Когда бездна всматривается в тебя

Оби-Ван Кеноби или попросту Бен неспешно пил чай, старательно не замечая напряжение в комнате. Жизнь с Вейдером и его постоянные, зачастую резкие перепады настроения научили тщательно выбирать, когда спорить. Порой лучше держать рот на замке и просто наблюдать. Пригубив напиток, Бен слегка сморщил нос. Даже как-то неловко признаваться в пристрастии к редкому Зирокианскому чаю, который он пил в Имперском Дворце. Вейдер чай не любил, но обожал любыми способами показывать свою власть — само собой разумеется, что во дворце имелся только самый лучший чай во всей Империи. Асока, конечно, заявила, что Вейдер приказал доставить чай исключительно ради Бена, но тот фыркнул и посоветовал не повторять подобные глупости при Вейдере. Естественно, этот чай имперскому и в подмётки не годился, но он возвращал хорошие воспоминания. Бен улыбнулся краешком губ — он раньше всё время пил этот чай, когда путешествовал на корабле Анакина. Словно в другой жизни. Возможно, так оно и было, потому что он уже другой человек, да и Анакин давно умер. — Я на такое не соглашусь, — сказал Вейдер. — За идиота принимаете? Бен взглянул в его разгневанное лицо, а потом перевёл взгляд на двух джедаев. Смотреть на Анакина было… больно, и он сфокусировался на двойнике. Оби-Ван скрестил руки на груди. — Боюсь, это даже не обсуждается, — ответил он, глядя на Вейдера со странным выражением лица. Точно ему… неловко? В такие моменты Бен тосковал по Силе отчаяннее всего. Он и не подозревал, как часто полагался на Силу в умении читать людей, пока у него не отняли эту способность. Хотя тут всё гораздо проще, он же знал Оби-Вана почти так же хорошо, как самого себя. Почти, потому что Бену не удавалось наладить связь со своим более молодым двойником, который ещё не пережил невыносимую утрату, скорбь и боль, что навсегда запятнали душу Бена. Эту его версию ещё ничто не испортило. Как же ему повезло. Бен задвинул горькую мысль в глубину сознания. Да, не очень здоровое решение, но он не до конца овладел искусством справляться с переживаниями, когда не мог их выпустить в Силу. — Совет отдаст тебе то, что ты просишь, если согласишься на единственное условие, — сказал другой Оби-Ван, глядя на Вейдера. — Мне кажется, справедливо. Вейдер усмехнулся. — Справедливо? Что справедливого в том, чтобы надеть на меня ошейник, блокирующий Силу? Ждёте, что я отправлюсь в Храм Джедаев безоружным и беззащитным? Оценив иронию, Бен поднял брови. От Вейдера не укрылась попытка сыронизировать, как и всё, что касалось Бена. Бросив на него злобный взгляд, он развернулся обратно к джедаям. — Это ловушка. — Нет никакой ловушки, — вспылил Анакин, и Бен неохотно перевёл взгляд на него. В отличие от бывшего учителя, сам Анакин читался не в пример легче: голубые глаза его обжигали Вейдера ненавистью и гневом. — Благодарным надо быть, что вообще разрешили. Или ты думал, джедаи пустят в Храм к безвинным юнлингам вооружённого Лорда Ситхов? Бена передёрнуло. — Не говоря уже о том, что ошейник не даст Сидиусу засечь тебя, — добавил Оби-Ван и, стараясь успокоить, положил ладонь Анакину на плечо. Гневное напряжение испарилось без следа. Анакин взглянул на учителя, и лицо его смягчилось. Бена пронзила боль. Его Анакин тоже смотрел на него с подобной преданностью, когда-то давным-давно. После задания, где пришлось изображать Рако Хардина, его отношения с Анакином бесповоротно изменились. Бывший падаван так и не простил ему этот обман, эту боль, что Бен причинил своей якобы смертью. Дружбу они до известной степени восстановили, но безоговорочное доверие и преданность, что он видел сейчас в глазах Анакина, ушли навсегда. Оглядываясь назад, Бен понимал, что тот эпизод стал поворотным пунктом, главной его ошибкой, которая в конце концов позволила Палпатину захватить Анакина. Будь Оби-Ван твёрже с Советом и откажись изображать Рако Хардина, Анакин