Когда бездна всматривается в тебя

День у Мейса Винду не задался. Ему и раньше-то меньше всего нравилось иметь дело с Сенатом, а уж теперь, когда смерть Палпатина всё перевернула с ног на голову, возиться с политиками было ещё неприятнее, чем обычно. А всё Скайуокер виноват, конечно: если бы этот дерзкий мальчишка не убил Сидиуса без разрешения, никакой бы неразберихи не получилось. Само собой, слава Скайуокера как Героя Без Страха помогла ему в этот раз. Никто не поверил, что он убил Палпатина без весомой на то причины, и предоставленный Скайуокером датачип безоговорочно доказал, что Палпатин поддерживал сепаратистов. По крайней мере Мейс считал доказательства безоговорочными, но, конечно же, Сенат требовал его личного присутствия на одном собрании за другим, будто в Храме не осталось никаких срочных дел. А ведь надо разобраться, например, с тем, что погибли сотни джедаев. Или с тем, что непонятно, как теперь бороться с сепаратистами, если собственной армии доверять нельзя. Новый канцлер, быть может, и отменил Приказ 66, но доверие между выжившими генералами-джедаями и войсками навсегда утрачено. Только батальоны Кеноби и Скайуокера избежали всеобщей участи и не напали на собственных генералов: капитаны Коди и Рекс, у которых уже извлекли чипы, заперли ангар и тем не дали взводам покинуть Переговорщик. У других клонов чипы извлекали прямо сейчас, но дело продвигалось медленно, притом, что клонов насчитывались миллионы, а медицинских учреждений с необходимым для такой операции оборудованием было удручающе мало. Уцелевшие генералы-джедаи отказывались брать на себя командование, пока в клонах ещё оставались чипы. К несчастью, сепаратисты не вошли в их положение и не прекратили огонь только потому, что в Республике разразился кризис. Мейс со вздохом занял своё место в зале Совета и оглядел почти пустую комнату. Явились лично только Йода и Пло Кун; оставшиеся члены Совета присутствовали только как голоаватары. От удручающего зрелища грудь сдавила печаль. До войны комната никогда так не пустовала. А теперь казалось, что её заполнили призраки. — Располагаем последними цифрами мы, — сказал Йода, обегая взглядом голопроекции членов Совета. — Потеряли триста двенадцать душ мы. На комнату опустилась тишина, когда все они вспомнили ушедших. Мейс опустил взгляд, ссутулился. Он знал каждого, и в смерть их верилось с трудом. — А что Скайуокер? — нарушив наконец тишину, спросила Шаак Ти. Мейс поморщился. — Он переметнулся. — Гм, — протянул Йода и на мгновение прикрыл глаза. — Ошибаешься ты. Среди Тёмных юного Скайуокера нет больше. Не успел Мейс даже фыркнуть на это нелепейшее утверждение — Йода разве не видел, как изрядно отражение Скайуокера в Силе пропиталось тьмой? — как двери в зал распахнулись. И вошёл Скайуокер. Мейс застыл, рука его дёрнулась к световому мечу. Но потом он вгляделся в Скайуокера внимательнее и увидел, что Йода прав. Тёмным Скайуокер больше не являлся: глаза снова голубые, отражение в Силе светлое. Как такое возможно? Когда следом за Скайуокером вошёл Оби-Ван, Мейс нахмурился. Хорошо, конечно, что Оби-Ван поправился, но не следовало ему выпускать Скайуокера, не посовещавшись предварительно с Советом. Скайуокер отвесил Совету холодный поклон и встретился с Мейсом взглядом. В глазах его безошибочно читался вызов, когда он взял Оби-Вана за руку. И переплёл их пальцы, по-прежнему не отрывая взгляда от Мейса. Кто-то ахнул. Депа широко раскрыла глаза и прижала ладонь к губам. У Ади Галлии отвисла челюсть. Сидевший рядом с Мейсом Йода не среагировал вообще никак. — Как прикажете это понимать? — выдавил Мейс и ожёг Скайуокера гневным взглядом, после чего посмотрел на Оби-Вана. У того на лице цвёл слабый румянец, но ладонь он не выдернул, по-прежнему позволяя нахальному мальчишке держать себя за руку. — Оби-Ван и я привязаны друг к другу, — с наслаждением заявил Скайуокер, будто годами мечтал сказать нечто подобное. — Узами крепкими до ужаса, и разрывать их мы не собираемся. В комнате воцарилась тишина. Мейс оторвал взгляд от прямо-таки торжествующих глаз Скайуокера и посмотрел на Оби-Вана. Теперь тот покраснел совершенно точно, и Силу вокруг него сковывало смущение, но он так и не опровергнул невероятное, бесстыжее заявление Скайуокера. Мейс и рад бы сказать, что ожидал этого, вот только ничего подобного. Конечно, он знал о привязанности Скайуокера