Никогда не пользовался раскладушкой
Отправляет сообщение он на контакт Леви и кладет открытый телефон рядом. Сегодня как раз тот день, когда он остается со своей командой на часть ночи, может быть, ответит. Так, эта ситуация слишком похожа на школу, Эрен — на тупого школьника, а Леви — на обычного адекватного мужика, который по неосторожности стал объектом обожания склонного к пустым фантазиям ребенка. После тяжелого вздоха Эрен перекатывается на спину и проводит рукой по лицу. Дебил. По-другому и не скажешь. Рядом с подушкой раздается жужжание. Вообще-то уже был отбой. Спи. Человек, которому не отвечали на глупое сообщение ни о чем, не поймет, как приятно получить на него ответ. В груди Эрена распускаются цветы, и они приятно щекочут душу изнутри. Не свети телефоном завтра.Не буду
Молодец.А ты придешь завтра? С таблеткой
Да. Не волнуйся об этом. Пожелание доброй ночи, наверное, не имеет смысла, ведь они уже прощались сегодня. Поэтому Эрен кладет телефон под подушку и закрывает глаза. Шум дождя за окном успокаивает и уносит в мир грез. Ему снова снится дом, где ничего и никогда не шло не так в глобальном смысле. Снится тепло уюта, по которому он скучает. Еще один дождливый день тоже не приносит ничего существенного нового, а тем более плохого. Свое время они с новоиспеченными друзьями коротают за чем-то типа карточной игры. Эрен знает, что азартные игры не приветствуются в подобных учреждениях, и не надеялся увидеть что-то похожее на карты, но минимально приближенный аналог находится. Суть игры — просто класть похожую по цвету или значению карту по кругу, а если такой у тебя нет, брать ее из перевернутой колоды. Выбывают участники по мере того, как у них кончаются карты. Чистая случайность, никакого азарта, интереса, смысла, желания жить и участвовать в этом дерьме нет. Но Эрен сидит за столом и подталкивает в плечо Микасу, когда она уходит в себя, чтобы та сделала ход. В конце концов, это не самая плохая форма досуга, тем более, что альтернатива ей — опять проиграть Армину в шахматы. — А прикиньте, чо было бы, если бы у нас непрерывно росли зубы? — подкидывает Имир тему для разговора. — Выпускают тебя скоро, говоришь? — скептично-подозрительно интересуется Эрен. — Да харэ! — протестует она. — Ты представь! — Полагаю, что их бы так же подстригали, как ногти или волосы, — вовлекается Ханнес в разговор, выкладывая карту. — Так они ж твердые! — не унимается Имир. — Тогда подпиливали бы, — соглашается Исаяма. — Это было бы шикарно, — кивает Ханнес. — Я бы не озолотил своего дантиста, который все спасал мне зуб, который после выдрал, волчара, с корнем. — Наверное, некоторые люди бы придавали им разную длину и форму, — предполагает Эрен, неспособный не поддаться этому безумному разговору. — О, я сделала б себе вампирские клыки! — восклицает Имир и загребает себе очередные две карты, пока не находит нужную. — Или херанула зубы в черный. — Но, наверное, при такой скорости роста, как у тех же ногтей, например, это было бы дохера дорого, — вставляет свои адекватные пять копеек Ханнес. — А если долго не подпиливать их? — спрашивает Хаджиме. — Наверное, мы бы не могли закрыть рот, — представляет себе Эрен. — Или ходили бы с такими крайне натянутыми псевдо-голливудскими улыбками. — А это очень интересная идея, — говорит Исаями с увесистым кивком и вновь записывает что-то в потрепанный блокнот. — Ты шпион, штоле? — зыркает на него Имир. — Все пишешь и пишешь. — Мне жаль прерывать вас, конечно, — задумчиво глядя в свои карты, признается Армин. — Но вообще-то в животном царстве это довольно распространенное явление. Зубы растут всю жизнь, например, у бобров, сусликов, ослов… — Боже, какой ты нудный, Армин, — с доброй усмешкой подтрунивает над ним Эрен с легким тычком в бок. — Нудный и рассудительный — разные вещи, — без обиды пожимает тот плечами. — Ладно, я курить, — сообщает Эрен, хлопнув себя по коленям. — Пойдете? — Не, потом лучше, — отзывается Ханнес. — Еще партейку? Ты играешь? Микаса слабо кивает, и Эрен сдержанно улыбается этому. Она похожа на цветок, который распустился позднее всех других, но на самом деле очень хотел показать себя теплому солнцу. Все, что ей было нужно — это общение. Да, немного насильное, но она отзывается на него и взаимодействует с окружающими. Нет никаких сомнений в том, что очень скоро она будет способна говорить больше фраз в день, чем заколдованный ведьмой человек. А ведь такая сказка получилась бы очень интересной. Злая колдунья наложила заклятье на принцессу, дав ей сказать лишь… допустим, десять слов на всю ее жизнь. Почему десять? А почему бы и нет. Это же сказка, автор может делать, что хочет, кто что сделает Эрену, он в психушке, и адреса никто не знает. Так вот. Последними ее словами из предоставленных должны