Под корнем

      Жалкая, жалкая, жалкая…       Все попытки Молли очаровать абсолютно незаинтересованного до чужих стараний и страданий Шерлока совершенно нелепы и убоги до застрявших в горле слез. Да и есть ли в этом смысл? Холмс никогда не давал пустых надежд, ложных обещаний (за что Хупер безумно ему благодарна), но зато он часто привирал, лицемерил и это двоедушие иной раз доказывало нереальность обращения «системы» в свою пользу. Однако ранили девушку даже не четко очерченные границы между детективом и остальным несовершенным миром, которые априори носили характер «всеобщего презрения» — гораздо горше патологоанатому становилось от наличия исключений в этом правиле (Молли даже на расстоянии чувствовала прозрачную усмешку домовладелицы с Бейкер Стрит и снисходительное молчание бывшего военного врача). Хупер не нужно даже было быть инспектором Скотленд-Ярда (да простит ее Лейстред), чтобы понять — в листе избранных она не числилась ни на первом, ни на последнем месте. Конечно, девушка не отрицает того факта, что, возможно, её фигура играла не последнюю роль в жизни детектива, но сводилась к простому алгоритму. Принеси — подай.       То неудачное приглашение на кофе. Те отношения с Джимом, что оказался не просто геем (какой позор!), но и злейшим врагом Шерлока, а после неудавшаяся попытка найти утешение в простом Томе. То проклятое Рождество. Та помолвка Холмса на Джанин (кто бы мог подумать?). То пренебрежение и оскорбления её личности и интеллекта в целом. То равнодушие.       Признать этот факт означало окончательно разбить все иллюзии относительно детектива, но патологоанатом (скрепя сердцем) все же справилась — Молли что-то среднее между рабочим персоналом и хорошим другом. И хотя последние крупицы надежды лихорадочно сжимались в груди Хупер, не соглашаясь с рациональными доводами разума, она понимала все кристально-ясно. Ведь Шерлок не обязан любить её всей душой и сердцем (наличие которого все же остаётся под сомнением) только из-за того, что девушка (будь проклято это безволие) не умела выстраивать приемлемую для комфортного взаимодействия дистанцию и позволяла собой пренебрегать.       Другое дело «Та женщина». Кажется, именно она стала первой во всем, в чем не преуспела Молли. Заинтриговать Холмса задача не из простых (что проверено на опыте) — чего только стоит ленивое очарование Ирэн? Несомненно, устоять перед этим эталоном дерзкой красоты трудно (перешагнуть же через эту слепую зависть еще сложнее), но престало ли детективу отдавать себя во власть этих сантиментов? Именно эти мысли взвизгливой пластинкой проигрывались в голове Хупер, перекрывая скрежетом слова Джона в то пасмурное утро. — Признаться честно, сначала я думал, что Шерлока абсолютно не волновало, что с ней стало. — сообщил Ватсон в доверительной тишине лаборатории, мешая на блюдце размокшие хлебные крошки. — Но кажется, она все же была единственной, кто имела значение. Тогда патологоанатом смогла лишь кивнуть, сворачивая под столом костяшки своих пальцев.       Иногда, в моменты озарения, девушка яростно рычала на все зеркальные поверхности, недоумевая, как смел Холмс так бесконечно долго измываться над ней. Как хватало у него наглости после приходить к ней, как ни в чем не бывало просить помощи? В какой момент она сама отдала превосходство и контроль над собой детективу? Раньше Молли не била посуду, не отказывала, не плакала до спазмов в легких — все когда-то происходит впервые. Иной раз Шерлок подталкивал Хупер к глубокой темной яме, но у девушки хватало силы духа не оступаться в предостерегающий холод и мрак. Она перешагивала через обиды, боль, разочарование, пока один телефонный звонок разом не смахнул патологоанатома прямо в пучину саморазрушения. — Они действительно стоят друг-друга. — не унимался Джон, продолжая разглагольствовать об Адлер уже в кафе. Казалось, это волновало доктора донельзя сильно. Да и была ли в этом его вина? Когда твой единственный лучший друг проявляет своеобразный знак увлеченности по отношению к представительнице противоположного пола, хотя раньше отвергал любую идею такого рода увлечений, это может обескуражить. Оздачить. Обрадовать, в конечном счете. Все таки известная доминантрикс и высокофункциональный социопат составляли на удивление гармоничную «пару». — Думаю, она могла бы стать истинной миссис Холмс, если бы обстоятельства того позволяли.       Не удержавшись, девушка вдруг засмеялась на всю глухую немоту собственного дома. В тот день ее раскрасневшееся лицо и широко распахнутые глаза с замерзшей корочкой слез увидели только блестящие плитки в туалете, когда девушка неуклюже сбежала из-за столика в спасительную чистоту уборной комнаты. Ну конечно же! Этот дерущий горло смех в конечном итоге тенью довел Молли к шкафу, где в ворохе разноцветных кардиганов праздничное платье смотрелось сюрреалистично и чужеродно. Вытянув его из стопки ярких свитеров и отстраненно наблюдая за выскальзывающими с полок кофтами, Хупер опустилась на колени, зарываясь пальцами в мягкую материю, чтобы затем с треском разорвать ткань. Она раздирала его до тех пор, пока силы не кончились, а смех не перешел в гортанные рыдания. — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу… — окончательно выдохнувшись, патологоанатом с громким всхлипом вытерла свое мокрое лицо остатками платья и с отвращением отбросила то в дальний угол комнаты.       Совершенно обессиленная, патологоанатом облакотилась спиной к стене, все также не сводя взгляда с черных лоскутов наряда. Они рябили перед её глазами, вздрагивали и гипнотизировали; пока весь окружающий мир не потух и Молли не провалилась в ту темную Рождественскую ночь.       Последний штрих — Хупер дрожащей от сладкого волнения рукой подвела губы, слегка округляя острую дугу («Твой рот сейчас выглядит слишком маленьким»). Не отрываясь от своего слегка зажатого отражения, что диссонировало на фоне открытого платья, девушка мягко поправила блестящий бант в волосах («Похоже ты преподносишь себя к кому-то в подарок, Молли?»). Губы тронула маленькая улыбка, когда подчеркнутые подводкой глаза наткнулись на коробочку под тон цвета ее помады. Красная.       Уже позже, этот самый подарок будет жестко раскритикован, все пожелания вывернуты, а вечер наполнен надругательствами и глумлением над чувствами несчастного патологоанатома       Тот издевательский поцелуй до сих пор тлел на ее щеке. О, лучше бы Шерлок не дотрагивался до нее тогда. Ведь Ирэн — единственная в своем роде обладательница вызывающей элегантности и соблазнительной непреступности — это все то, чем Хупер никогда не располагала и не будет располагать.       Она обычная девушка, бестолковая в своей заурядности. Таких как она сотни, если не тысячи. Таких как она, детектив зовет «среднестатестическими».       Молли не идет красный и опасность, совсем нет. Все то подходило Адлер, эффектной от самой стильно уложенной макушки до резных шпилек. Об этой женщине ей рассказывал Джон, она мельком видела ее на резекционном столе в морге (точнее, хорошо организованную фальсификацию), слышала от Майкрофта, уверяющего своего младшего брата в бесполезности привязанностей. Она была шикарной и красивой по всем стандартам, опасной — такой, какая нужна Шерлоку.

Молли знала, что у ее персонального несчастного случая лицо Ирэн и глубокий оттенок алого.