к бывшему учителю — её не заметил бы только слепой — и знал, что Оби-Ван привязался к падавану гораздо сильнее, чем следовало, но это… о какой привязанности шла речь, сомневаться не приходилось. — Гм, — нарушил Йода ошеломлённое молчание. — В Тёмных больше не ходишь ты, — сказал он, всматриваясь в Скайуокера. — Помог тебе Оби-Ван? Мейс изумлённо взглянул на Йоду. Порой он его совсем не понимал. Как ему удаётся говорить так спокойно, будто Скайуокер только что не ошарашил их своими новостями? Скайуокер гневно посмотрел на Йоду. — Конечно, учитель помог мне. Заперев меня подальше от Оби-Вана, вы всё сделали только хуже, я ведь даже не знал, жив ли он ещё… — Анакин, — тихо, но твёрдо произнёс Оби-Ван. Скайуокер посмотрел на бывшего учителя, и взгляд его смягчился. Плечи расслабились, напряжение из них ушло. Оби-Ван слегка сжал ему ладонь и оглядел поражённых членов Совета. — Анакин прав, — сказал он. — Не следовало запирать его в той камере, когда он и так уже до опасного близко подобрался к Тёмной Стороне. Доверие порождает доверие. Преданность порождает преданность. Вы только подтолкнули его ближе к краю, когда позволили недоверию омрачить свои суждения. — Оби-Ван поджал губы. — И Совет не в первый раз уже относится к Анакину с недоверием и подозрениями, даже когда он их не заслужил, — при этих словах Оби-Ван взглянул прямо на Мейса. Слова разозлили. Хотя он очень уважал Кеноби — всех джедаев своего поколения тот оставил далеко позади — прямо сейчас Оби-Ван играл с огнём. — Скайуокер убил Палпатина и свыше пяти сотен клонов, — бесстрастно ответил Мейс. — Я бы не назвал его заточение незаслуженным. Скайуокер полоснул его взглядом. Оби-Ван скривился, но и только. — Этим он нас спас. Иначе мы бы здесь не стояли. Мейс с ухмылкой посмотрел на их переплетённые пальцы. — Да он и пальцем не шевельнул бы, не будь ты в Храме, Оби-Ван. В щеке Оби-Вана дёрнулся мускул. — У тебя нет права обвинять Анакина в… — Нет, учитель, — вмешался Скайуокер, глядя на Мейса тяжёлым взглядом. — Он прав. Я и пальцем не шевельнул бы, чтобы спасти их драгоценный Орден, не будь здесь тебя и Асоки. С какой стати? Сама Сила хотела, чтобы развращённые джедаи исчезли. Ты разве не чувствуешь? В комнате повисла неловкая тишина. Мейс вцепился в Скайуокера гневным взглядом. — Да как ты смеешь, — рявкнул он, и рука его снова потянулась к мечу. Но голос Йоды остановил его: — Переполнилась болью Сила. Но и в большем равновесии она сейчас. Мейс изумлённо воззрился на него. Не то чтобы он сказал неправду, но как-то это… нетактично говорить, что сотни смертей привели Силу в равновесие. — Затемнена долгое время Сила была, — тихо произнёс Йода, уголки его губ опустились вниз. — Исчезла после смерти Дарта Сидиуса пелена Тёмной Стороны. Что могло бы случиться и что грядёт, теперь снова вижу я. — Он смотрел прямо на Скайуокера проницательным и задумчивым взглядом. — Прав юный Скайуокер. Тот, по-видимому, потерял дар речи, что Йода занял его сторону. Мейс тоже. — Магистр, вы хотите сказать, что это мы разбалансировали Силу? — спросила Депа, озадаченно хмуря брови. Всё её тело было забинтовано, и Мейс едва не сказал бывшему падавану лечь обратно в постель, а не сидеть перед комлинком. Йода на мгновение прикрыл глаза. А потом мрачно кивнул. — Частично в том и джедаи виноваты. Сбились с пути мы. — Он оглядел комнату. — Изменили своему долгу перед Силой, когда служить политическим интересам стали. Хранителями мира, не войны, должны были быть мы. Высокомерие возобладало. Мейс стиснул зубы, его собственные сомнения вновь заявили о себе. Он взглянул на Скайуокера: тот смотрел на Йоду так, словно в первый раз увидел. — Магистр, — заговорил Скайуокер, и в первый раз на памяти Мейса в его обращении к члену Совета зазвучала почтительность. — Я рад, что вы понимаете необходимость перемен. Но что насчёт правила о недопустимости привязанностей? — Гм, — протянул Йода, переводя взгляд с него на Кеноби и их соединённые руки. Скайуокер только выпрямился и стойко встретил его взгляд, словно провоцируя устроить им выволочку. Сквозь Силу чувствовалось, что Оби-Ван несколько смущён, но на лице его отражалось спокойствие, словно он принял решение и отступать от него не собирался. — С Тёмной Стороны вытащил Оби-Ван тебя, — сказал Йода. — Этого отрицать не могу я. — Он вздохнул и вдруг как-то резко постарел. — Возможно, насчёт