были быть «я тебя люблю». И только услышав слова любви в ответ, она смогла бы говорить, а получив отказ, осталась бы немой до конца жизни. Грустная получилась сказка — думает Эрен, выдыхая дым. Телефон приятной легкой тяжестью лежит в кармане. Эрен думает слинять на тихий час под любым предлогом, чтобы отправить еще несколько сообщений. Просто потому что может. Леви придется столкнуться с последствиями того, что выдал такую игрушку ребенку. Тем более, это что-то вроде ниточки с самым обычным прошлым, где все было так понятно. Школьные годы Эрена были довольно насыщенными, он не был одним из тех подростков, кто проводит много времени в компьютере или телефоне. Но кто в этом возрасте не грешит переписками с друзьями во время уроков, за семейным ужином или перед сном? Зябко дернув плечами, Эрен тушит сигарету и заходит обратно. Его необычная компания друзей продолжает игру и весело болтает о чем-то. А ведь буквально недавно почти каждый из них не особенно-то и замечал друг друга, просто знали о существовании другого, теперь же весело хохочут вместе. Даже на губах Микасы есть что-то отдаленно похожее на улыбку, почти как у Моны Лизы, только милее. Мону Лизу Эрен всегда считал жутковатой. Скорее всего, из-за ее не лучшей репродукции в доме бабушки. Эта загадочная ведьма следила за ним в каждом углу комнаты, а мама уверяла, что это нормально. Нет ничего нормального в том, что нарисованная женщина приводила его в ужас. И он все еще считает, что подрисованные фломастером очки очень ей шли и это определенно стоило часа в углу. — Возвращаю, — сообщает Эрен, выкладывая зажигалку на столешницу. — Ага, — басит голос откуда-то снизу. Этот голос того детского ужаса не вызывает, но раздражение от него очень чувствуется. Вчера закончились две дневные смены второй команды, и это означало, что Армин перестанет шугаться своей тени и они смогут проводить больше времени у телевизора, но вот он, Райнер собственной персоной. Он больше их не трогал особо, хотя его взгляд порой прожигал затылок, но за один только день он создал в глазах Эрена репутацию человека, которому совсем не хочется доверять. Санитар поднимается из-за столешницы и сгребает зажигалку огромной лапой, его ореховые глаза недовольно скользят по фигуре напротив. Он не говорит ни слова, и сам Эрен решает не будить лихо, пока оно тихо. Данное Леви обещание не нарываться все еще при нем, а наличие телефона в кармане становится вполне конкретной причиной лишний раз не отсвечивать. — Видел Райнера? — тихо спрашивает он у Армина. — Да, — вздыхает он тихо. — Наверное, поменялся с кем-то сменами. В тихий час по комнатам? — Да, давай. Причина та еще, но Эрен и хотел слинять в свою комнату, и ему не придется ничего выдумывать. Возможно, конечно, что они зря тревожатся. Райнер просто рядовой сотрудник, и никто не отшатывается от него, как от огня, он постоянно занят работой, и миловидная Криста улыбается ему легко и открыто. Ее в этом отношении можно приравнять к зверьку, который должен чувствовать плохого или хорошего человека. Ну и, пожалуй, у него есть причины недолюбливать Эрена, если так разобраться. Джеймс Эр убил свою девушку, а «его» так легко допускают в общие комнаты и дают водить дружбу с миниатюрным, слабым Армином. Его опасения… вполне понятны. Но это не отменяет того, что Эрена он просто по-человечески бесит. После обеда снова начинается дождь с сильными порывами ветра. Тяжелые капли громко барабанят по стеклам, слышатся грозные раскаты грома, балконную дверь закрывают на ключ от греха подальше, наверное, чтобы буря не унесла никого за собой. В своей комнате Эрен не зажигает свет, просто падает на кровать и втягивает в себя теплый воздух, надеясь почувствовать в нем свежий запах дождя, но окно закрыто очень плотно, и отсутствующая на нем ручка говорит, что ему это не светит. Прикрыв глаза, Эрен пытается вспомнить, как пахнет прибитая прохладными каплями к асфальту пыль, но вместо этого вспоминает запах ореха, смешанного с древесиной, которым пахнет от Леви. Он перекатывается на бок, подкладывает левую руку под голову, а правой открывает телефон.Так ты просто сидишь у себя в комнате?
Да. И, надеюсь, ты тоже в своей сейчас.Конечно
Молодец. Все нормально?Да. Правда я удивился, когда увидел райнера
Спасибо, мой неожиданный шпион. Не знал, что он поменялся сменой. Эрен хлопает глазами и облизывает губы. Черт, как же неудобно печатать на раскладушке.Я думал ты как раз по этому дал мне телефон
Я дал тебе телефон на всякий случай.В твоем плане не было того, что я строчу тебе смс без повода?
Я предполагал, что это возможно.Прости, что дергаю тебя на выходном
Ты меня не дергаешь. Ты, кстати, не видел, закрыли ли балкон?Закрыли. Как ты отдыхаешь?
Позволяю себе нихрена не делать.Почему не поехал в город?