доверил бы ему свои страхи — и скорее всего не переметнулся бы. Столько жизней утрачено из-за ошибки Бена. Но что толку сейчас об этом думать. Что есть, то есть. Бен перевёл взгляд с Анакина на Вейдера. Золотые глаза недоверчиво щурились, но Бен хорошо его знал и видел, что он подумывает о согласии. — Ладно, — ответил Вейдер наконец. — Но меч оставлю. Анакин презрительно фыркнул и окинул меч Вейдера неприязненным взглядом. У него самого на поясе висело совсем другое оружие. Бен точно не знал, куда Вейдер дел свой старый меч, — тот всё ещё находился у него после Мустафара, но в какой-то момент между их поединком и убийством Сидиуса Вейдер сделал себе ещё один меч, с кроваво-красным кристаллом. Бен настолько привык к нему, что прежнее оружие Анакина вывело его из равновесия. Что же это говорит о нём самом, интересно? Справедливости ради, в этой поездке его выводило из равновесия всё. Может, он просто стареет. — Так и быть, — уступил двойник. — Пойду возьму курс на Корусант. — И он исчез в кабине пилотов. Анакин с ним не пошёл. Он приблизился к Вейдеру, пока они не встали лицом к лицу, и вперил в него свирепый взгляд. Заговорил он, однако, обманчиво спокойным тоном: — Если скажешь учителю что-нибудь обидное — если ранишь его снова, я тебя убью. Ясно? Золотые глаза полыхнули той же ненавистью в ответ. — Думаешь, что можешь мне угрожать? Да рядом со мной ты никто. Бен нахмурился, встревоженный их взаимной враждебностью. Такой осязаемой, что он чувствовал её даже без Силы. Ненависть Анакина к Вейдеру понять ещё можно: он же воплощение всего, во что Анакин не хочет превращаться, не говоря уже о постоянных грубостях. Неприязнь же Вейдера к Анакину понять не совсем удавалось. Тут ждёшь скорее презрения, чем ненависти. Бен чуть слышно кашлянул и надел на лицо бесстрастную маску, когда и джедай, и ситх разом повернулись к нему. Сходство между ними развеселило бы, не внуши оно сильную тревогу. — Применять насилие нет нужды, — мягко произнёс Бен и отхлебнул свой чай. — Вам обоим лучше поберечь силы для Сидиуса. Кстати, Анакин, я уверен, мой двойник оценит, если купишь ему чай получше. Анакин слегка смутился. А Вейдер… самодовольно приосанился? Бен нахмурился и в первый раз спросил себя, уж не права ли Асока насчёт чая. Он окинул Вейдера долгим, задумчивым взглядом. Он всегда отмахивался от утверждений Асоки, что Анакин ещё жив — в глубине этой тёмной души. «Мальчик, которого обучил ты, исчез. Поглотил его Дарт Вейдер». Сколько бы боли это ни приносило, Оби-Ван соглашался с выводом магистра Йоды, что Анакина больше нет. Его падаван никогда бы не убил юнлингов, братьев и сестёр, не подчини его своей воле Вейдер. Это он виноват, не Анакин. Асока лишь печально улыбалась и качала головой всякий раз, так что часто эту тему они не поднимали. Она придерживалась своего мнения, он своего. Надо признать, что упрямства не занимать им обоим. «Если Скайгая и впрямь больше нет, Вейдер бы к тебе так не относился». Бен с ней не соглашался. И дело не в наивности или слепоте. Он прекрасно сознавал, что кое-какое влияние на Вейдера всё-таки имеет — если на Лорда Ситхов вообще можно повлиять. Только Бену удавалось отговорить Вейдера от совершенно бессмысленных и жестоких поступков. Только у него имелся неограниченный доступ к Люку и Лее. Только ему сходили с рук ироничные замечания. Даже Асока остерегалась. Но Бен всегда думал, это всё потому, что он у Вейдера любимая игрушка, трофей, доказательство победы над джедаями, а не потому, что уцелела часть души Анакина, которая всё ещё дорожила старым учителем. Но… Пришлось признать, что для Лорда Ситхов странно покупать необычайно редкий, дорогой чай с одной только целью — порадовать свой трофей. — Что? — буркнул Вейдер. — Что ты так смотришь на меня, Кеноби? Бен задумчиво погладил бороду. Нужны… ещё доказательства, прежде чем он хотя бы задумается, а не права ли