привязанностей и неправы мы, но решать не мне. А Совету. Члены Совета обменялись неловкими взглядами. Мейс не выдержал. И посмотрел Оби-Вану прямо в глаза. — Скайуокер твой падаван. Любые отношения между вами запрещает мораль, неважно, разрешим мы их или нет. Ты же его воспитал. Как ты можешь потакать этому безумию, Оби-Ван? Тот покраснел. — Анакин перестал быть моим падаваном, — сказал он, как видно, испытывая некоторую неловкость. — Он уже не мальчик, а достигший больших успехов рыцарь и генерал войны. — И кто бы говорил про мораль, — оскалился Скайуокер, злобно глядя на Мейса. — Ты запугивал меня с самого детства. Оби-Ван не обязан тебе ничего объяснять. Не обязан растолковывать Совету, почему любит меня. Любовь не надо объяснять; она просто есть. Только этот ненормальный Орден считает, что любовь — это самый худший грех. — Он оглядел членов Совета, на лице у него заиграли желваки. — Неужели не видно, насколько это опасно? Как же Ордену заботиться о благе людей, если им с раннего детства втолковывают, что любовь и забота это неправильно? Всё равно что приказывать слепому увидеть. И ведёт лишь к лицемерию — или к тому, что из Ордена уходят, потому что видят, насколько в нём всё шиворот-навыворот. Дуку был превосходным джедаем, одним из лучших, но лицемерие джедаев оттолкнуло его и превратило в Дарта Тирануса. Плечи Йоды поникли, когда ему напомнили о падении его бывшего падавана. Мейс видел, что слова Скайуокера повлияли на членов Совета. Большинство погрузилось в раздумья, некоторые кивали. Пришлось признать… что и он до известной степени понял справедливость брошенных в запале слов. — Согласна, — тихо сказала Депа. — Страх привязанностей ведёт только к гневу и ненависти к себе. Это патология. Из-за которой мы потеряли многих хороших джедаев. По залу пронёсся согласный шёпот. — Проголосует Совет, — заключил Йода, пристально глядя на Скайуокера. Мейс невольно припомнил пророчество об Избранном. В том другом измерении Вейдер привёл Силу в равновесие тем, что истребил и джедаев, и ситхов. В этом измерении ситхов, быть может, и не осталось, но джедаи по-прежнему существовали. Возможно, и в этом мире Скайуокер всё ещё сможет вернуть Силе баланс, но Орден Джедаев при этом не уничтожит. А изменит. *** Анакин попытался не улыбаться слишком уж самодовольно, когда весьма раздражённый Мейс Винду возвращал ему меч и комлинк. Он чувствовал через связь ласковую насмешку Оби-Вана. — Мейс ведь тоже проголосовал за то, чтобы разрешить привязанности, — мягко пожурил он. — Да, потому что иначе стал бы выглядеть, как узколобый пуду, ведь даже его бывший падаван поддержала нас, учитель, — с улыбкой отозвался Анакин. Он пристегнул меч к поясу и взглянул на комлинк. И нахмурился. — Что такое? — спросил Оби-Ван, подходя ближе. — От Вейдера недавно пришло сообщение. Хочет встретиться. *** Предыдущим вечером — Я против. Вейдер даже головы не поднял, по-прежнему тщательно вырисовывая руны у Кеноби на груди. — Гадость же, Анакин. Вейдер слегка дёрнулся, как и всякий раз, когда Кеноби звал его так. Звук этого имени ужасно сбивал с толку. И каждый раз порыв сказать в ответ «учитель» становился почти непреодолим. Вейдер душил его — ему никто не указ — но давалась победа нелегко. Отчасти, быть может, потому, что мальчишка у него внутри, которого так и не удалось извести до конца, страстно желал услышать это имя из уст Кеноби. Жалкий недоносок. — Всего лишь кровь, — отрезал Вейдер и вывел у Кеноби на груди, прямо на сердцем, сложную руну Ши. Жизнь. — Кровь трупа, — поправил его Кеноби и поморщился. — Что она со мной сделает? Откуда ты знаешь, что этот ситхский ритуал сработает? Тёмная Сторона только забирает. Спасти она не может. Не обращая внимания на проросшее зерно сомнения, Вейдер нарисовал Киву — руну преображения — у Оби-Вана на животе. — Сработает, — коротко ответил он. Должно. — Но какой цели послужит кровь Сидиуса? Что говорилось в ситхском голокроне? — Кровь не обязательно должна была принадлежать Сидиусу, — отозвался Вейдер. — Сгодилась бы кровь любого сильного адепта Тёмной Стороны. Сидиус просто удачно подвернулся. — Он немного отстранился полюбоваться трудами своих рук. Светлое тело Кеноби полностью покрывали кровавые руны. — Теперь последний шаг. Открой рот. Кеноби взглянул на опустевший только наполовину куб у Вейдера в руках и отшатнулся, отвращение