Под корнем

      Вся жизнь Шерлока — сплошные глубокие воды. И сейчас ему кажется, что он погружен в эти ледяные волны с головой — без возможности урвать вдоха, так необходимого для восстановления сбитого дыхания, без возможности остановить так неумолимо утекающее время — детектив в прямом смысле этого слова чувствовал себя онемевшим до самых кончиков пальцев.       Как он дошел до этого? Каким образом допустил такой промах? За всей его хваленной беспристрастностью всегда стояли нечеловеческие старания, упрямоство, порой необоснованная грубость по отношению к слишком близко подобравшимся, но имело ли теперь это значение?       Сантименты — путь ведущий к проигрышу и эту простую аксиому Холмс давно заучил наизусть. Голосом Майкрофта она упрямо звучала в голове, всякий раз, когда Шерлок давал слабину — в лице отважного Джона, искренней улыбке миссис Хадсон.       То, чем жил детектив не прощало ошибок, не позволяло чувствовать. В его случае это было даже более чем рискованно — преступный мир не терпел превосходства над своим слаженным механизмом и потому недолюбливал Холмса, представляя угрозу его близким. Конечно, эффективнее всего для Шерлока было бы держать всех на некотором отдалении от себя и своей настоящей сущности, однако… Какой бы ни была настойчивость детектива преуспеть в этом деле, криминальные гении были совсем не глупы. Они умели читать между строк, замечать незначительное и наблюдать за малейшим изменением направления воздуха — куда на этот раз отправится Шерлок? И делали они это с единственной целью — уничтожить. Обходным путем, конечно же, причиняя вред его родным.       Холмсу априори было противопоказано заботиться. Когда то, что ты любишь может быть использовано против тебя, не лучше ли вовсе отпустить все в свободный полет? И пускай он был, пожалуй одним из гениальнейших людей, детектив был также и человеком, подверженным пускай и неявным страхам, но оттого не менее сильным. Шерлок не любил этого признавать, позиционируя себя машиной, неспособной на эмоции и примитивное проявление чувств, но все же полностью отказаться от своей природы не представлял возможным.       Взгляд, брошенный через плечо и непроизвольно выцепивший узкий, аккуратный гроб, словно подсвеченный изнутри только подкрепил уверенность Холмса в неприемлемости привязанностей. Вот что случается, когда позволяешь себе эти маленькие слабости, что позже трансформируются в настоящие болевые точки.       Он с силой сжал челюсть. Сказать, что детектив не был потрясен, практически до скачков артериального давления , значит соврать. И это раздирающее чувство не давало Шерлоку трезво оценить ситуацию — чем же руководствалась Эвр, когда ставила этот жуткий эксперимент? На что расчитывала? Баланс вероятностей предпологал, что его сестра не могла точно знать как именно обернется эта дешевая постановка. Молли могла не поднять трубку, у неё могла быть разряженная батарея и еще много чего «не». Но Эвр усмехалась так, как будто все шло именно так, как она и планировала.       Детективу казалось, он все рассчитал — ядовито усмехнуться там, высказать нелицеприятную правду тут, но все-таки его сестра достаточно умна для того, чтобы докопаться до истины, замурованной под тонной умело скрываемой лжи.       Трель звонка, отдающая дробью от мрачно выкрашенных стен камеры звенела в ушах, превышая по громкости скачущие мысли — с децибела на децибел. Холмс цепко следил за происходящим на экране, улавливая угловатые движения Хупер, лишенные привычной мягкости и молитвы Джона на периферии слуха. Ради всего святого, возьми трубку       Разве патологоанатом заслужила этого — участи быть подорванной в собственной квартире? Не знавшая уважения и вечно задеваемая горькой дедукцией Шерлока без особых на то оснований, она совершенно не держала на него обиды. Молча проглатывала, пережевывала хрустящее на зубах стекло, царапая небо и гортань, но все равно ни одним звуком не выказывала своего негодования. И улыбалась кровоточащими губами, предлагая свою помощь. Безвозмездно и искренне, как умела только она. Был ли тогда смысл причинять Молли боль, если это не помогло отодвинуть девушку с линии огня?

Благими намерениями дорога в Ад вымощена.

