Когда бездна всматривается в тебя

— Учитель? Его перестали стискивать так сильно. Анакин немного отстранился и посмотрел на него остекленевшим взглядом — точно пьяный, подобравшийся опасно близко к безумию. Оби-Ван постарался не выдать охвативший его ужас. Теперь, когда их не разделяли непроницаемые стены, он снова чувствовал Анакина в Силе, и тот словно превратился в совершенно другого человека. Отражение его пропиталось тьмой настолько, что стало почти неузнаваемым и вибрировало гневом и паранойей. Даже Вейдер казался устойчивее в Силе. Оби-Ван слышал о таком: что поначалу Тёмная Сторона захлёстывает с головой, точно сильный наркотик, отчего новообращённый едва осознаёт, что творит. Можно только надеяться, что он не опоздал. От того, какой искажённой и приглушённой стала их связь, Оби-Ван начал опасаться худшего. — Учитель? — повторил Анакин, словно не верил в подобное чудо, а потом широко, полубезумно улыбнулся. — Ты жив! Мне так и сказали, но я думал, врут. Я не чувствовал тебя через связь. «Конечно, ты же затерялся во тьме и не мог ощутить светлые, чистые узы». Оби-Ван поднял руку и обхватил лицо Анакина ладонью, стараясь не содрогнуться от почти полностью жёлтых глаз. — Анакин, — прошептал он. — Не надо было этого делать. Анакин прильнул к его руке точно кот — большой, опасный кот. — Что именно, Оби-Ван? — спросил он. — Спасать тебе жизнь? Не убей я тех клонов, к тебе бы не подоспела помощь. И ты бы умер, учитель. Оби-Ван покачал головой и грустно посмотрел на него. — Ты же знаешь, я скорее умру, чем стану причиной твоего падения. Анакин гневно воззрился на него. — Не говори так, — вспылил он и прижался к его лбу своим. — Да я лучше десять раз переметнусь, чем потеряю тебя, учитель. Ты правда поправился? На рану страшно было смотреть. — Он скользнул рукой Оби-Вану под тунику, прикоснулся к животу. Оби-Ван прерывисто задышал, и живот его дёрнулся под прикосновениями мозолистых пальцев к недавно зажившей, чувствительной коже. К стыду его, тело отозвалось весьма предсказуемо, и на этот раз возбуждение вряд ли получится скрыть, когда они так тесно прижаты друг к другу. — Учитель, — хрипло произнёс Анакин, и в глазах его точно полыхал огонь, а дыхание опаляло Оби-Вану губы. Рука, ласкающая живот, спустилась ниже и юркнула под пояс штанов. — Не надо, — еле выговорил Оби-Ван и закрыл глаза. Он подумал об Асоке — ей такое видеть точно не стоит — но, к счастью, даже если она не ушла, увидеть их в окошко, когда они прижаты к двери, не получилось бы. Оттолкнуть Анакина нужно всё равно. Обязательно. — А что так? — спросил Анакин, почти касаясь его губ своими. — Я знаю, ты тоже хочешь, учитель. «Не так». — Ты женатый человек, — прошептал Оби-Ван, в горле у него пересохло. — И ты мой падаван. — И то, и другое перестало быть правдой. Падме уже прислала своего юриста — дроида, на том настоял Совет. — Анакин безрадостно хохотнул. — Людям со мной, как видно, находиться опасно. И плевать, что я спас их всех. Им бы пресмыкаться у моих ног, а не запирать! Будто Винду и сам не убил десятки клонов. Может, Палпатин говорил правду всё-таки. Орден Джедаев лишь кучка высокомерных, неблагодарных лицемеров. Может, и надо бы их уничтожить. Оби-Ван слегка оттолкнул Анакина, чтобы заглянуть ему в лицо. — Ты и правда спас нас всех, — сказал Оби-Ван. — Но себя потерял. Вернись. Пожалуйста. — Он взглянул в почти полностью жёлтые глаза. — Это не ты. Губы Анакина уродливо сжались. — А может, как раз-таки я, Оби-Ван. Только ты один, похоже, ещё не разочаровался во мне окончательно. Падме считает, я её только использовал и превратил в