которые поддерживали их всю мою жизнь. Доктора говорят, при таком раскладе я умру в ближайшие пять лет. — Что? Да они наверняка ошибаются! Ты ещё молод, даже для обычного человека. Бен едва заметно улыбнулся. — Как думаешь, сколько мне лет? — Ну, не знаю… Сорок пять? Сорок шесть? — Мне сорок один, — тихо сказал Бен. — Я выгляжу старше своих лет, потому что старею быстрее, чем обычные люди. Тело не справляется с нагрузкой. По подсчётам, за последние семь месяцев с тех пор, как погибли мои мидихлорианы, я постарел примерно на четыре года. — Он печально улыбнулся. — Теперь понимаешь? Явно ещё не оправившись от потрясения, Анакин покачал головой, и на лице его проступило отчаянное нежелание принимать услышанное. Бен одарил его ещё одной мягкой улыбкой. — Не нужно бояться смерти, Анакин, — сказал он. — Смерть — это часть жизни. Никто никогда не уходит до конца. Ушедшие из жизни остаются с тобой как часть Силы. Рано или поздно умрёт и твой учитель. Нужно будет принять его уход. Отражение Анакина крепко вцепилось в него в Силе. — Нет, — отрезал он. — Не согласен. Учитель никогда не умрёт прежде меня. Я этого не допущу! Бен посмотрел на спящего Вейдера и вздохнул, лицо его исказилось. Он покачал головой и вновь обратил взгляд на Анакина. — Нужно научиться отпускать. Страх смерти и подтолкнул тебя к падению в моём мире. Ты… Он стал ситхом, потому что хотел спасти Падме и детей — она была беременна — но вместо спасения привёл её к гибели. А всё его страх виноват. Именно он погубил её, как и тысячи других. Анакин сглотнул. — А что же… дети? На усталом лице Бена промелькнула нежная улыбка. — Они выжили. Близнецы. Пока мы не вернёмся, за ними присматривает Асока. — Он скривился. — Если вообще вернёмся. Анакин окинул его внимательным взглядом. — А ведь ты не одобряешь это… задание. — Конечно нет. То, что хочет сделать Вейдер… идёт против самой природы. — Бен закрыл глаза и вдруг как-то здорово постарел и обессилел на вид. — Но остановить его я не могу. И, сказать по правде, умирать я не очень хочу. Я нужен Люку с Леей. — А как же он? — спросил Анакин и жестом показал на спящего двойника. — Ему ты разве не нужен? Бен скривил губы. — Сомневаюсь. Ситхов волнует только власть. Анакин поднял брови. — Для человека, которого волнует только власть, он на многое пошёл, чтобы не дать тебе умереть. Бен отвернулся, лицо его вновь стало непроницаемым. Плечи его поникли, и он вздохнул. — Вейдер не любит проигрывать что-то неподвластной ему судьбе. Вот и всё. Анакин смерил его недоверчивым взглядом, но Бен сделал вид, что не заметил, и спросил: — Что планируешь делать, когда уйдёшь из Ордена? Анакин озадаченно посмотрел на него. Оби-Ван на мгновение прикрыл глаза, прижался щекой к прохладной стене. Разумеется, Анакину ещё и в голову не пришло, чем обернётся для него появление двойников. — Тебе придётся уйти из Ордена, Анакин, — мягко сказал ему Бен. — Учитель твой знает теперь наверняка, что ты предал клятву, которую дал Ордену. Или ты ждёшь, что мой двойник не расскажет Совету про твой брак с сенатором Амидалой? У Анакина дёрнулся кадык. — Но я не хочу уходить. Я всегда хотел быть только джедаем. Мама… — он оборвал себя, сглотнул. Вздохнув, Оби-Ван снял с отражения маску и вошёл в комнату. Анакин резко вскинул на него пронзительный взгляд. — Учитель, — хрипло произнёс он. По спине Оби-Вана пробежали мурашки. С тех пор, как Анакину исполнилось шестнадцать, его «учитель» звучало по-другому, уже не только как уважительное обращение. Порой в нём проскальзывали нежные и игривые нотки, будто в ласковом прозвище. Порой — нотки досады и злости. Но к нему всегда приплетались отчётливо ревнивые интонации. Этот раз исключением не стал. Его «учитель» отдавал упрямой, отчаянной ревностью. Анакин словно говорил: «Что бы там ни случилось, ты мой учитель. И неизменно должен быть на моей стороне. Моей». Об этой черте Анакина Оби-Ван знал всегда: знал, что в нём прячется маленький мальчик, у которого никогда ничего не было, ни отца, ни даже вещей, а мать в любой момент могли отобрать, потому что ни он, ни она собой не распоряжались. Эта часть Анакина всегда будет ревниво относиться к вещам и людям, которых он считал своими, — и всегда будет бояться их потерять. У джедаев подобное порицалось, но с каждой секундой становилось всё яснее, что Анакин в Ордене не задержится. От мысли этой в груди Оби-Вана стало пусто. В отличие от бывшего падавана Оби-Ван редко размышлял о несправедливости вселенной. И всё же теперь он не мог о ней не задуматься. Анакин — один из лучших рыцарей Ордена, что он видел в своей жизни, прекрасный генерал, пилот и тактик. А ещё он хороший человек. Казалось несправедливым, что его заставят уйти из Ордена, в то время как другие, менее одарённые джедаи останутся. А всё из-за… Оби-Ван задушил эту мысль, в ужасе от самого себя. Сенатор Амидала не виновата. Таких порядочных политиков ещё поискать. Этой доброй и бескорыстной женщиной можно только восхищаться. Здорово, что после ухода из Ордена Анакин сможет разделить жизнь с