      Ее телефон, до этого мирно лежащий на барной стойке, настойчиво завибрировал, силясь привлечь расфокусированное внимание Хупер, не спешившую поднимать трубку. Она до густого пара кипятила воду, с остервенением выжимала сок лимона в чашку, смотрела исподлобья на дисплей смартфона и совсем не собиралась отвечать, совершенно не зная что заставляет сердце детектива едва ли не разрываться от тревоги.       Спустя еще несколько долгих минут ожидания с Шерлоком наконец заговорил ее автоответчик и он едва ли не заскулил от своей беспомощности — в свете происходящих событий, слышать голосовую запись девушки было практически невыносимо. «Привет, это Молли, из мертвой точки города. — смешок. — Оставьте сообщение»

Мертвая точка города

      Холмс яростно встряхнул головой, силясь выгнать непрошенные мысли из головы и попытаться сосредоточится на деле.

На своей финальной проблеме

      Детектив видел слегка бледное лицо Хупер (ему хотелось верить, что нездоровый цвет лица обусловлен плохим освещением), ее грустно опущенные уголки губ и все в скривившихся, как от озноба, плавных чертах было лишь дополнительным напоминанием слепости и глупости Шерлока. Он заслужил гораздо больше тех болезненных пощечин, от которых еще несколько дней ломило скулы и чувство, гораздо сильнее ненависти. Он заслужил быть игнорированным, презираемым, прогнанным, но…       Гудок повторился и под его аккомпанемент Холмс чувствовал, что сходит с ума — мысль, что Молли может оказаться погребенной под обломками собственного дома, доводила едва ли не до исступления.

Три минуты

      У детектива есть только три минуты, чтобы «щипцами» вытащить из патологоанатома признание, способное спасти ее жизнь. С разбитым же сердцем девушка справится — она сильная. Главное, чтобы жила. А он в свою очередь сделает все, чтобы Хупер снова оказалась в безопасности. Полной и незыблемой.

Любой ценой

      Шерлок прижался лбом к стволу пистолета, чувствуя кожей отрезвляющую прохладу стали и внутренне взывал к благоразумию Молли. Она же не может не взять, правда же?       Холмс переживал такой всепоглощающий ужас, что не мог даже спокойно стоять на месте — он то и дело переминался с ноги на ногу, поправлял запонки рубашки, царапал переносицу, да так, что его нервозное состояние передалось даже Майкрофту, испустившему тяжелый вздох. Образы неподвижной, мертвой девушки, сверкающего надгробия и аккуратных букетов подле ее могильной плиты кружились перед глазами и детектив чуть ли не зарычал от отсутствия какого-либо контроля над ситуацией. Лишь когда на том конце провода послышался приглушенный голос патолгоанатома, детектив испытал что-то сродни мимолетному облегчению. Оно настолько сильно опечаталось на его лице, что Эвр коротко хмыкнула, показывая свое пренебрежение чуждым ей человеческим эмоциям. — Привет, Шерлок, что-то срочное? У меня сегодня плохой день.       Хупер стояла, придерживая трубку одной рукой, а другой вытирала пятно выплеснувшейся, в следствии слабого тремора, воды. — «Устала, чем-то опечалена, недавно плакала…» — Холмс принялся внимательно сканировать ее анфас, улавливая блеск в карих глазах и одновременно с тем успокаиваясь тем фактом, что девушка жива.

Пока жива

      Его будто бы бьет разрядом тока и Шерлок не переводя дыхания, сбивчиво, будто боясь передумать, выкладывает — Молли, мне нужно чтобы ты сделала кое-что для меня, не спрашивая зачем.       Разочарованный и с тем резкий вздох патологоанатома режет его чувствительный слух и детектив понимает, что снова идет по тонкому льду, в любой момент рискующего треснуть под не раз оказываемым давлением, но это того стоит.