нечто неприятное. Даже Шпилька смотрела на меня, как на чудовище. Твой драгоценный Совет уже поставил на мне крест. Клянусь, у Винду был самый самодовольный вид во всей галактике, типа, ну он же говорил! Так и подмывает не перейти, просто чтобы доказать, что он ошибается. — Так не переходи, — хрипло выговорил Оби-Ван и взял лицо Анакина в ладони. — Не надо. Вернись обратно к Свету. Отринь Тёмную Сторону. У тебя получится. Анакин рассмеялся. — Зачем? Ради чего? В проповеди джедаев я больше не верю. Ты разве не видишь, учитель? От полного падения меня пока удерживает только то, чего они так боятся, — привязанность. Моя привязанность к тебе. Джедаи недальновидные, напыщенные дураки, которые ни в какую не хотят понимать, как ошибочно их учение. — Я ведь тоже джедай, — тихо произнёс Оби-Ван, и всё внутри у него завязалось узлом, когда он понял, насколько Анакин разочаровался в Ордене. Да, его слишком захватила сила Тёмной Стороны, и рассуждал он не вполне здраво, но такая утрата иллюзий лежала гораздо глубже. — Ты и обо мне такого невысокого мнения? Анакин лишь окинул его долгим взглядом. — Я считаю, тебе промывали мозги с раннего детства. Пытались убить всё хорошее в тебе, пытались уничтожить твою способность чувствовать, твою способность любить. Ты знаешь, что я прав, учитель. Пока здесь не появились Вейдер с Беном, ты ни разу не сказал, что привязан ко мне, и уж тем более не говорил, что я тебе дороже всех на свете. А всё потому, что тебе вдолбили: любить неправильно. — Анакин… — Нет, дай мне закончить, Оби-Ван, — перебил его Анакин и сжал ему плечо. — Не объявись в этом мире Вейдер с Беном и не измени они его, ты никогда не признался бы, что я тебе дорог. В том мире я бы подавил все свои чувства к тебе и убедил бы себя, что одна только Падме меня любит, ей единственной не всё равно, и нужно спасти её во что бы то ни стало. Я бы превратился в Вейдера. — Анакин печально улыбнулся. — Не прячься Бен за джедайским Кодексом и скажи он своему Анакину, что дорожит им, любит его, Вейдер никогда бы не появился на свет. Так что джедаи сами виноваты в своей гибели в первоначальном измерении. Оби-Ван нахмурился. Не хотелось это признавать, но слова Анакина имели смысл. Вот только… — Я сказал тебе, что ты мне дороже всех на свете, а ты всё равно с минуты на минуту переметнёшься. Более того, на этот раз твоя привязанность ко мне и стала причиной твоего падения. — Причиной стала узколобость Совета, а вовсе не ты, — прорычал Анакин, стискивая Оби-Вану плечи. — То, что с тобой едва не случилось, это лишь последний толчок. Я наелся ими досыта, учитель. Что бы я ни делал, ко мне годами относились с подозрением и недоверием, чем сами же и накликали на себя беду, а теперь разгуливают с самодовольными рожами, дескать, мы же говорили! Забрали мать, забрали жену, заберут и тебя, когда узнают, до какой степени я к тебе привязан. Не позволю, только не в этот раз! Оби-Ван сглотнул, глядя в полыхавшие яростью золотые глаза. Синевы в них уже почти совсем не осталось. Похоже, придя сюда, он всё сделал только хуже. Сила, что же предпринять. — Может, ты и прав насчёт джедаев, — вздохнул Оби-Ван. — Мы сбились с пути. Магистр Йода тоже засомневался. Он публично признал, что джедаи, возможно, заблуждаются, и Ордену придётся измениться. Анакин удивлённо посмотрел на него, сдвинув брови. — Правда? Оби-Ван кивнул. — Совет знает, что я к тебе… привязан, но отчитывать меня не стали. Магистр Йода сказал, не все привязанности одинаковы опасны. Совет может измениться. Желание уже есть. Анакин ухмыльнулся. — Хочешь сказать, они закроют глаза на