таким хорошим человеком. Оби-Ван проглотил комок в горле и сказал, глядя на двойника: — Я поговорил с Советом. Магистр Винду сообщил, что с нами свяжутся, когда обсудят предложение Вейдера. — Когда Бен признался, что Лорд Ситхов – это Палпатин, пришлось Вейдеру предложить кое-что другое, чтобы заручиться их поддержкой. Он сказал, что с его помощью они одолеют других ситхов и прекратят резню Ордена Джедаев, исполненную кем-то другим, не Дартом Сидиусом. Вейдер отказался открыть, что повлекло за собой бойню, и Бен в кои-то веки смолчал — мудрое решение, учитывая, в какое исступление Вейдер пришёл из-за его «предательства». — Они согласятся, — непререкаемым тоном объявил Вейдер, внезапно возникнув у Оби-Вана за спиной. Тот чуть было не вздрогнул, но вовремя овладел собой, после чего спросил себя, а спал ли Вейдер вообще. Судя по усталому, но ничуть не удивлённому лицу Бена, спать Вейдер и не думал. Проверка? Но для кого? Для Бена? Предаст тот снова или нет? Интересно, каково это… быть любовником человека, который совсем тебе не доверяет, но в ответ требует абсолютной преданности? Здоровыми отношениями тут и не пахнет. Но разве о них может идти речь между Вейдером и Беном? — Учитель, мне надо с тобой поговорить. Наедине. Оби-Ван напрягся, но разворачиваться к Анакину не спешил. Он знал, что не сможет бегать вечно от разговора по душам. Да и не к лицу джедаю подобное увиливание. И всё же откровенничать… он не хотел. Боялся. Их стычки в прошлом ясно давали понять: когда дело касается Анакина, сохранять спокойствие нелегко. Тот был для Оби-Вана самым близким человеком и в то же время самым несносным. Только Анакин мог вывести его из себя, только из-за него Оби-Ван становился отчасти мелочным, отчасти самолюбивым — и совсем не отчасти предвзятым. В свете последних… откровений Оби-Ван не верил, что сумеет сохранить хладнокровие. Нельзя отрицать чувство обиды на то, что Анакин утаил от него такую важную часть жизни, как брак. К этой ране примешалась и другая, нелогичная, от которой было бы трудно смотреть Анакину в глаза и говорить с ним о его любимой жене. Вдобавок ко всему, всё, что Вейдер сказал про Анакина («он разрушит всё, что тебе дорого»), так и звучало у него в ушах, снова и снова, отчего он невольно сомневался в Анакине и в себе самом. — Конечно, — сказал Оби-Ван, когда молчание неловко затянулось. Он направился обратно к мостику, и Анакин прошёл вслед за ним, а двойники проводили их взглядами. Когда за Анакином закрылась дверь и отрезала их от остальных, Оби-Ван скрестил руки на груди и вперил взгляд в пространство над Редораном. — Тебе стоит прислушаться к тому, что сказал мой двойник, — скованно произнёс он. — Насчёт твоего будущего за пределами Ордена. Он почувствовал, как Анакин приблизился к нему на шаг. — Не нужно мне никакого будущего за пределами Ордена, — столь же скованно отозвался он. Оби-Ван хмыкнул. — Возможно, надо было думать об этом до женитьбы на сенаторе Амидале. Молчание. Прошло мгновение, затем ещё одно. А потом Оби-Ван ощутил на себе руки Анакина, его длинные пальцы впились ему в плечи. — Учитель, прошу тебя, — Анакин зарылся лицом Оби-Вану в шею, прерывисто дыша. — Прошу, не сердись. Я её люблю. Оби-Ван прикрыл глаза, чувствуя комок в горле. — Неважно, сержусь я или нет, — бесстрастно отозвался он. — Ты сделал свой выбор. И не в пользу… Ордена Джедаев. — Учитель, — хрипло произнёс Анакин, и связь между ними запульсировала его отчаянием. — Если Совет заставит меня уйти… что же будет с тобой? Оби-Ван озадаченно нахмурился. — В смысле? Продолжу делать то же, что и всегда, — он в жизни не произносил столь чудовищной лжи. И представить невозможно, как изменится без Анакина жизнь. Как опустеет. Оби-Ван кашлянул. — Возможно, возьму себе другого падавана… Анакин крепче стиснул его за плечи, металлические пальцы болезненно впились в плоть. — Нет, — отрезал Анакин низким, нечеловеческим голосом. — Нельзя тебе другого падавана. Ты мой учитель! Мой! — Он вонзил зубы Оби-Вану в шею и с силой вобрал кожу в рот. — Анакин! — прикрикнул Оби-Ван, глаза его округлились. Залившись краской, он отстранился и повернулся. — Ты что творишь? Анакин покраснел тоже, глаза стали шальными. Он рассеянно потёр собственные губы, будто сам не верил, что они и впрямь это сделали. — Ты мой учитель, — упрямо сказал он, точно это объясняло его поступок. Оби-Ван устало на него посмотрел. — Во-первых, нет, я уже не твой учитель. А во-вторых, ты, кажется, вкладываешь в термин что-то своё. — Анакин говорил «мой учитель» так же, как произносят «мой муж», словно обращение давало определённые привилегии. Анакин стиснул зубы. На лице его отражались и растерянность, и упрямство. — Пойду проверю, как там наши гости, — будто через силу проговорил он и вышел. Проведя рукой по лицу, Оби-Ван вздохнул и опустился в кресло пилота. Он обратил на звёзды невидящий взгляд. Рука невольно потянулась к шее. Он задрожал и прикрыл глаза, стараясь не обращать внимания на то, как неудобно натянулись штаны. Медитация. Вот что сейчас нужно.