исказило его черты. — Ты ведь уже вколол мне её. Я не буду пить кровь Сидиуса, Анакин. И точка. Вейдер пронзил его взглядом. — Будешь, — сказал он и схватил Кеноби за подбородок. — После всех моих усилий попасть сюда, я не позволю всё испоганить только потому, что тебе противно. Кеноби непреклонно смотрел на него. — Ты уже пробовал перелить мне кровь. Не сработало. Почему ты думаешь, что получится сейчас? — Потому что это не переливание крови. Для успешного проведения ритуала нужно лишь, чтобы мидихлорианы находились снаружи и внутри. Твоими им быть необязательно. — Вейдер взглянул на куб с кровью. — Этот артефакт очищает мидихлорианы в крови, и теперь ими легче манипулировать. Кеноби внимательно смотрел на него, и серо-голубые глаза его переполняли подозрения и недоверие. Вейдера кольнуло… чувство утраты. Он не обратил на него внимания. И вовсе он не скучает по временам, когда Оби-Ван принял бы и яд у него из рук. Те времена остались в далёком прошлом. Оба они изменились. Стали жёстче. Циничнее и подозрительнее. Оно и к лучшему. Доверие ситху всё равно чуждо. Из Оби-Вана выйдет хороший ситх. Вейдер постарался, чтобы на лице ничего не отразилось, и порадовался, что связи между ними больше нет, и чувства его разобрать нельзя. Он поднёс артефакт к губам Кеноби. — Пей. Кеноби — невыносимо упрямый, как всегда, — только сжал губы плотнее. Рыча от досады, Вейдер зажал ему нос Силой, пока Кеноби не открыл наконец рот, жадно глотая воздух. Вейдер влил ему кровь. — Не проглотишь, клянусь — перебью всех джедаев в этом измерении и начну с юнлингов, — пригрозил он. Прожигая его взглядом, Кеноби проглотил кровь, для чего ему явно пришлось побороть рвотный рефлекс. — А теперь что? — прохрипел он, когда куб опустел. Вейдер сел напротив, взял ладони Кеноби в свои и положил их сцепленные руки на куб. Тот оказался тёплым на ощупь. Слишком тёплым. — Теперь я помедитирую, — отозвался Вейдер и закрыл глаза. К счастью, на этом расспросы прекратились. Кеноби стало… тоскливо, и нетрудно догадаться, почему. Наверняка припомнил времена, когда пытался заставить падавана медитировать — и почти всегда терпел поражение. Сколько раз они сидели вот так, и молодой Оби-Ван старался помочь ему овладеть медитацией, держа маленькие руки Анакина в своих? В последний раз они медитировали вместе больше десятка лет назад. Теперь крупнее стали руки Вейдера, и тихо направляющего голоса учителя он уже не дождётся. Он ему и не нужен. Вейдер же величайший Лорд Ситхов в истории. И он справится. Забавно, но ситхом он преуспел в медитации гораздо больше, чем джедаем. Вейдер быстро понял, что Тёмная Сторона возьмёт над ним верх, если он не научится её контролировать, так что с тех самых пор, как он перешёл, медитация стала необходимостью. Давалась она по-прежнему с трудом, но в кои-то веки приносила пользу, и от этой мысли становилось легче. Джедаем он не видел в медитации ни малейшего смысла. Путём проб и ошибок он овладел другой техникой, помогающей достичь успешного медитативного состояния. Избавиться от мыслей он даже не старался — путного никогда ничего не выходило. Вместо этого он сосредоточился на ладонях Кеноби в своих, пока не почувствовал каждое несовершенство, каждую линию, каждый шрам, каждую клетку, из которых состояли эти руки. Осознанность эта медленно перешла и на остальное тело. Вейдер чувствовал, как вымотался Кеноби, как ныли его мышцы и суставы после такого напряжённого сражения не на жизнь, а на смерть, когда годами не практиковался. А ещё он чувствовал, как ослаб Кеноби — его тело теперь ощущалось совершенно не так, как раньше. Ни отражения в Силе, ни мидихлорианов для связи с ней. Вот только совсем без них Кеноби не остался: те попали ему и в кровь, и в желудок, и на кожу, но связи с ним не образовали. Но это и не требовалось. Как только мидихлорианы Сидиуса послужат своей цели, нужда в них отпадёт — к Оби-Вану вернутся его собственные. Вейдер сосредоточился и прикоснулся к этим мидихлорианам, соединил их с Силой через себя — а затем открылся Тёмной Стороне, позволил ей заструиться сначала в нём, потом в артефакте под их соединёнными руками и, наконец, в бывшем учителе. Кеноби ахнул, руки его напряглись. — Что ты делаешь? — спросил он с заметной тревогой в голосе. Вряд ли он ощущал манипуляции Вейдера с Силой — ведь чувствительность к ней ещё не восстановилась — но