Это стоит ее жизни

— О Боже, Шерлок, снова играешь в глупую игру? — Нет, мне… — он на мгновение прерывался, чтобы прийти в себя. — Мне правда нужна твоя помощь. — Но я не в лаборатории. — Хупер бросила влажную тряпку на сушилку раковины, стараясь за бытовой ритмичностью действий скрыть свое огорчение. Конечно она поедет в Бартс, если ему нужна будет новая порция органов или химикатов, снова последует куда угодно. Как обычно. — Совсем не обязательно. — Холмс опустил взгляд, не имея больше сил смотреть на Молли и выдерживать ее осязаемую печаль, проскальзывающую на осунувшемся лице. Ему почти неловко за то, что он так беззастенчиво подглядывает за ней — такой уязвимой сейчас. Неловко и страшно, что все сейчас находится именно в ее руках — сразу два сердца. Если она не согласится, сбросит звонок, что он будет делать тогда? Перед глазами так не вовремя всплыла угасающая Мэри и Джон, на коленях умоляющий ее очнуться.

Любовь — опасный недостаток

— Тогда говори. — девушка слегка растеряно согласилась, закрывая банку с чем-то сыпучим трясущимися руками и снова полувопросительно протянула, не получив ответа. — Ну что, Шерлок, чего ты хочешь?       Детектив прошел языком по губам, собирая остатки самообладания. — Молли, пожалуйста, не задавая вопросов, скажи лишь три слова. — Какие? — в голосе Хупер слышится неверие в перемешку с подозрением, но с тем и некоторое облегчение. Простые «три слова», что в этом может быть трудного?       Холмс теряется, неосознанно сжимая зубами внутреннюю сторону щеки, и упорно молчит. Это слишком… — Я. Тебя. Люблю. — чеканит Шерлок и видит обиду в мигом широко распахнувшихся глазах Молли.

…тяжело

      Она отрывается от телефона, отдергивая его подальше от себя и своего мокрого лица, и едва слышно шепчет, намереваясь оборвать вызов. — Оставь меня в покое. — Нет, нет, пожалуйста! Только не бросай трубку, не бросай трубку!       Все в детективе звенит, рассыпается, надрывается и трещит — он чувствует беспомощность, отчаянье, гнев, ярость и не может ничего с этим поделать. Патологоанатом так далеко, за сотни тысяч миль от него, но в то же время рядом, на расстоянии вытянутой руки. И Холмс боится, что вскоре она станет такой навсегда — далекой и недосягаемой для него. — Спокойнее, Шерлок или я прикончу ее прямо сейчас. — предупредительно шипит Эвр и Холмс с силой цепляется за кудри, чувствуя себя загнанным в клетку.       Как же ему хочется кричать, умолять Хупер бежать подальше из своего дома, напичканного взрывчаткой, просить спастись, хотя бы ради себя, но вместо этого детектив лишь пытается сдержать кипящие внутри эмоции, мешающие трезво соображать. Он боится, так чертовски боится, что этот разговор может стать для них последним. Для нее последним. Где же та выдержка и отстраненность? Холодный расчетливый ум? — Почему ты говоришь это? Почему смеешься надо мной? — патологоанатом прижимает руки в груди, от всей души не понимая, чем заслужила такое отношение. После всего что они прошли, разве можно.? — Нет, это не так, я клянусь, послушай! — Холмс дергается вперед всем телом, будто хочет оказаться намного ближе, чем это возможно и уже мягче продолжает, когда на самом деле хочется рычать до срыва пульса. — Молли, это для дела, это что-то вроде…эксперимента. — Я не эксперимент, Шерлок. — Ну конечно ты не эксперимент, ты мой друг, мы — друзья. — детектив изо всех сил надеется, что его голос не звучит разбито, все еще пытаясь достучаться до девушки. Неужели она не понимает как сейчас это важно, как важно для него? Холмс просто никогда себя не простит, если с ней что-то случится — ни в этой жизни, ни в следующей. — Пожалуйста, скажи эти слова для меня. — Н-не нужно, н-не вынуждай м-меня. — ее голос дрожит и кажется еще чуть-чуть и Хупер просто сломается под этим натиском. Она морщится и зажимает рукой рот, чтобы в динамик не вырвалось ни одного хриплого вздоха. Шерлоку больно (больно?) видеть ее мучения, но иначе нельзя.