это? — Он посмотрел ему на губы, а потом снова встретился с Оби-Ваном взглядом. — На это они не закроют глаза никогда. Оби-Ван облизал пересохшие губы. — Не знаю, о чём ты, падаван, — отозвался он, чувствуя, что краснеет. — Всё ты знаешь, учитель. — Анакин упёрся металлической рукой в стену совсем рядом с лицом Оби-Вана и подался вперёд. — Я про то, что Совет озвереет, если узнает, что мне хочется привязаться к тебе в самом примитивном смысле этого слова. Оби-Ван прерывисто вздохнул. — Анакин… — Только не говори, что удивился, — хрипло прошептал Анакин, и дыхание их смешалось. — Или ты думал, Вейдер проснулся как-то поутру ситхом и захотел трахнуть своего Оби-Вана? Всё внутри поджалось от возбуждения, жар схлынул к паху. — Тёмная Сторона сбивает тебя с толку, — сумел-таки выговорить он и повернул голову, так что губы Анакина впечатались ему в щёку. — Всего пару дней назад ты сказал мне, как сильно любишь сенатора Амидалу. Ты сам не себя не похож. Анакин хохотнул и благоговейно, жадно проследил ему линию подбородка приоткрытыми губами. — Сказал ведь уже, что захотел тебя задолго до второй встречи с Падме. Карк, да я мечтал тебя трахнуть с тех самых пор, как осознал, для чего мне член. Дрочил всё время, представлял, как ты сосёшь мне член, как я отсасываю тебе. — Губы его перешли ниже, и Оби-Ван закрыл глаза. Анакин оставлял цепочку из засосов у него на шее. — Представлял, каково это, когда ты лежишь подо мной, полностью обнажённый, светлокожий, идеальный, и теряешь голову от наслаждения на моём члене, моём языке… С губ Оби-Вана сорвался стон. Анакин прикусил ему мочку. — Ну, как тебе, учитель? Контраст между бесстыжими словами и почтительным «учитель» возбуждал неприлично сильно. Не успел Оби-Ван и слова сказать, как Анакин упал перед ним на колени и расстегнул ему штаны. — Анакин… — остальные слова перешли в долгий стон, когда Анакин вобрал в рот его пульсирующий член. Сила. Оби-Ван смотрел на него широко раскрытыми глазами, и всё перед ним расплылось, когда жаркий влажный рот охватил его возбуждённый член. Опыта с мужчинами Анакину явно недоставало, но он с лихвой возместил этот недостаток уверенностью и рвением. Сила, как же он выглядел с членом Оби-Вана во рту, когда двигал головой вверх и вниз и глядел затуманенными от желания глазами… Один только вид возбуждал столь же сильно, как и сама ласка. Вдруг Анакин отстранился и заставил Оби-Вана повернуться. Тот понял, к чему всё идёт, только когда ему приспустили штаны. — Анакин, — прошептал он, краснея. — Не надо… Анакин развёл его половинки в стороны и медленно провёл по дырке языком. У Оби-Вана вырвался сладострастный стон. — Анакин… По-прежнему держа половинки разведёнными, Анакин рьяно приступил к делу, задвигал языком внутрь и наружу грязными уверенными толчками. Смутившись, Оби-Ван непроизвольно попытался отстраниться от губ Анакина и языка, но держали его крепко, не вырвешься. Сила. Подкашивались ноги, грозясь отказать, и каждый нерв тела, казалось, сосредоточился на невыразимом блаженстве, которое Анакин ему приносил. Ханжой Оби-Ван не был. И сексом наслаждался обычно от всей души, но такого с ним никто никогда не делал. Так грязно. Непристойно. Но как же хорошо, невероятно. С такими ласками Анакин явно имел дело и не раз, и опыт сказывался. Вскоре Оби-Ван потерял способность связно мыслить и только бесстыдно стонал и подавался навстречу умелому языку, отчаянно желая, чтобы тот проникал в него ещё глубже, ещё чаще. Сила, как же хорошо. Дырка его, жадная и сверхчувствительная, подрагивала под губами Анакина. Кто знает, как долго его так ласкали. Вся