неладное почуял наверняка уже и он. Даже нечувствительные к Силе смутно ощущали мощные потоки Тёмной Стороны, которые называли обычно «предчувствием беды». В какой-то степени он сказал Кеноби правду: этот артефакт запутывал мидихлорианы Сидиуса в том смысле, что микроскопические существа забывали, кому принадлежали первоначально, и легко поддавались внушению. Но артефакт их не очищал. Они по-прежнему оставались очень даже настроенными на Тёмную Сторону. Что и требовалось для этого ритуала. С мидихлорианами, настроенными на Светлую Сторону, ритуал никогда бы не сработал, потому что был тёмным по самой своей природе. Изобрёл его древний коррибанский Лорд Ситхов Дарт Зеус. По воле несчастного случая его любимая жена потеряла и руки, и ноги, а поскольку протезы тогда оставляли желать лучшего, Дарт Зеус провёл годы, маниакально стараясь придумать ритуал, который вернул бы жене утраченное. И в конце концов изобрёл артефакт, который заставил ситхские мидихлорианы вернуть её телу прежнее воплощение. «Без мидихлорианов жизнь существовать не может», — сказал ему однажды Квай-Гон. И оказался прав, но мало кто знал, что микросуществам по силам создать саму жизнь и управлять течением времени в теле. Неслучайно чувствительные к Силе, которые овладели знанием о мидихлорианах и их связи с Живой Силой, жили сотни лет без видимых признаков старения. Мидихлорианы воздействовали на ход времени в пределах тела — по крайней мере, так говорилось в сведениях, которые Вейдер раздобыл о Коррибане. Согласно им, Лорду Зеусу удалось вернуть переломанное тело жены в более молодое воплощение. Конечно, это вовсе не значит, что ритуал и на Кеноби сработает. Тот ведь обращался только к Светлой Стороне, и нет никаких гарантий, что ситхский ритуал вообще произведёт хоть какой-нибудь эффект, кому бы ни принадлежали мидихлорианы. Этот простой на вид куб у них под ладонями появился в результате сотен загубленных жизней и извращённых ритуалов. Возможно, артефакт откажется помогать Кеноби, или тело того отринет эту помощь. Во-вторых, даже будь Кеноби адептом Тёмной Стороны, ритуал всё равно может не сработать. В конце-то концов, если это так просто, разве другой Вейдер — тот, который потерял и руки, и ноги — не восстановил бы себе прежнее тело? Вот только сложилось впечатление, что другой Дарт Вейдер, прихвостень Императора, только и годился, что прислуживать, без собственных планов и целей. Даже если Сидиус знал об этом ритуале, он в жизни бы не помог своему ученику — сам бы он из этого ничего не извлёк. Зависимость Вейдера от костюма сделала его куда более управляемым и предсказуемым. Да и кроме того, Сидиус не сумел бы применить ритуал, даже если бы захотел. Сама природа ритуала не позволила бы. Отогнав эту мысль, Вейдер вновь сосредоточился на ритуале. Он направил Силу через артефакт в тело Кеноби, и мощь Тёмной Стороны легко потекла сквозь него, но не потянула за собой. Прямо сейчас он был только проводником. Он вливал и вливал Силу, пока руны — мидихлорианы в них — не засияли, не привели руны в действие и соединили их с Живой Силой. Воздух сгустился от её потоков. — Анакин! — резко окликнул его Кеноби. — Что происходит? Вейдер не ответил, не позволил себе отвлечься и всё внимание направил на подпитку рун силой. Жизнь. Преображение. Возрождение. Мощь. Сила. Фокус заключался в том, чтобы не оттянуть мощь ритуала на себя. У него получилось бы — и с невероятной лёгкостью. «Ты разве не хочешь больше власти? — зашептала Тьма, соблазняя. — Разве не хочешь стать бессмертным?» Скрипя зубами, Вейдер отмахнулся от голоса. Хотя от большей власти он бы, конечно, не отказался, бессмертие его не интересовало, если то не с кем разделить. И представить себе невозможно жизнь вечную, но одинокую. От одной только мысли он содрогнулся. Когда Кеноби поправится, Вейдер, быть может, рассмотрит эту идею, но не сейчас. Голос отступил, но он знал, что не насовсем. Описание ритуала в голокроне ссылалось на то, что Тёмная Сторона попытается пошатнуть намерения ситха искушением и страхом. Что имелось в виду, Вейдер точно не знал, но оставался настороже. Сохранились сведения о бесчисленных — и безуспешных — попытках других ситхов повторить ритуал Дарта Зеуса. Главная трудность заключалась в том, что ритуал требовал любить другого человека сильнее, чем самого себя, — для ситхов задача невыполнимая. Они любили, но