В твоей палате определенно есть окно. Погода не располагает. Зато подходит для сна. Попробуй отдохнуть.Хорошо
Эрен соглашается без желания следовать совету. Никакой усталости он не чувствует, но отдых требуется самому Леви. Нужен хоть один день без работы, которая его откровенно выматывает. А он сам… ну, выходит, что часть этой работы. Его пальцы оглаживают пластиковый корпус затихшего телефона. Дождевые капли разбиваются о стекло, создавая собой неровный, но успокаивающий звук. Комнаты санитаров, скорее всего, мало чем отличаются от комнат пациентов. Наверное, Леви прямо сейчас тоже лежит на своей кровати, слушая шум природы, и, возможно, тоже хочет заснуть, чтобы компенсировать постоянные ранние подъемы и задержки на работе. Как его только не заставляют еще и на ночь оставаться. Он будто находится тут в плену, даже в свой выходной не покидает стены лечебницы. И эта мысль не самая глупая, если вспомнить о том, что клиника частная. Цены-то тоже частные, а здесь лечат его племянницу. Быть может, что его заработки на фоне этого просто смешны за минусами того, что он сюда же платит. Капли становятся меньше, стекают по холодному стеклу, шум дождя уводит Эрена в сон. Он касается теплой руки, сплетает с ней пальцы и тянет ее на себя. Та легко поддается и оглаживает прохладную щеку. Тепло этой ладони начинает растекаться по телу, согревает, но его так мало, будто глоток чая в ледяную стужу. Ему нужно еще. Он подается вперед, и его губы накрывает поцелуем. Таким нежным, приятным, а вокруг пахнет терпкой свежестью ореха. Больше всего на свете ему хочется большего, сердце берет быстрый темп, чувства обостряются, он тянется к этому теплу, но все прекращается будто по хлопку. Повелители сна толкают его в свои лабиринты, картины меняются быстро, не дают возможности понять, как меняется сюжет, но вот Леви уже жестоко терзает его губы, лезет руками под рубаху, царапает кожу, прижимает к себе, оставляет синяки. И почему-то они при этом в спальне бывшей одноклассницы Эрена, где он чуть не лишился невинности, но в итоге наблевал в ящик прикроватной тумбочки. Но сейчас он не помнит об этом. Гипотетическая альтернативная вселенная, в которой Леви раскладывает его по сатиновому покрывалу и топит в страстных поцелуях, занимает все мысли. — Подъем, соня! — от внезапно громкого голоса Армина и его тушки, что свалилась на него сверху, Эрен резко просыпается и с испугом пытается понять, как оказался в этом мире. — Армин! — возмущается Петра, крепя дверь на замок. — Ты почему хулиганишь! Нельзя же так будить! Джеймс, ты в порядке? — Я… да… — хрипло отзывается Эрен и спихивает друга вбок к стене, чтобы он перестал давить локтем ему на грудь. — Можешь прикрыть дверь на пару минут, чтобы я поколотил друга? — Нет, — весело отвечает она, явно уверенная в том, что это шутка. А шутка это процентов на шестьдесят всего лишь. — Приходи в себя и идите кушать. Эрен тяжело вздыхает и проводит рукой по лицу. Ни разу не игривый обычно Армин все еще лежит на его кровати, будто это в порядке вещей. И так как бить его по-настоящему совсем нет желания и резона, Эрен мстит ему иначе. Обнимает и прижимает к себе, как подушку, закрывая глаза. Сам сюда залез, ничего не поделаешь. А этот дурачок просто хохочет и пытается вылезти из-под руки. — Ну перестань, вставай, — смеется Армин. — И спрячь-ка телефон, — вдруг тихо рекомендует и достает аппарат из-под себя. — Черт! — шипит Эрен и резко приподнимается на плече. — Она не видела? — Не думаю, сказала бы, — отвечает шепотом. — Блядство… Спасибо. Я не заметил, как заснул, а его не спрятал. — Главное, что все хорошо, — улыбается Армин. — Прекращай меня обнимать, а то слухи пойдут. Он легко выпутывается из ослабевших объятий и отходит к двери, а Эрен клянет себя за такую тупость. Так и заснул со средством связи с руке. Хорошо, что хоть у друга мозгов больше и реакция быстрее, чем у заботливой санитарки. После произошедшего, конечно, приходится рассказать о природе возникновения телефона и умолять не сообщать Леви о таком просчете. Армин обещает не говорить, но очень просит о странном — пойти в туалет и дать подержать его в руках. Эрен шутит о двусмысленности данной просьбы, за что получает ощутимый тычок пальцем в бок. Так становится понятно, что в современном мире, будучи ребенком небедных родителей, Армин никогда не имел собственного телефона. Никогда. Он не говорит об этом сам, но уж со слишком большим восторгом рассматривает устаревшую модель. На групповой терапии выясняется, что Джерри — безобидный шизофреник — съел две шахматные фигуры. А Эрен так и не решается задать вопрос, одного цвета или разных. Не решается, потому что вообще не знает, к чему ему эта информация! Просто интересно! А еще интересно, какие именно фигуры показались ему аппетитными? Да и как именно он их съел — целиком ли глотал или кусал? Черт, ну кто, узнав о таком, решит, что ответы на эти вопросы совершенно его не интересуют. Эрен надеется на то, что любого это взволнует, иначе ему придется признать, что место пребывания как-то плохо влияет на него. С другой стороны, его все реже терзают мысли о трагедии, настолько он погрузился в «обычные» дни дурдома. Когда