всё-таки Асока. — Мне что-то нехорошо, — сказал Бен. — Можно, я прилягу у тебя в каюте, Анакин? — Конечно, — озабоченно сдвинув брови, ответил тот и приблизился к Бену на шаг. — Может, помочь тебе ещё чем-нибудь? — У тебя есть свой собственный Кеноби, — отрезал Вейдер, отпихнув Анакина в сторону, и дёрнул Бена к себе поближе. — Этот мой. Бен слегка покачал головой. Ревность ничего не значит. Ситхи от природы собственники. Вейдер и к детям своим ревниво относился, хоть и не впадал в такую крайность, как с Беном. Конечно, нужно ещё учесть, что Бен единственный, с кем Вейдер делил постель. Это всегда немного обескураживало. Вейдер мог получить красивейших людей Империи, возникни у него такое желание. Даже силу бы применять не пришлось. Как император, он снискал популярность у своих подданных и гораздо большую, чем та, которой пользовался Палпатин за недолгое время своего правления. Даже забавно, что популярность Анакина как Героя Без Страха помогла Вейдеру установить Империю. Его узнавали. Ему доверяли. Боялись, конечно, тоже, но мало кто его по-настоящему ненавидел. Когда Бен сумел поговорить с Бейлом Органой, тот рассказал, что даже повстанцы все перевелись, народ по большому счёту принял Вейдера как Императора. «Повезло ему, что он такой молодой и красивый, — с цинизмом сказал тогда Бейл. — Да ещё и вдовец с двумя очаровательными детьми. Весьма душещипательная история. Люди ею заслушиваются и закрывают глаза на зверства, которые он совершил». Вот почему Бен всегда удивлялся, что Вейдер выбрал себе для постельных утех лишь стремительно стареющего мужчину средних лет, когда мог бы заполучить самых красивых людей Империи. Но если… Если в Вейдере ещё осталось немного Анакина, такой выбор становился понятнее. Анакин всегда был моногамным. Он не верил в секс без обязательств. И при всей своей жестокости, Вейдер никогда не брал его силой. А всегда доставлял ему удовольствие. Конечно, помогало и то, что Бен хотел Анакина, и, как ни стыдно признавать, тело его ничуть не меньше желало Вейдера. Плоть слаба. Она предавала Бена каждый день, но он научился это принимать. Гораздо труднее было принять силу своего желания. Запредельно стыдно в этом признаваться, но в глубине души ему очень даже нравилось нездоровое желание обладать, с которым Вейдер прикасался к нему, пристально смотрел, целовал, жадно и властно. Так, что колени подгибались. Порой Бен невольно спрашивал себя, захотел бы он Анакина столь же сильно. Он томился по нему, тосковал словно по утраченной частице собственного сердца, и всё же тело его влекла тьма Вейдера. Это желание служило для него источником нескончаемого стыда, отчего он чувствовал себя… пожалуй, и впрямь дешёвой шлюхой. Неважно. Анакин никогда не хотел его так. Да и нет его уже, Анакина. Остался один только Вейдер. Или нет? — Если рассчитываешь попользоваться своей шлюхой ещё раз, придётся подождать, — ровным тоном сказал Бен, когда Вейдер втолкнул его в каюту и захлопнул дверь. — Боюсь, я уже не молод. — Он поднял брови. — Само собой, ты всё равно можешь мной воспользоваться. Кого же волнует, нравится шлюхе или нет. Вейдер стиснул зубы. И гневно воззрился на Бена. — Не испытывай моё терпение, Кеноби. Бен хохотнул. — Терпение? Не знал, что оно у тебя есть, Анакин. Вейдер вздрогнул и посмотрел на него широко раскрытыми глазами. Бен сглотнул внезапно возникший комок в горле. Он знал, что впервые со времён Мустафара осознанно назвал Вейдера Анакином. Подчас имя срывалось с губ, когда он забывался во время секса — когда разум не понимал, кто же доставляет ему удовольствие — но эти эпизоды не считались. Бен никогда всерьёз не думал, что делил эти минуты с Анакином. То была лишь фантазия немолодого человека, только и всего, в которую он погружался в моменты слабости или когда боль от тоски становилась невыносимой. Анакин никогда его так не хотел. А вот Вейдер хотел — несомненно, по