их любовь обычно была слишком эгоистична, чтобы по-настоящему переживать за другого человека. Всё же хорошо, что он Анакин Скайуокер. В том, что он мало любил, его не упрекнёшь. Он любил слишком сильно, оттого в конце концов и перешёл. А теперь его каркова слабость ему послужит. Он вылечит Кеноби. Обязательно. «Зачем? — прошелестела Тьма. — Вылечишь — он уйдёт. Предаст тебя. Заберёт твоих детей и отравит им разум джедайской ложью. Ему на тебя наплевать. Он тебя ненавидит». «Я ему дороже всех на свете, — огрызнулся Вейдер, стараясь отогнать назойливый голос. — Скайуокер говорил, его Кеноби признался в этом». «Но ведь ты не Скайуокер, не так ли? — возразила Тьма. — Разве может Оби-Ван дорожить тобой, когда ты уничтожил всё, что он любил? Всё, что он чувствует к тебе, это отвращение. Думаешь, Оби-Ван может любить человека, на руках у которого кровь детей? Он попытается убить тебя и уйти, как только вновь обретёт связь с Силой». Решимость Вейдера поколебалась. — Анакин, немедленно скажи мне, что происходит! Вейдер открыл глаза и посмотрел на усталое, обеспокоенное лицо Кеноби, пока тот разглядывал сияющие руны у себя на теле. Вейдер постарался сделать так, чтобы Сила лилась непрерывно, но задача оказалась не из лёгких. Тёмная Сторона ощутила его неуверенность и рванулась из хватки, попыталась взять над ним верх. — Скажи, что принадлежишь мне, — напряжённо проговорил Вейдер. Кеноби смотрел на него во все глаза. — Скажи! — приказал Вейдер. Его раздирали отчаяние и гнев, и сила ритуала начинала ослабевать. Любой ситхский ритуал требовал истинного желания, чтобы черпать силу из переживаний, из убеждённости. Малейшее сомнение, и все усилия пропадут втуне. Кеноби по-прежнему молчал и смотрел на него с очень странным выражением лица. — Что ты никогда меня не оставишь, — скомандовал Вейдер. — Скажи. Кеноби открыл было рот и снова закрыл, глядя на него, словно что-то искал. Ритуал переставал действовать, руны начинали тускнеть. — Скажи, что дорожишь мной, — выдавил Вейдер, сжимая Кеноби руки. — Учитель, пожалуйста. Лицо Кеноби исказилось, боль перечеркнула его черты. — И рад бы не дорожить. Но как перестать, я не знаю. Восторг переполнил его до краёв, и Вейдер засмеялся, несколько безумным смехом, и снова принялся вливать Силу в ритуал. «Он мой, мой, мой, мой, он дорожит мной и никогда меня не оставит, он мой, мой, мой, мой». Руны засверкали, да так ярко, что стало больно глазам. Мидихлорианы в теле Кеноби, заряженные силой, засияли тоже. Артефакт у них под руками излучал невероятную мощь и пульсировал, точно живое существо. Кеноби со свистом втянул в себя воздух. — Я как-то странно себя чувствую. Что происходит? — Я спасаю тебе жизнь, — отозвался Вейдер и снова закрыл глаза. Он сконцентрировался на мидихлорианах и, напрягая волю, приказал им вернуть Кеноби в период расцвета его сил. Ничего удивительнее он ещё не испытывал. Мидихлорианы представляли собой микроскопическую разумную форму жизни, невосприимчивую к внушениям. Они служили проводником Силы, влиять на них та не могла. Но ситхский артефакт работал: Вейдер чувствовал, как они лениво откликаются на его команду. Вейдер и порадовался, что они склоняются перед его волей, и немного испугался. В том-то и беда с тёмными ритуалами: точностью они не отличались. Кто знает, когда, с точки зрения мидихлорианов, наиболее полно расцвели силы Кеноби. Ритуал, наверное, омолодит его лет на пять-шесть, вернёт ему тело генерала Кеноби, когда он достиг пика физической формы. И, возможно, превратит его в апологета Тёмной Стороны из-за природы самого ритуала, но это лишь догадки. Неопределённость Вейдеру претила. Но выбирать не приходилось. Задать мидихлорианам точный период не получится — ритуал так не работает. Время для мидихлорианов имело мало значения. Только силу, вместе с некоторыми другими понятиями, они делили с простыми смертными, понимали её. — Анакин, что-то происходит, — хрипло выдавил Кеноби. — Мне нехорошо. Не обращая внимания на укол тревоги, Вейдер лишь стиснул Кеноби руки и продолжил вливать в его тело Силу через артефакт. Он бормотал название рун себе под нос, напрягая волю, пока в ушах не остался лишь гул Силы и… Кеноби вскрикнул и повалился на пол, содрогаясь в конвульсиях. Из груди у него вырвался болезненный стон: то ли рычание, то ли рыдание, и тело его дёрнулось, словно от электрошока. Сила