ночь накрывает небо темным плотным покрывалом, Эрен растягивается на кровати в одежде, не выключая свет. Все равно Леви должен к нему зайти, как и обычно, с вечерней дозой. За закрытыми веками он снова видит полумрак чужой спальни, но помнит спустя годы только смутные очертания обстановки и вспоминает ярко только кровать. Не из-за подростковых смазанных поцелуев и неумелых торопливых ласк, а из-за того, что испытывал во сне от ощущения сильных властных рук на своем теле. Дыхание против воли начинает сбиваться, и с глубоким вздохом Эрен решает открыть глаза, дабы не ставить самого себя в крайне неловкую ситуацию, которую утром объяснить куда легче, чем вечером. И как раз вовремя: раздается тихий звук открытия магнитного замка. Эрен садится на кровати, не контролируя губы, которые сами собой растягиваются в приветственной улыбке. Но как только он видит Леви, появляется ощущение, что в рот сунули воздуходув с раскаленным напором и высушили всю слизистую до самого желудка. Вместо привычной формы санитара Аккерман одет в темные плотные джинсы и черную футболку. Ткань обтягивает широкую грудную клетку и стройные бока, рукава показывают размер и форму плеч. Черный цвет делает кожу светлее, а цвет глаз глубже, даже тонкие губы не выглядят такими обескровленными, как обычно. Эрену кажется, что каким-то образом — может быть, провалившись в сон — он оказался в другом мире, о котором так грезил, где они не находятся в стенах психушки и их руки и ноги не стягивают оковы обстоятельств. Но мерный стаканчик с лекарством немного отрезвляет. Вроде тех приемов, когда в картинке нужно найти что-то выбивающееся, тогда и другие детали становятся очевидны — больничные стены и собственная форма пациента, неприятно прилипшая из-за пота к спине. — Надо же, — севшим голосом начинает Эрен и прочищает горло. — Ты не в форме. Черт. Как отстойно звучит. Леви в форме. Очень даже в форме. Иметь такую форму не отказались бы модели известных журналов. — Должны же быть какие-то прелести у выходного помимо отлеживания боков, — безразлично отвечает Леви. — Как прошел день? — Да нормально, — решает он промолчать о том, что чуть было не спалил телефон. — Хорошо. В своей повседневной одежде Леви выглядит великолепно. А она буквально обычная. Любой другой человек мог бы носить такую, но стойкое ощущение, что никому другому она не будет идти так, деть некуда. Его часы на запястье и сейчас идеально завершают картину. Пожалуй, Эрен легко может представить его себе в образе плохого парня на задворках бара с сигаретой в руке. Своим спокойным тоном и холодными глазами он вызвал бы панику у любого. Отщелкнув тлеющий бычок в сторону и выдохнув дым, он бы сжал кулаки до хруста. Помнится, на какой-то групповой терапии Ханджи упоминала, что даст любому желающему блокнот и восковой мелок в комнату, если те решат записывать что-то. Понравится ли ей список сексуальных фантазий о ее коллеге? Леви протягивает стаканчик, а сам садится в изножье кровати, всем видом показывая, что пока не собирается никуда уходить. Инстинктивно Эрен подтягивает под себя ноги, чтобы предоставить гостю больше пространства. Прежде чем сморозить глупость, он все-таки соображает причину задержки и вытаскивает телефон из кармана. — Я никому, кроме тебя, не писал. — Молодец, — он не проверяет, просто прячет телефон в джинсы. — Тебе не стоит бояться Райнера. Он неплохой парень. — Я и не говорил, что боюсь его, — сразу уходит Эрен в оборону, подбираясь. — Он меня бесит. — Понимаю. Я бы тоже не жаловал человека, который решил повалять меня по полу, — действительно понимающе кивает Леви. — Но всем людям свойственно принимать неверные решения и сталкиваться с их последствиями. — После этого неверного решения он заявил Армину, что я предпочитаю блондинок. — А давай предположим на секунду, — предлагает Леви, опираясь спиной о стену и прикрывая глаза, — что ты был бы на его месте. — Я бы не ляпнул этот бред. — То есть, ты не волновался бы за Армина, считая, что он свел дружбу с человеком, который в бреду убил свою девушку, а потом ударил санитарку и назвал ее другим именем? — А… — Эрен открывает рот, выдает какой-то странный звук и замолкает под внимательным взглядом серых глаз, направленным на него. — Я согласен, что он повел себя неправильно. Говорил с ним об этом. Мы закрыли эту ситуацию, Эрен. — Почему тогда Армин его боится? — все-таки выпаливает Эрен. — Может, потому, что невесту Райнера убил ее отец, больной шизофренией, — рассказывает Леви. — И он искренне волновался за Армина, пытался присматривать за ним и возложил на себя ответственность за падение Армина с балкона здесь. Эрен сжимает свободной рукой подогнутую ногу и опускает взгляд, пытаясь разложить свои мысли по полочкам. Рассудительный, милый, выручающий его всегда Армин, знающий, почему он здесь — пациент этой клиники. «Это значит, что я пытался убить себя больше одного раза,» — всплывают в памяти слова при их знакомстве. И он же сам отрицал, что кто-либо из второй смены как-то обижал его, просто не хотел… попадаться на глаза. — Черт… — выдыхает Эрен, признавая свое поражение в несостоявшемся споре. — Я не знал об этом. — И не мог знать, — кивает Леви. — Вы