некой извращённой причине, не имеющей ничего общего ни с желанием, ни с привязанностью. — Это имя для меня пустой звук, — выдавил Вейдер, но… Бен заметил в его словах отголосок неуверенности. С тяжёлым сердцем Бен бессильно опустился на кровать, когда на него обрушилось всё, во что он верил последние три с половиной года. Неужели правда? И магистр Йода ошибся? Неужели Анакин всё ещё жив? Он и отчаянно хотел в это верить и в то же время не хотел. Надежды он не питал уже несколько лет. Он думал, его способность надеяться умерла вместе с Анакином на Мустафаре. Во многих отношениях Оби-Ван Кеноби умер на этой огненной планете тоже, когда глаза его падавана приобрели мерзкий жёлтый оттенок. Нельзя отрицать: отчасти ему не хотелось, чтобы Вейдер оказался Анакином. Так он мог лелеять в памяти воспоминания об Анакине, незапятнанные преступлениями Вейдера. Так было проще. «Легче не значит правильнее, Оби-Ван, — произнёс на задворках разума голос Квай-Гона. — Пора признать собственные чувства. Есть причина, почему тебе так трудно смотреть на Анакина из этого измерения. И не потому, что ты по нему скучаешь, — а потому, что видишь, насколько похож он уже на Вейдера». Бен Кеноби крепко зажмурился, чувствуя боль в груди. Возможно, это его старое, разбитое сердце. Вот она правда, которую он сам от себя скрывал, так ведь? До их появления в этом измерении он убеждал себя, что Анакин — его собственный — совершенно отличался от Вейдера. Но чем больше он смотрел на этого молодого Анакина, которому оставалось ещё несколько лет до падения, тем больше находил сходных черт между ним и Вейдером. Различия, конечно, тоже имелись, и лучшие черты Анакина — преданность и желание оберегать — всё ещё оставались при нём. Однако и сходства обнаружилось больше, чем ожидал Бен: тёмная ярость, ненависть, нездоровая ревность, нежелание принимать смерть. Бену стало здорово не по себе. Ведь гораздо легче думать о Вейдере как о совершенно другом человеке, притворяться, что это не Анакин убил юнлингов, не он в гневе душил Силой собственную жену. И всё же чем больше он смотрел на Анакина, тем отчётливее в нём проглядывал Вейдер — и это за годы до падения. От того, что вовремя не заметил все эти признаки, он ощутил себя ещё большим неудачником. Интересно, заметил ли двойник. Вряд ли. Привязанность к Анакину ослепляла Бена, пока не стало слишком поздно, и он сомневался, что другой Оби-Ван отличался от него в лучшую сторону. Привязанность и впрямь опасная штука, и цена его слепоты оказалась чересчур велика. — Что с тобой? — потребовал Вейдер ответа, обхватив его за плечи. — Почему ты плачешь? Разве? Оби-Ван Кеноби открыл глаза и посмотрел на него: на знакомое до боли, любимое лицо и уродливые жёлтые глаза, которые, казалось, осматривали его в поисках раны. Глаза его затуманились. — Прекрати, — сказал Вейдер, впиваясь пальцами ему в плечи. — Это приказ! Из груди вырвался смешок, надломленный и безрадостный. О Анакин. Он упал вперёд, зарылся лицом Вейдеру в грудь и обнял его, прерывисто дыша, пока тихие слёзы капали на чёрную тунику. Он оплакивал ясноглазого мальчика, который мечтал стать джедаем. Нахального, ласкового падавана, который так умилительно нервничал перед тем, как встретить детское увлечение. Оплакивал храброго и сильного рыцаря-джедая, который стал таким хорошим учителем для Асоки. И этого жестокого, сбивающего с толку создания в его объятиях. — Я тебя подвёл, — хрипло выговорил Оби-Ван. — Прости. Прости меня, Анакин. Он почувствовал, как Вейдер застыл. Он почти уже ждал, что его сейчас в презрении отшвырнут, но Вейдер не двигался. Он стоял, не шевелясь, не произнося ни звука, пока Оби-Ван лил слёзы у него на груди. *** В нескольких световых годах от корабля погружённый в раздумья Дарт Сидиус выпрямился. Он ощутил волнение в Силе от слабого подобия связи, которое чувствовал вот уже несколько дней. Любопытно.