С ее ненавистью будет справиться легче, чем с потерей

— Это очень важно, я не могу сказать, но поверь мне что это так. — Я не могу сказать, тебе сказать не могу… — Конечно можешь, почему нет? — улыбка, прорывающаяся сквозь боль под ребрами не смягчает положения. И детектив может лишь стоять и беспомощно наблюдать за девушкой, что сгибается едва ли не пополам. — Ты знаешь. — обвиняюще роняет Молли. — Нет, я не знаю, почему? — Холмсу кажется, что он попал в самый эпицентр своего полновесного ночного кошмара. И все, чего он сейчас хочет, так чтобы это поскорее прекратилось.

После ночи всегда наступает утро

— Перестань. — Молли стискивает руки в маленькие кулачки и наконец сдается. — Потому что это…правда. Это правда, Шерлок. И всегда было…правдой. — девушка не выдерживает и наконец позволяет себе заплакать.       Время и сердце детектива будто останавливается. Холмс потрясено замирает, не сводя взгляда с Хупер и на короткое мгновение даже забывает о бомбе, ее жизни, что сейчас находится под весомой угрозой, своей психически-неуравновешанной сестре, которой доставляет мнимое удовольствие наблюдать за разворачивающемся перед ее глазами спектаклем. Не переводя дыхания, он просит так, как будто ему важно это услышать. — Если это правда, все равно скажи.       Короткий смешок разрезает потрескивающую тишину и так же резко стихает. — Ну ты и сволочь — Все равно скажи. — Шерлок почти требует и улыбка медленно стекает с лица патологоанатома вместе с тушью. — Ты первый, — Молли обессиленно опускает голову, крепко сжимая веки и добавляет. — Скажи так, как будто это правда.

Я знаю, что значит выглядеть грустным, когда думаешь, что тебя никто не видит

      Но детектив не может — он кидает взгляд на интерактивный таймер, судорожно вглядываясь в бегущие цифры и внезапно чувствует, как в него выпускают всю обойму разом. Всегда ли ложь во благо?

Тридцать секунд

— Я…я тебя люблю, — он выдыхает это тихо, едва слышно, сомневаясь в том, что его кто-либо понял и даже не знает хорошо это или плохо. Ему так хочется сбросить вызов, попросить прощения, все что угодно, лишь бы не продолжать эту вивескцию. Но поднимая взгляд на притихшего патолгоанатома, Холмс сам того не осознавая повторяет своё признание, в упор глядя на пеструю фигуру девушки. — Я тебя люблю.       Хупер зажмуривается до искр в глазах и отнимает телефон от лица, глядя сквозь слезы на смазанную иконку вызова. Она молчит, сжав губы до побеления и почти не дышит — ведь знает, что Холмс врет. — Молли. Молли, пожалуйста…       Его отчаянье и мольба передаются патологоанатому воздушно-капельным, через пиксели и байты, электромагнитные волны и не сказать в ответ просто не получается. Она отвечает, тем самым предавая саму себя и только на секунду позволяет своему безнадежно влюбленному сердцу поверить в эту глупую сказку… — Я тебя люблю.       Звонок прерывается. … иллюзии разрушены.       Шерлок еще мгновение всматривается почерневший экран, стараясь воссоздать в памяти её яркий силуэт, безвольно опускает пистолет, хотя растрелять хочется все давящие стены, но быстро берёт себя в руки. В итоге, она не пострадала верно? Он что-то кричит Эвр о девочке в самолете, грубо прерывая Майкрофта на полуслове, но его сестра снова удивляет Холмса. Оказывается никакой опасности не было. Оказывается все не в заправду.       Перед глазами все плывет — и детектив даже не замечает как подходит к деревянной крышке с поблескивающей на ней надписью и закрывает ею пустой гроб. Будто некий алтарь захоронения всех тайн, что позже становятся явными, Шерлок почти ласково проводит ладонью по приятной на ощупь поверхности, чувствуя рваный выдох. Внутри все клокочет и бурлит неистовым пламенем, сжигает и от неимоверной боли, скручивающей позвоночник, Холмс теряет всякое самообладание.

      Удар

«Во имя закона и порядка, я советую тебе больше не строить какие-либо отношения»

      Удар

«Пожалуйста, не пытайся завести разговор. У тебя это плохо получается»

      Удар

«Лучше не шути, Молли»

      Удар. Удар. Удар

      Детектив раздирает гроб до тех пор, пока от него не остаются одни щепки.