не маленькие дети, я не могу дать вам кубики и посадить в один манеж, чтобы вы подружились. Да мне это и нахер не надо. Просто не хочу, чтобы ты паниковал каждый раз, когда наступает их смена, и готовился к чему-то плохому. — Я понял, — выдыхает Йегер. — Хорошо, — Леви легко хлопает его ладонью по лодыжке и поднимается на ноги. — А теперь укладывайся спать. — Ладно… А, — начинает он, заставляя обернуться, — мне обязательно это принимать, если я сегодня заснул и видел нормальный сон? — Если в себе уверен, не принимай, — разрешает Леви. — Хочу попробовать. — Тогда в унитаз смой, все колеса под запись выдаются. Доброй ночи, Эрен, — перед тем, как выйти из комнаты, Леви гасит свет. — Доброй ночи, Леви. Эрен смывает таблетку в унитаз, раздевается и ложится под одеяло. Он молод, малоопытен, ему свойственны неверные суждения. После обычной, заурядной жизни в небольшом городе он оказался выброшен на берег большой волной самостоятельной псевдо-взрослой жизни, а потом и вовсе оказался вовлечен в дикую историю с убийством и оказался в психушке. И здесь он расслабился слишком сильно. Забыл, что Армин не просто его друг, хотя и друг, безусловно, но друг с тяжелейшей проблемой, подтолкнувшей его не к одной попытке самоубийства. С самого первого упоминания об этом они ни разу не обсуждали причину, Эрену в голову не приходило просто задать вопрос, отчего домашний болезненный мальчик мог решиться на подобное, отчего решался повторить это. Когда Леви обнаружил книгу в его комнате, он пролистал страницы, проверяя. Эрен почему-то не предполагал ни на секунду, что Армин повторял свои попытки, уже будучи здесь. Каждое утро этот мальчишка улыбался ему лучезарно, охотно говорил обо всем на свете, шел на выручку, определенно поддался в одной шахматной игре, а он не удосужился спросить всего лишь одно столь важное, рискуя любой темой спровоцировать желание того убить себя. И когда он успел стать таким эгоистом? Удар головой об подушку — слишком маленькое наказание за такой ощутимый косяк. Но у него определенно есть время, чтобы его исправить. Завтра он возьмет себя в руки и перестанет быть ребенком, насильно затолкнутым в детский сад. Завтра. А пока не закончился этот день, Эрен переворачивается на спину, закрывает глаза и представляет себе что-то очень похожее на онлайн-кинотеатр, чтобы отвлечься. Каждый прямоугольник с картинкой в этом фантазиатре имеет свой сюжет с отметенными в сторону незнакомыми ему персонажами. В первом он живет по соседству с Леви, они знакомы очень давно и замечают друг в друге больше, чем соседей, после взросления Эрена. Во втором Леви — преподаватель в колледже, а Эрен — нерадивый студент, которого задержали после занятий. В третьем Эрен встречает Леви в баре, и причиной их знакомства становится разлитый стакан пива. Невидимый и несуществующий пульт щелкает на четвертый прямоугольник совсем свежей фантазии. К образу Леви добавляется тяжелый широкий ремень с серебряного цвета бляхой и массивные берцы. Часы на его запястье хочется заменить на кожаный черный браслет, но костюмер в его голове одергивает и сообщает, что и так идеально. Леви — суровый бандит, но Эрен совсем не его жертва, а подстилающаяся под него блядь. Все нравственные аспекты подобного выбора идут глубоко в задницу. Давайте не будем делать вид, что ни у кого и никогда не было эротического сценария, абсолютно расходящегося с жизнью, лишь бы добавить перчинку. Леви пахнет потом, сексом и, возможно, чужой кровью. После законченного дела он на кураже. Его глаза блестят азартом, он груб, почти жесток, но никогда не сделает больно своей любимой шлюхе. Он раскладывает Эрена на столе, грубо сдергивает штаны с бельем и берет его, сплюнув на ладонь и размазав слюну по стоящему члену. Эрен тяжело сглатывает, выдыхает хрипло и дрочит, закусив сжатую в кулак руку. После умопомрачительного оргазма в полумраке он вытирает туалетной бумагой последствия своего триумфа с себя и постельного белья, насколько может, и снова ложится в кровать. Сознание блаженно очищено от всех мыслей, и хочется только быстрее погрузиться в сон. Открыв глаза утром, Эрен с удовольствием понимает, что совершенно не помнит, что ему снилось. Какие-то отдельные образы запомнились, а сюжет растворился в утреннем свете. Жаль, что не в солнечном. Еще в кровати он понимает, что за окном снова льет дождь. С такой погодой в скором времени всем пациентам придется разбиваться на пары и следовать на большое деревянное судно с мутным бородатым мужиком. А пока этого не произошло, Эрен сладко потягивается и начинает собираться, чтобы санитары по своему обыкновению не застали его в нижнем белье. За завтраком к своему спокойствию и счастью он видит Леви, который уже раздает приказы собравшимся за столом санитарам, среди которых на этот раз нет Райнера. Кажется, он из такого типа начальства, как и Энни. Она тоже едва давала переступить порог рабочего места, как начинала вливать что-то на менеджерском в еще толком не отошедший ото сна мозг. — В спортзал пойдем? — отрывая кусок ароматной булочки, спрашивает Армин. — Я думал, прошлый раз отбил у тебя всякое желание, — посмеивается Эрен над тем, как друг в прошлый раз