вселенная сузилась до языка Анакина и невероятного удовольствия, что он ему приносил, до рук, что мяли ему ягодицы, а потом поглаживали истекающий влагой член в такт с глубокими толчками языка. Оби-Ван знал, что исходит стонами, горловыми, нечеловеческими, и что-то говорит, возможно, даже умоляет, но он едва слышал стоны и мольбы из-за ревущей в ушах крови. Совсем скоро он вскрикнул и кончил Анакину в ладонь, и в глазах у него вспыхнула сверхновая. Оби-Ван мешком осел на дверь, ослабевший, вымотанный до предела. Карк его раздери. Словно из-под толщи воды доходили ощущения: как Анакин целовал, покусывал его в шею и тёрся возбуждённым членом о задницу, а потом, задрожав, кончил ему на ягодицы и рухнул на спину, прижал сверху умиротворяющей тяжестью. В таком положении они оставались ещё долго. Наконец Оби-Ван принудил себя открыть глаза и признать, что всё случилось на самом деле. Он чувствовал… стыд. Вместо того, чтобы вернуть падавана к Свету, он занялся с ним сексом, чем, возможно, сделал всё только хуже. Вздохнув, Оби-Ван натянул штаны обратно и слегка поморщился от липких пятен на заднице, но решил пока не обращать на них внимания. — Учитель? Оби-Ван глубоко вздохнул и повернулся. Сердце у него пропустило удар, когда он увидел, что Анакин улыбается. Глаза по-прежнему отливали больше золотом, чем синевой, но в них проглядывала теперь некоторая лёгкость, а тьма в отражении не так подавляла. Он больше не казался таким взбудораженным и напряжённым. Оби-Ван и сам немного расслабился. Похоже, от секса хуже не стало. — Не следовало нам этого делать, — тихо произнёс он. — Не здесь. Не уверен даже, что Асока ушла. — Хоть та и не могла их видеть, Оби-Вану стало неимоверно стыдно от того, что она, быть может, стояла по другую сторону двери, пока Анакин проникал в него языком. Оби-Ван покраснел от одной только мысли. Анакин пожал плечами, как видно, не особенно этим растревоженный, и подошёл к раковине привести себя в порядок. — Неважно, — сказал он, вытирая лицо полотенцем. — Шпилька всё равно о нас скоро узнает. Оби-Ван смотрел на него во все глаза, и сердце его забилось чаще. — О «нас»? — переспросил он. — Что-то не припомню, чтобы соглашался стать частью «нас». Анакин засмеялся, провёл рукой по волосам. — С этим у меня по-прежнему беда, так ведь? — сказал он, и в глазах его вспыхнуло веселье. — Хотя бы не говорю, как ты похорошел — для джедая. Оби-Ван фыркнул, вспомнив его ужасающие попытки флирта с сенатором Амидалой. Глаза Анакина посерьёзнели. Синева в них теперь стала преобладать, отметил Оби-Ван. Она подарила ему надежду. Анакин подошёл и прильнул к нему. — Учитель, — сказал он и прижался к его лбу своим. — Ты же знаешь, говорить я, в отличие от тебя, не мастак. Но ты же наверняка знаешь, как я тобой дорожу. — Он взял лицо Оби-Вана в ладони. — Я устойчивее, когда ты рядом. Когда я знаю, что с тобой всё в порядке. Когда могу к тебе прикоснуться. Когда знаю, что я тебе тоже дорог. — Он прерывисто вздохнул. — Во мне столько гнева. Но рядом с тобой он стихает, и я могу думать, а не крушить всё вокруг. — Губы его скривила невесёлая улыбка. — Падме… права в одном: только с тобой я проявляю лучшие свои черты. Её любовь не удержала меня от падения в другом измерении. Я всё равно её уничтожил. Но ты — только ты и не даёшь мне перейти. Ты мой свет, учитель. Оби-Ван облизал губы, чувствуя, как горит лицо. — Бен не спас Вейдера от падения. — Бен даже ни разу не сказал своему Анакину, как он им дорожит, — возразил Анакин и покачал головой. — От такого признания всё пошло бы совершенно по-иному. Знаю из личного опыта. Да, я