Сквозь огонь, воду и дурдом

      Ночью в лечебнице очень тихо, это Эрен успел заметить еще в самую первую ночь, когда остался наедине с самим собой. В небольшое окошко на двери проникает свет, приглушенный матовым стеклом. Все пациенты в своих комнатах, доктора спят (может, есть дежурные, может, нет — он не знает), большая часть санитаров тоже отошли на боковую, а меньшая часть чем-то занимается после инструктажа от Леви. Скорее всего, по ночам проводится дезинфекция помещений или что-то вроде. Долго думать об этом все равно не получается, под действием лекарства Эрен мягко погружается в сон в своей любимой позе, просунув одеяло между ног.       Всем известная, но оттого не менее интересная особенность сна — ты принимаешь все его условности, даже если ты вдруг оказываешься совершенно другим человеком или с тобой на возвышенные темы разговаривает енот. Только проснувшись, ты задаешься вопросом — «что?». Самым странным сном за всю жизнь Эрена, пожалуй, был тот, в котором он почему-то жил в необычном доме с тысячей разных комнат. Буквально совсем разных, даже была мармеладная комната, в которой жил большой мармеладный медведь. И в этом огромном доме он почему-то был обязан найти ключ. Или, возможно, тот сон из самого детства, где он отрывал часть обоев в своей старой комнате и оказывался в волшебной стране. Этот сон он любил, вообще-то, и вспоминал о нем пару раз. А в детстве так и вовсе реально оторвал обои, чтобы проверить, нет ли там того мира, и получил нагоняй от мамы.       Эрен оказывается на входе школы. Лямка холщового рюкзака приятно давит на плечо. Солнечный день совсем не подходит для того, чтобы идти на уроки, и он думает о том, что нужно позвонить Жану и предложить свалить куда угодно. Например, на заброшенный маленький причал, где они частенько пили две-три банки пива на четверых, а то и на пятерых, и им этого хватало для определенной кондиции. Той самой, когда для разговора по телефону с отцом нужно очень сосредоточиться. Он пытается найти телефон на дне рюкзака, но вещей внутри внезапно так много и их очертания непонятны, никак не определить предназначения ни одной из них. Полный рюкзак абстракции. Как мультяшный персонаж, сейчас он может достать из него рояль, сдернуть с себя футболку, под которой непременно окажется фрак, и дать сольный концерт. Но вместо этого Эрен предполагает, что друг окажется рядом, и поднимает голову. Друг и правда оказывается рядом. Но это Армин.       — Ты чего копаешься? Мы же опаздываем.       — Да бро-о-ось, — тянет Эрен. — Ну такая погода отличная, давай сходим на причал.       — Ага, а потом будем сталкиваться с последствиями, — не дает Арлерт слабину. — Пошли на уроки, успеешь еще насидеться на своем причале.       — Какой ты нудный, Армин, — недовольно выносит Эрен вердикт, перехватывая рюкзак поудобнее.       — Нудный и рассудительный — разные вещи.       — То, что ты это утверждаешь, только доказывает мою правоту.       Они вместе проходят через широкие деревянные двери в душный коридор и оказываются на пляже. Под ногами приятно скрипит по-утреннему прохладный песок, в который Эрен зарывает ноги со счастливой улыбкой. Утренний бриз путается в волосах. На этом пляже дышится полной грудью. Армин с особым детским восторгом рассматривает найденную в воде большую ракушку, а Микаса наслаждается тем, как пенные волны омывают ее босые ступни. Ей пришлось приподнять подол легкого летнего платья, ведь тот успел намокнуть, но на спокойном лице нет ни тени неудобства, она совершенно счастлива.       — Даже не пытайся, эта хуйня может быть ядовитой, — очень спокойно требует Леви, сложив руки на груди.       А на него все равно надвигается Ханджи с морским ежом в руках.       — О, Леви, — немного безумно улыбается она. — Брось, он не более ядовит, чем любое твое высказывание.       — Больная… — выдыхает Леви. — Эрен, какого черта мы здесь делаем? Мы же могли оказаться буквально где угодно.       — Не знаю… — честно признается он. — Наверное, тут я был счастлив.       Этот пляж он отлично помнит. Помнит причудливые белые облака, купающиеся в отражении воды, и мелкий песок, еще не тронутый ничьими касаниями утром. Помнит прохладу между пальцами ног. Помнит крики чаек. И что-то еще, чего не может вспомнить именно сейчас. Но и так он чувствует совершенный покой. Если зайти в море совсем немного, задержать взгляд на горизонте и раскинуть руки… появляется ощущение свободного полета от легкого ветра.       Эрен вздрагивает и распахивает глаза. В своей маленькой темной комнате он пытается прийти в себя долгих несколько секунд, пока не понимает, что именно его разбудило. Где-то в коридоре лечебницы слышен крик. Истошный крик загнанного зверя. Кричит явно мужчина, и по уровню отчаяния Эрен бы сказал, что ему, как минимум, по одному выдергивают ногти. Со сна пересохло горло, и он сглатывает, прежде чем встать с кровати и босиком подойти к двери. За матовым стеклом ничего не видно, под каким углом не встань. Слышно только, как крик невидимого пациента становится тише, и быстрые шаги в неопределенной локации — их доносит эхо пустых коридоров. Всего полминуты, и все снова затихает. Только звенящая тишина. Эрен понимает, что его стояние у двери ни к чему не приведет в итоге, плюс не очень понимает, зачем вообще подошел и что надеялся увидеть. Наверное, его подтолкнуло беспокойство и вечное желание помочь, от которого он страдал в рандомные моменты жизни. Кто знает, почему среди ночи кричал пациент, Армин ведь говорил, что здесь есть глубоко больные люди. Ночные смены санитаров сразу обретают смысл. Конечно, ведь никогда не знаешь, когда кого-то накроет шизой. Этот день уже закончился, а все еще подкидывает напоминания, что это далеко не санаторий и расслабился Эрен рано и очень зря.       Он падает обратно на кровать, укрываясь одеялом. Часов в комнате нет, и узнать, сколько времени, сейчас просто нереально. За окном темень, но это не означает, что скоро не начнется рассвет. Может, совсем наоборот, еще глубокая ночь, а сна теперь ни в одном глазу. Эрен пытается, конечно. Вспоминает то место в приятной фантазии, пытается продолжить ее сам, но у него не выходит. Морфей говорит ему: «Ты спал? Спал. Сон видел? Видел. Ты чего еще от меня хочешь?», а спорить с ним не представляется возможным. Обидно, конечно, что подписка на сновидения без кошмаров оказывается такой короткой, но это лучше, чем ничего.       Тот пляж он вспоминает. Это было последней семейной поездкой с родителями перед тем, как Эрен признался, что извращенец. Что нашел такого же малолетнего идиота и ради него готов загубить свою жизнь. Сказал он, конечно же, не это, но именно так услышали его родители. А то утро, когда он был сам с собой на пляже, было последним таким спокойным в его жизни. Как же так получилось, что после этого дни стали рутинными, когда он просыпался не дома? Почему размеренную скучную жизнь без ясного понимания, что будет завтра, он предпочел тому, чтобы вернуться домой? Почему в тот день, когда он был разбит, сломлен и не знал, что ему делать, он не поехал к маме и не признался ей в том, что запутался и оказался обманут человеком, которому доверял? И этим человеком был он сам. Она ведь в своей бесконечной мудрости и любви сразу простила его. Она столько раз умоляла его вернуться домой. А ему всего лишь было безумно стыдно снова взглянуть в ее глаза. Тоска по дому еще никогда не была такой сильной. Определенно, первое, что он сделает, когда выйдет отсюда — поедет домой и крепко обнимет родителей. Проведет с ними так много времени, как сможет, а потом… Может, стать санитаром и правда не такая уж и плохая идея. Добрая мама и папа врач, должно быть, обрадуются желанию сына помогать людям.       