устроил небольшой погром инвентаря, выуживая то, что принял за скакалку. — Ну это же просто случайность, не так все плохо, — пожимает он острыми плечами. Эрен бросает на него задумчивый взгляд, но решает, что сейчас не время и не место вести задушевные разговоры. Тем более что он не может знать точно, какой будет реакция на подобную тему. Да и спортзал не кажется подходящим местом. Небольшое помещение, которое под него выделили, никогда не было заполнено народом. Скорее всего, оно больше предназначалось для санитаров, чем для пациентов, пусть их сюда и допускали. Две беговые дорожки, зеркала во всю стену, пара стареньких велотренажеров, неплохая мультистанция, которая особенно нравится Эрену, три скамьи и разносортный инвентарь. Армин обычно только создает видимость активности, прогуливаясь по беговой дорожке. — Ты бы хоть скорость прибавил, просто ходить можно и кругами по комнате, — усмехается Эрен, отпуская штангу. — Не люблю бегать, — улыбается Армин. — В детстве у меня был дефицит с прогулками. Поэтому я включал звуки природы на плеере, закрывал глаза и шел до тех пор, пока не кончалась звуковая дорожка. — Кстати об этом… — начинает Йегер, стирая пот над верхней губой. Но разговор заканчивается, не начавшись, когда в спортзал заходит Райнер. Он бросает на них взгляд и проходит к велотренажерам. Эрен видит, как Армин едва заметно прикусывает губы изнутри. Видимо, санитар, проявляя заботу, перестарался, вызывая теперь тревожность одним своим присутствием. Без согласования они просто уходят, сейчас это место тоже не подходит для разговора. Дождливый день продолжается. Эрен никогда не задумывался раньше, как относится к дождливой погоде. Иногда она была очень даже в тему, охлаждая раскаленный асфальт и даруя способность дышать полной грудью. А порой срывала планы. Вроде милых семейных походов с отцом на задний двор с палаткой. С воображением Эрена им совсем не нужно было тратить массу ресурсов на сборы и разъезды. Он рассказывал о том, что происходит за тканью палатки, перенося их в самые разные места и страны, а отец слушал и очень искренне делал вид, что верит, прислушиваясь к реву большого медведя, шепоту песочной бури или приземлившемуся совсем рядом космическому кораблю. Удивительно, насколько большим ребенку кажется мир, даже в пределах собственного двора. Рядом с Армином он присаживается на широкий подоконник, откуда хорошо видно работающий телевизор с очередной романтической комедией на середине повествования. Эрен смотрит на экран, не видя картинку, и размышляет о том, как именно может начать разговор с притихшим мальчишкой, который всматривается в практически сплошную стену дождя. — Да уж, погодка так себе, — наобум сообщает Эрен, лишь бы сказать хоть что-нибудь. — А мне нравится дождь, — с добродушной улыбкой сообщает Армин, поджимая к себе колени. — После него восхитительно пахнет. И мне очень нравилось в детстве смотреть, как капли задевают листья на деревьях. — Случалось гулять под дождем? — улыбается Эрен и видит, как восторженная по-детски улыбка на лице друга становится аккуратной, дежурной и, пожалуй, даже грустной. — Ну, нет… — тушуется он, но все еще продолжает улыбаться. — В моей комнате было очень большое окно с нишей под софу вместо подоконника. Оно выходило на наш сад, а в нем было много красивых деревьев. Мне нравилось, как во время дождя они от капель и ветра как будто махали мне лапками. Эрен переводит взгляд в окно и видит, как уже почти лысые ветки качаются под порывами ветра. Ему совсем не хочется себе это представлять, но он все равно, как наяву, видит одинокого маленького мальчика напротив огромного холодного стекла, который машет деревьям в ответ. — Ты из-за этого?.. — неловко начинает Эрен и чувствует, как даже эти слова царапают горло, как если бы он пытался проглотить колючую проволоку, запивая все это бензином. Лучшим выходом, который сейчас приходит в голову, кажется просто сбежать на время, которого хватит для того, чтобы Армин напрочь забыл, что эта тема когда-либо поднималась между ними. Быстрый математический анализ показывает, что для этого потребуется около пятидесяти лет и надежда на то, что у Армина разовьется болезнь Альцгеймера. План ужасный. В том смысле, что Эрен не знает, как поспособствовать развитию такого заболевания. Еще, как вариант, можно огреть друга чем-нибудь тяжелым по голове. Может, получится высмотреть книгу потяжелее на стеллаже… — Отчасти, — пожимает Армин плечом. Эрен тяжело вздыхает, понимая, что из них двоих это он на самом деле меньше готов к этому разговору. Когда наши друзья делятся с нами чем-то, мы берем на себя часть тяжести того, что их гложет, тем самым помогая им идти вперед. Тяжелый груз прошлого, как большой неудобный чемодан, который человек тащит за собой и, если предложить ему помощь, ноша станет немного легче. — И все же, — решается Эрен и мягко касается тонкой лодыжки друга, чтобы привлечь его внимание. — Почему ты хотел умереть? Голубые глаза внимательно рассматривают лицо напротив и уводят свой взгляд вниз, к началу истории его решения. — Мне было шесть, когда моя мама тяжело заболела, — вспоминает Армин. — Помню, все началось в тот день, когда я