убил тех клонов и спас тебя с помощью гнева, но даже когда Тёмная Сторона вознамерилась поглотить меня, я знал, что дорог тебе, что подвёл бы тебя — и этого оказалось достаточно, чтобы не дать мне перейти полностью. Я почти переметнулся, знаю, но теперь, рядом с тобой, эта опасность мне уже не грозит. Ты держишь меня в равновесии. Ты нужен мне, учитель. — Я буду рядом столько, сколько нужно, сердце моё, — прошептал Оби-Ван и с огромным облегчением увидел, как большая часть тьмы покинула отражение Анакина, а голубые глаза его лишь слегка отливали золотом. — Но я должен признать… что немного запутался. Скажи мне, чего ты хочешь. Анакин взял его руку в свою и переплёл их пальцы. И пристально посмотрел на Оби-Вана. — Прятаться я не буду. С меня хватит вечно притворяться, вечно скрывать, как сильно я привязан. — Анакин поднял металлическую руку и нежно взял в ладонь его лицо. — Вейдер прав в одном: мои отношения с Падме превратились в фиктивный брак, в котором мы оба лгали и изворачивались, чтобы его скрыть. С нами я такого делать не стану. То, что есть у нас, я им разрушить не позволю. Оби-Ван сглотнул. — Ты хочешь сказать Совету, что мы… в отношениях, — прозвучало как утверждение, не вопрос. — А если они это не примут? Анакин стиснул ему руку и мрачно улыбнулся. — Тогда уйдём. Оби-Ван потрясённо посмотрел на него. Предложение Анакина отдавало… безумием чистой воды. И представить себе невозможно, чтобы Совет положительно отнёсся к такому ультиматуму. На свободные отношения между рыцарями обычно смотрели сквозь пальцы, если о них не кричали на каждом углу и не привязывались. Выставить напоказ серьёзные отношения между мастером-джедаем и его бывшим падаваном просто немыслимо. Их исключат из Ордена; в этом он почти не сомневался. Но… Представить себя в Ордене, если Анакин уйдёт, никак не получалось. Возможно, Оби-Ван не столь сильно разочаровался и заразился цинизмом, как Анакин, но и он замечал заблуждения Ордена. Он был джедаем всю свою жизнь и не видел себя кем-то другим, но если дело повернётся скверно, без Ордена Джедаев Оби-Ван проживёт. А вот без Анакина нет. Если откровенно, тут даже выбирать бы не пришлось. Оби-Ван выдохнул и, зарывшись рукой Анакину в волосы, потянул его вниз, чтобы поцеловать — кратким, целомудренным поцелуем. Однако стоило им начать, в нём словно плотину прорвало, он всё никак не мог насытиться. Анакин стонал и жадно целовал его, прижимая к себе всем телом, терзая ему рот. «Сила, так бы и съел тебя», — сказал ему Анакин через связь, когда она, снова крепкая и сильная, вспышкой вернулась к жизни, а мысли их и чувства вновь перемешались. «Люблю тебя, люблю, люблю, люблю». Даже не скажешь точно, чья это мысль. Не имеет значения. По узам разлилась радость, чистая и лёгкая. Разорвав поцелуй, Оби-Ван отстранился и посмотрел в красивые голубые глаза без малейшего намёка на прежний жёлтый оттенок. Он сглотнул внезапно возникший комок в горле. Отчасти ему по-прежнему не верилось, что одной его любви оказалось достаточно, чтобы вернуть Анакина к Свету, что её — Оби-Вана — хватило с лихвой. На ум снова невольно пришли слова Вейдера: «Ты мерзкий, жалкий старикашка, которого никто не хочет. Никто никогда тебя не выбирал. Ни учитель, ни падаван. Будь у Скайуокера наставник получше, более сведущий, он бы не переметнулся». Оби-Ван улыбнулся, на сердце стало легче. На этот раз Анакин его выбрал. Совершенно точно. — Учитель? — с озадаченной полуулыбкой позвал его Анакин. — Ты прямо сияешь. — Идём, сердце моё, — откликнулся Оби-Ван. — Нам ещё Совет нужно поразить. Ответная улыбка Анакина ослепляла.