До самого утра Эрен просто лежит в кровати, витая в своих мыслях. Он практически составляет список того, что сделает, когда «откинется». В этот список входит и ужасно простая запотевшая бутылка пива, день в компании полюбившегося кота и, определенно, посещение могилы Энни.       Свет медленно проникает в комнату. Встав дойти до унитаза, Эрен выглядывает из окна. По холодной земле плывет туман. Еще после примерно часа валяния в кровати в коридоре начинает играть та самая песня, обещающая, что новый день принесет приятные изменения и возможности. Шум за дверью говорит о том, что все пациенты, кроме него и, возможно, Армина, если он согласился, начали тот самый новый день. А самому Эрену пока остается только лежать дальше, делать больше откровенно нечего. В коридоре он слышит голос Райнера и напрягается на всякий случай, но тот не открывает его дверь, очевидно, повинуясь приказу. Интересно, кстати, как его сформулировал Леви. И, думая об этом, он только теперь понимает, как усложнил этим ему задачу, ведь придумать, как оправдать отсутствие на завтраке двух пациентов с разными диагнозами, сложнее, чем одному. Надо бы взять себе на заметку: больше не усложнять жизнь Леви. Который, кажется, и без того работает за девятерых.       Эрену почти приходит в голову идея взять пластмассовый стакан, рулон туалетной бумагой и разыграть с их помощью сцену из «Касабланки» в конце фильма, когда дверь наконец-то открывается.       — Доброе утро, — здоровается Леви, крепя дверь на замок. — Давно проснулся?       — Доброе, — отзывается Эрен. — Если честно, весьма давно. Я проснулся от чьего-то крика.       — Ты… — прикидывает он что-то в голове. — … не спишь с четырех утра? Почему спать не лег?       — Я пытался, — пожимает тот плечами. — Не вышло. Лимит запросов на сон был исчерпан.       — Ясно, — принимает Леви это как оправдание. — Как себя чувствуешь?       — Да нормально. Мне наконец-то снился не кошмар, — хвалится он.       — Это хорошо, — кивает и протягивает маленький целлофановый пакетик с герметичным крепежом вместо мерного стаканчика.       — Ты будто принес мне наркоту, — фыркает Эрен от смеха.       — Мне не хотелось нести стаканчики в одной руке, а другой открывать двери, это неудобно, — объясняет Леви. — Поэтому закидывайся своей дозой и идем.       При том, что большую часть времени он совершенно серьезен, Аккерман совсем не скупится на шутки и от этого еще более очарователен. Еще и делает это каждый раз с совершенно непроницаемым лицом. Понимай как хочешь. Но Эрен понимает и глотает пилюли. Палата Армина находится через пять от его собственной. К нему Леви тоже не стучит, не нарушая собственные принципы. Из-за его плеча легко заглянуть внутрь и так же легко заметить, как ее хозяин быстро прячет что-то под подушку со взволнованным лицом.       Желавший весело поприветствовать его Эрен замирает на пороге. Выражения лица Леви в этот момент он не видит, но не сомневается в том, что оно не меняется. Наверное, взгляд только становится тяжелее, потому что аккуратный кадык на тонкой шее Армина нервно дергается. Как мальчишка, чьего друга при нем строго отчитывает мама, Эрен теряется и закусывает губу, не понимая, что должен делать в этот момент. Без какой-либо интриги Леви подходит к сидящему на кровати и требовательно протягивает руку вперед ладонью кверху. И увидеть Эрен ожидает что угодно: лезвие, заточку, иглу, или чем там еще наносят себе увечья. Но, помедлив пару секунд, пристыженный Армин достает из-под подушки… книгу. Совершенно обычную книгу.       — Слушай… — Леви вздыхает и быстро пролистывает страницы одной рукой, чтобы проверить, нет ли в ней иного содержимого, кроме мыслей автора. — Мы с тобой уже про это говорили.       — Прости, пожалуйста, — винится Армин. — Я забыл ее вернуть.       — Ночью читал? — шумно захлопывает он книгу одной рукой, отчего пациент мелко вздрагивает.       — Нет, только утром. Честно.       — Я закрываю на это глаза в последний раз. Идем.       Леви проходит мимо Эрена, а он сам улыбается незадачливому другу приободряющей улыбкой. Тот неловко отвечает на нее, и они вместе идут на завтрак, сохраняя тишину.       Из разных концов переплетения коридоров доносятся голоса и приятная музыка. В легких тапочках их собственные шаги неслышно касаются пола. Эрен только теперь обращает внимание на обувь Леви, и это ничем не примечательные белые кеды. Интересно было бы взглянуть на него в армейских берцах. И в строгой армейской униформе с тяжелым черным ремнем и большой бляхой…       — Ай! — приглушенно возмущается Армин, когда Эрен врезается в него.       — Ой, прости, — неловко хватает он его за плечи, чтобы тот не упал, хотя и попыток не было.       — Я понимаю, что вы провели друг без друга целую ночь и безумно соскучились, — на этих словах Леви пацаны отпрыгивают друг от друга, как пристыженная парочка. — Но давайте вы уже возьмете подносы.       — Леви! — к счастью для «парочки», его отвлекает знакомая работница кухни. — Только такой чайник нашла. Тебя устроит? — она показывает ему довольно старенький, если не раритетный, пухленький железный заварник.       — Да, спасибо, ты меня спасла, — он принимает его в руки и открывает крышку, чтобы вдохнуть приятный запах хорошего чая. — Мой разбился очень некстати.       — Поэтому я не люблю стеклянные, — со знанием дела кивает женщина. — Доброе утро, поздние пташки.       Она ставит на их подносы тарелки с парой панкейков под сладким сиропом с несколькими ягодами и берет стаканы, чтобы налить в них крашеную воду, которую здесь именуют чаем.       — Не надо, я налью им свой, просто дай стаканы, — останавливает ее Леви и отходит со своим подносом.       Втроем они устраиваются за одним столом. Чай из пузатого заварника потрясающе пахнет. Эрен никогда особенно не разбирался в сортах и довольствовался обычным в пакетиках, но даже он был вкуснее местного. Видимо, это было единственной графой расхода, на которой больница решила экономить.       За столом Леви утыкается в телефон. Со стороны кажется, что он неспешно набирает кому-то сообщение. Обычно за завтраком друзья болтают на разные темы, но сегодня решают не раздражать стороннего человека пустым трепом. Панкейки, по мнению Эрена, куда больше похожи на еду для нормального начала дня, чем все, что было раньше. Почти как завтраки дома, только без секретного маминого ингредиента — разрешения смотреть мультики во время еды.       — Армин, — привлекает Леви его внимание. — Французская верхняя женская одежда эпохи рококо со складками на спине, шесть букв, последняя «н».       — М-м… — тот задумывается, поднимая глаза к потолку. — Адриен?       — Подходит, спасибо.       — Ты разгадываешь кроссворд? — спрашивает Эрен.       — Ага, — отзывается Леви.       — Сколько тебе лет?       Леви поднимает на него взгляд, отрываясь от телефона, пока Армин делает вид, что в крайней степени увлечен своим завтраком и его вообще нет рядом, он в совершенно другом измерении, где Эрен не ляпнул эту чушь.       — А с какого возраста, по-твоему, легально можно заниматься такими вещами, как разгадывание кроссворда? — заблокировав и отложив телефон в сторону, Леви внимательно смотрит в глаза, явно не без удовольствия впитывая чужое замешательство.       — Ну… — еще не поздно сделать вид, что этот вопрос взялся на пустом месте. — Лет с тридцати, как минимум. Когда я их открываю, там написано что-то на взрослом, — в голове Эрена все еще отсутствует тот самый фильтр.       Однако Леви сам виноват, что сделал пребывание рядом с ним слишком комфортным.       — Значит, возрастная полиция меня не арестует, — спокойно отвечает он. — Мне тридцать шесть. Рискнешь соприкоснуться со взрослым миром?       Прыть Эрена дает сбой, напускное спокойствие ретируется, а воображаемый совет маленьких человечков в голове прекращает свою работу, одновременно комично выплевывая воду из своих ртов. Но Леви всего лишь протягивает ему свой телефон с открытым там кроссвордом. Человечки пытаются экстренно восстановить работу тела, и Эрен принимает телефон в руки. Уже почти все разгадано, некоторые слова вообще не знакомы. А может, просто человечек, отвечающий за восприятие родного языка, скончался от шока.       — Офуро, а не уфуро, — говорит Армин, заглядывая в телефон.       — Где? — Леви его забирает.       — Японская сауна.       — Тамбель. Точно, — раздосадованно признает Леви свою ошибку. — Вот почему не сходится. Спасибо.       Этот маленький диалог между ними дает Эрену время прийти в себя. Ему же не показалось? Это же был довольно откровенный флирт. Да, с двойным дном, вроде как, и Леви предложил всего лишь попробовать поучаствовать в разгадывании кроссворда. Но не слишком ли близко предложение прикоснуться ко взрослому миру было к оглашению собственного возраста?! В последний раз с ним так откровенно флиртовали… да никогда! Есть, конечно, печальный опыт в виде Зика, но его «приставания» были довольно прямолинейными, не прикрытыми, туповатыми. Он клеился к нему, как жвачка.       — Закончили? — Леви поднимается из-за стола. — Топайте к Ханджи.       — Вдвоем? — удивленно спрашивает Эрен.       Армин переводит на него взгляд. Он как будто знает чуть больше. Черт, Леви говорил с ним последним, и Йегер понятия не имеет, как он объяснил их поздний подъем, хотя, наверное, тоже должен быть в курсе.       — Ханджи объяснит все сама, — отмахивается Леви от вопроса. — Подносы сам отнесу.       — Идем? — предлагает Армин и выходит из-за стола первым.       Эрен спешит за ним. Перемещаться с человеком, который ориентируется в этих лабиринтах, куда удобнее. И, к счастью, кабинет доктора Зое достаточно далеко от столовой, чтобы успеть поговорить без свидетелей по пути.       — Слушай, а что тебе Леви сказал про… все это?       — Только то, что есть возможность проснуться попозже, если мы с чем-то согласимся помочь доктору, и что ты уже согласился, — пожимает Армин плечами. — Я подумал, что это здорово, и согласился тоже. А тебе?       — Да то же самое, — врет Эрен, не краснея. — Думал, что ты знаешь больше.       — Нет, — отрицает он. — Думаю, сейчас доктор Зое нам все и расскажет.       — Ну да.       Армин тормозит спутника, когда тот пытается свернуть не туда, и наставляет на «путь истинный». Было бы неплохо, если бы на стенах было побольше настоящих карт с точкой «вы здесь», а не только эвакуационные планы. Но с проводником Эрен легко добирается до нужного кабинета.       — Доброе утро, доктор Зое, — здоровается Армин после учтивого стука.       — До-о-оброе, мальчики! — шумная, как всегда, Ханджи громко щелкает по клавише на клавиатуре и обращает все свое внимание на них. — Присаживайтесь! Сегодня у нас будет что-то вроде мини групповой терапии, — она показывает кавычки в воздухе.       На этот раз у ее стола стоят два кресла. И два озадаченных взгляда совершенно искренние, Эрен тоже не имеет ни малейшего понятия о том, что сейчас происходит. Понятно, что им нужно было что-то выдумать, чтобы оправдаться еще и перед Армином за то, что по блажи они вышли из комнат позже, чем остальные. Но что они придумали — он не знает.       — Итак, если вы не против, я не буду ходить вокруг да около, — начинает Ханджи, сложив руки на столе в замок. — Армин, твоего нового друга зовут Эрен Йегер, он здесь по программе защиты свидетелей. Леви предложил ему сегодня выйти из комнаты немного позже, потому что его легенда вызывает негатив у одного из санитаров, и он хотел присматривать за ним лично.       Глаза Эрена остаются огромными с тех пор, как доктор назвала его настоящее имя. Он чувствует себя, как главная героиня мультфильма «Унесенные призраками», когда ей напомнили, что у нее оно есть. И пугается одновременно с тем, как думает о том, что по поводу лжи скажет Армин.       — Эрен вчера сказал Леви, что не хочет оставлять тебя одного, ведь вы подружились, — продолжает Зое. — Мы с Леви поговорили и решили, что знание того, кто он такой, тебе тоже пригодится.       — Признаться… — начинает Армин, прочистив горло. — Это кое-что проясняет.       Эрена же не накрыло куполом невидимости? Почему они разговаривают так, словно его нет с ними в одной комнате?       — Я рада, что ты реагируешь спокойно, Армин, — признается с улыбкой Ханджи. — Сам понимаешь, говорить об этом никому нельзя. И, конечно, я прошу тебя и впредь называть его Джеймсом.       — Да, конечно, — кивает он. — А могу я спросить… что именно случилось?       Жестом Ханджи разрешает Эрену говорить. И вот теперь бы он предпочел, чтобы его накрыло тем самым куполом. Он глубоко вздыхает, чуть нахмурившись, но соглашается с тем, что это необходимо. Начинать издалека нет смысла. Поэтому он рассказывает все с того вечера, когда Зик пришел за телефоном. С помощью уточняющих вопросов от Армина он вспоминает почти все досконально, даже об СМС, которое пришло на телефон ублюдка. В процессе замечает, что и Ханджи слушает его очень внимательно. Наверное, их ввели в курс дела куда менее детально. Слушая его, она допускает крайне непрофессиональный жест — уводит взгляд в сторону и кусает ноготь большого пальца.       — Утром мне сказали, что отвезут в безопасное место, — вспоминает Эрен. — А я даже не знал, куда еду…       — Мне так жаль, что тебе приходится проходить через это, — сочувственно произносит Армин, аккуратно накрывая миниатюрной ладошкой чужую руку. — И до сих пор никаких вестей? — обращается он к Ханджи.       — Пока никаких, — мотает она головой. — Но нас и не должны ставить в известность, это тайна следствия. Теоретически Эрен мог бы поинтересоваться, — доктор переводит на него взгляд. — Но нам настойчиво рекомендовали полностью оградить тебя от контактов с внешним миром. Иначе само твое пребывание тут бессмысленно.       — Я понимаю, — вынужденно соглашается Эрен.       — Но это ведь жестоко, — напротив, не соглашается Армин. — Ему не дали даже элементарно связаться с родителями. А один телефонный звонок позволен даже преступникам.       — Возможно, ты прав. Но это необходимость. Полиция предположила, что преступник крайне опасен.       — Но почему? — выступает Армин адвокатом. — Из-за одного плохо скроенного преступления? У него же было бы куда больше шансов на успех, если бы он не вмешивал… — вдруг он теряется и переводит на Эрена растерянный взгляд. — Кажется, я понял, к каким выводам пришли полицейские.       — Могу я узнать твои мысли? — спрашивает Ханджи.       — Мне вот тоже интересно, — подает голос Эрен.       — Слишком сложно… — сглатывает Армин. — Слишком много подготовки для убийства. Думаю… Думаю, полиция предположила, что жертвой должна была быть не девушка, а… ты.       — Я? — челюсть Эрена падает. — Нет, подожди. Убил он Энни, а меня просто решил подставить.       — Просто? Куда проще было просто убить ее и скрыться, но он зачем-то приплел тебя. А что, если… тебе нельзя было видеть то СМС, например?       — Но… там же были просто цифры, я даже не понял, что это.       — Все равно слишком сложная схема для убийства. Если он не хотел, чтобы вышли именно на него, он мог подстроить все под самоубийство, мог уничтожить тело, но хотел, чтобы ты был как-то замешан в этом. Думаю, полиция пытается ответить на вопрос «почему?».       — Черт, бред какой-то… — Эрен шумно выдыхает, чувствуя, как у него начинает болеть голова и то, что Армин все еще аккуратно сжимает его руку.       — Дорогой, — зовет его Ханджи. — Я понимаю, что у тебя в голове сейчас беспорядок. И никто из нас не знает, чего по-настоящему хотел тот человек. Но есть сухой остаток: вернуть кого бы то ни было к жизни нельзя, ты в безопасности, твои близкие тоже, и ты вернешься домой, как только будет возможно.       — Да… — соглашается Эрен и переворачивает ладонь, чтобы ответить Армину на его жест поддержки. — Если честно, я уже думал о том, чтобы вернуться сюда санитаром, когда все закончится.       — Я буду безумно рада тебя рекомендовать!       Остаток их мини групповой терапии они проводят в более расслабленной атмосфере. С заговорщическим лицом Ханджи достает стикеры из ящика стола и предлагает поиграть в «Персонажа на лбу». Это та игра, в которой тебе на лоб крепят стикер с именем героя, реального человека, животного, то есть кого-то живого, а ты задаешь о «себе» вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет». И это очень их расслабляет даже при том, что Эрен искренне негодует, когда Армин хохочет над вопросом «Я жив?», тогда как на его лбу написано «Элвис Пресли».       Когда время встречи подходит к концу, Ханджи сообщает, что впереди их ждет плановое купание и для этого уже ждет выделенный санитар. И раз Армин не напрягается в его компании, Эрен решает последовать его примеру. Его имя Бертольд, и он общается с ними вполне дружелюбно, сообщает Армину, что совсем скоро доставят книгу, которую тот очень хотел. Приятно, что хоть кто-то из этой смены не вызывает тревогу у друга. А другим вызвать ее он не позволит. Конечно, он не станет усложнять жизнь работающему на износ Леви, но и в обиду Армина не даст.       Все это выпадает на субботу, и этот день довольно свободный для них, что немного выбивается из плана, согласно которому они должны как можно меньше попадаться на глаза санитарам. Но Эрен превращает это в плюс, ведь Леви процентов восемьдесят своего рабочего времени проводит в общей комнате за компьютером, а при нем вряд ли кто-то из санитаров сможет позволить себе что-то лишнее. И дополнительный плюс в том, что можно бросать на него взгляды в любое удобное для себя время. Самый забавный момент происходит тогда, когда Леви в очередной раз отвлекают от заполнения некой таблицы и он клеит себе на лопатку стикер с надписью «да, я занят». Эрен видит это, когда подходит попросить зажигалку, и ему подает ее Бертольд.       Армин снова предлагает поиграть в «Эрудита», и после ситуации с кроссвордом это кажется совершенно бесчестным предложением. Его словарный запас явно куда больше! Это выливается в то, что он играет практически сам с собой, а Эрен ставит только слова вроде «яма», «да» или «краля», пытаясь после убедить, что такое слово есть. Армин не особенно верит, но спускает это ему с рук.       Только после плотного обеда и послеобеденного тупежа в собственной комнате Эрен понимает, что ни разу не видел Микасу, и Армин объясняет ему, что из-за полученной травмы она порой отсутствует в общих помещениях, но подробностей он не знает. На улице темнеет, все расходятся по комнатам, Леви привычно дает лекарство на ночь, и так заканчивается шестой день пребывания Эрена в лечебнице.       Дни становятся почти такими же рутинными, как вне этих стен. Из семидесяти четырех пациентов, включая самого Йегера, девятнадцать крайне тяжело больны и не допускаются в общие комнаты. Одного удается увидеть, когда его ведут по коридору, и зрелище такое себе. Часть его черепа деформирована, глаза затянуты пеленой безумия, а изо рта текут слюни. Армин предлагает рассказать его историю, а Эрен предлагает ему заткнуться с такими предложениями. Будто ему мало тех кошмаров, что у него были. Таблетки помогают, Зик уходит из сновидений, и заменять его другим маньяком не очень хочется.       Получается сдружиться с Имир, которая наизусть знает сатанинскую библию и должна уже через пару месяцев выйти в мир по достижению ею двадцати одного года. Она грубовата, но эта черта каким-то образом добавляет ей шарма. Эрен знакомится с Ханнесом и его шизой. Человек действительно уверен в том, что за стенами живут самые настоящие титаны. И понять его куда проще, чем его закадычного друга азиата, который слушает все его бредни с восторгом. Даже Армин не совсем понимает, зачем это Хаджиме, но тот выслушивает все и делает какие-то записи. Дни медленно сменяют друг друга.       — Нет, подожди, — просит Эрен за новой настольной игрой. — В правилах же сказано, что игрок с карточкой «якорь» остается на месте.       — Да, но тут же дальше сказано, что карточка «якорь» считается недействительной после прохождения кона одним из игроков, — пытается объяснить Армин правила, держа в руках настоящий плакат с их расшифровкой.       — Так, а кон-то где?       — Я пытаюсь понять.       — Эта игра явно должна быть признана максимально возбудимой, я ни хера не понимаю… — признается Эрен. — Давай покурим, а потом продолжим, иначе я ебнусь.       — Да… Давай ты покуришь один, а я пока почитаю правила еще раз, — он комично вздергивает огромный лист и погружается в чтение.       И Эрену почти не хочется уходить, так потешно это выглядит, но проветриться бы действительно не мешало. Армин говорит, что зимой в этой местности довольно холодно, и хотя санитары прямо не ограничивают время и частоту курения, но через неделю-другую самому не захочется совать нос на улицу слишком часто. Наверное, местный дворик выглядит красиво зимой. Снег облепляет ветки деревьев, белая тишина, спокойствие, переливы солнечных лучей в льдинках. Интересно, выпускают ли зимой на прогулку? Он с удовольствием бы оставил свои следы на первом снегу или сделал бы снежного ангела, а потом так и остался лежать, глядя в низкое зимнее небо. Прямо как то, которое он видел во сне с ощущением свободного полета. Но, если подумать, его может уже не быть тут к зиме, Зика же найдут рано или поздно. А значит, придется принять взвешенное решение и постараться, чтобы стать санитаром и воплотить эту маленькую милую фантазию в жизнь. И вообще, наверное, сначала было бы неплохо поговорить с Леви на эту тему, а это не так просто, он постоянно очень занят. Эрен, конечно, теоретически может к нему подойти в любой момент и попросить о личном разговоре, но не хочется отвлекать его по пустякам и быть еще одной головной болью.       