вокруг него сгущалась всё сильнее и сильнее, пока перед взглядом Вейдера не осталось лишь одно яркое пятно. Вейдер заслонил глаза от ослепляющего света, пока Сила не отступила, и он смог наконец хоть что-нибудь увидеть. Пришлось пару раз моргнуть, пока взгляд его не сфокусировался на лежащей на полу фигуре. Сердце его встрепенулось, когда он понял, что чувствует отражение в Силе — и притом болезненно знакомое, которое в жизни не перепутал бы ни с чьим другим. Получилось. Ритуал и впрямь сработал! Маниакально улыбаясь, Вейдер упал на колени и перевернул лежащего на спину. Глаза его округлились. Перед ним лежал Оби-Ван Кеноби, но не тот генерал, которого он ожидал увидеть. Кеноби выглядел до ужаса молодым — как при их первой встрече, возможно, даже моложе. Вейдер жадно смотрел на гладкое, молодое лицо и поймал себя на том, что улыбается. Это ведь даже лучше, чем он ожидал. Кеноби стал моложе него и теперь уже точно не умрёт первым, не умрёт и не бросит его… Кеноби застонал, отражение в Силе выдало его растерянность, а потом он открыл глаза. Которые сохранили красивый серо-голубой оттенок. Ритуал не сделал из Кеноби ситха, как почти ожидал того Вейдер. Непонятно, принесло ли открытие разочарование или нет, сейчас это не имело значения. Главное, что сработало. Сработало! — Ну, получилось ведь? — заулыбался Вейдер и жестом собственника взял лицо Кеноби в ладони. — Говорил же, что получится. Между бровями у Кеноби залегла морщинка, когда он озадаченно глянул на Вейдера: — Ты кто? Вейдер так и застыл с улыбкой на лице. Он впился взглядом в растерянное лицо напротив, отчаянно стараясь найти хоть какой-нибудь признак узнавания, и когда ничего не нашёл, ощутил тошноту, словно почву выдернули у него из-под ног. Ему даже в голову не пришло, что всё может закончиться вот так. Он-то думал, изменится только лишь тело, и не ждал, что Кеноби и воспоминания утратит тоже. Ну и ладно, можно же закрыть на эту утрату глаза. Можно. Но не вышло. Потому что этот Оби-Ван Кеноби ему чужой. Он ведь понятия не имеет, кем для него был — и есть — Анакин Скайуокер. Он уже не тот молодой рыцарь с мягким голосом, который утешал его после разносов Совета. Не тот Оби-Ван, который держал его в объятиях, когда он забирался к учителю в кровать после кошмара. Не тот ясноглазый наставник, который гордился тем, каким сильным джедаем вырос Анакин. Не тот Оби-Ван, что множество раз оказывался вместе с ним на волосок от гибели. И не тот Оби-Ван, что предпочёл не убивать его на Мустафаре. Этот Оби-Ван совсем его не помнил. Он для него совсем ничего не значил. «В тебе есть сила и мудрость, и я тобой очень горжусь. Я обучал тебя с малых лет, и ты стал прекрасным джедаем, я и не надеюсь с тобой сравниться». Вейдеру сдавило горло, глаза защипало. — Ты кто? — повторил незнакомец с лицом его учителя. Он недоумевающе хмурился и по-прежнему смотрел на Вейдера, как на пустое место. Хотелось его ударить. Придушить и потребовать, чтобы тот вернул ему его Оби-Вана. Потому что это… даже хуже смерти Кеноби, хуже его ненависти, хуже всего на свете. Не значить для Оби-Вана ровным счётом ничего — хуже этого и представить ничего нельзя. Учителя больше нет. Хоть тот и не умирал. Но для Вейдера он всё равно что умер. — Нет, — прохрипел Вейдер. — Нет! — Стискивая Оби-Вана за плечи, он прижался к его лбу своим. Что-то внутри у него покрылось трещинами и разбилось. — Ты разве не помнишь меня? Учитель? Это же я, Ан… Анакин. — Прости, я не помню тебя, — ответил Оби-Ван, явно чувствуя себя неловко от того, что в его личное пространство так настойчиво врывается посторонний человек. — Убери руки, пожалуйста. Никакой я не учитель. Я и сам ещё падаван. Нечеловеческий стон рванулся у Анакина из груди. Он взял лицо Оби-Вана в ладони дрожащими пальцами. — Не верю, что тебя больше нет, — отчаянно, горячо, яростно зашептал он. — Ты где-то тут. Не верю, что ты бросил меня. — Не помня себя, он мысленно потянулся к разорванной, позаброшенной связи, которую когда-то делил с учителем. Та исказилась так, что стала почти неузнаваемой — сперва его падением, потом блокаторами Силы, которыми он накачивал Оби-Вана. Но она никуда не исчезла. Возможно, он всё исправит, если воспользуется ей. В отчаянии он принялся поглаживать разорванную связь, пытаясь исцелить, вернуть её к жизни. — Что? — прошептал молодой Оби-Ван, и недоумение его