случайно разлил чай на ее колени. Он был очень горячий, но мама не почувствовала это. Постепенно стали появляться другие симптомы, и их было очень много, — говорит он и вздыхает. — Врачи обнаружили у нее злокачественную опухоль головного мозга и дали ей два или три года в лучшем случае. Несмотря на то, что у нашей семьи были средства на лучшее лечение, самые дорогие клиники, именитых врачей… мама прожила год. Мне было семь, когда она умерла. И, знаешь… — горько усмехается Армин. — До ее смерти я знал, что у меня есть отец, я видел его, он иногда обедал или ужинал с нами, в гостиной была пара его фотографий. Но мы с ним почти не общались. И когда мамы не стало, я думал, что останусь совсем один. Но отец стал проявлять внимание ко мне, и я так радовался. Каждый вечер он обязательно находил для меня время, интересовался, как прошел мой день, смотрел, как я играю, или составлял мне компанию за просмотром мультфильма, — Армин закусывает нижнюю губу и прикрывает глаза. — Он был строже, чем мама. Я и не думал, что был несносным или непослушным ребенком… Но почти каждый вечер отец наказывал меня. Я был слишком громким, я неверно произносил слова, я медленно читал, я устраивал беспорядок… Так он мне говорил, — на тонкой шее нервно дергается кадык. — Я учился дома с приходящими учителями, и он наказывал меня за оценки ниже ста баллов. Но плохо не это, — признается Армин. — Плохо то, что в свои детские годы я понятия не имел, что в моей жизни что-то не так. Ребенок, не имеющий доступа в мир, не мог знать, что другие отцы не гладят своих детей по половым органам. От низа спины Эрена до самой макушки раздирающей болью прокатывается волна ледяного ужаса. Горло пересыхает и плечи сжимает сильнейшее напряжение. — То есть, ты даже пожаловаться никому не мог. — Мог, теоретически, но я был маленьким и считал, что все происходящее нормально. Отец запрещал мне выходить на улицу, представляя ее как опасное место, где можно заболеть. Я не ходил в школу, не общался с другими детьми, ко мне даже в гости не приходили. А когда я стал старше… Я, признаться, не знаю, как именно мои сверстники узнавали о сексе и его назначении. Лично я узнал от учителя биологии. Я спросил ее, зачем в таком случае мужчина делает это с мужчиной. Она тогда фыркнула с улыбкой и задала риторический вопрос, почему отец разрешает мне смотреть такие фильмы, а я… не понял ее и сказал, что мне можно смотреть только документальные фильмы, и начал рассказывать о последнем просмотренном, о пирамидах, и не знал, как трактовать взгляд, которым она посмотрела на меня. Больше учителя ко мне не приходили. Отец сказал, что теперь я буду учиться с помощью компьютера и там же сдавать все тестирования, — Армин кладет руку на колено, сжимая его. — На компьютере был строгий родительский контроль, я не мог зайти ни на один сайт, который не был забит в разрешенные, и я попросил отца дать мне доступ к словарю. Именно там, проходя по гиперссылкам, я прочитал слова «инцест», «педофилия», «растление» и их значения. — И тогда ты решил?.. — Нет, после этого я решил попросить о помощи, — кивает сам себе Армин. — У горничной. — И? Она не помогла? — не верит Эрен своим ушам. — Она… попросила у меня прощения и сказала, что не может, — тяжело выдыхает Армин. — Тогда я решил сбежать. Я все тщательно продумал, собрал вещи, даже дошел до двери. Меня остановил охранник. Его я тоже просил помочь, — грустно признается он. — Ответом мне стало то, что если я вернусь к себе в комнату, он ничего не расскажет отцу. — Господи, Армин, — с ужасом выдыхает Эрен и накрывает его руку на коленке своей. — Мне так жаль. Эти люди… — Они боялись денег моего отца, — заканчивает он за друга, зачем-то оправдывая ублюдков, приложивших руку к тому, что в итоге он совершил сам с собой. — И, видимо, тогда ты и решил… — Да, — сознается Армин. — Я не видел другого выхода. Но знаешь, что интересно, — улыбается он уголком губ. — Именно та горничная в итоге спасла мою жизнь. — А что ты сделал с собой? — Таблетки, — как-то даже слишком буднично отвечает он. — Я думал не очень долго. Лезвий у меня не было, места для петли я не придумал, а лекарств под рукой было много, и любезные фармацевты прописывают в инструкциях, передозировка каким препаратом может привести к летальному исходу. — Так ты же попал в больницу в итоге? Или нет? — Попал, — опять кивает Армин. — В психиатрическое отделение. Где любезный доктор пытался убедить меня в том, что я все выдумал и собственный отец меня не растлял. — Что?! — неподдельно и громко возмущается Эрен, привлекая к ним внимание всех, кого только мог. Напуганным зверьком Армин переводит взгляд на других пациентов, и Эрен следует его примеру. Удивленные взгляды скользят по их фигурам, но быстро теряют интерес. Чего не скажешь о навостривших уши санитарах. По их лицам прям видно, как они вспоминают расположение ближайшей смирительной рубашки или шприца с сильнодействующим снотворным. Около, раздраженно закатив глаза, Леви поднимается из-за компьютера и касается рукой плеча Петры, а Эрен стыдливо закрывает ладонью лицо. — Мне пиздец? — интересуется он у Армина. — Полагаю, сейчас узнаем, — с все еще широко распахнутыми