Эрен тушит бычок и отправляет его в урну.       — Я, вроде, понял! — шумно привлекает внимание Армин, стоит только повесить куртку на крючок.       В его глазах неудержимое желание как можно быстрее поделиться полученной информацией. Это похоже на стакан, в который налили «с горкой», нужно срочно немного принять в себя, чтобы знание не расплескалось. Эрен сует зажигалку в карман и подходит, чтобы выслушать. Армин говорит быстро, периодически ссылаясь то на сам свод правил, то на игровое поле. В некий определенный момент в голову приходит мысль о том, что создатель этой игры находится где-то с ними в одной комнате или в палате для буйных. Количество полученной информации как-то пригибает и заставляет сесть с потяжелевшей головой.       — Так, подожди, — умоляет Эрен. — То есть, если я взял карточку якоря, я не могу двигаться до тех пор, пока ты не пройдешь кон, но если ты тоже возьмешь карточку якоря, то теперь уже я должен пройти кон?       — Да! Видишь, это совсем не сложно! — радуется Армин.       — Ага… Тогда почему тут два разных? — Эрен показывает непохожие друг на друга изображения.       — Ну, может, они тут все нарисованы по-разному…       — Эй, — привлекает внимание голос.       Занятый попытками найти все карточки с чертовыми якорями Армин не замечает, как подходит Леви. А Эрен тем более не может видеть спиной. На его плечи ложатся две тяжелые ладони и сжимают. Сжимается и кое-что еще пониже пояса, потому что вид Арлерта напротив вдруг кажется очень виноватым, и понимает он явно больше, чем сам Эрен. От плеч по телу разносится удушливый жар, так приятно смешанный со страхом. Леви немного наклоняется, отчего нажим становится тяжелее.       — Игра такая интересная или у тебя в кармане зажигалка? — звучит низкий голос в районе виска.       Если бы в голове была метафорическая дверь в сексуальные фантазии с участием Леви, он сейчас распахнул ее пинком и сорвал с петель ко всей чертовой матери. В обычной ситуации, где они были бы совершенно обычными людьми, Эрен предложил бы ему проверить самому и поймал бы настоящий кайф, когда рука с плеча сначала переместилась бы на бедро, а потом проникла в карман и глубже, игнорируя зажигалку, накрыла пах…       — Леви, а где все новые перчатки? — раздается незнакомый голос со стороны.       Эрен чувствует, что краснеет, словно их застукали за весьма постыдным занятием, хотя все происходящее было лишь у него голове. И за этим смущением он не сразу понимает, что Леви выпрямился, но не убрал от него рук.       — На складе, — ровно отвечает он. — Скорее всего, на полках посередине, Петра игнорирует те, что выше ее головы. Я скажу занести их в твой кабинет.       — Да я сам возьму, спасибо.       Быстро переведя взгляд с помешавшего доктора на руки Леви, а затем уткнувшись в игру, Армин пытается делать вид, что ничего особенного не замечает. И уж если он понимает, что нужно отвести взгляд, это что-то да значит!       Перед глазами появляется протянутая ладонь. Эрен вытаскивает из кармана несанкционированный предмет и молча вкладывает в нее.       — Предупреждение, — говорит Леви и уходит, а на плечах сохраняется тепло его ладоней.       — Черт, прости, это я виноват… — оправдывается Армин.       — Да брось… — выдыхает не дышавший до того Эрен. — Сам же положил ее в карман. Не парься. Да и это же только предупреждение. Главное, больше не забывать.       Реакцию Армина можно назвать неопределенной. Он пожимает одним плечом и предлагает вернуться к игре, если еще есть такое желание. А Эрен смущен произошедшим и развивать эту тему не хочет. Они успешно постигают правила довольно запутанной, но все же интересной игры. Несложно, когда втянешься. Так можно сказать и о пребывании в лечебнице. Через неделю после приезда Эрен не удивляется тому, что кого-то из постояльцев может вырвать во время еды, к расписанию, к сменам санитаров, всегда занятому восхитительному Леви и молчаливой Микасе.       Кошмары под влиянием таблеток отступили, отдавая права на «экранизацию» других снов. Эрен часто видит моменты из своего прошлого, но сознание добавляет в них представителей настоящего. Так старательно, что в одном из снов Леви становится учителем Эрена, и он узнает его, но не придает значение тому, что такого никогда не было. И все его сны наполнены приятным теплым солнечным светом в противовес тому, что в окружающей действительности начинается сезон дождей. Армин говорит, что так всегда в это время года, и сразу за муссонами придет снег. Из-за близости к горам сюда снежные тучи приходят раньше. И зимой время пребывания на улице ограничено, но тем не менее существует как явление, хотя Армин сам не в восторге от зимних прогулок. Между строк его слов часто звучит то, что ребенком он был довольно болезненным и нечасто бывал на улице в целом. Сейчас ситуация немного изменилась, но здоровье все еще не стало богатырским. Однако идею вместе построить снеговика он принимает с восторгом и говорит о том, что им наверняка даже разрешат взять морковку и, может, даже дадут что-то на замену пуговиц и ведро на ледяную голову.       Эрен рассказывает ему о том, как он с друзьями строил снеговика в детстве. Их целью был чуть ли не самый большой снежный человек в мире. Они втроем скатали довольно большой шар (так кажется, когда тебе лет девять). На его создание ушло много времени и сил, по ходу дела они долепляли его снежками и пачкали землей под выпавшим мокрым снегом. Но уже скатанный второй они просто не смогли поднять. Поэтому у довольно стандартного по верхним габаритам снеговика была довольно внушительная «корма́». Во время рассказа у Армина по-детски невинно горят глаза в предвкушении зимнего веселья.       Но пока у них есть только стучащие в стекла холодные капли. Погода подходит настроению, ведь Эрен не знает, насколько сможет выполнить данное обещание. Ровно так же, как ему хочется побыстрее оказаться дома, ему хочется остаться здесь, просто в другой роли.       — Эй, пойдем сегодня на арт-терапию? — спрашивает Армин в очереди на раздачу еды.       — Не знаю даже… Правда хочешь пойти? — отвечает Эрен, зарываясь рукой в еще влажные после купания волосы. Дерьмо, Леви не выпустит его курить в ближайшее время. Впрочем, если его не будет на месте…       — А ты хочешь снова поиграть в шахматы?       — Аргумент, — легко сдается Эрен, проигравший в них бесчисленное количество раз более сообразительному другу.       Комната арт-терапии с первого же дня посещения показалась ему не самым интересным местом. Дело совсем не в том, что в нем не было творческой жилки (что все же было отражением действительности), а в том, что он еще ребенком не особенно любил уроки рисования или лепки, или аппликации. У него никогда ни хрена не получалось! Красками он заляпывал всю свою одежду, лепил что-то для реквизита в фильмах ужасов, а клейкие листочки из аппликаций располагал на листе на зависть сюрреалистическим художникам. Спасибо учителям, что просто хвалили за труды, а не вели к психологу.       