возросло. — Ты что творишь… Что это такое? — Ты принадлежишь мне, — прорычал Анакин. — И так легко ты меня не забудешь! Не забудешь! — Он мысленно потянулся и связал воедино разорванный конец связи с отражением Оби-Вана в Силе, переплёл их так тесно, что превратил в единое целое. Сцепление вышло грубым и неловким и вряд ли бы сработало, но его одержимость — одна только сила его желания — оживила связь, такую сильную, тёплую и невероятно знакомую. Оби-Ван под ним ловил ртом воздух, пока Анакин наполнял его сознание воспоминаниями длиною в целую жизнь, отчаянно желая, чтобы его узнали. Вот оно. Анакин схватился за ускользающее, смутное воспоминание о себе семнадцатилетнем, который работал над запчастями от дроидов, пока Оби-Ван смотрел на него с нежностью. Это воспоминание принадлежало Оби-Вану, не ему. Осознание переполнило его радостью. Учитель не исчез; воспоминания нового тела просто переписали старые, но не стёрли их окончательно. Их можно восстановить. Они уже возвращались, Анакин чувствовал. — Анакин? — оцепенело прошептал Оби-Ван, явно ещё не придя в себя. Но на этот раз в голосе слышалось узнавание — узнавание и тепло. Голос снова звучал так, как надо. Он отстранился и несмело улыбнулся Оби-Вану, жадно глядя ему в лицо. — Ты же вспомнил меня, да? Учитель? Оби-Ван? Тот смотрел на него во все глаза с очень странным выражением. На секунду Анакин испугался, что Оби-Ван его так и не вспомнил, что ему показалось. Но потом Оби-Ван поднял руку и коснулся его щёки, глядя на него затуманенными глазами. — Я видел Анакина этого измерения, но ведь он не ты. Я уж и не надеялся увидеть твои красивые глаза ещё раз. Анакин замер. Потрясённый, он потянулся к Силе, попытался переключиться со всепоглощающей, отвлекающей связи, и чуть было не охнул, когда снова почувствовал Светлую Сторону Силы, в первый раз за четыре года. Она наполнила его душу, согрела теплом до кончиков пальцев. Неужели она всегда приносила подобные чувства? Тепло, свет и утешение? «Порой нужно потерять, чтобы по-настоящему оценить утраченное», — произнёс у него в голове голос Оби-Вана. Анакин посмотрел на него круглыми глазами. — Я знаю, — хрипло ответил он. Оби-Ван погладил Анакина по волосам, его мудрые глаза не вязались с юным лицом. — Мне так тебя недоставало, сердце моё. Анакин проглотил вставший колом комок в горле. «А мне — этого прозвища», — сказал он через связь. Он закусил щёку изнутри. — Но я всё равно не джедай. Адептом Светлой Стороны я так и не стал, Оби-Ван. — И он не солгал. Он всё ещё мог дотянуться и до Тёмной Стороны тоже. Так же легко, как и до Светлой. Тепло Тёмная Сторона не обещала, но ощущалась столь же правильно, только по-другому. Ситхом он быть перестал, но и в джедая обратно не превратился. Он стал чем-то средним. Оби-Ван кивнул. — Я знаю, — отозвался он, но тепло и счастье из его выражения никуда не ушли. Сила, как же давно Анакин не видел его по-настоящему счастливым? Долгие годы. Оби-Ван сухо усмехнулся. — Если уж даже твоё падение не уничтожило мою привязанность к тебе, твоя новая Серая ипостась и подавно не сумеет. Анакин только беспомощно улыбнулся в ответ. Наклонившись вперёд, он потёрся о нос Оби-Вана своим. — Выглядишь ты, конечно, как малолетка, учитель, — усмехнулся он. — Уже предвкушаю, как буду тебя развращать. — Анакин, — страдальчески вздохнул Оби-Ван, но Анакин чувствовал через связь, как предложение его позабавило — и возбудило. Гм. У Оби-Вана теперь молодое тело, со всеми его преимуществами. Анакин ухмыльнулся и наконец поцеловал его, вливая в этот поцелуй весь свой голод, страх и облегчение. «Ты жив, ты всё ещё мой и всегда им будешь. Прости, что подвёл тебя, учитель… прости за всё. Я люблю тебя больше всего на свете. И хочу тоже больше всего на свете». Оби-Ван застонал, задрожал под ним и ответил на поцелуй с равной жаждой и желанием. «Мой Анакин, Анакин, Анакин, Анакин». Когда они наконец разорвали поцелуй, глаза и лица их покрывали слёзы, а руки отчаянно стискивали друг друга. Анакин засмеялся и положил голову Оби-Вану на грудь. — Сила, ты только взгляни на нас. — Да уж, — тихо согласился Оби-Ван и провёл рукой по его волосам. Что это за спокойное, тёплое чувство внутри? Может быть, так ощущается счастье? Анакин улыбнулся и закрыл глаза, вслушиваясь, как ровно стучит у Оби-Вана сердце. Так они и заснули, душевно измотанные, но умиротворённые.