глазами отвечает Армин, но меняется по мере приближения Леви. — Прости-и-и… — Что за крики? — строго спрашивает Аккерман, складывая руки на груди. — Я… — Это я виноват, — перебивает Армин. — Я случайно проспойлерил ему конец фильма «Идеальные незнакомцы». — Если будешь так орать, закрою доступ к ящику, — грозит Леви Эрену, но принимает это, как оправдание, и снова оставляет их наедине. — Спасибо, что всегда выручаешь меня, — произносит Эрен благодарность на выдохе. Армин кивает с настоящей улыбкой. Тяжело и представить, как он может улыбаться так после всего, что прошел и рассказал прямо сейчас. Его чемодан не просто тяжелый, он кажется неподъемными, но каким-то странным образом такой хрупкий с виду человек несет его дальше. — Что было дальше? — В той больнице я совершил еще одну попытку, — легко продолжает Армин. — Я попытался удушиться с помощью простыни и дверной ручки. Плохая затея. И, наверное, в итоге я бы добился своего или провел в психушке всю свою жизнь, если бы не встретил доктора Зое. — Как? — Спасибо моему отцу. Он был уверен в силе своего богатства и, наверное, не предполагал, что есть неподкупные люди. В своем решении сменить мне врача он сделал ставку, которая не сыграла. На первом же сеансе доктор спросила у меня, что я хочу ей рассказать. В то время я уже устал пытаться доказывать что-то, я был груб с ней, но она настойчиво просила меня рассказать ей все, что я захочу. И я сказал ей, что меня растлил отец, как он делал это, что об этом, скорее всего, знала вся прислуга нашего дома, и про врача, задача которого была убедить меня в том, что этого никогда не было, — Армин снова улыбается. — На следующий сеанс доктор Зое пришла с доктором Смитом. Деньги и положение моего отца на этот раз были против него, и чтобы их не лишиться, он был вынужден уступить. Доктор Смит сказал ему, что только его добровольное согласие на мое нахождение здесь до восемнадцати лет помешает им опубликовать всю историю в СМИ. — А что будет с тобой после восемнадцати? — Я поступлю в медицинский колледж, стану психиатром и буду помогать людям, — смущенно признается Армин о своих планах все с той же открытой улыбкой, обнажающей зубы. И теперь, улыбаясь ему в ответ, Эрен понимает, как тот несет свой чемодан. Он выбросил из него весь хлам. Выбросил ненависть, переживания, грусть и идет дальше, собираясь копить в него все только самое хорошее. Более того, он открыл его для чужих проблем, не страшась того, что не сможет справиться с такой ношей. — Я надеюсь, ты не подумаешь, что я принижаю пережитое тобой, но для серийного самоубийцы ты очень жизнерадостный человек. — Ну спасибо, — смеется Армин. — Только я не понимаю… если все хорошо в итоге, почему ты предпринимал попытку здесь? — Что? — вдруг раздосадованно произносит он и хлопает себя ладонью по коленке. — Кто тебе сказал? Я… — обрывает он сам себя и обиженно дует губы. — Да не пытался я! Просто когда Райнер узнал о том, что я совершал попытки, ему стало казаться, что мне слова поперек не скажи, как я снова вернусь к суицидальным планам, и практически преследовал меня. Я не мог сходить в туалет, чтобы не услышать за дверью кабинки: «Армин, ты в порядке?», — смешно пародирует он низкий голос Райнера. — А потом я упал с балкона, и он всех поднял на уши… — Подожди, — обрывает его Эрен. — Ты. Упал. С балкона? — Ну… Да? — признает Армин и садится удобнее, чтобы донести свою мысль. — Там же парапет широкий, я на него залез, чтобы дотянуться до свитого в углу гнезда, хотел туда кусок хлеба положить, а он напугал меня, и я с него упал! Наступает пауза. Судя по лицу Армина, он сейчас рассказал совершенно логичную историю, после которой не остается ни одного вопроса к его со всех сторон обдуманному поступку. Эрен укладывает все это в своей голове кирпичиками, визуализирует картинку перед глазами, пытается сдержаться, но не может. Он хохочет, закрывая рот рукой. Сначала это просто маленькая смешинка, но она растет, множится и захватывает тело. От смеха Эрен не удерживается и падает с подоконника, снова привлекая к себе внимание. — Я тоже хочу услышать этот анекдот, — сообщает подошедшая Ханджи. — Да я… — смеется Эрен, утративший способность разговаривать. — Просто… — Он услышал историю о балконе, — объясняет Армин с выражением лица человека, уставшего жить эту жизнь. И эта мысль снова заставляет Эрена смеяться. — А-а-а, — с пониманием тянет врач. — Великая история о твоей последней попытке суицида. — Да не была это!.. — Знаю, Армин, — прерывает его Ханджи. — Мальчики, сегодня воскресенье, и у вас по расписанию стоит волонтерство. Желаете помочь на кухне, пока есть места? Удивительные люди собрались в этом заведении. С горящими сердцами, со светлыми душами и золотыми руками. Говорить так странно, но Эрену очень повезло иметь возможность познакомиться с этими людьми. Его желание однажды вернуться в эти стены уже сотрудником стало только крепче. Армин будет выдающимся врачом (если не решит снова покормить птиц), а Эрен будет санитаром. На дороге в светлое будущее они встали бок о бок, и пусть за их спинами разрушенная дорога с перегоревшими лампами в фонарях, впереди светит солнце и горизонт манит к себе.