Но, признаться, оказалось довольно интересно рисовать на холсте на настоящем мольберте, мня себя художником. Можно отвлечься от атмосферы психушки и хотя бы мысленно перенестись в действительность, где они всего лишь два студента, один из которых насильно затащил второго на кружок по рисованию. Этим Эрен и занимается.       — Я вроде слышал, что в интернете есть шикарные подборки рисунков шизофреников, — решает поделиться Эрен, рассматривая свой довольно простой рисунок.       — Насколько я слышал, в интернете есть вообще все, — отвечает Армин, аккуратно ведя кистью по холсту. — Но, думаю, что это не лишено смысла. Тут была Гретта, и ее рисунки висят даже на стене в… коридоре, который как раз к кабинету Ханджи ведет. Обращал внимание?       — Ты про… те рисунки с горгульями? — вспоминает Эрен.       — Да, верно. Мне кажется, они очень даже талантливо нарисованы.       — Ну, вообще да, я думал, что это какой-то реальный художник… А где она?       — Вышла, — пожимает Армин плечами. — Ее состояние пришло в норму, с необходимыми медикаментами сейчас она вполне может жить как обычный человек.       — Это здорово… — и Эрен правда так думает. Правда, очень здорово, что отсюда можно выйти. Здорово, что люди возвращаются к своим семьям. — А что думаешь о моем рисунке?       Доведя тонкую линию до конца, Армин переводит взгляд на мольберт друга. Он прикрывает рот, удивленно вскидывает брови вверх и смотрит на Эрена, пытаясь считать с его лица идею. Лицо художника ему явно кажется похожим на светилу художественных дел, или как бы там это ни называлось. Свое внимание он снова возвращает рисунку. Его реакция на довольно простое изображение кажется Эрену странной, это же всего лишь…       — Член? — осторожно предполагает Армин.       — Что?! — шумно возмущается Эрен. — Это же ракета!       — Ам… А как же… — смущается друг. — Эти штуки внизу?..       — Это клубы дыма, блин!       — А, оу… Это… — маленький кадык на тонкой шее дергается. — Очень красиво.       — Да иди ты… — обиженно выдыхает Эрен и смотрит на свой рисунок.       Обычный конусообразный космический корабль, в самом верху, может, немного более закругленный, чем нужно было. Две примерно равные ступени внизу и расходящиеся в стороны кругленькие штучки, типа как дым, который в стороны летит, когда ракета взлетает. Сам космический корабль сверху Эрен сделал красным. Так называемое основание ракеты, где и находятся отваливающиеся ступени, он хотел сделать белыми, но кисточка испачкалась и они получились какими-то розовыми. Поняв это, он нарисовал по ним несколько неровных переплетающихся линий, как бы вмятины, вроде, чтобы смотрелось не так по-девчачьи. А самую первую ступень Эрен решил скрыть под серым дымом, который разлетается клубами в разные стороны. Блядство, это больше похоже на член, чем если бы он правда хотел нарисовать член. Может, если добавить еще немного коричневого на голов… то есть, на космический корабль, то станет лучше… Но становится хуже.       — Мальчики! — энергичная Ханджи как черт из табакерки появляется за спинами. — А у нас тут… Ой. Если это автопортрет твоего, кхм… то мое почтение.       — Да это ракета-а-а… — стонет Эрен.       — Ну… Весьма анатомичная, — склонив голову набок, приглядывается доктор, но вспоминает, зачем подошла, отвлекаясь на то, что уже многие пациенты подходят к ведущей арт-терапии. — Так вот! У нас тут кое-что новенькое. Я заказывала алмазную вышивку еще три недели назад, и ее наконец-то привезли! В честь этого мы продлеваем время этого кружка для всех желающих.       — Я не силен в шитье, — признается Эрен и смотрит на Армина, потому что готов остаться ради него, делая вид, что увлечен, только чтобы не выгнали, хотя и задумывается о том, что давать иглы пациентам не самая лучшая затея. Тем более серийному самоубийце.       — О, это не имеет к шитью совершенно никакого отношения, — с улыбкой объясняет Ханджи и протягивает Эрену упаковку.       Под прозрачной пленкой он видит простой рисунок, поделенный на маленькие цветные квадраты с циферками на них. Похоже на пиксельное изображение из старых ламповых видеоигр. Перевернув пакет, он видит пластиковые мешочки с разделенными по цветам стразами, нечто похожее на ручку и пластиковый контейнер, пересекаемый маленькими пластиковыми бортиками.       — Я хочу попробовать! — с восторгом объявляет Армин, как ученик вскинув руку вверх. — Давай останемся?       — Ну… Давай, — Эрен пожимает плечами и соглашается. — Но если я и из этого сделаю член, больше сюда не приду.       — Если сможешь сделать из этого член, я повешу твою работу у себя в кабинете, — обещает Ханджи.       Но процесс оказывается увлекательным. Насколько увлекательно может быть перенесение стразов на клейкую поверхность рисунка. Работа с мелкими деталями не то чтобы сильное место Эрена. Он несколько раз рассыпает детали, и Армин помогает ему их собирать. А чтобы стразы располагались выпуклой стороной кверху, небольшой контейнер нужно трясти иногда, и Эрен постоянно высыпает их на стол. После возникшего в первый раз желания взять свой набор и засунуть его кому-нибудь поглубже в жопу так, чтобы стразы из горла посыпались, начинает получаться. Но очень напрягает то, что снимать пленку с клейкой поверхности нужно постепенно. Приходится постоянно высыпать стразы в гофрированную мыльницу, а потом их запихивать обратно. Рисунок не такой большой — решает Эрен и просто сдирает пленку, решив заканчивать с одним цветом и переходить к другому.       — По инструкции же клейкий слой высохнуть может, — напоминает Армин.       — Вряд ли это случится так быстро, а я уже не вывожу это жонглирование цветами. Почему это вообще вышивкой назвали?       — Наверное, из-за того, что похоже схемой на вышивку крестиком, — предполагает он. — Я бы это, скорее, мозаикой назвал.       — Ну да… — соглашается Эрен, пока высыпает нужный ему цвет в неглубокий контейнер.       Такая «игрушка» определенно понравилась бы его маме. Он уже представляет, как она пищит от восторга и проводит весь вечер за этим увлекательным (не по его мнению) занятием. Ей не составило бы труда понять, что делать, но он все равно рассказал бы ей. Может, показал бы ей своей первый рисунок, а значит, стоило как-то сохранить это похожее на бабочку пиксельное нечто. Может получиться очень теплый семейный вечер. И эта мысль наводит его на другую.       — Я сейчас приду, — сообщает Эрен.       — Ты куда? — поднимает Армин голову.       — Сейчас, дай мне пару минут.       — Но высохнет же!       — Я сейчас! — обещает Эрен и уходит.       Он вспоминает еще одного человека из этого мира, который не меньше него хотел бы оказаться дома с семьей за сбором мозаики в такой холодный дождливый день. Вспоминает ее тихое «да», когда он сам мечтал сидеть за низким столиком в гостиной за просмотром заезженного фильма и спорами, использовать ли картинку на коробке. Вряд ли он единственный понял, почему Микаса постоянно собирает пазлы, учитывая, сколько их на полках, но не предложить ей сбор этого было бы почти преступлением. Они с Армином не так часто ходили на арт-терапию, и ее там никогда не было, но и такого там не было раньше! Ожидаемо, она сидит в кресле у окна, наблюдая за стекающими по оконному стеклу каплями. Микаса делает либо это, либо собирает пазлы. Либо ее просто нет. Эрен понял, что она пугается резких появлений, и подходит к ней медленно, привлекая ее внимания постепенно.       — Привет, Микаса, — еще издалека приветствует он и подходит, опускаясь сбоку на колени. — Я тут был на арт-терапии, и там завезли кое-что интересное. Ты когда-нибудь видела алмазные мозаики?       Ожидаемо, она не отвечает. Ее бледные пальцы лениво теребят края белой рубахи, а безжизненный взгляд провожает до самого конца ледяного стекла крупные капли. Жизнь каждой их них ей кажется более важной, чем ее собственная.       — Там не алмазы, конечно, — продолжает Эрен и кладет локти на подлокотник ее кресла. — Там маленькие стразы, и как в мозаике, их нужно расположить на нужное место. Они приклеиваются на свое место типа… Я тот еще рассказчик, — признается он и замечает, что Микаса опускает взгляд. Она слушает его. — Знаешь, в процессе я подумал, что это более сложно, чем семейные посиделки за пазлами. По правилам нужно не снимать пленку, а то все засохнет и стразы уже не приклеить. А я вот взял и снял, представляешь? Ты так хороша в мозаике. Может… поможешь мне? — предлагает он и протягивает раскрытую ладонь.       Время еще не дошло до ужина, но за окном уже темно из-за тяжелых туч и проливного дождя. В помещении тепло, но Эрен ощущает холодок на спине, протягивая руку самому тихому обитателю психушки. У нее такой же серый цвет глаз, как у Леви. Цвет снега, на который не светит солнце. В них так же легко утонуть. Но у Микасы очень теплые руки, прямо как у дяди. Он чувствует это, когда она вкладывает свою тонкую ладонь в его. Ведя ее до кабинета, Эрен не знает точно, поняла ли она его или просто пошла туда, куда ее звали, по привычке, санитары же перемещают ее с места на место по необходимости. Но даже так он доводит ее и сажает на свое место, после добывая стул себе. Армин бросает на них удивленный взгляд, но, видимо, решает не смущать, возвращаясь к своему рисунку с домиком.       — Смотри, — говорит Эрен. — Берешь вот такую палочку, здесь на конце клейкий слой, цепляешь нужный тебе цвет, они тут подписаны, и ставишь на место, — демонстрирует он процесс. — Попробуешь?       И Микаса кивает. Она, черт возьми, кивает и берет палочку в руку. Следом за действиями Эрена ставит стразик на место и берет следующий.       — У тебя выходит лучше, чем у меня, — не кривя душой, признается Эрен, наблюдая за тем, как Микаса ставит на места все повернутые вверх стразы.       — Вот так, — учит Армин и легко стучит по своему контейнеру пальцем.       Микаса повторяет, но бьет слишком слабо, они только перемещаются немного. Эрен хочет ей помочь, но она снова сама бьет чуть сильнее, и тонкие губы трогает совсем слабая улыбка. Быстрее Армина она заканчивает с одним из цветов и с настоящим интересом наблюдает за тем, как Эрен высыпает в контейнер новый цвет. Легкие, совсем детские, подергивания и прикусывания тонких, почти бескровных губ показывают, что процесс ей очень понравился. Ее миниатюрная грудная клетка расходится динамичнее. Очередной страз плохо клеится к палочке. Как любой ребенок со сломанной игрушкой, чуть изломив брови, она просит о помощи, и Эрен едва не цепенеет.       Прямой взгляд совершенно уязвимый, умоляющий. Она показывает палочку и не понимает, что пошло не так. Уголки ее губ немного тянутся вниз. И желание защитить ее становится почти удушливым. Но Эрен быстро берет себя в руки и улыбается ей по-настоящему без попытки проявить к ней жалость.       — Я тоже не понял сначала, — рассказывает он. — Есть вот такая штука, похожая на пластилин, — кладет он тонкую розовую полоску на стол. — В самом краешке нажми палкой… Вот так. Теперь на стол нажми и убери лишнее, а сейчас возьми стразик, немного нажми и убери еще лишнее… Вот, молодец, теперь будет опять клейкой, ты такая молодец!       Микаса проделывает все, что ей говорят, без особых сложностей. Не медленнее, чем любой другой человек. А после похвалы и вовсе улыбается, даже обнажив ровные зубы. Она радуется, как малое дитя, дергает плечами и возвращается к делу. Кажется, что спешит из-за угрозы высыхания, но наслаждается процессом. Эрен бросает взгляд на Армина, и тот с удивлением во взгляде радуется за нее. Ее серые глаза сейчас совсем не кажутся такими мертвыми, как всегда. Они теплеют, словно на снег падают солнечные лучи, и он уже почти готов растаять. Эта увлеченность выглядит безупречно очаровательной. Микаса иногда поднимает на него взгляд, наверное, чтобы убедиться в том, что результат ему нравится, и он неизменно отвечает ей покровительственно теплой улыбкой. Что ж, этот рисунок он точно не попытается забрать с собой, он определенно принадлежит ей, она наполняет его каким-то очень простым счастьем.       — Блин, а где же мой двенадцатый… — ищет Армин.       — Вот он, — хрипло произносит Микаса, указывая пальцем на пакетик, и возвращается к своему занятию.       А он не возвращается сразу. Замирает, открывает рот, но тут же закрывает его под взглядом Эрена. Одним только взглядом он сообщает: «Да, она говорит, не поднимай шум, не отвечай». Армин выглядит пораженным до глубины души, словно ему вдруг показали, что Санта и правда настоящий, просто забухал и забывал доставить подарки последние лет так двадцать, но вернулся к своей профессии после нескольких лет в наркологии. Но он понимает, что сейчас не самое лучшее время предлагать Санте выпить за это, и молча кивает. Решив проверить, не было ли к ним проявлено случайного внимания, Эрен осматривается и хочет все-таки выпить для храбрости.       У выхода из помещения, привалившись к стене, со сложенными на груди руками стоит Леви. Почти так же, как в их первую встречу, но теперь он смотрит на Микасу, следит за каждым ее движением. Эрен бы сказал, что смотрит тяжело, если бы его взгляд не был таким тяжелым всегда. Но кое-что новое в нем все же есть, что очень тяжело заметить, если не сталкерить за Леви, как это делает Эрен каждый день. Леви дышит глубже, чем обычно, чаще моргает и будто бы пытается изнутри закусывать губы. Стоящая рядом Ханджи тихо, но активно что-то рассказывает ему, но он только слушает, наблюдая за увлеченной Микасой. Если бы не предположение Эрена о том, что Леви способен на крайне ограниченное количество эмоцией — безразличие, загадочность и пассивная агрессия, — он предположил бы, что тот растроган и почти готов начать плакать.       — Я сейчас приду, хорошо? — говорит Эрен и встает из-за стола.       Главное объяснение этому — если он сделал что-то не так, Леви вряд ли даст ему в лицо в помещении с другими людьми, а Ханджи, возможно, сможет его оттащить при случае, если захочет это делать, конечно. По пути к ним он мысленно открывает тотализатор, но он быстро закрывается, фигура Леви слишком красноречиво говорит о том, кто из их потасовки с Ханджи вышел бы победителем. Шварценеггер большой, но он всего лишь бодибилдер, а Леви на звание просто накаченной фигуры и не тянет, он выглядит и движется, как настоящий хищник… Лучшие мысли по пути, конечно. Осталось, чтобы для их очевидности еще вставший член приветственно помахал.       — Ты такой молодец! — насколько можно тише, этаким театральным шепотом кричит Ханджи, едва Эрен успевает приблизиться. — Я безумно хотела пригласить сюда Микасу! Что ты ей сказал?       — Ну… — Эрен закидывает руку за голову и неловко трет шею. — Сказал ей, что снял всю пленку и попросил помочь, пока все не высохло.       — Гениально! — почти пищит Ханджи. — Я запишу это как один из новых способов воздействия на ее состояние.       — Четырехглазая, я понимаю, что ты ее врач, но не говори о ней, как о подопытной, — прохладно просит Леви. — Ты же тут останешься?       — Да, конечно, — менее маниакально, но только чуть менее, обещает доктор.       — Хорошо, — на выдохе говорит Леви и обращается к Эрену. — Выйди со мной на минуту.       Вот и пошел прахом план не получить по роже прилюдно, он же не просит, а приказывает пойти за ним, а Ханджи увлечена рассматриваем реакций Микасы и других пациентов на новую выданную примочку. Но Эрен все же выходит в коридор, прикрывая за собой дверь. Поблизости от них никого нет, и света хватает, чтобы атмосфера не была уж слишком интимной, если только не брать ближайшее к ним темное окно, по которому барабанят капли усиливающегося дождя.       — Спасибо, Эрен, — произносит Леви. — Я очень редко вижу ее улыбку.       — Я… — теряется он, совершенно не представляя, что можно ответить на это, ведь не сможет ответить даже самому себе, почему решил сделать это.       Причина явно не в том, что Микаса племянница Леви, их первый контакт произошел до того, как он узнал это. Он, наверное, просто немного понимает ее тоску и думает, что ее возможно развеять хотя бы немного. Душа этой девушки темнее его собственной, его родители живы и ждут его дома, но тоску по ним он понимает и видит, что тьма ее сердца желает света.       — Я… — снова начинает Эрен. — Не знаю… Пожалуйста?.. — но в отличие от него, у Микасы есть родственник, скучающий по ее улыбке, прямо здесь. — Может, ты хочешь к нам присоединиться? Тогда, может, доктор Зое в своих восторгах перейдет на ультразвук? Ты ведь тут из-за Микасы.       После его слов небо озаряет молния, и Эрен готов поклясться, что радужка Леви имеет способность впитывать в себя ее яростный свет, потому что видит ее отсвет в его глазах. Но он не злится, а тяжело втягивает воздух.       — Один из нас определенно тут из-за другого… — выдыхает он, потирая переносицу. — Звучит безумно привлекательно. Но у меня еще много работы. Помоги, пожалуйста, Микасе закончить до ужина.       После этого Леви просто уходит, а Эрен несколько мгновений смотрит ему вслед, пытаясь понять, что именно означают его слова. Был лишь один вздох, ничего больше, но он пропитан такой грустью, что способна заполнить собой комнату и отравить все живое в ней. Что неудивительно, и задумываться не надо. Из-за больной племянницы Леви работает на износ, жертвуя собственной жизнью, и награда ему — редкая улыбка апатичной девочки. Эрен сжимает косяк и возвращается. Его помощь не особенно требуется, Микаса прекрасно справляется сама, только «просит» открывать пакетики со стразами за нее. Ее мелкая моторика повреждена, она двигается немного деревянно, но упорно старается преодолеть трудности. Последний страз встает на место, и Микаса откладывает палочку. Получилось просто отлично. Картинка переливается и выглядит здорово. Она не теряется и в момент, когда ее хвалит Ханджи, с улыбкой рассматривая бабочку среди больших цветов.       — А картинку можно себе забрать? — оборачивается Эрен на доктора. — Ее же нельзя использовать еще раз, у нее нет острых краев, а если съесть стразы, вряд ли случится что-то страшнее запора.       — Ну вообще-то… — начинает Ханджи, но ловит то, чего явно не ожидала поймать — умоляющий взгляд Микасы. — Я совсем не против.       Микаса прижимает законченную мозаику к груди и улыбается. Улыбается так, что Леви просто обязан быть здесь. Такой подпитки ему хватило бы на месяцы без нее, и Ханджи замечает такие мысли за погрустневшим взглядом Эрена, ведь сочувственно-подбадривающе сжимает его плечо.       Микаса, Армин и Эрен вместе идут на ужин. И хотя она все еще молчит, связь между ними становится крепче. Микаса их слышит, она реагирует, они похожи на простых друзей в кафетерии. Если не считать того, что один из них пережил смерть родителей на своих глазах, второй выжил после не одной попытки убить себя, а третий скрывается от жестокого убийцы без явных целей. И когда после ужина Армин рассказывает им сюжет первого ромкона, продолжение которого будет сегодня, а Микаса, пусть и не смотрит на него, но явно слушает, Эрен явно может представить их простыми школьниками. О, Армин с его способностью к передаче интонаций при пересказе идеально вписался бы в мудацкий театральный кружок. И это бы, конечно, нисколько не помешало Эрену с ним дружить, и он бы дал по морде каждому, кто его заденет. А Микаса бы отлично смотрелась в их группе поддержки! Хотя нет. Глупость. Она не была бы стандартной девушкой и ходила бы, например, на бокс, а Эрен поддерживал бы ее на каждом бое. Но они бы не встречались, пусть все бы так думали. Он бы запал на ее ахуенного дядю, который прямо сейчас держит телефонную трубку плечом, закатывая глаза почти на сто восемьдесят градусов. От того, что он закатывает глаза и закрывает их, кажется, что так он и сделал. После совместного просмотра фильма все расходятся спать, а Эрен ждет, пока в его комнату снова «ворвется» Леви.       — Держи.       — Спасибо, — отзывается Эрен и принимает таблетку. — Мне что же, придется их пить до конца жизни, чтобы нормально спать?       — Спроси что полегче, — устало, но честно отзывается Леви, потирая шею. — Я не врач, но думаю, что ты придешь в себя.       — Болит шея? — замечает Эрен.       — Спина между лопатками. Образ жизни за компом меня убьет, — признается Леви на выдохе. — У меня выходной завтра.       По телу Эрена прокатывается неприятный холодок. Довольно предсказуемое и тихое место наполняется черным туманом от основания до самой крыши. Завтра он не увидит Леви. Тот не будет вглядываться в бесчисленные экселевские таблицы, не будет говорить «иди работай» одним взглядом, не будет тем надежным плечом, что успокаивает. Но дать своим поведением хоть намек на то, что его это беспокоит, Эрен не может.       — Это круто, — настолько уверенно, насколько может, отвечает Эрен. — Поедешь в город?       — Нет, — отвечает Леви и достает из кармана допотопный телефон-раскладушку. — Я буду буквально в этом же здании, меня просто не будет на месте. Если что-то будет не так, звони, мой номер записан, — он протягивает телефон, но отдергивает руку. — Эрен, только мне. Никому больше. Ни родителям, ни друзьям. Никому.       — Я понимаю, — заверяет Эрен честно. Ему, может, и хотелось бы соврать, но ни одного номера он не помнит наизусть.       Леви сканирует его взгляд на сознательность, но все же передает телефон.       — Не оставляй в комнате, — наставляет он. — Носи с собой. Не забывай возвращать зажигалку. И не быкуй ни на кого.       — Хорошо, Леви, — отзывается Эрен. — Огромное спасибо.       — Я надеюсь, тебе не придется мне звонить. Доброй ночи, Эрен.       — Доброй ночи, Леви.